В. КУЗНЕЦОВ, доктор исторических наук

Пекин неистово строится. Это впечатление не оставляло меня все время, пока ехал от столичного аэропорта до гостиницы "Фэн юань" ("Кленовый парк"), где мне предстояло остановиться. Оно сохранилось и во время многочисленных прогулок по Пекину.

...Направляюсь от отеля "Фэн юань" в ту сторону, где взметнулся к небу островерхий купол, увенчанный крестом. На краю ограды дощечка, гласящая - "Памятник культуры. Охраняется государством". Вхожу во двор. Прямо - величественная темно-серая громада храма. Слева - приземистое невзрачное строение. Там, видно, живут. Справа - кучи битого кирпича, груды мусора. Видимо, здесь было какое-то сооружение, а сейчас - площадка для будущей стройки. И среди этого разрушения непривычно смотрится подобие обелиска с нишей: в ней изображение Девы Марии и искусственные цветы - знак почитания безымянных прихожан. Их самих в храме в это время не видно: службы пока нет. Но здесь не совсем безлюдно, как сначала показалось. В сумерках помещения разглядел женщину в блеклой одежде, склонившую колена и безмолвно прислонившую голову к стенке переднего сиденья. Ее неподвижная фигура отдает отрешенностью от всего земного, будничного, что осталось там, за тяжелыми дверями храма.

Прежде чем уйти отсюда, еще раз оглядел его громаду. Он всем своим видом отстраненности и безучастности словно говорил: "Стоял и буду стоять. А до того, что происходит вокруг, мне дела нет".

А город между тем очень быстро меняет свой облик. На месте старых, не только по возрасту, но и по стилю зданий, появляются современные постройки. В их облике уже нет китайского своеобразия. Устремленные ввысь коробки. Геометрия без вычурности и прикрас. Но зато на территории монастыря Сихуан сы ощущаешь себя, как в уголке старого Китая императорских времен. Его со всех сторон стеснили серые стандартные блоки домов, и шофер такси не раз останавливал машину, справляясь, как доехать до монастыря.

стр. 66

Построен он был в 1652 году по приказу императора для размещения V Далай-ламы, который приезжал в Пекин. В 1780 году в этом же монастыре останавливался VI Панчен- лама. Он посещал столицу, чтобы поздравить императора Хун Ли (1736-1795) с днем рождения. Приезд на торжества имел для первоиерарха фатальный исход: он умер от оспы в стенах этого монастыря. Невольно вспоминаются строки Г. Державина из "Оды на смерть князя Мещерского": "Где стол был яств, там гроб стоит".

По предписанию императора в западной части территории монастыря была возведена пагода Цинцзин хуачэн для хранения канонов покойного первоиерарха. Дух его словно противится тому, чтобы иноверец осматривал пагоду: сопровождавшему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы открыть замок на ограде из металлических прутьев, окаймляющих ее.

На востоке от этой пагоды по приказу богдыхана возвели бэй - памятную стелу. На посеревшем от времени камне проступают китайские, маньчжурские, монгольские и тибетские письмена, повествующие о постройке Цинцзин хуачэн. В противоположной стороне еще одна памятная стела. На ней воспроизведен текст, собственноручно написанный императором Хун Ли: "В память святого монаха панчена".

Нынешние обитатели монастыря - учащиеся Института китайского тибетского буддизма. О задачах и учебной программе этого учебного заведения после приветствий и вручения традиционного хада, шелкового шарфа, обстоятельно рассказывал проректор института монгол Цао Цзыцян. Рассказ проректора дополнял улыбчивый Даньчжун- Раднабаджра, заведующий учебной частью. Третьим учеником беседы оказался тоже монгол Ли Дэчэн, заместитель управляющего административными делами. Его статью до отъезда в Китай я прочел в журнале "Фаинь", органе Китайской буддийской ассоциации. В пояснении отдельных положений статьи, кроме ее автора, помогали Цао Цзыцзян и "живой Будда" Даньчжун-Раднабаджра. "Кстати, - говорил он, - бытующее понятие "живой Будда" не совсем корректно. Более правильно вместо него употреблять термин "ринпоче". Такое суждение действительно представляется правомерным: если говорить "живой Будда", то в противоположность этому должен быть и "мертвый Будда". Последнее противоречит самому смыслу учения буддизма".

- До новых встреч! - было общим пожеланием при расставании в храме Сихуан сы.

ЖИЗНЬ МУСУЛЬМАНСКОЙ ОБЩИНЫ

...А на улице Нюцзе (улица Быка) мне довелось побывать несколькими годами раньше.

До этого приезда прочел в одном из популярных изданий КНР, что улица Нюцзе будет превращена в образцово- показательную. Улица эта - своеобразное средоточие жизни мусульманской общины Пекина. Вывески на разных строениях, написанные китайскими иероглифами и арабской вязью, гласят: "Исламская чайная", "Исламские продукты". На одном из участков улицы транспарант - "Хуэйминьская начальная школа" (хуэйминь - полное название "Хуэйминь хуэйцзу" - народность, исповедующая ислам).

Вопреки ожиданиям, впечатляющих перемен в сравнении с прежним пребыванием здесь я не обнаружил. Что особенно бросилось в глаза, так это реставрация старинной мечети Нюцзе. Она одна из старейших в Китае. Построена была в 996 году арабским богословом Насриддином. Рассмотреть ее изнутри не удалось. Служитель, справившись; "Мусульманин ли я?" и получив отрицательный ответ, не разрешил войти в молельный зал.

Представители же руководства Китайской исламской ассоциации, что расположена на этой же улице Нюцзе, при встрече были предупредительно внимательны. В ходе беседы зашла речь и о контактах мусульман России с единоверцами Китая. Сюда, как выяснилось, официальные представители мусульманских организаций РФ не приезжали. В отведенное для встречи время, понятно, далеко не все удалось узнать о жизни мусульманской общины Китая. "Надеемся, - говорили хозяева, даря на прощание несколько последних номеров журнала "Китайский мусульманин", - это восполнит ваши представления".

Рядом с городским центром передо мной предстал католический храм с черным крестом на шпиле. Невольно вспомнилось высказывание одного китайского историка: "Великая Китайская стена, вопреки замыслу зачинателей ее постройки, не уберегла Поднебесную от проникновения в пределы последней инородцев, их идеологии".

Присутствие Запада на китайской земле, в столице Китая, олицетворяет не только католический храм. Вещественное присутствие Запада - в наплыве самых различных товаров: от вин и кондитерских изделий до телевизоров и галантереи. Но старый привычный Китай жив, он тут же... В сумеречных хутунах - переулках, где идет своя неприметная жизнь. На рынках, расположившихся меж жилых домов, где торгуют с лотков и повозок, здесь же раскатывают тесто, разделывают мясо и варят-жарят-парят.

"ВРАТА НЕБЕСНОГО СПОКОЙСТВИЯ"

Мимо площади Тяньаньмэнь проносятся лимузины европейских марок. И тут же на площади - велорикши. Завидя иностранца, предлагают

стр. 67

свои услуги. Услышав в ответ мое: "Сесе, буяо" ("Спасибо, не надо"), отходят.

Тяньаньмэнь - свидетельница официального рождения КНР. Об этом напоминает флагшток, на котором взметнулось пятизвездное знамя КНР. Смена почетного караула привлекает толпу зевак, что теснится на площади у выхода из стен Запретного города. Чтобы не мешать собравшимся лицезреть торжественное действо, автобусы, проезжающие по центральной столичной магистрали Чананьцзе, на время останавливаются.

Тяньаньмэнь - в переводе "Врата небесного спокойствия". Веками небо нависает над столичной площадью, будучи внешне бесстрастным свидетелем происходивших здесь событий. На этой площади в июне 1989 года состоялась демонстрация студентов, требовавших политических свобод. Здесь же последователи секты "Фалуньгун" пытались совершить акты самосожжения, протестуя так против преследования властями ее адептов.

Площадь Тяньаньмэнь - своего рода историческая реликвия. А есть и такие экспонаты, связанные с современной жизнью КНР, которые так просто прилюдно не выставить для всеобщего обозрения. Вот взять хотя бы те же подарки иностранных деятелей государственному руководству КНР. Выставка этих презентов - в здании Исторического музея, рядом с площадью. Выставка уместилась в одном помещении. Это не то, что несколько построек в горах Механсан в окрестностях Пхеньяна, где были выставлены для обозрения подарки Ким Ир Сену от глав иностранных государств. Здешняя выставка наглядно отражает политические реалии сегодняшнего дня. Вот презент президента Казахстана Н. Назарбаева - серебряное плоское блюдо с изображением Абая Кунанбаева, казахского мыслителя и просветителя XIX века. Для акына Джамбула Джабаева, феномена советского времени, на блюде места не нашлось. Хотя, конечно, справедливости ради надо сказать, что Абай и Джамбул не сопоставимые по значимости фигуры. При виде этого серебряного блюда пришла баналь-нейшая мысль: все изменяется. В XVIII веке султаны казахского Среднего жуза (жуз - родо-племенное объединение), в состав которого входил и род Н. Назарбаева, слали в подарок китайскому богдыхану коней. Подношение казахами лошадей китайскому государю запечатлел придворный живописец миланец Джузеппе Кастильоне (Лан Шинин, как его называли китайцы).

Теперь другие времена, и выбор предметов для подарка другой.

На подарках американских должностных лиц взгляд не задерживается. Вот птица, презентованная американским президентом Никсоном. Такое впечатление, что это - изделие поточного производства. Гладкие, ровные тона. Холодное свечение. Так отсвечивает искусственный снег или сахар- рафинад. Веет каким-то бездушием. Под стать этой поделке и другая, от другого представителя американского истеблишмента. Статичность и помпезность. Не чувствуется присутствия одухотворенного поиска мастера. Вот, к примеру, фигурка слона с погонщиком. Подарок из Таиланда. Сколько экспрессии в напрягшемся от усилий теле погонщика! Он словно взял на себя часть тяжести бревна, который держит в хоботе слон.

БОЖЕСТВА БУДДИЙСКОГО ПАНТЕОНА

...Будто невидимая огромная рука тряхнула трубку калейдоскопа. И словно не было в помине ни шумных улиц, ни толчеи. Беспорядочное нагромождение камней, деревья и кусты, меж них проемы, где стылая вода притихла, чтоб по весне ожить и заблестеть от прикосновения солнечных лучей. Дорога поднимается на север и через одну из расцвеченных в красные, белые, зеленые цвета арок вступаем в пределы храма Во Фо сы, "монастыря Спящего Будды". Словно оберегая его покой, свирепо ощерился воитель, выставив кинжал. "Стой! Ни шагу дальше!" Но он остается недвижным, и мы беспрепятственно входим в зал, где возлег Шакьямуни Будда, смежив веки, под голову подставив согнутую руку. Таким он остается, хоть сколько ни гляди на него. Безразличный к подношениям, какие бы они ни были. С тех пор, как в годы некитайской династии Юань (конец XIII - первая половина XIV веков) было из бронзы отлито это изваяние, сколько же побывало здесь разных людей! И сколько пар обуви стерли паломники, поднимаясь по горным тропам к божественной обители.

Сам монастырь намного старше этой статуи спящего Будды. Он был воздвигнут в пору расцвета правящего дома Тан и, что весьма показательно, правители последующих некитайских династий, как то: Юань, Цин, равно как и государи собственно китайской династии Мин, пришедшей к власти под лозунгом "Свергнем правление юаньских инородцев!", пеклись о сохранности храма. А свое нынешнее название он получил от изваяния спящего Будды, отлитого по приказу монгольского императора Китая. Это - деталь для сюжета на тему о роли иностранных завоевателей, варваров, согласно расхожих понятий, в судьбах культуры Китая.

В Пекинском ботаническом саду, на территории которого оказался храм Во Фо сы, расположился и мемориальный зал Цао Сюецзиня, автора классического произведения старой китайской литературы "Хун лоу мэн" ("Сон в красном тереме"). В экспозиции представлены многочисленные материалы и документы о писателе и его произведениях. Здесь же, в пределах Ботанического сада, обрел последний приют Лян Цичао (1873-1929), видная фигура в общественно- политической жизни Китая конца XIX - начала XX веков. Неприметной выглядит его могила под сенью сосны и кипариса.

Как и его учитель Кан Ювэй, Лян Цичао выступал за проведение реформ в Поднебесной, и в этом их поддерживал император Цзай Тянь. Проведению реформ, однако, воспротивилась всесильная вдовствующая императрица Цы Си. Лян Цичао, спасая жизнь, пришлось искать убежище в Японии. Раньше его в окрестностях же Пекина упокоилась его непримиримая противница Цы Си. К месту ее погребения .возят журналистов. Им,

стр. 68

между прочим, рассказывают о рецептах, которыми пользовалась Цы Си, известная своими пристрастиями к земным утехам, чтобы сохранить привлекательную внешность. Могила Лян Цичао не пользуется особым вниманием. Его политическая деятельность более прозаична и не так занимательна, как бурная жизнь Цы Си, которую порою именуют китайской Мессалиной.

В монастыре Тан чжэ сы, что укрылся в горах Сишань, в окрестностях Пекина, молебен уже кончился. И незримые сейчас монахи низкими голосами проникновенно читают священные тексты, предостерегающе-назидательно внушая, что будущая жизнь сложится так, как ты вел себя в этой нынешней ипостаси.

Бесстрастно-отрешенным оставался Будда, когда я положил на пьедестал пучок курительных палочек и несколько юаней в рядом стоящий ящик для пожертвований. Что ему я, со своими подношениями? Сколько людей прошло перед ним с того времени, когда воссел неподвижно здесь он. Наверное, гору можно было сложить из тех даров, что подносили ему.

Такое впечатление, что из всех божеств буддийского пантеона больше всего напоминает о себе стараниями людей богиня милосердия Гуаньинь (Авалокитешвара). Шакьямуни Будда уже в нирване. Майтрейя (Милофо), Будда, явление которого еще грядет, расселся вальяжно. Довольной улыбкой встречает. Но сам-то он далеко еще от нас. Да и дойдут ли до него наши молитвы? До них ли ему? Иное дело - Гуаньинь. В самом имени богини сокрыто ее призвание: "Она, которая слышит молитвы". И к ней из года в год ходила поклониться Мяо Ян, дочь первого юаньского государя Хубилай-хана. И от нее по сей день, как говорят, остались следы ног в усыпальнице богини. "Это они", - уверенно вам скажут. Отпечатки ног царской дочери время сохранило на века благодаря ее боговдохновенному рвению. А сколько время сохранит отпечатки конечностей кинодив на улице Сансет, что в Голливуде?

У зарешеченного окна терема, как оберег, повисла каменная рыба. И ветерку, что срывает с деревьев остатки прошлогодней листвы, не под силу сдвинуть каменное тело. Она столь же крепка, как вера тех, кто исповедуют учение Будды. Для тех она священна, потому как в числе знаков на отпечатке ноги Будды (санскр. "с'рипада"). Его оставил Будда Шакьямуни перед погружением в нирвану как памятный подарок последующим поколениям.

Рыба к тому же, верят, обладает чарами отводить зло. Текст на табличке для просвещения несведущих гласит, что во время разного рода бедствий (голод, мор) люди приходили сюда, в монастырь, и молили эту каменную рыбу отвести беду.

ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ СУЩЕСТВОВАНИЯ МОНАСТЫРЯ ТАН ЧЖЭ

Монастырь Тан чжэ, или монастырь Драконова пруда и деревьев "чжэ", - свидетель многих событий многовековой истории Китая. Он гораздо старше самого Пекина. Монастырь Тан чжэ построен до того, - гласит старая притча, - как появился Пекин. И это не преувеличение! Древнее буддийское святилище претендует на более чем тысячелетнюю историю существования.

Построен монастырь был во времена царства Цзинь (265-420) и изначально назывался "Цзя фу сы" - "Храм счастливой судьбы". В последующем при государях династий Цзинь, Юань и Мин храм неоднократно перестраивался и получил новое имя. В 1692 году храм был расширен до своих настоящих размеров и волею императора в годы правления Кан Си получил название "Сю юань сы" - "Монастырь средь горных вершин и облаков". Но народ не посчитался с монаршей волей. В обиходе монастырь больше известен как монастырь Тан чжэ. Это название ему дали Драконов пруд (тан) в горах за монастырем и многочисленные деревья "чжэ" (Cudrania Tricustoidata) на склонах гор, обступивших со всех сторон монастырь.

Во дворе привлекают внимание своим видом два старых- престарых дерева гинко. У них есть свои имена: "Царь деревьев" и "Компаньон царя деревьев".

В этом же монастыре в 30-е годы XX века, как писал журнал "Вестник Маньчжурии", жили змеи, которые именовались "царями" и имели соответствующие апартаменты - лакированные красные коробки. Сейчас их, правда, нет.

Тот пиетет, которым пользовались здесь змеи, не случаен, а восходит к мифическим представлениям древних китайцев. Согласно этим повериям, прародительница их богиня Нюйва имела змеиное туловище. Среди картин мэтра У Чжунгуана, что были выставлены в Пекинской картинной галерее, мое внимание привлекло полотно "Нюйва". Правда, композиционно художник поместил ее так, что сколько ни смотри, а никаких признаков змеи нет и в помине. Взгляду предстает обнаженное тело сидящей вполоборота женщины крупного телосложения. Иной праматери людского рода и не представляешь. Кожей цвета глины (а земля, где зародился ханьский род, желтая) и распущенными по спине волосами она напоминает таитянок Гогена. И словно какое-то чувство грусти или усталости исходит от нее...

В монастырскую обитель я поднимался в гору. Неспешная ходьба давала время настроиться на соответствующий лад и сопереживать тем безымянным почитателям Будды, что несли к нему груз своих забот и помыслов, ища у него утешения.

Обратно ведет уже дорога под уклон. На подступах к монастырю опять окружают торговки, предлагая разного рода сувениры и поделки. Рыночная конкуренция, характерная черта жизни современного Китая, в полной мере дает себя знать и здесь. Эти торговки наперебой предлагают свой товар. И многое из того, что они суют в руки, можно купить в магазине на территории самого монастыря. Курительные свечи, однако, лучше купить здесь, чем там, в монастыре. "Здесь они дешевле", - дает практический совет спутница- китаянка.

Те, кто молитвенно складывал руки перед изваяниями божеств, по виду были состоятельные люди. Но, очевидно, не только праздный интерес или дань традиции привлекли их сюда. Низкие поклоны, сосредоточенные лица давали повод подумать так. Жизнь человеческая не только в нарядной одежде и в фотоаппарате на боку. Каждый из молящихся, очевидно, думал о чем-то своем, задушевном. Слова не срывались с губ, но застывали на них...