В. Л. МАЛЬКОВ. "МАНХЭТТЕНСКИИ ПРОЕКТ". РАЗВЕДКА И ДИПЛОМАТИЯ

М. Наука. 1995. 272 с.

Тот, кто откроет эту книгу в ожидании легкого, развлекательного чтения, будет наверняка разочарован. При том, что текст содержит немало элементов исторического детектива, он отнюдь не сводится к таковому. Изложение побуждает к размышлениям и полемике, а в ряде случаев и к переосмыслению описываемых событий.

Определяющая, сквозная идея монографии - плодотворная, нужная и актуальная - заключается в прослеживании упущенных возможностей предотвращения гонки ядерных вооружений, мрачной тенью легшей на весь период после окончания второй мировой войны. В свое время историки- догматики настаивали на том, что "империалисты" не оставили "социализму" иного выбора, кроме как между конфронтацией или капитуляцией. Ныне многие догматики- иного, "перевернутого" толка - говорят по сути то же самое: компромисс со сталинизмом был невозможен и поэтому ядерное сдерживание было единственным выбором, который оставался человечеству (если не считать, конечно, новой мировой войны).

В противовес такому фаталистическому взгляду доктор исторических наук В. Л. Мальков (Институт всеобщей истории РАН) выдвигает стройную и основанную на фактах систему аргументации. Он подчеркивает, что, во-первых, альтернатива гонке атомных вооружений серьезно обдумывалась на самом высшем уровне государственно-политического мышления, во- вторых, имелись весьма реалистические сценарии сотрудничества в решении атомной проблемы; в-третьих, контр-факторы, воспрепятствовавшие реализации таких сценариев, не были столь уж всеподавляющими и непреодолимыми.

При таком подходе, естественно, рушатся многие привычные стереотипы и в новом, порой неожиданном свете предстают исторические персонажи, казалось бы, уже прочно нашедшие свое место в примитивной черно-белой схеме. Вот, например, президент Ф. Д. Рузвельт. В советской историографии эта личность была чуть ли не канонизирована. В американской оценки Рузвельта более разнообразны. Некоторые историки считают его "отцом атомной дипломатии" или даже деятелем, который, проживи он подольше, начал бы "холодную войну" еще раньше, чем Г. Трумэн ¹ . Малькову удалось найти, по-видимому, оптимальное решение этой контроверзы. Да, Рузвельт порой уступал сторонникам жесткого курса, принял точку зрения. У. Черчилля, противника информирования советского союзника об атомном проекте, не использовал всю возможную аргументацию, чтобы разубедить британского премьера, но это были скорее издержки тактики, чем стратегии; последняя же была в целом ориентирована на сотрудничество с СССР.

Другая фигура - Трумэн. В нашей историографии это чуть ли не исчадие ада, одержимое русофобией. Для американцев же он воплощение вполне здраво- и благомыслящего политика, а для многих даже образец мужества и мудрости. Опять-таки, под пером Малькова эти крайности элиминируются, портрет теряет монохромность, становится

стр. 171

выпуклым, живым. Нет, Трумэн вовсе не был сторонником превентивной атомной войны против СССР, он вообще с известным скепсисом относился к пропаганде атомной бомбы как "оружия победы" (с. 195, 204).

Интересно трактуется в книге вопрос о зависимости государственных лидеров (в частности, того же Трумэна) от уровня, характера и времени поступающей в их распоряжение секретной информации. Тут еще очень много неясного. По одним данным, к примеру, Трумэн узнал о готовившемся производстве атомного оружия еще будучи младшим партнером Рузвельта во время избирательной кампании 1944 года, по другим - был в неведении даже тогда, когда (23 апреля 1945 г.) вступил в перепалку с прибывшим в Вашингтон В. М. Молотовым ² . Так ли уж бесспорно, что Трумэн действительно не был проинформирован ФБР о советском проникновении в "Манхэттенский проект" и именно поэтому так построил разговор со Сталиным в Потсдаме о "новом оружии невиданной разрушительной силы", что тот ощутил себя "безбилетником, высаженным с поезда" (с. 122 - 123, 217 - 218)? Да и можно ли вообще сводить источники менталитета тех, кто стоял у колыбели атомного монстра, исключительно к неверной информации, либо отсутствии таковой, либо к каким-то фобиям?

В одной из последних статей по истории рассматриваемой проблемы (а поток их не иссякает!) Дж. Чейз приводит любопытное высказывание Трумэна, относящееся к осени 1945 года: "Если они (имелись в виду "Советы"- А. Ф.) догонят нас - пусть, но пусть они все сделают сами, как это сделали мы" ³ . Тут нет ни страха перед СССР, ни сомнения в его возможностях, нет и намерения "выиграть" в ядерной гонке или хотя бы удержать преимущество в ней. Но что действительно присутствует, так это (помимо, конечно, ярого национализма) желание иметь эту гонку как таковую. Это - даже в большей степени, чем телеграммы и статьи Дж. Кеннана или фултонская речь Черчилля, - квинтэссенция идеологии "холодной войны", если считать последнюю не столько проявлением соперничества и борьбы двух систем, сколько устраивающим обе стороны методом наращивания собственных военно-промышленных комплексов. А отсюда вытекает, что как идеолог и практик конфронтации Трумэн был вполне автономен от какого-либо информационного обеспечения, вполне последователен, и ему вряд ли был свойствен флёр той чуть ли не гамлетовской раздвоенности, впечатление о которой порой возникает при чтении книги Малькова.

Такая раздвоенность и такие колебания были у других, причем самых разных представителей вашингтонской элиты- Г. Стимсона, Дж. Бирнса, Д. Ачесона, Дж. Маршалла. Кстати сказать, от них не меньше, чем от Трумэна, зависело, куда пойдут Америка и весь послевоенный мир. Здесь трагедийная фабула сюжета достигает высшего напряжения, и именно здесь читатель узнает особенно много интригующе нового.

Известные колебания Мальков обнаруживает, как это ни покажется странным для читателя, привыкшего слышать о "тоталитарном монолите" - и в советском руководстве (с. 164 - 165, 201 - 206). Не вина автора, что "улов" в отечественных архивах оказался куда более скромным, чем в американских. Увы, в деле рассекречивания когда-то весьма "чувствительной", но ныне потерявшей всякое оперативное значение документации американская сторона явно впереди: достаточно взглянуть хотя бы на названия файлов в уникально гигантском самом по себе научном аппарате книги!

Еще одна важнейшая тема, пожалуй, впервые столь глубоко разработанная в нашей историографии,- ученые-ядерщики и военный атом (подзаголовок книги, пожалуй, больше отразил бы ее содержание, если бы выглядел примерно так: "разведка, дипломатия и научное сообщество"). И здесь автор ломает стереотипы. "Прозрение" Р. Оппенгеймера наступило лишь позднее, резонно отмечает Мальков, в обстановке же 1945-го года оптимальной он считает линию поведения другого физика - Л. Сцилларда, которая определяется как "всегда последовательная, продуманная и ни в чем не противоречащая себе". Она являлась "этически более безупречной", чем линия В. Буша - Дж. Конанта - Оппенгеймера (с. 222 - 223).

Тут, как представляется, есть почва для дискуссии. Сразу как-то режет глаз последняя формулировка: "безупречность" - это ведь понятие абсолютное, ее не может быть больше или меньше. И дело не в стиле. То, что возглавлявшееся Сциллардом (и А. Эйнштейном) движение ученых-атомщиков к началу 50-х годов практически сошло на нет, объясняется, помимо прочего, как раз внутренней противоречивостью взглядов его участников и лидеров.

Впрочем, если даже отвлечься от этих фактов и ограничиться анализом предложенной Мальковым антиномии: с одной стороны, "сухая рассудочность", "установка на силу как гарантию безопасности" у Буша - Конанта - Оппенгеймера, с другой - "вера в спасительную миссию небюрократического гуманистического сознания" у Сцилларда, то стоит ли столь уж однозначно ставить минус в первом случае и плюс во втором? Вера, оторванная от "сухих" аргументов (в том числе и силовых), будь то в мировое правительство, конвергенцию, примат общечеловеческих ценностей (сами по себе - прекрасные идеалы!), не раз вела к трагедиям как отдельных мыслителей и политиков, так и целые страны.

Примечания

1. SHERWIN M. J. World Destroyed: the Atomic Bomb and the Grand Alliance. N.Y., 1975, c. 140; DALLEK R. Franklin D. Roosevelt and American Foreign Policy, 1932 - 1945. N.Y. 1979, p. 534.

2. См., напр.: КОРНИЕНКО Г. М. Хоподная война. Свидетельство ее участника. М. 1995, с. 24. Мапьков считает, что новый президент узнал о "чудо-оружии" в день смерти Рузвельта - 12 апреля 1945 г. (с. 72).

3. CHASE J. Sharing the Atom Bomb. - Foreign Affairs. 1996. Vol. 75. N 1, p. 136.