"КРУГЛЫЙ СТОЛ". "ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИФИКАЦИИ В СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЕ"

Актуальные публикации по вопросам культуры и искусства.

NEW КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО


КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО: новые материалы (2024)

Меню для авторов

КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему "КРУГЛЫЙ СТОЛ". "ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИФИКАЦИИ В СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЕ". Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2022-04-19

16 - 17 ноября 2004 г. Отделом истории культуры Института славяноведения РАН был проведен "круглый стол" "Проблемы идентификации в славянской культуре". Это научное мероприятие явилось частью осуществляемого Отделом более обширного проекта по изучению идентификации как механизма культуры (руководитель проекта - Л. А. Софронова; исследование выполняется в рамках Программы фундаментальных исследований ОИФН РАН "История, языки и литературы славянских народов в мировом социокультурном контексте", проект "Категории славянской культуры". Контракт N 10002 - 251/ОИФН-01/242 - 239/110703 - 1047). В "круглом столе" приняли участие ученые из Института славяноведения РАН, Института истории и теории искусства Академии художеств, Государственной Академии славянской культуры. Предметом обсуждения стал круг проблем, связанных с действием одного из важнейших культурных механизмов - механизма идентификации, который действует в самых различных сферах культуры, в науке и искусстве. Человек ежечасно идентифицирует самого себя, свое окружение и элементы окружающего его мира. Столкнувшись с неизвестным и непонятным, человек выясняет, что он видит перед собой, проводя операцию распознавания. Распознавание объекта и отнесение его к ряду уже известных, изученных - непременная ступень научного познания, творчества и художественного восприятия. Таким путем достигается идентичность объекта в самых различных аспектах. Обратившись к анализу произведений изобразительного искусства, науки, художественной литературы и публицистики, участники "круглого стола" попытались выявить способы и виды идентификации, представленные в текстах культуры славян и сопредельных им народов в различные историко-культурные эпохи.

Во вступительном докладе главный организатор и руководитель "круглого стола" Л. А. Софронова очертила круг проблем, встающих перед историками культуры в связи с обращением к понятиям идентификации и идентичности. По ее словам, изучение культуры предполагает не только анализ ее движения в истории, исследование с помощью культурных кодов и смысловых оппозиций. Оно может вестись в терминах механизмов культуры. Под механизмом понимается набор принципов, находящихся между собой в определенном взаимодействии. Один из них - это механизм идентификации, который работает на разных уровнях культуры. Его можно рассмотреть в триаде: автор - текст - читатель. Не менее важно его изучение внутри текста.

Л. А. Софронова отметила, что в древней литературе автор следовал образцу, с которым идентифицировалось его произведение. То же происходило в иконописи, где семантическая нагрузка образца переносилась на последующие копии. Отношения копии и подлинника выглядят иначе, когда автор перестает

стр. 107


быть анонимным. Копия, как вторичная, мнимая, отвергается, так как стремится занять место оригинала, что вызывает культурные конфликты. Когда произведение строится по правилам, оно поверяется системой этих правил. Не меньшее значение в плане идентификации имеет цитата. Она указывает на очертания того культурного пространства, в которое автор стремится поместить произведение, или, напротив, из которого он хочет его вывести.

Механизм идентификации действует в отношениях автора с героем, а также героя с читателем. Последней идентификации добиваются, например, романтики. Она присутствует в массовой культуре, где уже не герой, а актер становится образцом для подражания. На принципе идентификации строится реклама. Таким образом, он работает как в высокой культуре, так и в массовой.

Процессы идентификации внутри текста прежде всего касаются героя. Он бывает занят самоидентификацией, что обычно дополняется отношением к нему чужого. Также идентификации подвергается другой, что способствует включению оппозиций он/не-он, я/он. Порождаются различные виды идентификаций: тендерная, идентификация по родству, основанная на принципе свой/чужой, которая принимает самые разные обличья. Возможны расовая, этническая, национальная, социальная, конфессиональная идентификации.

Все виды идентификаций бывают истинными и ложными. Искусство отнюдь не стремится к идентификации истинной. Это удел науки, публицистики, а также дидактической литературы, стремящейся к однозначности. Ложные идентификации - это двигатели сюжета. Они же очерчивают границы личности, демонстрируя возможности их нарушения. На пути к идентификации оказываются препятствия. Тогда она становится затрудненной, что также способствует усложнению структуры текста.

Идентификация строится на различных мотивах, например двойничества, метаморфозы, маски. Также существуют устойчивые способы ее проведения, условность которых не принимается в расчет.

На "круглом столе" Л. А. Софронова говорила также о том, как различные приемы идентификации становятся показателями жанра, например в детективных романах. Обычно в них присутствует ряд мнимых идентификаций, которые не работают на главную задачу распознавания. Они не вписываются в центральную сюжетную линию, но тем не менее создают объемность текста и вдобавок многое могут сказать об авторе.

Н. М. Куренная подчеркнула, что, по мнению этнологов, в ходе исторического развития происходит радикальная трансформация идентичности. Они считают, что основным признаком человека Модерна является его способность к самоидентификации, когда происходит смещение идентичности от родовой к социальной (степень индивидуализации так высока, что личность не может и не желает соотноситься с традиционным сообществом).

Можно говорить о том, что идентификация - это свойство человеческой натуры, ее склонность к отождествлению, сходству с кем или чем-либо. Развитие самых разнообразных моделей идентификации можно проследить как по вертикали, в различные исторические эпохи, так и по горизонтали - в многообразных областях человеческой деятельности. Процесс национальной идентификации особенно бурно протекает в переходные эпохи, в кризисные времена, как это происходило, например, в эпоху национального возрождения в славянских и не только в славянских странах, когда народы этих государств пытались создать условный "автопортрет", решить задачу национального самопознания и самоосознания. По существу каждый народ хочет понять себя в первую очередь через сравнение с другими, своими и чужими, сравнение и есть один из механизмов идентификации.

В своем выступлении Н. М. Куренная остановилась также на другом виде этого процесса - на взаимоотношениях автора и его лирического героя. В качестве примера была выбрана поэзия классика венгерской литературы Ш. Петефи.

Доклад Г. Д. Гачева был посвящен проблемам самоидентификации личности, рассмотренным в аспекте имени и псевдонима и их влияния на человека.

стр. 108


Докладчик указал на то, что представления личности о своем "Я" и жизненном призвании различны у народов, где имена самородны (евреи, греки, латиноязычные народы) и дарованы извне, как это случилось с приходом христианства на Русь. Тогда еврейские, латинские и греческие имена стали раздаваться людям, не знающим их значения, а следовательно, не понимающим смысла своей жизни и "освященности" своего "Я", т.е. не имеющим идентичности на уровне Логоса-Слова. Г. Д. Гачев особо охарактеризовал также роль в жизни человека псевдонима, который является выбором и актом его ума, понятий и воли, и, как волеизъявление личности, обязывает подтягиваться к его значению и выстраивать поведение в спектре значений данного слова. В качестве примера была избрана история жизни А. Д. Синявского, писавшего под псевдонимом Абрам Терц.

Доклады исследователей изобразительного искусства также были нацелены на анализ заданной в заглавии "круглого стола" проблематики. О. Ю. Тарасов обратился к такому неразрывно связанному с проблемой идентификации явлению культуры, как атрибуция, т.е. установление автора, места и времени создания того или иного произведения искусства. Атрибуция призвана предоставить объективное решение вопроса отличия подлинного произведения искусства от фальшивого, подделки от оригинала. В этом плане письменная или устная атрибуция является своеобразной умозрительной рамкой произведения искусства. Такой же рамкой является, например, арт-критика или статья в каталоге художника, призванная "помочь" зрителю в процессе его восприятия картины. Однако, в отличие от последней, атрибуция способна как бы уничтожить произведение искусства в глазах зрителя, лишить его легитимности, придать ему ореол социальной опасности. В этом ее особый интерес для современных исследований, которые рассматривают вопрос атрибуции на теоретическом уровне и в контексте культуры, обнаруживают новые фигуры анализа, проверяют выводы относительно известных произведений искусства.

Тему отношения оригинала и подделки, статуса последней в истории культуры продолжил доклад ИЛ. Бусевой-Давыдовой, посвященный старообрядческим имитациям древней иконописи. Исследовав индустрию изготовления "старинных" икон-подделок, существовавшую в XIX в. в Мстере и Палехе и рассчитанную на покупателей-старообрядцев, докладчица пришла к выводу, что понятие аутентичности для старообрядцев XIX в. было существенно иным, чем для современных коллекционеров. Возможно, подделки-имитации не предполагали сколько-нибудь критического рассмотрения: рядовому покупателю-старообрядцу достаточно было поверхностных примет старения вкупе с заверением продавца в "древности" образа. "Древность" таких икон устанавливалась скорее на вербальном, чем на материально-технологическом уровне. Старообрядческие подделки - это не только экспертно-атрибуционная, но и историко-культурная проблема. Исследование этих икон может не только пролить свет на особенности их производства и бытования, но и отчасти уточнить использование применительно к ним термина "подделка".

Доклад Н. В. Шамардиной был посвящен галицкой иконе, рассматриваемой в этноконфессиональном контексте. Докладчица отметила пребывание этого феномена культуры в пограничье, каким являлась Галичина. Эта позиция чрезвычайно затрудняет атрибуцию памятников данного круга, с чем успешно справилась исследовательница. Она показала прямую зависимость икон Московского Кремля от галицких икон, учитывая при этом их общую византийскую первооснову.

Темой доклада И. И. Свириды явилась пространственная самоидентификация романтика. Она подчеркнула, что представители романтической культуры, не удовлетворенные унаследованным от эпохи Просвещения пониманием окружающего мира, значительно изменили пространство духовного обитания как за счет погружения в национальное прошлое, так и путем актуализации мифопоэтической традиции, ресакрализации и космизации пространства, наполнения его полузабытыми символами и значени-

стр. 109


ями. Понятие внутренний мир у романтиков включало слово мир в его первоначальном, наиболее полном значении как синонима вселенной.

И. И. Свирида выделила два доминантных для романтической культуры топоса: Космос и Дом, связанный с отечественной традицией и детством, которое впервые ностальгически было воспринято романтиками. По ее словам, романтическую эпоху можно разделить на два потока по отношению к пространству - собственно романтизм с его космической ориентацией и бидермейер, связанный с культом домашней жизни. Однако романтик мог самоидентифицироваться с большим и малым пространством. Для него, по словам Шеллинга, "каждый атом материи был столь же безграничным миром, как весь Универсум". Оба понимания пространства, оба топоса выступали во многих случаях в творчестве одних и тех же мастеров. Это было прослежено в докладе на примере произведений Валентия Ваньковича. Он был создателем наиболее романтического в польском искусстве живописного изображения творческой личности - "Портрета Адама Мицкевича на Аю-Даге" и мессианистских визионерских сцен, посвященных Наполеону и переносящих мысль в трансцендентное пространство, а также автором множества "одомашненных" семейных портретов.

В докладе Н. В. Злыдневой рассматривалась проблема соотношения изображения и слова в аспекте названия произведения изобразительного искусства. Материалом послужило, главным образом, русское искусство XX в. Идентификационная функция имени картины - наряду с именем автора - анализировалась с точки зрения отражения в названии поэтики произведения, при которой реализуется тот или иной специфический тип отношения. Так, тавтологией характеризуется связь название-изображение в произведениях классического искусства ("Св. Себастьян"), принципом расширения нарративного пространства - произведения реализма XIX в. ("Анкор, еще анкор"). В авангарде названия часто лежит свернутый манифест и описание формально-художественной задачи ("Цветоформальное построение"), абстрагированы от изображения названия-индексы в абстрактной живописи ("Композиция N 6"), а в сюрреализме название выступает в значимой "сшибке" с изображением ("Джоконда" Магритта). Особая проблема -идентификация абстрактного изображения. Она в ряде случаев парадоксальным образом высвечивает предметные основы беспредметности (Кандинский). Другая проблема, затронутая в докладе - рецепция названия произведения, неизбежно вбирающая в себя опыт культуры, набранный со времени создания картины. Так, "Черный квадрат" Малевича представляет на полотне фигуру не-квадрата и вместе с тем является личным знаком автора. "Черный квадрат" воспринимается в наши дни сквозь призму работы М. Фуко "Это не трубка". Так возникает двуединство ложной и/или истинной идентификации.

Многие докладчики рассмотрели проблемы идентификации на материале художественной литературы. Е. Е. Левкиевская на примере романов Б. Акунина об Эрасте Петровиче Фандорине показала, как идентификация цитат становится художественным приемом. Текст Акунина организован по принципу построения "семиотического" романа, восходящего к роману Умберто Эко "Имя розы" и сопоставимого с романом Татьяны Толстой "Кысь", который строится как чередование "адекватных" и "неадекватных" интерпретаций классических цитат. Детектив Акунина - псевдодетектив, это -косвенный речевой акт, где внешняя оболочка жанра служит для автора футляром, в который уложен семиотический роман в стиле постмодернизма с его игрой в идентификацию прототекстов, ключом к идентификации которых служат явные и косвенные цитаты, заложенные на разных уровнях авторского текста.

Литературные корни Фандорина - не в европейском классическом детективе (детали внешнего сходства с Шерлоком Холмсом - литературный обман, который никуда не ведет), а в русском сентиментальном романе, ключом к которому является имя главного героя. Эраст Фандорин - чувствительный герой (чувствительность Фандорина, не уместная для

стр. 110


сыщика, - лейтмотив всех романов Акунина), восходящий к Эрасту, герою романа Н. М. Карамзина "Бедная Лиза". Таким образом, Акунин играет с читателем в литературную игру, отсылая его не к одному тексту, а к целому комплексу текстов и предлагая идентифицировать их по одному ключу, часто заложенному в имени.

Е. В. Лукинова обратилась к образу героя романа Я. Гашека "Похождения бравого солдата Швейка", попытавшись найти его литературные и исторические корни. Она подчеркнула, что емкий и многозначный образ Швейка нельзя полностью отождествить с комической маской, поскольку его поведение в романе построено как непрерывная юмористическая загадка. Швейка можно сравнить с героями Сервантеса или народных сказок, поскольку, как и они, бравый солдат обладает четко определенными чертами национального и социального характера. Образ Швейка - это тип, который своими корнями уходит в психологию чешского простолюдина, не имеющего интереса к политике и делам властей.

Н. М. Филатова на примере романа Яна Чиньского "Цесаревич Константин и Иоанна Грудзиньская, или польские якобинцы" (1833) показала, как может выглядеть национальная идентификация в художественном освещении. Этот роман, отразивший события польского освободительного восстания 1830 - 1831 гг. и предшествовавшего ему периода польской истории, когда Россия для поляков превратилась из соседа и исторического противника в господствующую титульную нацию, представляет собой род политического памфлета. Он являет пример самой однозначной идентификации положительных (герои-революционеры) и отрицательных (все те, кто состоит на службе у царской власти или же с ней сотрудничает) персонажей, что характерно для произведений пропагандистского толка. Однозначна и национальная идентификация в романе. Ее механизм действует через оппозицию свой/чужой. Россия в романе является членом этой оппозиции, через которую можно более отчетливо выявить свое лицо. Она символизирует деспотизм, рабство и наделена чертами ориентализма, что позволяет через контраст с ней конструировать образ поляков как нации европейской, просвещенной и призванной защитить Европу от азиатского варварства.

Доклад В. И. Новикова был посвящен сравнению двух произведений детской литературы: повести А. Н. Толстого "Золотой ключик" и повести К. Коллоди "Приключения Пиноккио". Они, по словам докладчика, являют собой пример "национальной идентификации в мире кукол", и на этом примере четче, чем где бы то ни было, выступают различия российского и западного менталитета. Придав Пиноккио черты русского ярмарочного Петрушки, А. Н. Толстой обратился к русской традиции театра марионеток, возрожденного революцией. В нем Петрушка превратился в героя советской действительности. Если повесть "Приключения Пиноккио" представляет собой историю нравственного воспитания деревянной куклы, завершающейся превращением ее в человека из плоти и крови, то "Приключение Буратино" - утопическое путешествие в страну счастья. Это соответствовало чаяниям "советского жителя", с нетерпением ожидавшего наступления в собственной стране эры всеобщего благоденствия.

Е. Б. Громова обратилась к проблемам идентификации в христианской культуре, выбрав в качестве предмета анализа книгу Ю. Вознесенской "Мои посмертные приключения". Этот "христианский бестселлер" продолжает древнюю традицию христианских мистических видений о посмертном путешествии человеческой души через мытарства на суд Господа. Роман очень точно воспроизводит структуру и содержание более ранних описаний загробного мира, известных по текстам многочисленных видений V-XX вв., облекая их в современную форму. Видения о загробных мытарствах наиболее ясно структурируют понятие о греховном и моральном в сознании православных христиан, и поэтому докладчица заключила, что подобные тексты являются важнейшим инструментом самоидентификации в христианской культуре.

Проблемы этнической и национальной идентификации привлекли особое внимание участников "круглого стола".

стр. 111


Доклад Г. П. Мельникова был посвящен этноконфессиональной идентификации чехов в эпоху барокко. Было отмечено, что рекатолизация Чехии после белогорского поражения, носившая тотальный характер, поставила большинство чешского этноса в состояние кризиса идентичности, детерминированного конфессионально: нужно было преодолеть свою идентификацию в католическом мире как "народа еретиков". Для сохранения своей этно-культурно-исторической идентичности чехам было необходимо соединить обновленное католичество и аутентичные традиции, модифицировав их таким образом, чтобы избавиться от клейма "еретиков". Деятели чешской католической культуры, прежде всего из среды иезуитов, поставили задачу интегрирования в католический мир без отрицания этнопатриотических традиций (исключая гусизм). Эта задача была блестяще выполнена благодаря деятельности Б. Бальбина, А. Фрозина, М. В. Штейера, Ф. Бриделя, В. В. Росы. Лингвопатриотическая идеология, сформулированная Бальбином, нашла практическое выражение в продукции книгоиздательства "Святовацлавское наследие", в новом чешском переводе Библии и других явлениях, что позволило сохранить чешский язык, модифицировав его в сторону, близкую народной речи. Реновация культа чешских святых (Вацлав, Прокоп), проходившая в рамках эстетики барокко, приводит к демократизации их почитания. Этот процесс достиг своего апогея в канонизации Яна Непомуцкого, которая стала основой чешской народно-конфессиональной идентификации и получила мировое признание. В итоге проблема этноконфессиональной идентичности была решена в ключе, удовлетворявшем и власти, и национальную культуру. Угроза репрессивного подавления чешскости как ереси обернулась созданием нового, барочно-католического типа культуры -культуры, в основе своей лингвоэтничной, интегрировавшей и демократизировавшей то, что первоначально, казалось бы, угрожало ее существованию.

А. В. Деныцикова рассмотрела проблему национальной идентификации рудольфинской культуры, сформировавшейся в Праге при дворе императора Рудольфа П. Она подчеркнула, что необходимо четко различать рудольфинскую культуру, включающую в себя художественную и научную деятельность представителей придворной элиты, образующую целостный мир с единой системой идей и образов, объединяющую роль в котором играла особа самого императора, и культуру Чехии эпохи Рудольфа П. Если культуру вне двора можно идентифицировать как собственно чешскую, то уникальность рудольфинской культуры заключается в гипертрофированной форме свойственного маньеризму интернационализма, не имеющей аналогов в европейской истории.

Рудольфинская культура является собственно рудольфинской, развивавшейся в Праге как столице Империи. Она интровертна, наднациональна и надконфессиональна. Категории, разработанные искусствознанием Нового и Новейшего времени, в которых доминирует принцип национальных школ, к ней не приложимы.

Т. Н. Чепелевская рассмотрела проблему идентификации словенцев, использовав три важных знака культуры: язык, пространство и ритуал. Она указала, что процесс идентификации словенского народа, т.е. самоопределения словенцами своей родовой, племенной, национальной принадлежности, на протяжении многих веков развивался по-разному. Истоки этого процесса относятся к эпохе раннего Средневековья, а позднее к эпохе Реформации и периоду национального возрождения и связаны с проблемами развития и кодификации словенского языка. И деятели Реформации, и словенские просветители XVIII - начала XIX в. в качестве первостепенной задачи выделяли развитие родного языка и литературы на нем, выявляли его родство с другими славянскими языками. Наряду с пространством духа, каким является язык, словенцы занимались самоидентификацией и в опоре на "землю". Так, отторжение словенских территорий вызвало массовое переселение словенцев на исконно словенские земли, что отразилось и в литературе, в которой стал формироваться мотив изгнанничества, тесно связанный с образом словенца (И. Цанкар, А. Град-

стр. 112


ник, Ф. Водник, Ф. Балантич). Идентификации словенцев служил и ритуал: в последней трети XIX в. особое значение приобрели похороны крупных деятелей словенской культуры, ставшие основной формой национальной демонстрации.

Историю представлений об этнической идентификации в российской науке осветила М. В. Лескинен. В ее докладе был рассмотрен процесс возникновения научной концепции этноса на стадии формирования отечественной этнографии в последней трети XIX в. В это время изучение этноса, который тогда назывался народностью, осуществлялся методами внешнего наблюдения, которые и определяли признаки и особенности народа. Процесс этнической идентификации, таким образом, не учитывал саму этничность - т.е. самоописание и самоопределение народа. Наука понималась как классификация, не учитывавшая мнение и представление изучаемого объекта. Однако само стремление зафиксировать элементы этничности просматривается в границах более масштабного процесса, выходящего за рамки истории этнографической науки. Но оно свидетельствует лишь о включении знаков и символов иного типа социальной культуры в поле единой внесословной национальной общности, объединительными началами которой служат не самосознание и самоотождествление отдельных его групп, а сохранение фрагментов древнего быта и архаический психический склад. Важнейшим механизмом процесса внешней идентификации становится описание и систематизация текстов народной культуры. Для этого юная российская этнография прибегает к многоуровневому перекодированию данной информации, наиболее значимыми видами которого становятся "объективизация" методики внешнего наблюдения и практика перевода с языка бесписьменной культуры, подвергающая его сильному искажению. Следующим и неизбежным этапом оказывается обучение главных носителей традиции и этнической культуры, что уже через несколько десятков лет привело к необходимости, по словам Б. Андерсона, "конструировать воображаемое сообщество".

Выступление Ю. М. Ритчика содержало, во-первых, разбор книги американского ученого Д. Ранкур-Лаферьера "Россия и русские глазами американского психоаналитика. В поисках национальной идентичности" (М., 2003), в которой заокеанский исследователь, привлекая обширный, зачастую весьма разнородный материал: мнения авторитетных лиц, выводы и оценки научных изысканий, результаты статистических выкладок, данные общественных опросов, сделал попытку - по личному признанию - хотя бы очертить проблему русской национальной идентичности при полном понимании невозможности найти на нее ответ. Во-вторых, несколько наблюдений над сегодняшним состоянием русской идентичности, постоянно и все более подвергаемой опасности размывания из-за этнической чересполосицы, многоконфессиональности, хаотичной миграции, а также некоторых действий властей в нынешней России.


Новые статьи на library.by:
КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО:
Комментируем публикацию: "КРУГЛЫЙ СТОЛ". "ПРОБЛЕМЫ ИДЕНТИФИКАЦИИ В СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЕ"

© Н. М. ФИЛАТОВА ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.