"Гениальный полководец Великой Отечественной войны" - так маршал К. Е. Ворошилов в 1949 г. назвал свою статью, написанную к 70-летию И. В. Сталина. В те годы не нашлось бы, наверное, человека, который взялся бы публично оспаривать это утверждение. Бывшее некогда аксиомой, оно однако со времен XX съезда КПСС стало предметом споров. Не выглядит солидным аргументом в пользу признания Сталина военным гением и тот факт, что он - единственный, кто носил звание Генералиссимуса Советского Союза и был к тому же награжден двумя орденами "Победа" (в 1944 и 1945 гг.).

Иосиф Виссарионович носил маршальские погоны с удовольствием, любил, когда об этом вспоминали, особенно в сравнении с лидерами стран-союзниц (наша печать так и писала: "...Маршал Сталин, президент Рузвельт и премьер-министр Черчилль"). Следует иметь в виду, что советский лидер в армии, строго говоря, никогда не служил, военному делу никогда систематически не учился и стал Маршалом Советского Союза, не имея до того ни единого воинского звания. Его участие в гражданской войне носило специфический характер: будучи членом РВС Республики и нескольких фронтов, он выполнял в основном политико- административные функции, к управлению войсками отношения не имевшие. Хотя, надо сказать, сам Сталин нередко вмешивался в оперативную деятельность военного командования.

Конечно, он не был полководцем в изначальном смысле этого слова и в годину Великой Отечественной войны. Правильнее называть его военачальником, высшим военным деятелем и оценивать его вклад в нашу Победу именно с учетом этого обстоятельства. В годы войны Сталин занимал практически все высшие посты в государстве, в том числе Верховного Главнокомандующего, и как политический руководитель, бесспорно, имел многие достоинства. Маршал А.М Василевский, чаще других полководцев встречавшийся с ним, вспоминал: "И.В. Сталин обладал не только природным умом, но и удивительно большими познаниями. Его способность аналитически мыслить приходилось наблюдать во время заседаний Политбюро, ГКО и постоянной работы в Ставке. Его заключения являлись немногословными, но глубокими по содержанию и, как правило, ложились в основу постановлений, директив и приказов". С таким выводом соглашались многие государственные и военные деятели.

Верховный всегда хорошо представлял себе обстановку на фронтах до дивизии включительно, твердо помнил состав и дислокацию резервов. Благодаря феноменальной памяти он знал не только командующих войсками фронтов и армий, но и командиров корпусов и даже многих дивизий. Всегда предметно обсуждал многие проблемы с военачальниками и дипломатами, оборонщиками и генеральными конструкторами.

Основательно работало на победу сталинское умение быстро вникать в суть сложных военно-политических вопросов и подчинять интересам политики решение экономических и стратегических задач. Например, У. Черчилль был поражен, насколько быстро, буквально молниеносно "русский диктатор" раскрыл суть показанного ему плана "Торч" по высадке союзников в Северной Африке, над которым, как писал британский премьер, "мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев".

В то же время выполнение Сталиным функций Верховного Главнокомандующего было крайне неоднозначным. На его деятельности, особенно в первые годы войны, отрицательно сказывались отсутствие систематизированных военных знаний и боевого опыта, изрядная самонадеянность и вера в собственную непогрешимость.

Ввиду слабой оперативно-стратегической подготовки многие решения, принимаемые им единолично, были весьма неудачными. Таковой оказалась уже первая директива военным советам фронтов от 23 июня 1941 г., требовавшая вопреки реально складывавшейся обстановке нанести контрудары по вторгшемуся на советскую землю противнику. В результате наши войска терпели крупные поражения и несли огромные потери. Или, скажем, в 1942 г. по следам успешной Московской битвы он, вопреки точке зрения Г.К. Жукова и мнению Генерального штаба, настоял на плане стратегического наступления на всем протяжении советско-германского фронта, хотя сил и средств у Красной Армии для этого не было. Подобный авантюризм обернулся тяжелыми поражениями в районе Любани, в Крыму и под Харьковом и утратой завоеванной было стратегической инициативы.

По поводу способностей вождя к стратегическому руководству войсками существует немало точек зрения. На наш взгляд, строже и объективнее высказался на этот счет маршал Жуков, причем не в мемуарах, которые подверглись изрядной переработке в ЦК КПСС и Глав-ПУ СА и ВМФ, а в своей свободной от мертвящего давления культа личности речи на пленуме ЦК в 1956 г. К сожалению, речь так и осталась непроизнесенной, но от этого ее содержательность ничуть не умаляется.

''...С первых минут возникновения войны в верховном руководстве страны в лице Сталина проявилась полная растерянность в управлении обороной страны, использовав которую, противник прочно захватил инициативу

стр. 38

в свои руки и диктовал свою волю на всех стратегических направлениях, - считал Жуков. - ...У нас не было полноценного Верховного Командования. Был Сталин, без которого по существующим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и, надо сказать правдиво, в начале войны Сталин очень плохо разбирался в оперативно-тактических вопросах ...Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия".

По свидетельству маршала, Сталин только через полтора года войны начал более или менее разбираться в тактических и оперативно- стратегических вопросах. Эту точку зрения разделял и Василевский: "Завершился процесс роста И. В. Сталина как военачальника после Сталинградской и особенно после Курской битв, когда он поднялся до вершин стратегического руководства. Теперь Сталин стал мыслить категориями современной войны".

Видели ли окружающие вождя военачальники его недостаточную компетентность в военных делах? Не могли не видеть, но, естественно, не смели говорить от этом вслух. Своими действиями они пытались максимально скорректировать указания Сталина, тактично научить его. Наибольшее влияние на его становление как Верховного Главнокомандующего, по мнению историков, оказали маршалы Шапошников, Василевский, Жуков и генерал армии Антонов. Рядом с ними, под их благотворным воздействием постигал он тонкости оперативного искусства и стратегии.

Постепенно вождь благодаря своему практическому уму выработал подходящую линию поведения. Процесс планирования той или иной операции он начинал с отдачи самых общих указаний типа: "Надо не давать врагу передышки и гнать врага на запад" (эти слова - не авторские фантазии, они буквально прозвучали на совещании в Ставке в 1942 г.). Вслед за тем Генштаб принимался за конкретную разработку замысла и плана операции, порядка их реализации, вопросов взаимодействия, материально-технического обеспечения и т.п. К этому процессу подключались Жуков, Василевский, Антонов, командующие войсками фронтов и начальники штабов. Мышление талантливых военачальников питало конкретные решения вождя. При докладе подготовленных материалов Сталин, выслушав мнения всех, высказывал замечания по замыслу и деталям плана, срокам реализации, порядку руководства со стороны Ставки. Эти резюмирующие замечания давали основание представить его автором всей идеи. Такая линия поведения позволяла Сталину сохранять и наращивать высокое реноме полководца.

Надо признать, что по мере накопления опыта войны ошибок и просчетов Верховного стало заметно меньше, Сталин уже более взвешенно и здраво оценивал возможности Красной Армии и потенциал противника. Например, в ходе подготовки Курской битвы он, помятуя о неудачных попытках стратегического наступления в 1942 г., одобрил план, предусматривавший переход к преднамеренной обороне, хотя Советские Вооруженные Силы обладали достаточным потенциалом для наступления.

Но окончательно избавиться от ошибок Иосифу Виссарионовичу было, как видно, не под силу. Чувство абсолютного превосходства над другими людьми, отступившее было в пору поражений, под влиянием побед Красной Армии возобладало вновь. Именно об этом с горечью писал Василевский: "Возьмем, например, планирование и проведение операции под Либавой, инициатором которой был Сталин. Она повторялась безрезультатно три-четыре раза, за неудачи были сняты с должностей несколько командующих фронтами". "Бездарно и безграмотно проводилась операция севернее Варшавы правым крылом 1-го Белорусского фронта, в результате которой погибли многие десятки тысяч наших людей. Командующий фронтом Рокоссовский неоднократно докладывал Сталину о том, что по условиям местности там нельзя проводить наступательную операцию, однако его доводы отвергались как незрелые".

Особый разговор об отношениях Верховного к генеральскому корпусу, то есть тем людям, без которых мало чего стоила бы и его собственная репутация. Войну он начал с расправы над большой группой военачальников, даже не успевших вступить в противоборство с фашистами, - генералами Г.М. Штерном, А.Д. Локтионовым, Я.В. Смушкевичем, П.В. Рычаговым, И.И. Проскуровым, с расстрела генералов Д.Г. Павлова, В.Е. Климовских, А.А. Коробкова, А.Т. Григорьева, с объявления генералов, погибших в бою и попавших в плен, В.И. Качалова, П.Г. Понеделина, Н.К. Кириллова, М.И. Потапова предателями. Немало высших командиров несправедливо пострадали от сталинского гнева и в ходе войны. С другой стороны, он выдвинул и поддержал ряд военачальников, ставших гордостью Вооруженных Сил. Он внимательно следил за ростом К. К. Рокоссовского, И.Д. Черняховского, Л.А. Говорова, П.С. Рыбалко, П.А. Ротмистрова, К.С. Москаленко, других талантливых генералов, ставших в конце концов маршалами.

Перед некоторыми испытывал нечто похожее на чувство вины за нанесенные в прошлом обиды. Так, согласившись на арест в самом начале войны маршала К.А. Мерецкова, позднее, когда того освободили, относился к нему с подчеркнутой симпатией, словно пытался загладить свою вину. Вот, например, какую необычную записку прислал он маршалу в декабре 1941 г.: "Уважаемый Кирилл Афанасьевич! Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, - великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха".

"В нем причудливо совмещались как бы два человека - заботливый руководитель, стратег, пользующийся доверием народа и армии, и жестокий деспот, заливший страну кровью", - справедливо отмечает военный историк Ю.А. Горьков. Об этой двойственной природе сталинской натуры, к глубокому сожалению, забывают те, кто и сегодня уверяет соотечественников, будто без вождя-диктатора наш народ был обречен на поражение в Великой Отечественной войне.