Идеолог "Народной воли", перешедший в стан монархистов и возглавивший их ведущий орган - газету "Московские ведомости", Л. А. Тихомиров вызывал бурную полемику еще при жизни. Бывшие соратники-революционеры заклеймили его как "ренегата", но и в среде черносотенцев ему не доверяли, называя "опаснейшим тайным врагом самодержавия".

Советские историки (М. Г. Седов, Н. А. Троицкий, Ю. Б. Соловьев и др.) упоминали о Тихомирове в книгах, посвященных народовольческому движению и кризису самодержавия, но первым исследователем, специально обратившимся к анализу жизни и взглядов Тихомирова, был В. Н. Костылев, выбравший эту тему еще в середине 1970-х годов. В 1980 г. увидела свет его статья, являвшаяся фрагментом кандидатской диссертации¹ которая была защищена в 1987 году². Костылев рано ушел из жизни. Посмертно в журнале "Вопросы истории" вышел его очерк о Тихомирове, подготовленный В. И. Харламовым по рукописям покойного³. Исследование Костылева, высказанные им суждения и сегодня заслуживают внимания. В этой связи некорректным выглядит замечание М. Б. Смолина по адресу Костылева, который, по его мнению, не мог "спокойно и объективно, без партийных штампов, изучить, изложить и оценить идеи Л. А. Тихомирова, что отрицательно сказалось на содержании его диссертации"⁴. Упрекая Костылева в пристрастности, сам Смолин бросается в другую крайность, называя свою статью о Тихомирове "От Бога все его труды" и утверждая, что он "гениален в своем упорном и последовательном протесте против сумасшествия антигосударственных сил XIX и XX века... он был политическим теологом, метафизиком монархической государственности"⁵. На идеализацию образа Тихомирова-монархиста обратил внимание С. В. Чесноков: "В 1990-е... появилось новое искушение - "канонизировать" Тихомирова. Наиболее ярко подобные попытки видны в традиции издания трудов Л. А. Тихомирова М. Б. Смолиным"⁶.

Образ Тихомирова привлекает не только историков. Он стал одним из главных героев романов Ю. В. Давыдова, О. Н. Михайлова и А. П. Полякова. Дважды была издана книга А. И. Яковлева "Корона и крест", в которой важное место уделено эволюции взглядов бывшего народовольца⁷. Переизданы

Репников Александр Витальевич - доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории.

сочинения Тихомирова, в частности "Монархическая государственность" с 1992 г. была переиздана не менее пяти раз⁸.

Разнообразие мнений делает дискуссию о жизни и взглядах Тихомирова злободневной. Пытаясь очистить портрет нашего героя от временных "наслоений" мы обращаемся к его дневниковым записям, которые хранятся в Государственном архиве Российской Федерации⁹. Внимательное и критическое изучение этих записей, а также переписки и воспоминаний Тихомирова, а также людей, общавшихся с ним, позволяет реконструировать его внутренний мир и биографию.

Лев Тихомиров происходил из семьи военного врача Александра Александровича Тихомирова и Христины Николаевны (урожд. Каратаевой) и был третьим сыном в семье. Род отца коренился в Тульской губернии. Практически все его предки принадлежали к духовному званию. Получив воспитание в духовной семинарии, Александр Александрович прервал семейную традицию, и поступил в Московскую медико-хирургическую академию, и закончил ее с золотой медалью, затем служил в военных госпиталях. После перевода в Геленджик он женился на вдове своего товарища СИ. Соколова.

Лев Александрович родился 19(31) января 1852 г. в Геленджике и унаследовал имя второго сына Тихомировых, родившегося до него и скончавшегося в младенчестве. Не обошлось и без мистики. По семейным преданиям, перед его рождением мать увидела во сне святителя Митрофана, благословлявшего ее, и хотела назвать сына в его честь. Однако первый сын - Владимир (1848 г. рожд.) - обрадовался появившемуся на свет брату и настоял на имени Лев. В дальнейшем Лев Александрович носил на груди образок святого Митрофана и был убежден, что этот знак играет особую роль в его жизни. В октябре 1853 г. родилась сестра Мария, последний ребенок в семье. Семья была дружной и доброй. "И отец и мать, - вспоминал Тихомиров, - относились к книгам с преувеличенным доверием и полагали, что никакая книга не повредит, что хорошее останется, а дурное само отскочит". Отец "был большим идеалистом в отношении своих обязанностей и смотрел так, что он должен оказывать помощь каждому больному. В результате его все любили и уважали, а денег не давали"¹⁰.

В 1864 г. Лев поступил в Александровскую гимназию в Керчи, оторвавшись от семьи. Поначалу он робел: "Обстановка чужая меня пугала и подавляла. Когда мама первый раз привела меня в гимназию, шумная толпа учеников... меня ошеломила"¹¹. Но юноша освоился в этой обстановке и приобщился к революционным идеям: "Что мир развивается революциями - это было в эпоху моего воспитания аксиомой (здесь и далее курсив Тихомирова. - А. Р.), это был закон. Нравится он кому-нибудь или нет, она придет в Россию, уже хотя бы по одному тому, что ее еще не было; очевидно, что она должна прийти скоро... Революция считалась неизбежной даже теми, кто вовсе ее не хотел"¹². Гимназист Тихомиров с увлечением читал "Русское слово", а его любимым писателем стал Д. И. Писарев.

Окончив гимназию с золотой медалью, Тихомиров явился в Москву и в августе 1870 г. поступил на юридический факультет Московского университета, затем перевелся на медицинский. Такой перевод он объяснял просто: "Ходили слухи, что поступающих на медицинский факультет экзаменуют строго по-латыни. Поэтому я подал прошение о поступлении на юридический факультет, с тем чтобы немедленно по поступлении перейти на медицинский"¹³. В студенческие годы он принял участие в народническом движении и осенью 1871 г. вошел в кружок "чайковцев".

В 1873 г. Тихомиров в связи с необходимостью активизации революционной деятельности побывал в Петербурге; в начале сентября он перебрался в столицу Империи, где был радостно встречен "чайковцами", а в ноябре

был арестован. При обыске, первоначально не предвещавшем ничего опасного, нашли "по разным закоулкам" некоторые компрометирующие материалы¹⁴. Более четырех лет Тихомиров провел в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения. Наиболее метко впечатления от пребывания в ДПЗ выразил Д. И. Соловьев в стихотворении-пародии на сочинение А. А. Фета "Шепот, робкое дыханье, трели соловья...", которое он прислал через надзирателя С. С. Синегубу:

"Стук по стенам... стук по трубам... // Немой разговор. // Заседание по клубам... // В воздухе - топор! // Жизнь без дела и движенья. // В камере мороз... // И желудка несваренье... // И - понос, понос..."¹⁵

Одиночное заключение доводило Тихомирова почти до сумасшествия. "Вздумал смастерить себе карты - не для игры, конечно, а чтобы раскладывать пасьянс... - вспоминал он. - Долго собирал я гильзы от папирос. Потом наготовил нечто вроде туши, из хлеба, смешанного с копотью от керосинки. Наконец, я разрисовал свои двойки и тузы". Но когда Тихомиров был на прогулке, его колоду нашли и изъяли. Он "начал собирать разноцветные клочки, красные, зеленые, желтые, которыми заклеены резинки в книжках папиросной бумаги, и раскладывать их так, чтобы они все освещались лучом солнца. Я наслаждался видом этих ярких разноцветных точек. Но присяжному мое занятие показалось странным... и он унес мои бумажки с видимым убеждением, что я затевал нечто весьма подозрительное. Но у меня оставалось мыло. Я делал мыльные пузыри и подставлял под свой луч солнца, любуясь их перламутровыми переливами"¹⁶.

Авторитет Тихомирова в революционной среде к тому времени значительно возрос, чему в немалой степени способствовали годы, проведенные в заключении. У него завязался своеобразный "роман" с С. Л. Перовской, имевший сугубо платонический характер. Когда Тихомиров находился в Доме предварительного заключения, Перовская представлялась его невестой, используя обычную практику революционеров, применяемую для связи с находившимися в заключении. Синегуб вспоминал: "Свидания в это время давались не только с родными, но и со знакомыми: так Говоруха-Отрок имел свидание с Михайловским. Тихомиров - с Соней Перовской, числившейся тогда его невестой. Свидания давались прямо в камерах без всяких свидетелей и по нескольку часов подряд"¹⁷. О. А. Милевский приводит написанные Тихомировым в Доме предварительного заключения стихи, выдвигая версию, что поэтическое вдохновение было вызвано визитами Перовской и своеобразной "влюбленностью" в нее Тихомирова:

"Полно ж, братцы, плакать, горьки слезы лить, // Своего нам горя этим не избыть, // Проживем мы и в Сибири как-нибудь, // Так не лучше ль плясовую затянуть?.. // Ну так что ж такое, братцы? Наплевать! // Из-за малости такой не горевать! // Мы еще себе дождемся красных дней, // И себя еще потешим, и людей!"¹⁸

В октябре 1877 г. Тихомиров проходил по "процессу 193-х" народников-пропагандистов. В знак протеста против фактически закрытого характера суда 120 человек отказались участвовать в этом фарсе. Среди этих "протестантов" оказался и Тихомиров. В итоге 90 обвиняемых были оправданы, "28 человек были приговорены к каторге на срок от 3,5 до 10 лет и 39 - к ссылке... 24 "протестанта", рискуя еще больше ухудшить свою участь, 25 мая 1878 г. перед отправкой на каторгу и в ссылку обратились к "товарищам по убеждениям", остававшимся на воле, с революционным завещанием"¹⁹. Годы тюрьмы были Тихомирову зачтены в срок наказания, и он вышел на свободу в начале 1878 года. Однако такое наказание казалось ему чрезмерным - он, "мальчик, полный жизни", пострадал "за вздор, за дурацкую брошюру".

Да и полной свободы Тихомиров не получил, а был отдан под административный (полицейский) надзор с определением обязательного места проживания: "При моей молодости и жажде широк[ого] наблюдения, - вспоминал он впоследствии, - эта мера поразила меня как громовый удар. Мне казалось, что я снова попадаю в нечто вроде недавно оставленной тюрьмы, и я немедленно бежал, без денег, без планов, даже не зная, кого из революционных друзей сумею разыскать. С этого момента начинается моя нелегальная жизнь"²⁰. Именно Перовская предложила Тихомирову, высланному на родину в Новороссийск, покинуть ссылку. Как впоследствии утверждал Тихомиров, это предложение было "последней каплей, решительным ударом". О взаимоотношениях с Перовской Тихомиров писал: "Мы совершенно открыто и окончательно решили жениться, заявили об этом даже родителям своим²¹. Но едва ли я для нее в то время подходил. Она могла уважать меня и особенно жалеть, но любить - едва ли. Ей, при ее характере, нужен был человек, которому бы она могла подчиниться, а у меня этого никогда не было. Как бы то ни было, когда я вышел из тюрьмы, она меня встретила и сконфуженно и холодно и сразу поставила на "благородную дистанцию". Я от этого несколько времени очень страдал и даже воображал себя очень несчастным, но в конце концов у меня был тоже не такой характер, чтобы я погиб "из-за бабы". Я влюблялся множество раз, но столь же легко утешался. Впоследствии мы с Перовской стали снова большие друзья, и она меня брала даже в конфиденты. Но в это время, само собою, я сначала огорчался, потом стал обижаться и вообще злиться на нее"²².

К сложным личным отношениям с Перовской у Тихомирова в тот период добавились идейные расхождения с ней: "Она молилась на память "чайковцев", а я и в 1873 году над ними подтрунивал; она старалась воссоздать "свой" кружок, а я все более захватывался общим движением и искал людей повсюду; она мечтала о пропаганде в народе, я - о революции. И впоследствии даже она стала ярой террористкой, а я - только и думал о заговоре и государственном перевороте".

На нелегальном положении Тихомиров прибыл в Петербург. Он вновь с головой окунулся в революционную борьбу, а утешение в личных делах принесло ему знакомство с учившейся на фельдшерских курсах уроженкой Орла, Екатериной Дмитриевной Сергеевой. Летом 1880 г., использовав фальшивый паспорт, он обвенчался с ней. Тихомиров вспоминал, что когда Перовская узнала о женитьбе, то "она была, как мне передавали, крайне обижена и раздосадована. Однако, когда мы после этого снова встретились, впервые Перовская начала смотреть на меня как-то немножко снизу вверх. Вероятно, она в глубине души почувствовала ко мне уважение, увидавши, что я не даю "бабе" крутить собой"²³. Брак с Сергеевой дал Тихомирову двух сыновей - Николая и Александра (в 1907 г., принял постриг с именем Воронежского святителя Тихона) и двух дочерей - Веру и Надежду.

1880 год стал для Тихомирова вехой не только потому, что именно тогда он создал настоящую, даже скрепленную таинством венчания семью. Произошла переоценка и прежних идейных ценностей. 5 февраля в Зимнем дворце С. Н. Халтурин произвел взрыв, повлекший большие человеческие жертвы. Александр II, на которого покушались террористы, остался жив. Тихомиров, и раньше с сомнением относившийся к террористическим методам борьбы, задумался о цене, которую приходится платить в борьбе с самодержавием. У Тихомирова, по свидетельству, многих соратников обострилась подозрительность. На одном из заседаний Исполнительного комитета "Народной воли" в конце лета 1880-го года он заявил о своем желании выйти из революционной организации.

Как вспоминала А. П. Прибылева-Корба, эта сцена была "в высшей степени мучительна". Товарищи напомнили Тихомирову о том, что, по условиям устава Исполнительного комитета, о выходе из него не может быть и речи, и решили дать ему "временный отпуск для поправления здоровья". Арестованный через несколько месяцев после этого заседания А. Д. Михайлов, один из наиболее близких к нему людей, писал из тюрьмы о необходимости "беречь и ценить" Тихомирова как "лучшую умственную силу", и просил прощения за то, что часто упрекал его в бездействии²⁴. Получив возможность отдохнуть два месяца, Тихомиров вернулся поздней осенью в Петербург, где по-прежнему продолжалась "охота на императора". Новость об убийстве Александра II не принесла Тихомирову облегчения. Его появление с траурной повязкой на рукаве товарищи восприняли как маскировку, но наиболее верно было бы предположить, что это была попытка успокоить собственную совесть.

После разгрома партии, в 1882 г. Тихомиров уехал за границу, направив перед этим Александру III открытое письмо Исполнительного комитета "Народной воли". За границу выехала и Екатерина Дмитриевна. Обосновавшись в Париже, Тихомиров продолжал заниматься революционной деятельностью и вместе с П. Л. Лавровым редактировал "Вестник Народной воли" (1883- 1886 гг.). В эмиграции во взглядах Тихомирова произошел серьезный перелом, уже подготовленный предшествующими размышлениями и сомнениями. Тяжкие думы усугублялись постоянным безденежьем, порождавшим семейные ссоры.

Немало нервов испортил Тихомирову заведующий русской полицейской агентурой в Париже П. И. Рачковский, следивший за каждым его шагом и нарочно не скрывавший наличие слежки от своего подопечного. Характерна присылка Тихомирову по городской почте открытки, подписанной по-французски - "Мосье Базилю Долинскому". По-русски в ней было написано: "Лев Тигрыч де Прохвостов, не думай, что мы забыли о тебе. Под каким бы именем и прозвищем ты ни скрывался, знай, что мы захватим тебя в свои руки и отвезем в Россию, где ты, нераскаянный злодей, и примешь от палача давно заслуженную тобой казнь за твои адские преступления". Хотя открытка и была написана шпионами-литераторами, творящими под псевдонимами граф Кун и барон Грюн и известными революционной эмиграции, она вызвала у Тихомирова панику. В донесениях агентуры отмечалось, что "Тихомиров запирается дома, боится шпионов и нападений. Вообще имеет вид жалкого и больного психического труса"²⁵.

Желая успокоить Тихомирова, Лавров устроил ему встречу с Ж. Клемансо, но последний был разочарован: "Я ожидал встретить героя... Представьте же мое разочарование, когда вместо Дантона или Робеспьера я увидел человека вне себя от страха, с бегающими глазками, дрожащими руками и бессвязно лепечущего: мосье Клемансо, мосье Клемансо"²⁶. Наступивший 1886 год не принес облегчения. 8 марта, после очередных провалов в России, Тихомиров записал в дневнике: "Я окончательно убедился, что революционная Россия в смысле серьезной сознательной силы не существует... Народ страшно измельчал, они способны только рабски повторять примеры былых героев, но совершенно не способны понять измельчившихся (так в тексте. - А. Р.) условий и выдумать что-нибудь свое".

Ко всем невзгодам прибавилась болезнь сына. "Вот уже две недели, как возимся с Сашей, - записал он 29 апреля. - Болен, по-видимому, менингит. Мушки, компрессы, бессонные ночи, крики, раздирающие душу. Я дошел до последней степени измученности. Я было совсем отчаялся и был уже уверен, что мой бедняжка помрет... Мочи нет. Всю душу вымотало". Пытаясь

найти ответ на мучившие его вопросы, Тихомиров обратился к Богу. Сын выздоровел. Народоволец все чаще стал заглядывать в Библию, которая почему-то открывалась на фразе "И избавил его от всех скорбей его и даровал мудрость ему и благоволение царя египетского фараона..." (Деян., 7, 10). Пытавшегося вникнуть в смысл написанного Тихомирова однажды озарило: "Да не государь ли это? Не на Россию ли мне бог указывает?" Постепенно он все больше начинал верить в то, что имеет "некоторую миссию". Так происходило его внутреннее перерождение.

Предпосылки к этому уже имелись. "Строго говоря, я не был вполне безбожником никогда, - вспоминал Тихомиров. - Один раз во всю жизнь я написал: "Мы не верим больше в руку Божью", и эта фраза меня смущала и вспоминалась мне как ложь и как нечто нехорошее". Он анализировал пройденный путь, и предварительные итоги были весьма печальными: "Передо мною все чаще является предчувствие или, правильнее, ощущение конца. Вот, вот конец жизни... Я уже почти не имею времени что-нибудь создать: мне уже - страшно сказать - тридцать шесть лет, и я, видимо, дряхлею. Ужасно! Еще немного - и конец, и ничего не сделано, и перед тобой нирвана. И сгинуть в бессмысленном изгнании, когда чувствуешь себя так глубоко русским, когда ценишь Россию даже в ее слабостях, когда видишь, что ее слабости вовсе не унизительны, а сила так величественна"²⁷.

В 1888 г. в Париже небольшим тиражом вышла брошюра Тихомирова "Почему я перестал быть революционером", которая окончательно подвела черту под его революционным прошлым. 12 сентября 1888 г. Тихомиров подал Александру III прошение о помиловании. Он писал о нелегком пути от революционного радикализма к монархизму, о том, что своими глазами увидел, "как невероятно трудно восстановить или воссоздать государственную власть, однажды потрясенную и попавшую в руки честолюбцев. Развращающее влияние политиканства, разжигающего инстинкты, само бросалось в глаза". Он писал о своем раскаянии, просил царя "отпустить мои бесчисленные вины и позволить мне возвратиться в отечество"²⁸. Экземпляр брошюры был направлен товарищу министра внутренних дел В. К. Плеве - вместе с прошением о разрешении возвратиться в Россию. Бывшие соратники по-разному оценивали происшедший в нем переворот. Н. А. Морозов писал, что у Тихомирова "никогда не было прочных убеждений в необходимости изменения самодержавного образа правления"²⁹. Прибылева-Корба считала, что "позорное и смешное поведение Тихомирова в период от 1884 года и позднее есть последствие его психического заболевания. И у него было достаточно причин, чтобы сойти с ума! Нам, видевшим его в качестве основателя страшной ее врагам революционной партии "Народной воли" и, позднее, в каче-

стве популярного и любимого вожака во главе этой партии, вполне ясно, что только физическое изменение его мозга могло превратить выдающегося и талантливого человека в жалкое существо, вселявшее во всех видевших его отвращение и брезгливое чувство презрения... Надо признать, что у Тихомирова не было недостатка в причинах потерять душевное равновесие и сойти с ума. Со временем психическое расстройство переходит в слабоумие. Тихомиров делается ханжой, монархистом, поклонником Александра III и Победоносцева"³⁰. В. Н. Фигнер также считала, что Тихомиров "заболел психически". Говорили о "дурном" влиянии "мещанки-жены", о денежных затруднениях и провокации охранки.

Сам Тихомиров в брошюре "Почему я перестал быть революционером" писал о безнравственности революционного пути, противопоставляя ему путь эволюционный. Брошюра вызвала полемику не только в среде эмигрантов, но и в самой России. В декабре Тихомиров получил положительный ответ в российском посольстве: он амнистирован и может вернуться на родину, но должен в течение пяти лет состоять под гласным надзором.

От старой жизни он отошел, но какова будет новая, еще не знал. В этот период у него появился надежный и влиятельный советчик в лице Ольги Алексеевны Новиковой. Незаурядный публицист, она сотрудничала в "Московских ведомостях" и "Русском обозрении". Новикова происходила из семьи известных славянофилов Киреевых, а постоянно жила в Англии и, выражаясь современным языком, способствовала формированию позитивного образа России в английской печати. Помимо дружеского интереса, Тихомиров стремился, пользуясь ее связями в высших кругах, убедить власти в искренности своего раскаяния и заинтересовать их возможностью сотрудничества. Немаловажно и то, что она помогала Тихомирову деньгами. Можно только гадать, было ли общение Новиковой с Тихомировым только дружеским, или же она еще и выполняла чье-то задание, "прощупывая" раскаявшегося революционера. Так или иначе, но Тихомиров был с ней откровенен. Его письма к Новиковой за 1888 - 1889 гг. показывают нам человека, который стремился во что бы то ни стало отвергнуть любые подозрения в неискренности его выбора. "Это преувеличенное недоверие меня огорчает вдвойне... Ведь, в сущности, это недоверие ко мне заключает огромную долю недоверия к себе. И вот это меня просто оскорбляет. Как! Неужели люди русской Истории, русского Царя - не могут себе представить, что их дело, их идеи могут кого-нибудь искренне привлечь? Неужели они так уверены, что искренне, по совести, и без расчетов можно делаться только революционером?"³¹

24 октября 1888 г. он жаловался Новиковой: "Вокруг меня так много злости, так много даже простой мерзости относительно меня, но сочувствием меня не балуют. Очень желал бы познакомиться с Вами". И продолжал: "Видеть Вас очень бы желал. В конце концов людям русским, людям устроения следовало бы так же сплачиваться, как сплачиваются люди расстройства. Говорю, конечно, о сплочении в нравственном смысле". Здесь же он говорит о своих бывших соратниках: "Я ведь и сам не буду молчать и сделаю все, в пределах, так сказать, материальной возможности, для противодействия нашим революционным идеям. "Прежние друзья" знают это очень хорошо. Потому-то они и не спорят со мной, а избрали тактику - образовать вокруг меня пустое пространство, в котором пропадает именно материальная возможность действия. Никто не сочувствует, Ольга Алексеевна, повторю, что меня и без этого съедят настолько, насколько хватит зубов. Но знаете ли Вы то, что пишут обо мне эти господа? Это небезынтересно. Я уже вызвал целую литературу, и - знаете ли - честное слово - никогда в жизни я не

воображал, чтобы мои прежние товарищи были так глубоко нечестны. Уверяю Вас - я никогда не был таким, когда был с ними"³². Странно, но, "посеяв ветер", Тихомиров, вероятно, искренне не ждал, что ему придется "пожать бурю" в виде негодующих откликов бывших соратников.

В письме от 26 октября 1888 г., отвечая на фразу Новиковой по поводу того, что она "аксаковка", он писал: "У меня давно явилось убеждение в безусловной справедливости некоторых основ славянофильства. Точно так же, напр[имер], Катков меня поражал своими глубокими суждениями, еще когда я был революционером... Я, без сомнения, близок к славянофильству, но все-таки не могу себя зачислить совершенно ни в какое отделение, есть вещи, на которые Аксаков не обращал внимания (тем более Хомяков) и которые очень важны"³³.

20 января 1889 г. Тихомиров прибыл в Петербург и отправился в Петропавловский собор, чтобы поклониться праху Александра II, убитого его товарищами-народовольцами. Пробыв около месяца в Петербурге, Тихомиров был вынужден поселиться под надзором в Новороссийске. Но П. Н. Дурново обнадежил его обещанием освободить в перспективе от гласного надзора. 9 февраля 1889 г., в свой последний день пребывания в столице, покидая Петербург, Тихомиров в письме к Новиковой рассыпался в благодарностях полицейским властям: "Надеюсь, что поведение мое во время этого надзора докажет Министерству, что я - не только вообще человек благонамеренный, но и в частностях своего отношения к современным задачам и деятельности правительства составляю элемент безвредный или до известной степени - конечно в пределах своих сил - полезный". 25 февраля 1889 г., достигнув места ссылки, Тихомиров писал Новиковой, что местный жандармский полковник отсоветовал ему читать революционные издания, сказав, что для написания статей можно работать с отрывками из этих книг у самого полковника причем сами эти отрывки уже будут специально готовить для Тихомирова. 6 марта 1889 г. он сообщил ей о том, что получил книги, которые проверили жандармы на предмет их благонадежности: "Наши жандармск[ие] офицеры, между прочим, народ весьма любезный, насколько об этом можно судить по получасовому разговору"³⁴.

В Новороссийске Тихомиров проводил время в работе над статьями, читая церковные книги и общаясь с родными. Его особенно радовало то, что дочери, воспитанные матерью Тихомирова, ходили в церковь. Вскоре был крещен сын Саша, крестной матерью которого заочно стала Новикова. Помимо обязательств перед своими близкими у Тихомирова были обязательства и перед правительством.

В 1890 г. по высочайшему повелению с Тихомирова был снят полицейский надзор, он получил разрешение на "повсеместное в империи жительство". Его заботой становятся поиски стабильного заработка: "Мне нужно служить... Да не будь я - я, не компрометируй меня служба в полиции - я бы м[ожет быть] предпочел полицию многим пунктам наблюдения. Но мне это не годится", - писал он Новиковой в феврале 1890 года³⁵. Претерпев материальные лишения он, наконец, осенью 1890 г. обосновался в Москве, где жил сначала на Долгоруковской улице, а затем на улице Палихе.

Тихомиров стал штатным сотрудником "Московских ведомостей", со временем он проявил себя как один из ведущих публицистов монархического лагеря, а в 1909 - 1913 гг. возглавлял "Московские ведомости", охотно выступал в журнале "Русское обозрение" и других консервативных органах печати.

Наиболее фундаментальная работа, написанная Тихомировым-монархистом, - появившееся летом-осенью 1905 г. исследование "Монархичес-

кая государственность". Несколько экземпляров книги были "именными", и один был передан Николаю II. В феврале 1906 г. в знак признания важности этого труда Тихомиров был удостоен серебряной чернильницы "Empire", выполненной фирмой Фаберже, с изображением государственного герба. Получив царский подарок, он отметил в дневнике: "Получена мною чернильница. Ничего себе. Пожалуй, рублей 50 может стоить"³⁶.

На широкий успех своей книги Тихомиров особенно не надеялся. "Обидно, что моя "Монархическая государственность" не читается. Время придет, конечно, но тогда, пожалуй, нужно будет строить монархию заново, а это трудно", - писал он 18 августа 1906 г. А. С. Суворину³⁷. Помимо "Монархической государственности", к числу наиболее значимых работ Тихомирова можно отнести еще "Начала и концы. Либералы и террористы" (1890 г.), "Социальные миражи современности" (1891 г.), "Борьба века" (1895 г.), "Знамение времени - носитель идеала" (1895 г.), "Единоличная власть как принцип государственного строения" (1897 г.), сборник статей 1909 - 1911 гг. "К реформе обновленной России" (1912 г.).

Надежды Тихомирова на перемены были связаны с фигурой и деятельностью П. А. Столыпина. 24 сентября 1906 г. он писал А. С. Суворину: "Надо бы мне когда-нибудь повидать П. Столыпина. Все, что слышу, рисует у него редкое качество - волю, но каковы его цели, думаю, никто не знает, а может быть, он и сам не определил вполне"³⁸. Граф Д. А. Олсуфьев, лично знавший Тихомирова, представил Столыпину гранки его доклада "О недостатках нашей конституции", зачитанного 4 июня 1907 г. (случайное совпадение с третьиюньским переворотом) в монархическом клубе умеренных и правых и опубликованного вскоре отдельной брошюрой. Ознакомившись с докладом Тихомирова, Столыпин направил ему письмо, предложив "потолковать... если... случится быть в С. -Петербурге"³⁹.

Тихомиров тотчас отозвался срочной телеграммой и 21 августа 1907 г. уже был принят в Столыпиным, который оказался "очень любезен и дружественен... Говорили обо всем на свете". Тихомиров оставил Столыпину записку "О способах улучшения наших законов" и позже выслал ему из Москвы свою книгу "Монархическая государственность" с сопроводительным письмом. 29 августа 1907 г. Столыпин пригласил его на службу в Петербург, но Тихомиров колебался; письмом от 4 сентября Столыпин уверял его: "Я не скрываю, что прочность того положения, которое я для вас создаю, находится в зависимости от моей прочности: если я буду убит или заменен другим лицом, то вы окажетесь в зависимости от нового лица, стоящего у руля... Штатное место члена совета Главного управления по делам печати... сразу наделало бы страшного шума, да и содержание членов совета - 4 тысячи рублей... Я придумал предложить вам сначала причисление, с тем чтобы через несколько времени назначить вас членом совета, оставив вам получение 6 тысяч... Я предполагал воспользоваться вами для разработки отдельных вопросов, так что служба вас не заест и у вас останется время для литературного труда"⁴⁰. Тихомиров согласился и в октябре 1907 г. переехал с семьей в Петербург.

24 октября Тихомиров был принят Столыпиным, который показал ему бумаги "по профессиональной организации рабочих". 10 февраля 1908 г. Столыпин снова принял Тихомирова и сообщил о намерении назначить его членом Главного управления по делам печати: "Я буду, по крайней мере, спокоен, что не испортил вашей жизни"⁴¹.

Продвигая Тихомирова, Столыпин представил всеподданнейший доклад о даровании Тихомирову чина статского советника. В январе 1909 г. тот пришел к служившему в Департаменте общих дел МВД С. Н. Палеологу с запиской от Столыпина со словами: "Я хотел бы исполнить просьбу Л. А. Тихомиро-

ва; подумайте, как это сделать?"; просьба заключалась в оказании помощи Тихомирову, желавшему получить чин действительного статского советника. Палеолог вспоминал: "Тихомиров, вихрастый интеллигент учительско-статистического типа, небольшого роста, с рыжеватой с проседью общипанной бороденкой, менее всего подходил к тому, чтобы облечься в белые панталоны с золотыми галунами и форменное пальто на красной подкладке. Но когда я затронул эту тему, он весь преобразился, лицо его расплылось в детскую улыбку, и он долго сердечно жал мне руку. Видимо, я попал в самое сокровенное место его тайных вожделений"⁴².

Тихомиров никогда не состоял на государственной службе и, опасаясь осложнений, Столыпин поручил Палеологу побывать у главноуправляющего Собственной Е. И. В. Канцелярией А. С. Танеева, чтобы заручиться согласием на представление императору доклада о чинопроизводстве Тихомирова. Танеев отнесся к этому "довольно кисло", заявив: "Не люблю я ренегатов, но если ваш министр считает его достойным, то я не встречаю препятствий к представлению доклада Государю. Передайте все же Петру Аркадьевичу, что, в случае воспоследования Высочайшего согласия, необходимо представлять Тихомирова в каждый чин отдельно. В действительные статские я его так легко не пропущу". В дальнейшем хотя "всеподданнейший доклад удостоился Высочайшего соизволения, но бедному Тихомирову... пришлось ждать много месяцев, пока мы последовательно представляли, а Танеев производил его в восемь чинов, начиная от коллежского регистратора... На Пасху 1912 г. состоялось, наконец, его производство, но пока только в статские советники. Взволнованный и все же радостный, он зашел ко мне в парадном мундире с треуголкой и торжественно положил на стол четыре тома "Монархической государственности" в роскошных переплетах"⁴³. Попасть в действительные статские советники Тихомирову так и не удалось.

Благодаря Столыпину Тихомиров обрел то, к чему стремился, - материальное благополучие, чин, хорошее место и даже относительную публицистическую независимость. 26 февраля 1908 г., после того как Столыпин "официально известил" Тихомирова по телефону о назначении "членом совета Главного управления по делам печати сверх штата" и производстве в статские советники, в Дневнике появилась запись: "Да пошлет бог всякое благо Петру Аркадьевичу. Благороднейшая натура! Редко встретишь такую!"⁴⁴

Тихомиров написал для Столыпина ряд записок, выступив в качестве консультанта по рабочему вопросу, и, в частности, подготовил для него "Доклад относительно заявления о запросе по поводу преследования профессиональных союзов рабочих". Разрабатываемые им концепции государственных реформ (в отличие от предложений по рабочему вопросу) Столыпин не воспринимал всерьез, что ущемляло честолюбие консультанта, стремившегося влиять на политику. 5 июля 1911 г. он обратился со страниц "Московских ведомостей" к Столыпину с письмом, в котором призывал пересмотреть Основные законы 1906 года. А. А. Столыпин опубликовал после гибели главы правительства текст пометки, сделанной покойным на обращении Тихомирова: "Все эти прекрасные теоретические рассуждения на практике оказались бы злостной провокацией и началом новой революции"⁴⁵.

После убийства Столыпина Тихомиров высказывал мысль, что корни несчастья нужно искать в неугодности этого деятеля для высших сфер Петербурга и фиксировал всевозможные сплетни о причастности к убийству масонов, С. Ю. Витте и т.д. В статье, посвященной памяти Столыпина (1911 г.), Тихомиров отмечал, что "у Петра Аркадьевича были внутренние опоры, которых в такой степени, мне кажется, не обнаруживалось у других. Это - вера в бога и в Россию. Это давало ему веру в успех даже без отчетливого пред-

ставления, в чем он будет заключаться. В этом был, думаю, секрет его уверенности, которая давала шансы на успех сама по себе"⁴⁶.

После того как Столыпина не стало, началась травля Тихомирова, лишившегося влиятельного защитника. На него набросились правые издания ("Гражданин", "Русское знамя" и др.). У "Московских ведомостей" возникли и серьезные финансовые проблемы. Тихомиров, оставив пост редактора и отойдя от публицистической деятельности, переехал в Сергиев Посад, где жил с семьей в купленном им доме. В 1913 г. он начал работу над вторым по значению, после "Монархической государственности", трудом своей жизни, получившим в итоге название "Религиозно-философские основы истории".

Первая мировая война и революция окончательно разорили бывшего редактора "Московских ведомостей", поставив семью на грань выживания. Падение самодержавия застало его в Москве, на съемной квартире. Чрезвычайную весть он воспринял спокойно, лишь поспешив запросить по телеграфу об обстановке в Сергиевом Посаде. Выяснилось, что жена и дочь "в полном восторге", а супруга "кричит по телефону" - "Поздравляю с переворотом". Сам Тихомиров записал в Дневнике: "Действительно, ужасная была власть. Если только Временное правительство окажется прочным (что, по-видимому, несомненно), то падение Николая II будет встречено радостью по всей России. Я думаю, что основная причина гибели Царя - его ужасная жена. Но, конечно, не погибать стране из-за нее... А он был под башмаком. И то удивительно, что так долго терпели, Я приходил к полному разочарованию в России. С этой стороны, конечно, снимается со всех гнетущее чувство, и дух народа может подняться"⁴⁷.

В конце мая 1917 г. Тихомиров и его двоюродный племянник Ю. К. Терапиано, стоя на ступенях крыльца Храма Христа Спасителя, оказались свидетелями революционного митинга. "Шествие дефилировало бесконечно, - вспоминал Терапиано. - Особенное внимание обращали на себя анархисты: они везли гроб, развевались черные знамена. Толпа орала и выкрикивала лозунги; множество солдат, расхлябанных и расхлестанных, без погон и поясов; многие из них были пьяны, шли под руку с девицами... Я взглянул на Льва Александровича: никогда не забуду выражения страдания на его лице, как будто погибало что-то самое для него дорогое. Он был страшен". Позже Тихомиров сказал "Я вспомнил, там, на площади... мое прошлое... то, что было с нами... ради этого"⁴⁸.

Надежды на лучшее, которые Тихомиров связывал с фигурой А. Ф. Керенского, сменились разочарованием. 16 октября 1917 г. он сделал последнюю запись, связанную с недолгим пребыванием дома сына Николая, отпущенного на побывку из Петрограда. На этом Дневник Тихомирова обрывается. Записи Тихомирова, относящиеся к периоду Октябрьской революции, в Государственном архиве РФ отсутствуют, и трудно судить, как он оценил свершившиеся вскоре события.

Анализ работ Тихомирова, посвященных эсхатологии, показывает, что в грядущем он видел только новые испытания: "Мир подходит к последнему своему периоду среди страшного революционного переворота, который, очевидно, изменяет самые основы государственной власти"⁴⁹.

Своим дневниковым записям Тихомиров придавал большое значение и сам передал часть своих дневников на хранение в Румянцевский музей⁵⁰. Завершив к тому времени исследование "Религиозно-философские основы истории", он взялся за повесть "В последние дни", посвященную жене, и писал ее с 18 ноября 1919 по 28 января 1920 г. ст.ст.⁵¹ Помимо работы над религиозными трудами, другой заботой Тихомирова стало написание воспоминаний. На 23 сентября 1918 г. подготовленный список тем составлял

80 наименований. С. Л. Перовская, С. Н. Халтурин, К. Н. Леонтьев, П. Е. Астафьев, Вл.С. Соловьев и другие стали "тенями прошлого", а переживший их Тихомиров стремился запечатлеть на бумаге "мелочи жизни", которые "нужно знать будущему историку"⁵². Воспоминания отличаются необычной мягкостью тона как по отношению к соратникам по монархическому лагерю, так и по отношению к бывшим друзьям-революционерам.

В 1922 г. Тихомиров, отметивший в январе 70 лет, зарегистрировался в Комиссии по улучшению быта ученых. Интересен заполненный им в мае 1922 г. опросный лист (анкета)⁵³. Работы откровенно монархического содержания в список научных трудов он предусмотрительно не внес. Письмом от 4 июля 1922 г. секретарь московского отделения комиссии сообщил Тихомирову, что он зарегистрирован по 3-й категории - история литературы, языковедение, библиотековедение (высшей категорией считалась пятая). Ему полагалась определенная денежная сумма (3 млн. 250 тыс. руб.) и паек. По словам общавшегося с Тихомировым С. А. Волкова, тот "заканчивал свое жизненное странствование" в бедности, работая "делопроизводителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)". Ученики "к его огромному неудовольствию" прозвали бывшего монархиста (вероятно, за его бороду и невысокий рост) "Карл Маркс"⁵⁴. Скончался Лев Александрович в Сергиевом Посаде 16 октября 1923 года. Могила не сохранилась, а судьба оставшихся у родственников рукописей неизвестна.

Примечания

1. КОСТЫЛЕВ В. Н. Ренегатство Л. А. Тихомирова и русское общество в конце 80-х - начале 90-х годов XIX в. - Проблемы истории СССР. 1980, вып. 11.

2. КОСТЫЛЕВ В. Н. Лев Тихомиров на службе царизма (Из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX - начале XX в.). М. 1987.

3. КОСТЫЛЕВ В. Н. Выбор Льва Тихомирова. - Вопросы истории, 1992, N 6/7.

4. СМОЛИН М. Б. Государственно-правовые идеи Л. А. Тихомирова. Канд. дисс. СПб. 2004, с. 19.

5. СМОЛИН М. Б. От Бога все его труды. В кн.: ТИХОМИРОВ Л. А. Тени прошлого. М. 2000, с. 8.

6. ЧЕСНОКОВ С. В. Роль идейно-политического наследия Л. А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX - XX в. Автореф. канд. дисс. Нижний Новгород. 2005, с. 17.

7. ДАВЫДОВ Ю. В. Глухая пора листопада. М. 1996; ЕГО ЖЕ. Бестселлер. М. 2001; МИХАЙЛОВ О. Н. Забытый император. М. 1996; ПОЛЯКОВ А. П. Великаны сумрака. - Молодая гвардия, 2010, NN 7 - 12; ЯКОВЛЕВ А. И. Корона и крест. Сцены российской церковной жизни конца XIX - начала XX века. М. 2001; М. 2005.

8. ТИХОМИРОВ Л. А. Религиозно-философские основы истории. М. 1997; ЕГО ЖЕ. Критика демократии. М. 1997; ЕГО ЖЕ. Апология веры и монархии. М. 1999; ЕГО ЖЕ. Церковный собор, единоличная власть и рабочий вопрос. М. 2003; ЕГО ЖЕ. Монархическая государственность. М. 2010; и др.

9. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 24 - 27. Фрагменты из дневника за 1883 - 1895 гг. публиковались в 1927 г. ("Воспоминания Льва Тихомирова"). В начале 1930-х годов была опубликована часть записей, относящаяся к периоду первой русской революции (25 лет назад. Из дневников Л. Тихомирова. - Красный архив, 1930, т. 1 - 5; Из дневника Л. А. Тихомирова. - Там же, 1933, т. 6; 1935, т. 5 - 6; 1936, т. 1 - 2. Публикации осуществлялись с неотмеченными купюрами. Фрагменты дневника за 1901, 1905 и 1912 - 1917 гг. опубликованы в 2002 г. С. Фоминым. Две публикации, включающие фрагменты за 1899 - 1904 гг., подготовлены Г. Николаевым (ФОМИН С. Из дневника Л. А. Тихомирова (Москва. 1901, 1905, 1912- 1917 гг.). В кн.: ...И даны будут Жене два крыла. Сб. к 50-летию Сергея Фомина. М. 2002 (при публикации допущен ряд ошибок); НИКОЛАЕВ Г. Эсхатологический триптих. В кн.: Эсхатологический сборник. СПб. 2006. Текст дневника за 1915 - 1917 гг., снабженный вступительной статьей, комментариями и примечаниями: Дневник Л. А. Тихомирова. 1915- 1917 гг. М. 2008.

10. ТИХОМИРОВ Л. А. Тени прошлого, с. 78, 25.

11. Там же, с. 152.

12. ТИХОМИРОВ Л. А. Критика демократии, с. 93.

13. ТИХОМИРОВ Л. А. Тени прошлого, с. 222.

14. ТИХОМИРОВ Л. А. Развязка. - Имперский вестник, 2010, N 5, с. 8 - 15.

15. Революционеры 1870-х годов. Воспоминания участников народнического движения в Петербурге. Л. 1986, с. 234.

16. ТИХОМИРОВ Л. А. Тюрьма. Очерки и отрывки. - Имперский вестник, 2010, N 5, с. 26.

17. Революционеры 1870-х годов, с. 239.

18. Цит. по: МИЛЕВСКИЙ О. А. Лев Тихомиров: две стороны одной жизни. Барнаул. 2004, с. 77.

19. ТРОИЦКИЙ Н. А. Безумство храбрых. М. 1978, с. 123.

20. ТИХОМИРОВ Л. А. Воспоминания. М. 2003, с. 293.

21. Р. Пайпс подвергает сомнению факт уведомления Тихомировым своих родителей о свадьбе (ПАЙПС Р. Лев Тихомиров: революционер поневоле. - Неприкосновенный запас, 2010, N 4, с. 125).

22. ТИХОМИРОВ Л. А. Воспоминания, с. 136.

23. Там же, с. 136, 149 - 150.

24. ПЕЛЕВИН Ю. А. Новые материалы о народовольцах А. Д. Михайлове, А. П. Прибылевой-Корбе и Л. А. Тихомирове. - Вестник Московского университета. Сер. 8. История, 1979, N 3, с. 73 - 74.

25. Цит. по: МИЛЕВСКИЙ О. А. Ук. соч., с. 202, 212.

26. Там же, с. 203.

27. ТИХОМИРОВ Л. А. Воспоминания, с. 234, 237, 343, 274.

28. Там же, с. 302, 303.

29. МОРОЗОВ Н. А. Повести моей жизни. Т. 2. М. 1961, с. 684.

30. Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), ф. 1185, оп. 1, д. 675, л. 98, 104.

31. Эхо, 2000, вып. 3, с. 108.

32. РГАЛИ, ф. 345, оп. 1, д. 746, л. 1 - 2об.

33. Там же, л. 5 - 5об.

34. Там же, д. 747, л. 16об., 25.

35. Там же, д. 748, л. 9 - 9об.

36. Красный архив, 1930, т. 4/5, с. 134.

37. БУХБИНДЕР Н. А. Из жизни Л. Тихомирова (по неизданным материалам). - Каторга и ссылка, 1928, N 12, с. 67.

38. Там же, с. 69 - 70.

39. Красный архив, 1933, т. 6, с. 113.

40. Там же, с. 113, 26.

41. Там же, 1935, т. 5, с. 124, 138.

42. ПАЛЕОЛОГ С. Н. Около власти. Очерки пережитого. М. 2004, с. 69.

43. Там же, с. 74 - 75.

44. Красный архив, 1935, т. 5, с. 124.

45. ТИХОМИРОВ Л. А. Христианство и политика. М. 1999, с. 365.

46. ТИХОМИРОВ Л. А. У могилы Петра Аркадьевича Столыпина. - Русский мир, 2001, N 3, с. 197.

47. Дневник Л. А. Тихомирова. 1915 - 1917. М. 2008, с. 349.

48. ТЕРАПИАНО Ю. К. Встречи: 1926 - 1971. М. 2002, с. 20.

49. ТИХОМИРОВ Л. А. Религиозно-философские основы истории, с. 580.

50. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 634, оп. 1, д. 2, л. 1.

51. Россия и современный мир, 1998, вып. 3, с. 189 - 198.

52. ТИХОМИРОВ Л. А. Тени прошлого, с. 18.

53. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 3, л. 3 - 4об.

54. ВОЛКОВ С. А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М. 2000, с. 282.