Г. ГАЧЕВ. ГУМАНИТАРНЫЙ КОММЕНТАРИЙ К ФИЗИКЕ И ХИМИИ

Статьи, публикации, книги, учебники по вопросам современной химии.

NEW ХИМИЯ


ХИМИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ХИМИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Г. ГАЧЕВ. ГУМАНИТАРНЫЙ КОММЕНТАРИЙ К ФИЗИКЕ И ХИМИИ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2018-07-24


М: Логос, 2003, 512 с.

(Комментарий к комментарию)

Книга Г. Д. Гачева, как он сам представляет ее читателю, - это несвоевременные и бескорыстные опыты понимания, проделанные автором более 30 лет тому назад. Она писалась "в стол" без малейшей надежды на издание, что для страны, где цензура родилась до письменности, не такой уж редкий случай. Тем не менее издание случилось и, несмотря на тридцатилетнюю задержку, оказалось, хотя и бескорыстным (при нынешних-то гонорарах), но вполне своевременным: любомудрие и любознание не стареют. Физик и математик С. П. Курдюмов в "Предисловии" к книге рекомендует ее ученым-естественникам. Нижеследующие заметки есть рекомендация книги ученым-гуманитариям.

Автор снабдил название книги подзаголовком: "Диалог между науками о природе и человеке". В истории взаимоотношений между этими науками было всякое: они были нераздельны, затем разделялись, появлялось соперничество, даже экспансия, пренебрежение, брань. И все равно это был диалог, в различной степени осознанный и в различной степени дружественный. Автор вознамерился эксплицировать этот диалог, и это ему удалось. Отыскание гуманитарных истоков, корней и даже ростков в естественно-научном знании очень полезно с психологической точки зрения: оно смягчает комплекс полноценности у представителей последнего и повышает тонус самосознания у гуманитариев, в частности, у психологов, к числу которых относится и автор этих строк. Г. Д. Гачев, конечно, не первый, кто пытается вывести лириков (и выйти сам) из загона, не слишком уменьшая при этом почета, который снискали физики. С. Л. Франк в книге "Живое знание", изданной в Берлине в 1923 г., на примере анализа творчества Гёте показал, что естественно-научное и гуманитарное знание произрастают из одного корня. О. Мандельштам был более решителен. На основании анализа творчества Данте он пришел к выводу, что будущее дантовского комментария принадлежит естественным наукам, когда они для этого изощрятся и разовьют свое образное мышление. Со времени этого поэтического вызова прошло более 70 лет, а замечательно начатую работу поэтом-дилетантом в естественно-научном знании никто не продолжил. Хотя справедливости ради нужно сказать, что сдвиги в развитии образного мышления ученых-естественников имеются, и образы даже признаны в качестве одного из полноправных языков научного дискурса, Г. Д. Гачев тоже начинал свои размышления с образов. Он увидел в образах соединение гуманитарности и естествознания: физик в Средние века именовался artifex - как художник и ремесленник, и физика была "свободным искусством", как и музыка и поэзия. Автор пишет, что физика зажата между математикой и природой. Образы в физике ближе к природе, они имеют собственно физический смысл: как способ качественного представления того, что происходит с веществом, - в отличие и в противовес количественному представлению того же, к чему побуждает математика. "Образы стоят в физике на страже качества, эту задачу физики обслуживают. И в физике, в каждом исследовании, у каждого ученого совершался непрерывный диалог образов и математического описания. Это два полюса языка физики, отражающие ее две задачи" (с. 307). Первая - выявление того, что происходит на самом деле в природе, т.е. качественное видение свойств разных веществ, тел и движений в их конкретном разнообразии и собственных формах и виде. Вторая - единение всего, поравнение, нивелировка качеств, где смысл имеют лишь количественные соотношения, а безразлично, с чем имеют дело: с погодой, со стихом "Евгения Онегина"... О. Мандельштам, отзываясь о В. Хлебникове, выразил подобное более резко: "Какой-то идиотический Эйнштейн, не умеющий различать, что ближе - железнодорожный мост или "Слово о полку Игореве"". Поэт, правда, оговорился, что слово "идиотический" он употребляет в подлинном, греческом, неоскорбительном значении этого слова.

Г. Д. Гачеву самому несомненно присуще, как сказал бы Н. В. Гоголь, "живописное соображение", или "глазастый разум", как сказал бы И. Г. Эренбург. Поэтому он на стороне образов и считает, что надо выравнивать крен на математический борт. Он не без иронии пишет о спасительности математической малограмотности для Фарадеев или небрежности Резерфордов, ибо она повышала чувствительность к собственным свойствам и качествам мира. Он сочувственно ссылается на Эйнштейна и других физиков, настаивавших на обязанности физики описывать свой предмет, минуя математический аппарат, а лишь качественно.

Образ образу рознь. Автор чувствует поэзию эксперимента, в котором телесно и бессловесно,

стр. 172

минуя язык и Логос, воспроизводится явление (вещь, процесс), уподобляет его пластическим искусствам. Не менее чувствителен он и к одухотворенным образам-идеям, где созерцания чувственно-духовны, эросны, т.е. обладают порождающими свойствами, являются источниками создания физических теорий. Гачев называет такой вид смотрения внутренне-внешним оком умного созерцания. Именно здесь он видит место встречи образов и чисел, математических единопостроений, место, где совершаются браки качеств и количеств, совершаются отождествления эмпирически находимых свойств и математических единых пропорций - те нервы и сосуды, по которым физике и математике сообщаться друг с другом, переливаться друг в друга. Находится место и моделям, и схемам, и символам. Автор ставит увлекательную задачу "прослеживать судьбу образов в объяснении каждого физического явления, в разных теориях, у разных физиков; как они клубятся, варьируют: от грубых, первичных, брутальных (как у Галилея, например, часто) через символы, модели, схемы - до рафинированных Платоновых, истаивающих уже в эстетике формул" (с. 309). Здесь уже наглядность, созерцание умерщвлены. Восприимчивость к эстетике формул - особый дар, и восстановление их исходной предметности, образности - довольно сложная задача. Конечно, есть тайнодействие скрытых образов, о котором пишет автор, образов не осознаваемых, но влияющих на формирование физических теорий и картин мира. Г. Д. Гачев удачно сравнивает такие образы с фундаментальными архетипами. Я. Э. Голосовкер предпочитал говорить о смыслообразах.

Тайнодействие присуще не только скрытым образам, но и скрытым значениям и смыслам слов, как и совершаемым человеком действиям. Автор мастерски владеет словом и, видимо, сам получает большое удовольствие от "свежевания" не только образов, но и сокрытых в словах значений и смыслов, от проникновения в бездонную мглу, таящуюся за поверхностью каждого слова (образ Н. Заболоцкого). От этимологических разысканий, порой довольно неожиданных, получает смешанное с удивлением удовольствие и читатель. Заинтересованный читатель вполне может дополнить представления Гачева о внешне-внутреннем умном созерцании представлениями В.ф. Гумбольдта, П. А. Флоренского, Г. Г. Шпета о внешних и внутренних формах слова, образа, действия, символа... Во глубине их внутренних форм таятся общие истоки и корни всех видов знания, включая и художественное. Может быть, об этом не стоило бы писать, если бы во всей книге не прослеживалось скептическое отношение к опосредствованному мышлению. Я понимаю, что нелепо вооружаться компасом, переезжая через лужу, не меньше автора ценю очевидность, ясность. Но не следует забывать, что и слово, и образ, и действие, при всей их самоценности, выступают для мышления и как средства. Для психолога таинство озарения выступает не только как данность, но и как проблема. Иное дело, что "права разума надо ограничить сердцем" (О. Мандельштам), или, что существует или должна существовать "интуиция совести" (А. А. Ухтомский), что по-своему аргументирует автор.

Замысел Г. Д. Гачева не ограничивается констатацией и расшифровкой общих истоков и корней гуманитарного и естественно-научного знания. Он много шире и глубже. Его можно было бы выразить словами Ф. Шлегеля, рекомендовавшего размышлять о материи на языке мистерии. С одной стороны, эта рекомендация явно запоздала, так как подобных размышлений и до нее всегда было предостаточно и рассказами о них полна книга Гачева. С другой - это рекомендация на все времена, так как на результатах не только художественного, но и научного творчества нет "говорящих следов". Пути их достижения скрыты и от создателей. Нужно быть гением не только в мысли, но и в самонаблюдении, как Эйнштейн, чтобы сказать, что он мыслит в терминах зрительных образов и даже мышечных ощущений. Нужно обладать смелостью и искренностью А. Эйнштейна, чтобы признать огромность влияния на свое творчество Ф. М. Достоевского. Большинство же творцов лапидарны, как Творец: сказал и стало так. Или как Журден - не знают, что они говорят прозой, не понимают, что они, если и не говорят, то мыслят в том числе и на языке мистерии.

Мне кажется, что Гачев, вольно или невольно, вскрывает мистериальные пласты человеческого (а не только научного) мышления. Его главное слово - "Психо-Космо-Логос" и главный постулат: "Нет телесности, которая одновременно не была бы некой духовностью (т.е. идеологией, сферой смыслов) и душевностью (т.е. полем отношений, диалогосов между разными "ты"). Т.е. душевность = социальность и волновость (волнение, переживание) - и, значит, жизнь" (с. 21). К этому можно добавить максиму А. А. Ухтомского: жизнь есть требование от бытия Смысла и Красоты. Не знаю относительно красоты, но смысл укоренен в бытии, а Гачеву чужд методологический ригоризм: ему довольно безразлично, как смысл извлекается, лишь бы он был. Поэтому для него вполне приемлемы в качестве аргументов развиваемых положений образы, живые метафоры, этимологические находки, экспериментальные - в широком смысле - опытные данные, строгие доказательства, мистика, умозрение, интуиция. Науку он считает языком дифференциаций, различений, а мистику, умозрение, интуицию - языком тождеств, посредством которых возможно постижение целостности. Гачев прелестно поэтизирует мистику: "И я, конечно, мист: тождества кругом зрю, навожу - и радуюсь в трансе утренних прорицаний, как птичка на заре пою, щебечу. От стечения солнца и росы песнь-мысль моя: луч в каплю - соитие, Эрос!" (с. 29). Такую мысль он называет "жизнемыслью". Видимо, в наше время понятие "мысль" (как и она сама) настолько обесценилось, что к ней прибавляют разные приставки-усилители: жизнемысль, мыследеятелъность (Г. П. Щедровицкий), омысленная мысль (Г. Г. Шпет) и т.п.

Г. Д. Гачев, разъясняя свой вариант усиления, без ложной скромности называет развиваемый им тип мышления привлеченным мышлением, а свою мысль - отчетной мыслью, которая "зрит то, что неведомо мысли безотчетной, отвлеченной от личности" (с. 15). Привлеченное мышление - значит привлеченное к ответственности перед чело-

стр. 173

веком живущим. Если бы автор добавил еще чувство вины, то получилось бы почти по М. М. Бахтину: свободное (а то, что автор свободен, сомнений не вызывает), поступающее мышление, для которого характерны чувство вины и ответственности. Итогом такого мышления является живое знание (Г. Г. Шпет, С. Л. Франк) или личностное знание (М. Полани).

Сказанного не так уж мало, но это еще не все. Как ни странно, сей, - по словам автора, - дуэт жизни и мысли производит впечатление некоторой системы, предлагаемой автором как бы в соответствии с требованием П. А. Флоренского: когда система не предпосылка, а результат события мысли. Нарисованная картина физики, химии, мира, наконец, к которой приходит автор, несмотря на детский синкретизм его мышления, получается целостная, а главное - интересная и удивительно эвристически полезная (думаю, не только для психолога). При этом синкретизм сочетает в себе детство с высоким профессионализмом и широтой образованности.

Вечное детство - в смысле А. А. Ахматовой, которым, по ее словам, был наделен Б. Л. Пастернак. А образованность - в смысле О. Мандельштама, которая не тождественна унылой чаще всего эрудиции. Это, скорее, упоминательная клавиатура, которая, по словам поэта, "составляет самую сущность образования. А образованность - школа быстрейших ассоциаций. Ты схватываешь налету, ты чувствителен к намекам - вот любимая похвала Данте", - писал поэт в своем "Разговоре о Данте".

Богатство и неожиданность ассоциативного ряда, с которым встречаешься в книге Гачева, поражает. При этом, как в хорошем киномонтаже, столкновение далеких друг от друга образов, понятий, метафор рождает новый смысл и обогащает понимание крайних, сталкивающихся членов. Он ассоциирует и сопрягает по сходству, смежности, контрасту и по каким-то своим трудно эксплицируемым основаниям, иногда кажется - по произволу или капризу. Приведу пару примеров. Первый -скандальный. Автор не больше, но и не меньше трансформирует теорию относительности в теорию абсолютности. Первое основание для трансформации гуманитарное. "Абсолютность в теории Эйнштейна - это взаимность, диалог систем отсчета, равноправие систем отсчета, равноправие отношения "я - ты": "я" - ведь тоже "ты" и изменчив и сократим - с твоей точки зрения, где "ты" бытуешь в функции "я". Новый Абсолют - это взаимность. Меж парой возникает инвариант. Из сцепления двух колеблющихся - кремень, столп и утверждение Истины. Тут диалогизм - Бубер, Бахтин..." (с. 379). Мысль интересная, возразить трудно...

Второе основание - физическое, как говорит автор, - физикализация Абсолюта. Он начинает с нескладицы двух Абсолютов, даже "Абсолютов" в кавычках, ибо какой же абсолют, когда их пара? Гачев назначает Абсолютом Скорость, которую "видели как вторичное, сложное понятие, производную пути по времени, тогда как она не "производная", а производящая - то Единое, что самораздваивается и порождает Двоицу: Пространство, Время - как свои функции" (там же). И заключение: "Так что с метафизической точки зрения теория Эйнштейна более подобает Абсолюту" (там же). Не только с метафизической, но и с психологической: не все относительно, не все шатко-валко, не все провально. Есть в мире такое, на что можно опереться (см. с. 380). Материю он также превращает в "энергийную массу движения, которая меряется уже через энергию: E = mc2 ; m = E/c2 , а не через косность, как инертная "масса покоя" (там же).

Гениальная формула, порожденная эмоциональным интеллектом Эйнштейна (чтобы не дразнить гусей, не буду называть его гуманитарным) и описывающая по крайней мере половину Вселенной, не дает покоя не только философам, но и поэтам. Поэтический гений Б. Пастернака породил другой вариант ее описания (или второй ее половины?):

И сады, и пруды, и ограды,
И кипящее белыми воплями
Мирозданье - лишь страсти разряды,
Человеческим сердцем накопленной.

Не без иронии, свою версию очеловечивания эйнштейновской Вселенной предложил И. Бродский:

...Масса,
увы, не кратное от деленья
энергии на скорость зренья
в квадрате, но ощущение тренья
о себе подобных. Вглядись в пространство.

Эти поэтические варианты очеловечивания фундаментального закона физики соответствуют интенциям автора. Варианты научные и поэтические вполне конкурентоспособны или дополняют друг друга? Боюсь, что однозначного ответа на этот вопрос не существует. Но они в равной степени должны быть в сознании и физиков, и лириков.

В свою очередь, приведу некоторые аргументы в пользу назначения Скорости Абсолютом. В этом случае она может пониматься как активный хронотоп (А. А. Ухтомский, М. М. Бахтин), а не как инвариантный, не как безотносительная спайка пространства и времени. Слово "спайка", употребленное А. А. Ухтомским для характеристики инвариантного хронотопа, видимо, дань непредставимости безотносительности пространства и времени, когда хронотоп не дан, а задан. Но ведь именно на такой безотносительности пространства и времени и на заданности их "спайки" и построены последние гипотезы о происхождении Вселенной. Астрономы и физики не ищут, а постулируют таинственное возникновение конформного пространственно-временного интервала. В этом интервале чудесным образом встретились до того независимые пространство и время, которые породили световой конус и вещество Вселенной. В просторечьи это звучит, как будто пространство и время оказались в нужное время в нужном месте. Значит, их свела Судьба: И географии примесь к времени есть судьба, сказал И. Бродский. Не последовали ли физики, астрономы, космологи совету романтического философа Шлегеля (см. выше) и не заговорили ли они о материи языком мистерии?

стр. 174

А может быть, они прочитали "Божественную комедию", познакомились с дантовским планетарием, последовали совету О. Мандельштама, развили свое образное мышление. Прототипы конформного интервала и светового конуса встречаются у В. Хлебникова, у А. Белого и других поэтов. Световой конус - это замечательная метафора "Часа Души" (М. Цветаева), вдохновенных и непредсказуемых состояний молниеносного озарения пониманием, сатори, вызывающих бурный прилив духовной энергии, выливающейся в творчество, в создание своей собственной Вселенной. Эта вселенная (мир, миры, мир миров), созданная человеком, может быть привлекательнее или ужаснее Большой Вселенной, но тем не менее она столь же объективна, как и последняя, во всяком случае, для сотворившего ее индивида. Не забудем, что автор тоже творит свою вселенную и претендует на ее объективность. Могу с ним согласиться, хотя в его мире все переплетено его же собственной рукою.

И все же остается главная проблема для человека, для истории, для Вселенной: откуда берется, откуда приходит миг встречи пространства и времени. Т. Элиот дал парадоксальный ответ, назвав его мигом времени не из времени. И тем не менее этим мигом завязывается человеческая судьба, человеческая история, и, если верить космологам, - Вселенная. Мгновенье длится этот миг. I Но он и вечность бы затмил, сказал Б. Пастернак. Значит, вечность присутствует в глубине мига жизни. Превосходен образ В. Л. Рабиновича - Мегамиг.

Вернемся к нашему автору. Делая Скорость производящей, по сути постулируя изначальность активного хронотопа, он снимает проблему встречи пространства и времени, во всяком случае, для решения вопроса возникновения Вселенной. Как он с ним обойдется - это его дело. Не стану нагружать его загадками хронотопа сознательной и бессознательной жизни человека. В ней, конечно, скорость и масштабы другие, но для человеческой жизни достаточные. Например, А. Фет сказал: В пространствах России затерялося время. До сих пор ищем! Так что инвариантность и безотносительность пространства и времени все же возможна?! Я так долго задержался на проблеме одного или двух абсолютов, чтобы показать, что бессознательные мистерии космологов ничем не лучше сознательных мистерий Г. Д. Гачева, который тоже немножко поэт.

Приведу еще один пример продуктивной ассоциации. На сей раз это довольно дикое, на первый взгляд, сопряжение переменного тока и рефлексии: "...важное уравнение явилось, гуманитарно-физическое: переменный ток = рефлексия, рас-судок, антиномии, диалектика. Именно: рефлективное сознание частного буржуазного индивида и открыть смогло себе в природе адекватный себе по структуре феномен - колебания тока, дрожь и трепет электрического суждения, состояние нерешительности - как источник постоянной энергии, колебательный контур души - радиоизлучения, вопияния (ср. с белыми воплями Б. Пастернака. - В. З. ) в Космос, посылание волн вопросительных" (с. 377 - 378). Не знаю, какое сознание - буржуазное или иное открыло новые неизвестные автору подтверждения сделанного им уподобления. Современные психологические исследования построения двигательных актов показывают, что живое движение обладает не только реактивностью, но и чувствительностью (так!). При этом различают два вида чувствительности: чувствительность к ситуации и чувствительность к самому себе, т.е. к возможностям исполнения требуемого движения. Самое интересное и важное, что обе формы чувствительности реципрокны, они чередуются по фазе с частотой 5 - 6 раз в секунду. Предполагается наличие процедуры (механизма) сравнения показателей обеих форм чувствительности, т.е. механизма рефлексии, которая была названа фоновой. Волны движения и соответствующие им волны чувствительности, действительно, могут быть уподоблены переменному току, колебательному контуру. Но здесь зримая аналогия кончается. Механизм рефлексии не может быть локализован на той или иной волне, он должен находиться между ними, но там для него нет места, так как они плавно перетекают одна в другую. Хорошо знакомые автору М. М. Бахтин и М. К. Мамардашвили называли такое пространство между - вневременным зиянием, или зазором длящегося опыта. Из таких зазоров возможен выход в другое - потенциально ментальное пространство, его можно назвать и потенциально духовным. Живая рефлексия все же - это подлинное самопроникновение духа (Новалис). Это невозможно понять, не представив себе, что же есть сам дух? Выручает мудрый Гегель, который говорит, что сам дух не есть нечто абстрактно-простое, а есть система движений, в которой он различает себя в моментах. Значит, дискретная система движений, волны чувствительности, переменный ток - все это необходимые условия, обеспечивающие различные формы рефлексии от фоновых до вполне сознательных, имеющих значительно большую постоянную времени, когда колебания могут длиться годами. От колебаний "быть" или "не быть" до переменного тока дистанция все же огромного размера.

Не стану увеличивать число увлекательных, удивительных сопряжений и уподоблений. Трудно представить себе читателя, которому нечем было бы поживиться (пусть даже поиронизировать) в книге. Тем более, что автор и сам не чужд самоиронии. Он предлагает читателю свой автопортрет, чем обезоруживает комментатора, рецензента, фрустрирующего читателя. Портрет не простой: в нем есть и самоуничижение, есть и гордость, но в целом он вызывает симпатию (особенно, когда знаком с автором несколько десятилетий). Не стану его воспроизводить (см. с. 321- 324). Соглашусь с автором лишь в том, что у него, наряду с мыслями законнопорожденными, выстраданными есть и мысли легковесные, выболтанные или наболтанные по страсти к письму: scribo - ergo sum - в переводе автора "срибо эрго скриплю". Он нередко как бы перекладывает на читателя задачу рефлексии, понимаемой, - по И. Бродскому, - как post scriptum к мысли. В данном случае - не к своей, а к чужой, авторской. Признаюсь, задача интересная! Порой в качестве такого PS возникает впечатление безумности мысли (или книги?), но

стр. 175

тут же всплывает боровский вопрос: достаточно ли она безумна, чтобы быть верной?

В заключение скажу, какую "мораль" я извлек из знакомства с книгой для своей родной психологии. Вернусь к слову "Психо-Космо-Логос", которое есть главная цель и средство восстановления (воспоминания) старого и прихода к новому Целому. Его надо искать в нас. Главное слово означает душа-тело-дух. Этот старый добрый антропоморфизм автор идентифицирует с априоризмом и таким образом дополняет свое поступающее мышление мышлением постулирующим. Имеет право! Тем более, что он ставит, с точки зрения психолога, благородную задачу - психологизировать знание. Сам он предпочитает не слишком благозвучные термины - опсихеить понятия, опсихотворить знания и технику, да и мир в целом, и т.д.

Такая интенция имеет самое непосредственное отношение к психологии, которая в свое время, отделившись или отделавшись от философии, как черт от ладана, бежала от субъективности и субъективных методов исследования к естественно-научной объективности, стала сторониться души. В итоге в психологии возникло огромное разнообразие форм редукции психики к логике, к социуму, к генам, к нейронам, к реакциям, к рефлексам и т.д. и т.п. Благодаря этому психологи утратили комплекс неполноценности по поводу субъективности (субъективизма) своей науки. Исчезли упреки в ее адрес по поводу старинного "душевного водолейства". Психология почти освободилась от "субъективизма" примерно в то же время, когда физики пришли к выводу, что печать субъективности лежит на фундаментальных законах физики (А. Эддингтон). Сегодня найти в учебниках психологии отдушину для души - редкая удача. Г. Д. Гачев продолжает работу по субъективированию так называемого объективного мира, включает в него свои ощущения, как наблюдатель, свои видения, как фантазер, свои озарения, как мистик, свои значения слов, как этимолог, свои смыслы и мысли, как размышляющий и пишущий философ.

На этом фоне его сверхзадача - не только гуманитаризация, а единение науки - в целом воспринимается как вполне своевременная. У меня даже возникает слабая, правда, надежда, что усилия, направленные на ее решение, отрезвят психологов, помогут им понять, что научный дискурс о душе - это не стыдно, может быть, они даже поверят автору, что душа - это тепло, а дух - это свет, которых так недостает людям. Этому может способствовать страстность автора, с которой он пишет об эманации внутреннего в пространство - и его преобразовании, о введении Эйнштейном "наблюдателя", т.е. "ока души", и через то - субъективация, овнутрение "объективных законов природы". Гачев предполагает: "наблюдающий субъект выступает законодательствующим для объективных процессов". В отличие от Канта, у Эйнштейна "трансцензус" практического разума, этики - в природу, сферу чистого разума "возможен и осуществляется и заражает, пятнает точкой зрения субъекта-наблюдателя объективные законы и меры, и контакты природы, и их начинает лихорадить и трясти: одно дело механика - на корабле, другое - в падающем лифте, третье - во вращающемся винтом теле и т.д." (с. 142).

Таким образом, Г. Д. Гачев, если и не полностью инвертирует отношения между науками, то выравнивает их, или уравнивает их роль в познании Целого. Пользуясь его любимым словом "Эрос", можно сказать, что он дает интересные примеры их взаимооплодотворения. Я в своем комментарии ограничился лишь малой толикой того, что есть в этом интересном и объемном сочинении. Не могу сказать, что нужно, но скажу, что можно думать и так, как думает автор, и даже можно заразиться таким образом мышления.


Новые статьи на library.by:
ХИМИЯ:
Комментируем публикацию: Г. ГАЧЕВ. ГУМАНИТАРНЫЙ КОММЕНТАРИЙ К ФИЗИКЕ И ХИМИИ

© В. П. ЗИНЧЕНКО ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ХИМИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.