Юбилею выдающегося советского историка, доктора исторических наук, профессора Бориса Александровича Романова (1889 - 1957 гг.) было посвящено заседание Ученого совета Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР (ЛОНИ) 30 марта 1989 года. После вступительного слова зам. директора Института истории СССР по Ленинградскому отделению чл.-корр. АН СССР В. А. Шишкина с докладом "Б. А. Романов. Жизненный путь" выступил чл.-корр. АН СССР А. А. Фурсенко¹ .

Р. Ш. Ганелин (Ленинград) в докладе "Б. А. Романов - историк революционного движения в России" остановился на наименее известном направлении исследовательской деятельности ученого. Обращение к данной проблематике началось с рецензии на издание протоколов Брест-Литовской мирной конференции. В ней Романов дал в 1920 г. оценку Брестского договора и политической ситуации вокруг него. Результатом службы Романова в Главархиве явилось его исследование 1921 г. по истории крепостной вотчины XIX в. в связи с усилением эксплуатации крестьян помещиком. Затем последовали рецензии на "Воспоминания и думы о пережитом" одного из лидеров правого крыла российского либерализма Д. Н. Шипова и на библиографический указатель А. А. Шилова "Что читать по истории русского революционного движения".

Предметами публикаций Романова, регулярно появлявшихся в журнале "Красная летопись" в 1924 - 1929 гг. (вплоть до ареста), были вопросы массовых революционных выступлений в Петрограде в период первой и накануне второй российской революций. В том же журнале были помещены рецензии Романова на две книги мемуаров французского посла в России М. Палеолога "Царская Россия во время мировой войны" и "Царская Россия накануне революции" (1923 г.) и на издание важнейших источников по истории гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке и в Сибири - "Союзническая интервенция на Дальнем Востоке и в Сибири (Доклад Пишона)", "Допрос Колчака" и воспоминания В. Г. Болдырева "Директория, Колчак, интервенты" (1926 г.). Работы Романова по историко-революционной тематике способствовали научному становлению, как он выразился, "вопроса, не бывшего никогда предметом систематического изучения".

Ганелин ознакомил участников заседания с письмами Романова П. Г. Любомирову, написанными после освобождения ученого из лагеря. В них идет речь о его безработном положении и планах. Получив заказ на участие в написании очерка истории России для энциклопедии Гра-

¹ Статья А. А. Фурсенко, в основу которой положен этот доклад, будет опубликована в одном из последующих номеров журнала.

стр. 184

нат, Романов 15 декабря 1933 г., в частности, писал: "Сам поймешь, что не писать 3 1/2 года и вдруг!!... недели 2 - 3 [как] я перешел к капитальным поискам работы... Столь же тягостна мне и полная утрата всех собранных мной научных материалов (на 2 книги, не считая мелочей!) - удар, который я еще как следует не пережил". 21 июня 1934 г. Романов сообщал Любомирову: "Я еще, разумеется, никак не устроен - в один день этого не бывает, но будет же когда-нибудь!". 30 сентября 1934 г. ученый шлет своему другу весть о подписании договоров на подготовку к печати курса лекций А. Е. Преснякова и на книги о русско-японской войне, а также о своей работе над мемуарами Д. Ллойд-Джорджа (статья о них явилась первым выступлением Романова в печати после освобождения).

Б. В. Ананьич (Ленинград) выступил с докладом "Мемуары С. Ю. Витте в творческой судьбе Б. А. Романова". Последний оказался единственным исследователем, оценившим значение воспоминаний Витте как источника, в отличие от М. Н. Покровского и его школы, увидевших в этих мемуарах лишь разоблачительный материал о царствовании последних русских царей. Именно Романов, понял, что главная тема мемуаров - происхождение русско-японской войны. Критика этого источника была главной темой научного творчества ученого в течение нескольких десятилетий. Уже в 20-х годах появилась серия статей, которые содержали критику версии Витте, согласно которой перед русско-японской войной были якобы две политики: мирная - Витте и захватническая - Николая П. Романов показал, что политика Витте объективно вела к назреванию дальневосточного конфликта и по существу мало чем отличалась от более грубой по методам политики Безобразова и К°. В противоположность этому Покровский писал о двух политиках - Витте и Николая II - на Дальнем Востоке.

Книга Романова "Россия в Маньчжурии" (1928 г.) была новаторской, первой советской работой по экономической истории. Она во многих отношениях значительно опережала свое время. С выходом ее на виттевской версии происхождения русско-японской войны в научном отношении был, по сути дела, поставлен крест. Парадоксально, что эта книга получила премию Центральной комиссии по улучшению быта ученых в то время (1930 г.), когда ее автор находился в следственной тюрьме НКВД. После освобождения ученый подготавливает (еще до начала Великой Отечественной войны) "Очерки дипломатической истории русско-японской войны" (1947 г., расширенное издание - 1955 г.). Казалось, замысел Романова покончить с легендами вокруг маньчжурской политики России был теперь полностью реализован. Однако и до сих пор версия Витте с некоторыми модификациями фигурирует как в советской, так и в западной литературе.

"Издание Судебников XV - XVI веков (глазами Б. А. Романова)" - предмет доклада В. М. Панеяха (Ленинград). Ученому еще в 1945 г. было поручено комментирование Судебника 1550 г. для издания "Судебников XV - XVI веков". Первоначальный вариант своих комментариев он подготовил к началу 1949 года. При этом обнаружились принципиальные расхождения с И. И. Смирновым. Последний считал, что Судебник был отражением антибоярской политики Ивана Грозного, опиравшегося на дворянство и посад. Романов же полагал, что внутриклассовые антагонизмы к 50-м годам XVI в. еще не были разрешены, а потому Судебник носил следы компромисса между основными прослойками господствующего класса.

Началась полемика и по поводу типа комментариев. Спор шел о том, насколько исследовательскими должны они быть. Как сообщал в одном из писем Романов, Смирнов (как ответственный редактор всего издания) "решительно отказался от редактирования моего комментария (это для него "психологически" невозможно, подписать то, где с ним полемизируют)". Тогда обязанности ответственного редактора взял на себя Б. Д. Греков, С. Н. Валк был назначен редактором раздела, подготовленного Романовым, а за Смирновым осталось редактирование остальной части публикации. Однако это не сняло напряжения. "Романов писал в этой связи: "говорят, И. И. (Смирнов. - В. П. ) все еще не утратил надежды, что Б. Д. (Греков. - В. П. ) откажется от идеи комментариев при Судебниках!!! Вероятно, назначение Валка его не удовлетворило, что ли! Мне это огорчительно только потому, что это означает, насколько интоксицирован И. И. идеей избавиться от вторжения в сферу Ивана Грозного посторонних элементов. Какой все-таки это яд - дух монополии и трепотня о критике и самокритике, пока дело не коснется тебя самого!". Точка зрения Романова все же возобладала, и комментарии к Судебнику 1550 г. вышли в свет в том виде, который отстаивал их автор.

С сообщением "Б. А. Романов в Главархиве" выступил С. Г. Беляев. Там ученый работал с 1918 по 1929 г., способствовал возвращению в архив дел, эвакуированных в другие города, описанию и сохранению фондов, розыску пропавших во время революции и гражданской войны фондов, противостоял необоснованным попыткам дробления фондов.

Своими воспоминаниями о Романове поделились К. Е. Сербина и М. Д. Струнина.