ПЛЮШКИН? Кто ж не знает колоритнейшего и популярнейшего героя "Мертвых душ" Гоголя! Его имя стало хрестоматийным, нарицательным, означающим предельную скупость и скаредность. И надо же случиться, что знаменитый литературный персонаж был однофамильцем замечательного псковского коллекционера Федора Михайловича Плюшкина. Сходство меж гоголевским Плюшкиным и Плюшкиным реальным, невыдуманным, было не только фамильным, но и иным, более существенным: оба они были страстными собирателями, притом оба собирали все!

Фамилия-то редкая, нарочно, пожалуй, ее не придумаешь. Может быть, до Николая Гоголя донеслись какие-то слухи о странном псковском купце и дали толчок его воображению? Нет, такого не могло быть. Поэма "Мертвые души" появилась в 1842 году, когда Феде Плюшкину исполнилось всего пять лет, и он, естественно, еще не помышлял ни о каком собирательстве. Отец его, скромный псковский купец, не подвержен был столь пагубному для серьезного купеческого дела увлечению. Поэтому он так же не мог стать прообразом гоголевского героя. Случилось поразительное совпадение, подобно божественному провидению, которое преследовало Федора Михайловича всю взрослую жизнь, подчас помогая ему, иной раз и мешая.

Но в начале жизненного пути Федя Плюшкин, конечно, даже и не подозревал о каком-то гениально воссозданном однофамильце. Не до того было. Отец его умер от холеры, когда мальчику не было и одиннадцати. Раненько на Федора навалились купеческие заботы. Вначале коробейником ходил по деревням с разным мелким товаром. Затем стал торговать по-крупному, завел магазин. Человеком он оказался сноровистым, дельным, толковым и, что немаловажно, честным и надежным в купеческом предпринимательстве.

Разбогател. Но никак не мог выбиться в первые российские сословия. Да, очевидно, и не стремился куда-либо выбиться, так как самозабвенно увлекся собирательством, которое и обратилось в конце концов в главное его жизненное призвание. А начал он весьма своеобразно - с... канареек. Весь дом заполнили пернатые певуньи. И какие они все разные были! Специально приходили дивиться на них, слушать их трели. Затем перешел с той же самозабвенностью к золотым рыбкам, чему все дивились пуще прежнего. Рыбок сменили бабочки, марки, пуговицы... Посадил огромный сад, но опять-таки не с простыми, а разными диковинными деревьями и кустарниками, которые на Псковщине никогда не произрастали.

Позже пришел к нему более солидный, основательный интерес. К картинам, гравюрам, древним рукописям и книгам, историческим редкостям, письмам и автографам знаменитых русских людей. Особенно его привлекало то, что относилось к отечественной истории, ее воинской славе. А историю Государства Российского он, одаренный самородок, ни в каком учебном заведении не обучавшийся, знал отменно, мог поспорить с любым просвещенным человеком, коих поражал своими знаниями. Тем более что Бог дал ему острый ум и феноменальную память. Схватывал все на лету и запоминал навсегда.

Считался крупным специалистом и в нумизматике, так как обладал большой коллекцией монет, медалей, орденов, различных памятных знаков и отличий, коих насчитывалось у него сто тысяч с лишком. Это было больше, чем в то время хранилось в Императорском Эрмитаже. В его коллекции насчитывалось 2,5 тыс. гравюр, литографий, 280 старинных рукописей, 250 различных часов. Еще - фарфор, русский и западноевропейский, хрусталь, серебро, скульптура, коллекция табакерок, кружева и вышивка, образцы народной одежды, предметы археологии и этнографии. А еще - единственное в своем роде собрание... русской обуви! От Адама до Плюшкина. До него в России обувь никто не собирал. Да и вообще обладал ли кто-нибудь в России столь разнообразной коллекцией?! С уверенностью берусь утверждать: никто! Федор Михайлович Плюшкин был и остается до сего времени уникальным, неповторимым коллекционером.

Большой известностью пользовалась его картинная галерея, которая насчитывала более тысячи холстов. Вероятно, одна из крупнейших в России. Конечно, по своему художественному качеству она значительно уступала Третьяковской галерее, но в ней были великолепные образцы русской и зарубежной живописи. Одни имена их авторов вызывают удивленное восхищение. Это - Левицкий, Брюллов, Венецианов, Айвазовский, Шишкин, Тыранов, Соломаткин, Маковский, Орловский, Сальватор Роза, Тенирс, Грез, Пуссен... За прекрасную картину Буше Плюшкину предлагали 100 тыс. франков. Отказался продавать. И вообще не торговал чем-либо из своей коллекции.

Особенно Федор Михайлович гордился своей пушкинианой - письмом поэта, графическим его портретом (подлинным или копийным?), прижизненными изданиями произведений, посмертной маской, скульптурными изваяниями, мемориальными вещами (стаканом, ложкой, палкой)...

Кроме того, Плюшкин хранил автограф Тургенева, письмо Гоголя к Аксакову (к Гоголю Федор Михайлович относился с особой симпатией), кружку Петра Великого весом в четверть фунта, подаренную императором одному из псковичей в 1714 г., его ковш и палку - долго уговаривал наследников этих вещей, в конце концов уговорил и очень тем гордился. Впрочем, как и табакеркой, и фарфоровым сервизом самого Суворова.

Эти огромные богатства Федор Михайлович хранил в своем каменном доме в Пскове. На первом этаже держал лавку, где торговал ситцем и сукном; на втором располагался так называемый Музей Плюшкина, так он почти официально прозывался. Сюда часто наезжали гости из Петербурга, Москвы и других городов России, любопытствующие из-за границы. И каждый находил здесь что-либо полезное, нужное, интересное для себя. Правда, как утверждают те, кто побывал у Плюшкина, разобраться новому человеку в его собрании поначалу было почти невозможно.

Как-то попались мне фотографии из журнала "Искра" и "Заря", кажется, за 1911 г., на которых были запечатлены комнаты Плюшкинского музея. Действительно, они от пола до потолка сплошь были завалены, иначе и не скажешь, картинами, гравюрами, коврами, заставлены всевозможными вещами. Даже двери комнат были увешаны холстами и рисунками с обеих сторон. Среди этого, казалось бы, беспорядочного и хаотичного нагромождения вещей восседал в позе восточного владыки довольный, улыбающийся Федор Михайлович, надевший по сему торжественному случаю свои ордена и регалии, полученные за беспорочную купеческую службу.

Вот здесь-то, пожалуй, к месту будет вспомнить гоголевское описание собрания знаменитого однофамильца Федора Михайловича: "Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже поломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником... Тут же стоял прислоненный боком к стене шкаф с старинным серебром, графинчиками и китайским фарфором. <...> По стенам навешано было весьма тесно и бестолково несколько картин... В ряд с ними занимала полстены огромная почерневшая картина, писаная масляными красками, изображающая цветы, фрукты, разрезанный арбуз, кабанью морду и висевшую головой вниз утку. С середины потолка висела люстра в холстинном мешке, от пыли сделавшаяся похожей на шелковый кокон, в котором сидит червяк. В углу комнаты была навалена на полу куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах..."

Нечто подобное было и в Музее Плюшкина. Сколько всего было?

- Не знаю, не считал, - отвечал Федор Михайлович и самодовольно добавлял: - Но соперничать со мной может только московский миллионер Петр Иванович Щукин. Меня, как и его, ученые грамотеи винят во "всеядности". Это кажущаяся неразборчивость от громадной любви ко всему, что уцелело от нашего прошлого, от славной отечественной истории российской...

А говоря об "ученых грамотеях", он, вероятно, имел в виду прежде всего петербургского историка, профессора Илью Шляпкина, своего хорошего знакомого, часто его посещавшего. Все отмахивался от предложения составить опись коллекции, все ему недосуг было. Да и нужен ли ему был каталог, и без него знал все отменно "на глазок". На память свою не мог пожаловаться - помнил все.

В конце концов настойчивый Шляпкин и сам переписал плюшкинские сокровища. И назвал цифры, поражающие воображение даже в наше время. Оказывается, Федор Михайлович собрал более миллиона вещей! Куда до него гоголевскому Плюшкину! Таким образом, как утверждает Шляпкин, коллекция Плюшкина занимает по своему количеству третье место в России и одиннадцатое - в Европе. Эти цифры были тогда же обнародованы и считаются бесспорными до сих пор.

Но владетель псковских редкостей, в отличие от мрачного, скаредного и черствого гоголевского Плюшкина, был до людей охоч и радушен. Славился гостеприимством и доброжелательством, легкостью нрава и остроумием. С удовольствием показывал свои богатства, не скрывая своих собирательских секретов. И как он о них рассказывал! Если бы кто-нибудь взялся записать его "байки", получилась бы увлекательная книга, которая до сего времени была бы популярной.

Сорок два года занимался Федор Михайлович собирательством. Умер он в апреле 1911 г. в родном Пскове. Его сыновья Михаил и Сергей предложили правительству купить плюшкинское собрание. Весьма благожелательно отнесся к этому премьер Столыпин. Он считал, что такое народное достояние должно остаться в России, так как в это время в Псков зачастили представители зарубежных антикварных фирм с весьма соблазнительными предложениями. Поэтому Столыпин настоял на скорейшем приобретении коллекции Плюшкина, которую предполагалось передать Русскому музею. И дело как будто бы решилось благополучно. Но после гибели Столыпина оно застопорилось. У него вдруг нашлось немало противников, в том числе из ученой среды. В печати развернулась дискуссия - "за" и "против" покупки, подчас яростная и страстная. Весьма энергично выступил за приобретение Музея Плюшкина известный художник Рерих.

В Псков направляется специальная комиссия, состоящая из авторитетных ученых и специалистов. Уж не знаю, как они оценивали коллекцию, но только в 1913 году русское правительство приобрело плюшкинское собрание за 100 тыс. руб. И оно разошлось по разным музеям. "Теперь ищи да свищи, где что осталось, - с горечью написал Валентин Пикуль десять лет назад в блистательном литературном эссе о Федоре Михайловиче Плюшкине, - и вообще, кажется, ничего не осталось. А разве в наше время так не бывает? Увы, коллекция зачастую держится коллекционером. Не стало собирателя - не стало собранных им сокровищ. Печально, читатель... Еще как печально!"

Валентин Пикуль не совсем прав, утверждая, что "ничего не осталось". Большая часть картин, гравюр, иных художественных вещей, нумизматики находится чаще всего как анонимные в прошлом владения (и что действительно очень печально!) в Государственном Эрмитаже и Русском музее, Государственном музее этнографии и библиотеке Российской академии наук, в других исторических и художественных хранилищах страны.

Часть экспонатов осталась в псковском музее. Среди них - "Портрет Петра I" И.Никитина, картины "Вечер" Ф.Васильева, "Часовня в лесу" И.Шишкина, композиция А.Иванова "Диана и Эндимион", китайские зарисовки А.Легашева, "Портрет неизвестной" М.Теребенева, несколько портретов неизвестных авторов, "Приезд Г.А. Потемкина в Петербург после покорения Тавриды" С.Торелли, предметы прикладного искусства.

Жаль, что ни в одном музее, и прежде всего в псковском, куда поступили плюшкинские сокровища, нет специальной витрины или стенда с указанием прошлой их принадлежности.

Снова вернусь к Валентину Пикулю и его столь давнему уже вопросу: "Мне хотелось знать, есть ли в современном Пскове хотя одна улочка, названная именем гражданина Плюшкина? Вряд ли. Ибо жители станут думать, что названа она в честь гоголевского Плюшкина".

...В виде послесловия. Страстное увлечение Федора Михайловича Плюшкина неожиданно отозвалось в его внуке - Андрее Плюшкине. Был он строителем, архитектором. Нашел я его лет десять назад в Ленинграде и побывал у него дома в конце Московского проспекта. Вовремя побывал, так как вскоре он умер. Что же он коллекционировал? Еще в детстве Андрей Сергеевич стал составлять фамильный альбом, куда собирал газетные и журнальные вырезки о своем знаменитом деде, фотографии, иные материалы. Сберег альбом до наших дней, несмотря на разные сложности в своей жизни, переезды, участие в Великой Отечественной войне, когда прошел путь от Ленинграда до Берлина. Вот на основе материалов им собранного альбома, иных литературных и архивных источников я и написал статью о Федоре Михайловиче Плюшкине, замечательном русском коллекционере.