1

Эпоха, в условиях которой формировалось политическое миросозерцание Пушкина, ознаменовалась усилением реакции во всей Европе. По инициативе и при непосредственной поддержке русского самодержавия в лице Александра I, во Франции была произведена реставрация Бурбонов. Царское правительство - жандарм Европы - в тесном союзе с реакционером Меттернихом восстановило режим феодально-абсолютистских порядков и полицейского произвола в тех частях европейского континента, где они были уничтожены или поколеблены во время французской буржуазной революции 1789 года. Мракобесы из "священного союза" беспощадно расправлялись с малейшими признаками революционных и даже либеральных настроений.

Если в 20-х годах XIX столетия русское самодержавие подавляло все живое и прогрессивное в Западной Европе, то тем более нестерпимей был произвол и гнет этого оплота европейской реакции в самой крепостнической России.

Однако политика "священного союза" вызывала активное сопротивление со стороны всех "прогрессивных элементов тогдашней Европы. Нарастала новая волна революционных выступлений, близость которых становилась все более ощутимой. Идеи французской революции проникали и в Россию, где самодержавно-крепостнический уклад все явственнее становился тормозом дальнейшего хозяйственного и культурного развития страны. В распространении этих идей на русской почве особенно значительную роль играла наиболее передовая часть офицерской молодежи, побывавшая во время заграничных походов русской армии на Западе и тем острей переживавшая господствующий в крепостнической России режим кнута и палки.

Этим критическим отношением к самодержавной власти, которое почти открыто, высказывала передовая дворянская молодежь тех лет, Пушкин был, в полной мере проникнут еще в лицее.

К тому времени, когда Пушкин после шестилетнего пребывания в Царском селе окончил лицей и начинал самостоятельную жизнь, общественное недовольство существующим строем достигло своей высшей точки.

Возник "Союз благоденствия" - тайное общество, ставящее своей целью ограничение самодержавия и отмену крепостного права. Это об-

стр. 36
щество развернуло широкую политическую пропаганду, используя для этого различные кружки и компании.

Участником одного из таких кружков, тайно руководимых "Союзом благоденствия", становится и Пушкин. Назывался этот кружок "Зеленая лампа" по одной бытовой детали: в комнате, где кружок собирался, висела лампа с зеленым абажуром. Кружок этот, среди участников которого, кроме Пушкина, были его лицейский товарищ поэт Дельвиг и ряд офицеров, знакомых Пушкину еще по Царскому селу, занимался обсуждением новых театральных постановок, разбором литературных произведений: стихотворений, критических заметок, опять-таки по большей части связанных с театром, публицистических очерков. За деловой частью собраний, которая велась очень серьезно, даже с писанными протоколами, следовала часть увеселительная - с ужином и вином.

В чем именно выразилось участие Пушкина в "Зеленой лампе": читал ли он там что-нибудь или только принимал участие в обсуждении вещей, читавшихся другими, - неизвестно. Но в процветавших там разговорах на политические темы он, несомненно, принимал самое активное участие.

В лицейское время политические мотивы сравнительно редко проникали в творчество Пушкина; теперь они начинают играть в нем ведущую роль. В подпольной, распространявшейся рукописный путем политической лирике этих лет, бичующей произвол существующего политического строя и высмеивающей отдельных представителей власти, его стихотворения занимают первое место. Именно эти стихотворения делают его имя известным не только узкому кругу ближайших друзей, а буквально всей читающей России того времени.

О степени его популярности как политического поэта достаточно ярко свидетельствуют показания самих участников декабристского движения, дававшиеся ими во время судебного следствия. В ответах на поставленный перед ними следственной комиссией вопрос: "С которого времени и откуда заимствовали Вы свободный образ мыслей, т. е. от сообщества ли, или от внушений других, или от чтения книг, или сочинений в рукописях, и каких именно?"1 - чаще всего фигурировали указания на пушкинские стихотворения как источник вольномыслия.

Шумный успех Пушкина как политического поэта был обусловлен не только самым характером высказываемых им мыслей, но и рассеянными в его политической лирике язвительными насмешками над Александром I и его реакционными сподвижниками: военным министром царя Аракчеевым, на деле управлявшим государством, архимандритом Фотием, одним из главных вдохновителей церковного мракобесия, в последние годы александровского царствования тяжело давившего на все области культурной жизни.

Сам Пушкин своих антиправительственных настроений не только ни от кого не скрывал, но и заявлял о них совершенно демонстративно. Когда в Париже в 1820 году рабочим-седельщиком Лувелем был заколот наследник французского престола герцог Беррийский, Пушкин в театре открыто показывал портрет с надписью "Урок царям". Тем не менее, он и сам, поводимому, не отдавал себе отчета в той колоссальной роли, которую играли его политические эпиграммы и ноэли в качестве орудия антиправительственной пропаганды, не представлял себе, какой широкий общественный отклик они вызывают во всей стране. Один из друзей поэта, декабрист Якушкин, рассказывает, что он как-то прочел Пушкину одно из политических его стихотворений; тот удивился: откуда оно Якушкину известно?

Политические стихотворения Пушкина, его независимое поведение - все это сделало свое дело: Пушкин приобрел в глазах властей репутацию

1 Следственный материал о декабристах, с точки зрения выявления всех содержащихся в нем данных о Пушкине, был обследован П. Е. Щеголевым. См. его книгу "Из жизни и творчества Пушкина", Л. 1931. стр. 71 и след. См. также статью М. В. Нечкиной "О Пушкине, декабристах и их общих друзьях". "Каторга и ссылка. 1930, Кн. IV.

стр. 37


А. О. Пушкин.

С портрета работы Кипренского.

неблагонадежного, опасного человека, которого решено было убрать. Грозила ему очень тяжелая кара: его предполагали сослать в Сибирь или даже заключить в Соловки - одну из суровейших монастырских тюрем того времени. Избавило его от этой кары вмешательство друзей, имевших вес или знакомство в правительственных сферах. Но из Петербурга, по личному указанию Александра I, он был все же удален, хотя и не в порядке административной репрессии, а под видом служебного перемещения: он был прикомандирован к учреждению, именовавшемуся "Комитетом об иностранных поселенцах Южного края России", находившемуся тогда в Екатеринославе. 6 мая 1820 года Пушкин выехал из Петербурга, а десять дней спустя прибыл к месту своей новой службы.

2

В Екатеринославе Пушкин пробыл, однако, всего несколько дней. Как-то, купаясь в Днепре, он простудился и слег. В это время через Екатеринослав проезжал один из известных участников войны 1812 года, генерал Раевский, с сыном Николаем, с которым Пушкин был знаком еще по Царскому селу. На Раевского произвела тяжелое впечатление та неприглядная обстановка, в которой он нашел больного друга; его отец без труда выхлопотал для Пушкина отпуск, и вскоре еще не выздоровевший Пушкин отправился с Раевскими на юг.

Продолжалась эта поездка около четырех месяцев.

Тем временем "Комитет об иностранных поселенцах" из Екатеринослава был переведен в Кишинев, куда 21 сентября 1820 года и прибыл Пушкин после своей поездки. Здесь пробыл он около трех лет, числясь на службе чисто номинально, много раз'езжая, подолгу гостя у друзей.

С точки зрения бытовых и культурных связей Пушкина в эти годы, его пребывание в Кишиневе может быть разбито на два периода. В первый период Кишинев является одним из крупнейших центров декабристского движения. Расположенной здесь дивизией командовал Михаил Орлов, член тайного общества, развернувший среди подначальных ему солдат широкую культурно-просветительную работу, перераставшую в прямую революционную пропаганду. Среди командного состава дивизии были такие видные представители декабристских кругов, как Владимир Раевский, человек законченно-революционного склада мыслей, первый из деятелей движения пострадавший от правительственных репрессий. Там же жил последовательный республиканец Охотников.

В этот период Пушкин часто наезжал в Каменку - имение одного из деятелей южного крыла декабризма, Давыдова, являвшееся обычным местом с'ездов и совещаний южных декабристов; проводились эти совещания под видом семейных и дружественных встреч. Время мое протекает между аристократическими обедами и демократическими спорами, - писал об одном из своих пребываний в Каменке Пушкин. - Общество наше, теперь рассеянное, было недавно - разнообразная и веселая смесь умов оригинальных, людей известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдателя. Женщин мало,

стр. 38
много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов"1 .

В это же время Пушкин познакомился с Пестелем - самым выдающимся из вождей декабризма. О нем Пушкин отзывался как об одном из умнейших людей России.

Таким образом, царское правительство, выславшее Пушкина из Петербурга в расчете на его исправление, просчиталось: поэт оказался брошенным в самую гущу революционного движения. Понятно, что та обстановка, в которой он очутился, никак не могла подействовать на него умиротворяюще. "Вместо того, чтобы притти в себя и восчувствовать, сколь мало травила, им принятые, терпимы могут быть в обществе, он всегда готов у наместника, на улице, на площади, всякому на свете доказать, что тот подлец, кто не желает перемены правительства в России", - писал в своем дневнике сослуживец Пушкина по Кишиневу Долгоруков"2 . В одном своем стихотворении этого времени, обращенном к владельцу Каменки Давыдову, Пушкин прямо высказывает свои надежды на близость революционного переворота в России:

"Но нет, мы счастьем насладимся,
Кровавой чашей причастимся -
И я скажу: "Христос воскрес".
В это время политическая реакция на Западе соединенными силами беспощадно подавляет революцию в Неаполе; терпит поражение восстание против королевской власти в Испании. Как болезненно переживает Пушкин эти события, видно из того же его стихотворного обращения к Давыдову:

"Когда и ты, и милый брат,
Перед камином надевая
Демократический халат,
Спасенья чашу наполняли
Беспенной, мерзлою струей,
И за здоровье тех и той
До дна, до капли выпивали!
Но те в Неаполе шалят,
А та едва ли там воскреснет...
Народы тишины хотят,
И долго их ярем не треснет".
"Те" - это итальянские революционеры, карбонарии; "та" - испанская революция.

Эта тревога за судьбы революционного движения, сомнения в его силах и возможностях, переживаемые Пушкиным, еще более усилились после ряда правительственных репрессий, об-



Лицей, где учился Пушкин (Детское село).

Снимок с картины того времени.

1 Пушкин "Переписка". Т. I, стр. 22. Под ред. В. И. Сатова.

2 Цитирую по статье В. Д. Бонч-Бруевича "Ценный документ о Пушкине". "Правда" от 11 декабря 1936 года.

стр. 39


П. И. Пестель.

рушившихся на кишиневскую радикальную общественность весной 1822 года. В феврале этого года был арестован и заключен в тираспольскую крепость Владимир Раевский. В связи с этим был отстранен от командования кишиневской дивизией Михаил Орлов. Выяснилось, что с тайным обществом была связана кишиневская масонская ложа, членом которой был и Пушкин, и она была ликвидирована. Затем последовал полицейский разгром местных либеральных салонов и культурных организаций.

Начался второй период кишиневской жизни Пушкина, гораздо более тяжелый для него, чем первый. После всего случившегося Кишинев быстро приобретает в глазах Пушкина типичный облик захолустного, провинциального городка, в котором поэт, лишенный привычных друзей и собеседников, чувствует себя крайне сиротливо.

Однако свою ненависть к царскому режиму Пушкин продолжал высказывать, совершенно открыто. Упоминавшийся нами выше Долгоруков в своем дневнике описывает, как Пушкин на обеде у наместника Инзова яростно обрушивался на существующий строй: "Пушкин ругает правительство, - пишет Долгоруков, - помещиков, говорит остро, убедительно, а за стульями слушают и внимают соблазнительным мыслям и суждением"1 (Долгоруков имеет в виду прислуживавших за обедом слуг-крепостных. - И. С ).

Замечательно следующее высказывание Пушкина, характеризующее его взгляды того времени, записанное тем же Долгоруковым:

"Прежде народы восставали один против другого, теперь король неаполитанский воюет с народом, прусский воюет с народом, гишпанский тоже, - не трудно расчесть, чья сторона возьмет верх"2 .

Пушкин предпринимает попытку вернуться в Петербург: обращается к столичному начальству с просьбой об отпуске на два - три месяца якобы для устройства своих семейных дел. На эту просьбу следует отказ. Чтобы хоть как-нибудь отдохнуть от окружающей его теперь скуки и провинциальной мертвечины, он просит Инзова отпустить его в Одессу, тоже под совершенно фиктивным предлогом: для лечения морскими ваннами. Инзов его отпускает.

Тем временем в Одессу приехал назначенный новороссийским генерал-губернатором граф Воронцов, пользовавшийся в либеральных кругах того времени репутацией человека широких взглядов, образованного и порядочного. Задобренный в пользу поэта его



Письмо Пушкина к Бестужеву.

1 "Правда" от 11 декабря 1936 года.

2 Там же.

стр. 40
петербургскими друзьями, он радушно встретил Пушкина и сообщил ему, что берет его под свое начальство. Еще раз, посетив Кишинев, чтобы ликвидировать там свои дела и попрощаться с оставшимися знакомыми, Пушкин окончательно перебрался в Одессу.

Эта перемена местожительства не отразилась, однако, на политических настроениях Пушкина сколько-нибудь существенно. Правительственные репрессии, обрушившиеся на его кишиневских друзей, произвели на него слишком тягостное впечатление, чтобы оно могло рассеяться так быстро. Общая политическая обстановка, складывающаяся в России в эти годы, тоже никак не могла действовать на него ободряюще. Еще в самом начале пребывания Пушкина в Кишиневе в Петербурге произошло восстание Семеновского полка, когда, доведенный до отчаяния постоянными притеснениями начальства и жестокой, бессмысленной муштрой, солдаты лейбгвардии Семеновского полка, до сих пор считавшегося одним из самых образцовых, отказались подчиняться своим офицерам и выступили против чинимых над ними издевательств.

Событие это окончательно развязало руки реакции: если до этого царское правительство, проводя свою реакционную политику, считало все же нужным прикрывать ее всяческими либеральными фразами и обещаниями, то теперь оно совершенно открыто выступало против каких бы то ни было реформ, против каких бы то ни было либеральных чаяний и мечтаний. Всего этого Пушкин не мог не чувствовать, как не мог он не наблюдать спада революционной волны на Западе.

Те пессимистические мотивы, которые проскальзывали в его политических стихотворениях, написанных им еще в Кишиневе, звучат в его творчестве все сильнее и сильнее, достигая подлинно трагической силы в известных строках:

"Паситесь, мирные народы!
Вас не пробудит чести клич,
К чему стадам дары свободы:
Их должно резать или стричь.


Восстание Семеновского полка 18 октября 1820 года в С. -Петербурге.

стр. 41
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич".
Значит ли это, что Пушкин изменял своим прежним вольнолюбивым идеалам? Нет, конечно, не значит. Все уродство этого строя он сознавал так же ясно, как и прежде. Но путей к его ниспровержению он не видел и, надо прибавить, не мог видеть. Это была не его вина, а результат тех исторических условий, под знаком которых складывалось и развивалось его политическое миросозерцание.

Как далеко ни шел Пушкин впереди той среды, из которой он вышел и с которой был связан тысячью нитей, он не мог в то время понять, что только в союзе с порабощенной крестьянской массой декабристы - лучшие люди той эпохи - могли осуществить свои революционные замыслы.

Никак не улучшилось в связи с переездом в Одессу и личное положение Пушкина. Правда, он получил возможность вновь приобщиться к благам культурной жизни. В те годы Одесса уже была богатым торговым городом, с пестрым и шумным обществом, с театром, большим любителем которого Пушкин стал еще в Петербурге, с разнообразными развлечениями. В Одессе жил тогда Александр Раевский, брат Николая Раевского, человек, причастный к кругу декабристов, острый ум и способности которого Пушкин ценил чрезвычайно высоко. Сдружился поэт и с приехавшей сюда женой князя Вяземского.

При всем этом и здесь Пушкин чувствовал себя почти так же одиноко и сиротливо, как и в Кишиневе. Литературная жизнь страны сосредоточивалась тогда почти исключительно в Москве и в Петербурге, и в Одессе Пушкин попрежнему оставался в стороне от нее, питаясь только теми сведениями о текущих литературных делах, которые сообщали ему его оставшиеся в столицах друзья. В переписке с ними, постоянной и оживленной, Пушкин отдыхал, но и она не могла заменить живого общения: письма тогда нередко проходили полицейский контроль, и в них, чтобы не нажить себе неприятностей, приходилось соблюдать большую осторожность.

А главное, расчеты на Воронцова, на которого возлагали такие большие надежды петербургские заступники Пушкина, устраивавшие его перевод в Одессу, совершенно не оправдывались. Воронцов хотел разыгрывать по отношению к Пушкину роль высокого покровителя, великодушно снисходящего к слабостям поэта и пекущегося об его исправлении, а Пушкин справедливо видел в такого рода покровительственно-снисходительном отношении, хотя бы и замаскированном самой утонченной светской вежливостью, унижение своего человеческого достоинства.

Воронцов подчеркнуто пренебрежительно относился к литературной репутации Пушкина, всеми своими действиями показывая, что относится к Пушкину исключительно как к подчиненному ему чиновнику, от которого он вправе требовать акуратной и исполнительной работы.

Стараясь побольнее уколоть поэта, Воронцов однажды предписал ему выехать в служебную командировку в окрестные места на предмет борьбы с саранчой. "Поручаю вам отправиться в уезды херсонский, елизаветградский и александрийский, - говорилось в полученном Пушкиным предписании, - и по прибытии в города Херсон, Елизаветград и Александрию явиться в тамошние общие уездные присутствия и потребовать от них сведения: в каких местах саранча возродилась, в каком количестве какие учинены распоряжения к истреблению оной и какие средства к тому употребляются. После сего имеете осмотреть важнейшие места, где саранча наиболее возродилась, и обозреть, с каким успехом действуют употребленные к истреблению оной средства, и достаточны ли распоряжения, учиненные для этого уездными присутствиями"1 .

Можно себе представить, как подействовало на поэта такое издевательское предписание. В командировку он, правда, поехал, но, вернувшись, подал будто бы Воронцову такой лаконичный рапорт:

"Саранча летела, летела
И села,
1 Предписание впервые было опубликовано в "Библиографических записках". 1858. Т. I, стр. 138.

стр. 42


Дом Сикара на Пушкинской ул., в Одессе, в котором Пушкин жил во время ссылки. 1823 г.

Сидела, сидела - все с'ела
И вновь улетела".
Так ли обстояло дело в действительности, - достоверно неизвестно, но ряд убийственных отзывов о Воронцове, высказанных Пушкиным в письмах друзьям, а главное, ряд не менее убийственных эпиграмм поэта, направленных против него, - все это привело к тому, что Воронцов решил пустить в ход все имеющиеся в его распоряжении средства. Он стал настойчиво требовать от петербургских властей удаления Пушкина из Одессы, сначала подкрепляя эти требования лицемерными заявлениями, что это будет полезно самому Пушкину, а потом перейдя к открытым доносам о его полной неисправимости.

Доносы эти возымели свое действие. В качестве предлога для расправы было использовано одно перехваченное полицией письмо Пушкина, в котором он признавался в своем атеизме. Это признание давало достаточное основание к административным репрессиям. Письму был дан ход, и начатое дело завершилось высочайшим распоряжением о высылке Пушкина в имение его родителей под надзор местного начальства.

Такого жестокого решения сам Пушкин не ожидал. Он рассчитывал, что все ограничится его увольнением со службы, которого он и сам добивался, подав в отставку тотчас по возвращении из командировки по борьбе с саранчой. Узнав о грозящей ему ссылке в деревню, он пытался бежать заграницу. Побег, однако, не удался, и 30 июля 1824 года он выехал из Одессы в Михайловское.

Здесь после полутора лет уединенной, сравнительно спокойной жизни, посвященной чтению, вдумчивым наблюдениям над народной жизнью, наконец, напряженной творческой работе, дошла до него весть о вооруженном восстании 14 декабря 1825 года.

Как ни тягостно должны были подействовать на Пушкина известия о подавлении мятежа и последующих многочисленных арестах, коснувшихся целого ряда друзей и знакомых поэта, он все же решил воспользоваться смертью Александра I и попытаться выбраться из ссылки. Такие попытки предпринимал он и прежде: собирался, как и в Одессе, бежать заграницу, ходатайствовал о том, чтобы ему позволено было выехать для лечения в Ригу, но все эти попытки оставались безрезультатными. Теперь он снова возобновил их. Он засыпал письмами своих петербургских друзей, уцелевших после разгрома восстания. Наконец, он подал официальное орошение новому царю, Николаю I, об освобождении.

стр. 43


Село Михайловское, имение матери Пушкина.

С литографии 1837 года.

Дело, однако, оказалось не таким простым. Тот факт, что Пушкин организационно не был связан с заговорщиками, вернее, не был формальным членом тайного общества, мог быть установлен довольно быстро, но его личное знакомство с очень многими из арестованных, а главное, его многочисленные антиправительственные стихи, обнаруженные при обысках, - все это настраивало правительственные власти очень подозрительно по отношению к нему. И не только власти: в кругах столичного дворянства открыто высказывалось недоумение, что Пушкин остается хотя и в ссылке, но на свободе.

Правительство послало в село Михайловское специального агента, который должен был заняться проверкой пушкинского поведения и в случае получения какого-либо компрометирующего материала против поэта арестовать его. На его счастье, такого материала собрать не удалось; посланный агент вернулся ни с чем: все местные жители, им опрошенные, единодушно показывали, что Пушкин вел здесь жизнь самую замкнутую, ни с кем противоправительственных разговоров не вел и крестьян не подстрекал к восстанию.

Таким образом, оснований к его аресту не оказалось. Но оставлять его ходатайство об освобождении без последствий Николай I тоже нашел неудобным.

В ночь с 3 на 4 сентября 1826 года в Михайловское явился жандармский офицер, доставивший Пушкина в Псков, а оттуда в тот же день, в сопровождении фельд'егеря, он был отправлен в Москву.

Ехал Пушкин в невеселом настроении. Что ему готовилось, он сам как следует, не знал. Каяться в своих грехах - а что такого покаяния от него потребуют, он мог ожидать, - он не собирался. Еще из Михайловского он писал: "...Положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов уславливаться (буде условия необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня. Мое будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения со мною правительства"1 . После приговора декабристам, по которому пятеро вождей движения были осуждены на смерть, а многие десятки его участников - на длительную каторгу, после того, как этот, глубоко потряс-

1 Пушкин "Переписка", Т. I, стр. 318.

стр. 44


Пущин у Пушкина в Михайловском.

С картины Н. Ге.

ший Пушкина приговор был приведен в исполнение, - он был готов на все.

Многие друзья поэта рассказывали после его смерти, что, уезжая из Михайловского, он положил к себе в бумажник стихотворение "Пророк", которое заканчивалось будто бы примерно так:

"Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись,
Иди, и с вервием вкруг выи
К убийце гнусному явись!"
Тотчас по прибытии в Москву, прямо с дороги, Пушкин был приведен к царю. Ничего достоверного неизвестно и о самом свидании, довольно продолжительном1 . Если верить современникам, Пушкин держал себя достаточно прямолинейно. На вопрос Николая, принял ли бы он участие в восстании, если бы был в Петербурге, он без колебаний ответил утвердительно. На этом свидании Пушкину было сказано, что отныне он освобождается от всякой цензуры, и что сам Николай будет просматривать все, предназначаемое им к печати.

На деле царская "милость" означала, что поэт был поставлен в еще худшие цензурные условия, чем при Александре I. С этого времени жизнь, и творчество Пушкина были предоставлены произволу шефа жандармов Бенкендорфа.

Очень видное место занимает в эти годы в творчестве Пушкина фигура Петра I. Именно тогда был начат им так и оставшийся незаконченным "Арап Петра Великого", была написана "Полтава". В обеих этих вещах образ Петра дается совершенно в одинаковых тонах. Это образ великого и смелого преобразователя, каким и в действительности был Петр, открывающего новую эру в истории России; как человек, он властен, крут в своих решениях, но в то же время в изображении Пушкина чуток к людям, не мстителен, снисходителен к побежденным.

Все это не случайно. Рисуя Петра таким, Пушкин как бы ставит его в пример Николаю, художественно развертывая обращенное к нему пожелание, высказанное в стихотворении "Стансы":

"Семейным сходством будь же горд,
Во всем будь пращуру подобен,
1 См. "Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851 - 4860 годах", стр. 91 и след. Вступительная статья и примечание М. Щевловского. Изд-во М. и С. Сабашниковых. М. 1925.

стр. 45


В. Кюхельбекер.

Как он неутомим и горд,
И памятью как он незлобен".
С одной стороны, Пушкин напоминает здесь Николаю о том обещании политических преобразований, которые, по рассказу польского поэта Мицкевича, дал ему царь при их первой встрече. С другой стороны, он выступает здесь в защиту декабристов.

Мысль о томящихся на каторге друзьях, о том, что он только случайно избежал их участи, преследовала его неотвязно.

Когда жена декабриста Никиты Муравьева уезжала к мужу в Сибирь, он передал с ней обращенное к декабристам стихотворение, в котором высказывал надежду, что

"Придет желанная пора...
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут".
Декабристы-каторжане ответили Пушкину другим стихотворением1 , полным революционной решимости и успокаивавшим Пушкина, свидетельствуя, что для декабристов он остался тем, чем и был: единомышленником, певцом борьбы за вольность.

Неизгладимое впечатление произвела на Пушкина случайная встреча с арестованным Кюхельбекером, которого, жандармы везли в динабургскую крепость. Произошло это на одной почтовой станции. Внимание Пушкина привлек "высокий, бледный и худой молодой человек с черною бородою, в фризовой шинели". "Увидев меня, он с живостью на меня взглянул, - пишет Пушкин. - Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим, друг на друга - и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг к другу в об'ятия. Жандармы нас растащили. Фельд'егерь взял меня за руку с угрозами и ругательствами - я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали... Я поехал в другую сторону".



Рисунок виселицы с пятью повешенными декабристами на рукописи Пушкина "Полтава".

1 Обычно стихотворение это приписывается декабристу Александру Одоевскому. Некоторые исследователи, однако, высказывают сомнения в его авторстве.

стр. 46
Чтобы проверить политическую благонадежность Пушкина, ему поручили в особой официальной записке высказать свои мысли о народном воспитании. Он чувствовал себя затруднительно - такого рода тема была достаточно далека ему, - но отказаться от этого поручения он не мог. Работая над запиской, он соблюдал всяческую осторожность, в то же время во всю ширь, насколько это было возможно, развернул здесь явно неприемлемый для правительства тезис о просвещении как основной предпосылке гражданского благоустройства.

Кончилось тем, что эти наставнические намерения Пушкина встретили самый суровый отпор со стороны правительства. Через начальника тайной полиции Бенкендорфа царь отвечал Пушкину: "...Принятое Вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое количество молодых людей. Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должное просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному"1 .

Этот ответ вызвал довольно гневную отповедь Пушкина в стихотворении "Друзьям". Пушкин писал здесь, что только "лукавый льстец" может высказывать мысль, будто бы

"...просвещенья плод -
Разврат и некий дух мятежный!"
и что

"Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу".
Тем самым его попытки воздействовать на правительство оказались тщетными. Начинался новый период политической биографии Пушкина, период мужественной и упорной борьбы с самодержавием, период мучительных поисков новой общественной среды, на которую он мог бы опереться в этой неравной борьбе - борьбе, окрашивающей все его литературные начинания 30-х годов и прерванной только насильственной смертью поэта, смертью, которую Николай I и его камарилья хладнокровно и утонченно подготовили.



1 Пушкин "Переписка". Т. I, стр. 394.