Д. БРУКС. Спасибо товарищу Сталину! Советская официальная культура от революции до холодной войны.

J. BROOKS. Thank You, Comrade Stalin! Soviet Public Culture From Revolution to Cold War. Princeton, New Jersev. Princeton University Press. 2000. XII, 319 p.

Профессор европейской истории Университета Джонса Гопкинса (США) Дж. Брукс известен трудами, посвященными социокультурной истории России второй половины XIX- первой половины XX века, включая монографию о развитии грамотности и народной литературы в 1861-1917гг.(1), удостоенную премии Американской ассоциации развития славистических исследований.

Новая книга Брукса посвящена анализу основных тенденций развития той массовой культуры, которая насаждалась в России, а затем в СССР, от Октябрьского переворота 1917г. до смерти И. В. Сталина в 1953 году. Хотя автор отдает себе отчет в многообразии проявлений "публичной культуры", он сосредоточивает внимание на центральных печатных органах, прежде всего газете "Правда", которую сравнивает со "средневековой Библией по своему влиянию и авторитету" (с. XIV), а также газетах "Известия" и "Красная звезда". Такой подход достаточно обоснован, поскольку именно в этих изданиях с наибольшей выразительностью воплотилась структура советского мышления, его развития в сторону все большей "исторической амнезии"(2), идеализации государства, компартии и вождя (вождей).

В основе исследования лежит концепция "моральной экономии", под которой автор понимает стремление подменить естественные экономические и социальные отношения нравственными, возникающими между государством, предоставляющим населению продукты и услуги, и "благодарными" гражданами, обязанными беззаветно служить "своему" государству. Из системы "моральной экономии" вытекает экономика и культура "дара" государства (естественно, и партии во главе с вождем) советскому населению, за что последнее оказывается в постоянном и неоплатном долгу. В 1930-е годы такие отношения с наибольшей силой воплотились в лозунге, избранном Бруксом в качестве заголовка книги.

Значительная часть фактов, приводимых в работе, уже известна специалистам. Новизна монографии состоит в системе подхода к этим фактам как проявлениям специфического социокультурного феномена, элементам советской официальной политики. Для западных читателей, включая историков, важен и конкретный материал вместе с его аргументированным комментарием. В результате возникает глубокое представление о советской "логократии"- силе и власти слов, которая проявлялась специфически на различных исторических этапах, но сохранялась как могучий инструмент тоталитаризма на протяжении всех десятилетий его существования.

Книга построена хронологически-проблемно. В первых двух ее главах автор проанализировал зарождение и становление советской "моральной экономии" и культуры "дара" на протяжении гражданской войны и периода нэпа. Он показал принципиальное значение монополии на печатное слово и своеобразной иерархии прессы- от "элитных" публикаций в "Правде" и "Известиях" до упрощенных материалов массовых газет. Впрочем, Брукс с полным основанием отмечает, опираясь на документы, что, попытавшись создать "новый язык" для малообразованного читателя, большевики в этом не преуспели. "Процветали аббревиатуры, неологизмы и русификация иностранных слов" (с. 12). Видимо, здесь дело было не только в неумелом подходе - среди большевиков было немало мастеров демагогической агитации, но и в самом квазирелигиозном характере марксизма, в его большевистской интерпретации и модификации. Вера простого читателя в примитивные, а подчас туманные догматы во многих случаях подкрепляла авторитаризм власти.

В книге прослеживается, как на протяжении первого десятилетия формировались, а затем видоизменялись и частично заменялись основные штампы советской массовой культуры, начиная с понятии "мы" (имея в виду компартию, государство и их лидеров) и "они" (классовые враги и все оппоненты и колеблющиеся). Используя, в частности, количественный анализ газетных материалов по их содержанию, ключевым словам и т.д., Брукс показывает, как с помощью соответствующих метафор в сознание населения внедрялись "фронтовые" представления с соответствующей риторикой насилия и репрессий. В то же время метафорический комплекс представлял компартию как своего рода семью или, точнее, суррогат семьи, тогда как собственно семейная жизнь не только отодвигалась на второй план, но фактически пренебрегалась прессой. Брукс не

стр. 165

смог обнаружить в советских газетах 1920-х годов ни одной фотографии или рисунка, относящихся к семейной жизни (с. 25).

В центре исследования - условия зрелого тоталитаризма, со времени "революции сверху", развернувшейся в конце 1920-х годов. Основным содержанием прессы с этого времени становится, как показывает автор, официальное чествование достижений "социалистического строительства", продолжавшееся вплоть до войны с Германией и возобновившееся после перелома в ней в пользу СССР.

Авторский анализ показывает, как стирались на этом этапе различия между информационными, разъяснительными и "побуждающими к действию" материалами прессы, которые существовали ранее, как все больше использовалась одна и та же хвалебная (или бичующая) демагогия. Прослежена роль печати во все более нагнетавшемся культе Сталина (разделы "Сталинская харизма" и "Сталинская харизма как политический театр"). Представляется, однако, что автор не вполне точен, употребляя термин М. Вебера "харизма"(3) применительно к советскому диктатору. Брукс полемизирует с К. Фридрихом и 3. Бжезинским, которые определяют культ Сталина и других тоталитарных диктаторов как "псевдохаризму" (4). Думается, однако, что не только отсутствие прямого религиозного компонента, но и спланированный, целенаправленный и насильственно навязанный сверху характер раздувания сталинского величия позволяет внести коррективы в "харизму" советского диктатора именно в том смысле, о котором писали американские политологи.

В то же время изображение Сталина в органах печати, по обоснованному мнению Брукса, воспроизводило все черты примитивной ритуальной драмы: постоянно повторяющиеся темы, стереотипные характеристики, символистическое оформление. Монография значительно расширяет представление о "театре Сталина", публицистическое описание которого было начато А. Антоновым-Овсеенко(5). В этом смысле важно отметить убедительность анализа в книге советской официальной культуры как своего рода комплексного спектакля, начавшегося фактически с первых месяцев большевистской власти, но в сталинское время приобретшего мистические черты (Сталин - "отец народов").

Брукс обратил внимание на такую важную особенность советской "моральной экономии", как односторонность необъятного "дара" партии и вождя народу. Между прочим этот анализ является дополнительным аргументом в пользу выявления феодальных черт в тоталитарной системе- проблемы, которую историческая наука уже затронула(6), но сколько-нибудь существенно не разработала.

В монографии прослежена, специфика культурной политики советских властей в отношении нерусских национальностей, деятелей науки и культуры. Специальный раздел посвящен литературе и искусству "социалистического реализма", причем здесь не только показана специфика "неоплатного долга" писателей, музыкантов, актеров и других служителей муз, но и попытки некоторых из них, людей подлинно высокого таланта, хотя бы частично уклониться от участия в позорном общесоюзном спектакле.

В том же ключе культуры Брукс проанализировал трансформацию понятий "честь и бесчестие", обратив, в частности, внимание на метафористику "социальной гигиены", зародившуюся еще при В. И. Ленине и развитую при его продолжателе, которая предусматривала истребление "вредителей", "паразитов", "насекомых". Эта система метафор получила особо широкое распространение во второй половине 1930-х годов - особенно в годы "большого террора".

Очерчивая особенности советской массовой культуры в годы второй мировой войны, в частности после начала советско-германской войны, автор выявляет важную черту- отход Сталина на второй план в 1941- 1942 гг., в период поражений, и его возвращение на авансцену в качестве главного творца побед после перелома в ходе военных действий. Данные факты рассматриваются именно как некоторое отступление от культуры "дара", а затем возвращение к ней с новой силой. С этой точки зрения, Брукс анализирует и становившийся все более рельефным переход от интернационалистических деклараций к советскому, а затем и великорусскому шовинизму в официальной массовой культуре.

"Кража [результатов] войны"- название последней главы, посвященной особенностям официальной культуры в послевоенный период. Здесь сосредоточено внимание на трудностях, с которыми столкнулись власть предержащие в попытках полностью восстановить и превзойти довоенный уровень "экономики и культуры дара" после победы, достигнутой в союзе с западными державами, и пребывания значительного числа офицеров и солдат за пределами СССР. В книге удачно прослежены опасения властей относительно того, что может возникнуть нечто подобное движению декабри-

стр. 166

стов(7), что предопределило новое "закручивание гаек" в сфере идеологии и политики. В "Эпилоге" автор кратко прослеживает, как видоизменялась советская официальная массовая культура во времена Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева и их преемников, вплоть до 1991 года. Но беглые замечания не могут заменить детального анализа, подобного тому, какой был сделан в отношении первых трех с половиной десятилетий коммунистической власти.

Примечания

1. BROOKS J. When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literature. 1861- 1917. ?Princeton. 1985.

2. MILOSZ Cz. The Captive Mind. N.-Y. 1955, p. 4-24.

3. WEBER M. Economy and Society: An Outline of Interpretive Sociology. Berkeley. 1987, p. 215- 216 a.o.

4. FRIEDRICH C. J., BRZEZINSKI Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, Mass. 1956, p. 24-25 a.o.

5. АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО А. Театр Иосифа Сталина. M. 1995.

6. KOEHL R. Feudal Aspects of National Socilism.- American Political Science Review, 1960, N 4-5, p. 57; КОБИЩАНОВ Ю. M. Теория большой феодальной формации.- Вопросы истории, 1992, N 4-5, с. 57.

7. Эти опасения уже отмечались российскими исследователями (см., например, статью Ю. Аксю-тина в сб.: Холодная война: Новые подходы, новые документы. М. 1995, с. 48-63).