БИОГРАФИИ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ (последнее)
ТИХИЙ ФОТОГРАФ НУТОВИЧ
Жизнь замечательных людей (ЖЗЛ). Биографии известных белорусов и не только.
Помню, как в Музее личных коллекций была открыта выставка "Мир коллекционера. Взгляд современника. Живопись, графика, коллаж, рельефы, скульптура малых форм из собрания Е.М. Нутовича. 1960 - 1970-е годы" - одно из лучших частных собраний русского искусства второй половины века. Евгений Михайлович Нутович родился в сентябре 1934 г. в Москве, в семье служащих. Работая в больнице, окончил вечернюю школу. Писал стихи и с 1956 г. посещал семинары в Литературном институте. В мае 1958 г. начал работу в развесочной бригаде, потом - в фотолаборатории Третьяковской галереи. В 1960 г. получает в подарок картину Оскара Рабина "Вагончик селедки", с чего и начинается его коллекция.
Работы из коллекции Нутовича демонстрировались на выставках "Ретроспектива" (выставочный зал "Беляево"), "Другое искусство", "Национальные традиции и постмодернизм" (обе - Третьяковская галерея), "100 лет русского искусства. 1889-1989. Из частных коллекций в СССР" (арт-галерея "Барбикэн", Лондон, Музей современного искусства, Оксфорд, Городская галерея, Саутхэмптон) и др. Монографические выставки коллекции Нутовича проходили в Дубне в 1965 г. и в галерее А-3 в 1995-м.
По итогам коллекции ваш покорный слуга решил встретиться с самим мэтром. Получилось это небольшое интервью.
________________________
Былое
- Евгений Михайлович, расскажите, как вы попали в Третьяковскую галерею.
- Случайно. В 58-м году работал в больнице, заведовал рентгеновским архивом, то есть подбирал рентгенограммы для больных. Пришла какая-то женщина, мы разговорились. А я в это время уже интересовался поэзией, искусством. И она говорит: "Моя соседка работает в Третьяковке научным сотрудником - хотите, я с ней поговорю? Так что все было очень просто. Но не случайна Третьяковка в моей жизни. Не случайно именно это направление. Потому что лет в 15-16 я познакомился с поэзией Серебряного века. Была такая библиотека Маяковского, где я просиживал, - читал маленькие книжечки Крученых, Хлебникова, Малевича. И, придя в Третьяковку, я в запаснике увидел Кандинского, о котором только слышал, читал...
- Первая подпольная выставка, на которой вы побывали, располагалась в Лианозове, - квартирная выставка...
- Тогда были квартирные выставки, но как феномен они появились позже: после Бульдозерной выставки, после Измайлова. Художники просто объявили по квартирам - их было семь или восемь в Москве: "Открываем один день под квартирные выставки". А до этого Лев Кропивницкий делал свою выставку на квартире, по-моему, у писателя Федора Федоровича Удалова. Потом на квартире у искусствоведа Цирлина мы делали выставку Лиды Мастерковой. На Кузнецком, 11 в кинозальчике по понедельникам были творческие однодневки с рассуждением: на два-три часа повесят картины, поговорят, все снимут. Но туда лианозовцы почти не попадали; это все были члены МОСХа, мог быть левый МОСХ: Андронов, Никонов...
- А в Лианозово как вы попали?
- Алик Гинзбург привез меня в Лианозово, к Оскару Рабину. 60-й год: я уже работал в фотолаборатории, и, с одной стороны, Рабин, с другой стороны, перед этим, - встреча с Михаилом Кулаковым. Потом Кулаков меня познакомил с Сашей Харитоновым. Так что несколько путей меня уводят в этот мир... Рабин снимал свои картины на обычную любительскую пленку: получалось плохо. Я взял эту пленку и ее напечатал. Тут происходит ряд трагических событий: Алика Гинзбурга арестовывают в конце июня. Я попадаю к Рабину только осенью того же года. Там происходит знакомство с поэтами: Сапгир, Некрасов, Холин... И я даю Рабину эти фотографии, сделанные значительно раньше, - он, конечно, очень обрадовался и в знак благодарности подарил мне картину. "Вагончик селедки" - работа 60-го года. Одну подарил, другую - на "повисение". Так у нас было принято.
- Что значит "на повисение"?
- "На повисение" - ты берешь и смотришь, а потом отдавать неохота. И думаешь, как бы приобрести. Или так хорошо висит, что художник приходит: "Ну ладно, я тебе дарю ее..." - это радует. Уже осенью 61-го года висят у меня художники Лианозовской группы.
- Как образовывались цены на картины?
- Цены, конечно, были в то время относительные... Средняя цена - 100-150 рублей. У двух-трех художников цены образовывались неслучайно. Олег Целков продавал работу от размера холста: квадратный сантиметр - 10 копеек. А почему 10 копеек? Он как-то зашел в магазин, прочел, сколько стоит квадратный метр самой дорогой материи, и прикинул, что его живопись во столько-то раз дороже. Соответственно, к Целкову можно было прийти и выбрать: он брал сантиметр, подсчитывал с копеечками. Потом повысил цены.
...Мы с ним были много лет друзьями, соседями. Жили на расстоянии 12 минут ходьбы друг от друга, в Тушине. Как-то один человек решил эмигрировать и продавал "Групповой портрет с медалью". Нужно было заплатить, по-моему, 1200 (точно уже не помню), по тем временам огромные деньги... Потом Олег сам занял где-то деньги и купил картину для меня. А уж с Олегом я потом рассчитывался. Но это - уникальный случай.
- Целков заботился о том, чтобы его работа попала в хорошие руки?
- Некоторые художники довольно безразлично относятся к судьбе своих работ, а некоторые настолько влюблены в свою работу, что могут смотреть на нее и чуть не плакать... Олег не то чтобы был очень влюблен, но он серьезно относился к их судьбе.
- Между художниками и коллекционерами возникали дружеские отношения?
- Очень сложные: если подружился - все хорошо, если нет - то... Георгий Дионисович Костаки - потрясающий коллекционер. Он говорил про художника Тышлера: "100 работ поставит - выбирай любую: не ошибешься!". И в то же время у него не было Тышлера. Очевидно, что-то между ними произошло... А перекупать он, может быть, не хотел - хотел получить из рук художника.
Отношения сложные: художники - очень самолюбивые, обидчивые, легко ранимые. Но, в то же время, - далеко не все. Вот, например, Дима Краснопевцев - с ним было очень легко. С Рабиным было просто. С Вейсбергом было замечательно - это был очень большой умница. Беседы с ним надо было записывать. Он говорил, например: "Чем занимается немецкий сюрреалист? Сюрреализмом. Американский чем занимается? Сюрреализмом. А вот французский - еще и живописью". Вот это: "и живописью" - он всегда отличал. И его творческое кредо вскрывалось: он был именно живописец.
У меня в те годы были со многими художниками хорошие отношения именно потому, что не выделял кого-то... Мне все были нужны. Потом так сложилось - кто-то умер, кто-то уехал, и из тех, моих шестидесятников, уже почти никого не осталось. Отношения как-то усложнились. Им всем уже за 70.
- А каковы были отношения коллекционеров друг к другу?
- Современное искусство я начал собирать в начале 60-х - я был один. Был Костаки, но его тема была - 20-е годы. Сейчас выделяют двоих: я и Леня Талочкин. Хотя есть большое собрание у его бывшей супруги - у Татьяны Колодзей. У Глезера - своя тема: выставку сделать... Отношения чисто человеческие. Например, с Талочкиным мы никогда не ссорились, но и теплоты у нас тоже нет. Выпьем - можем поцеловаться. Подлостей никто никому не делает... Нормальные человеческие отношения... Я неохотно иду на обмены с другими коллекционерами - я с самим художником могу поменяться. Как Рабин сказал: "Ты у меня берешь работу, а пройдет время, тебе надоест, и ты можешь со мной поменять. И мне будет хорошо - ко мне вернется старая вещь, и ты новую получишь". Такие истории иногда бывали. Первую работу Оскара я потом поменял на ту работу, которая сейчас висит в зале. Это был 64-й год, свадьба у меня была в марте...
- Выставок тогда практически не было - были квартиры. А на них - застолья...
- Были и застолья. Но у Оскара, например, их почти не было. Каждое воскресенье к нему в Лианозово приезжал народ - он принимал всех. Он даже, по-моему, не очень-то и угощал: чай... А вот "посидеть" - это у Димочки Плавинского, в подвальчике, у Соостера... У Соостера были вторники - 64-й год: в течение полугода, если не больше, с осени и до летнего сезона, по вторникам приходил народ и общался, в основном приходили близкие ему люди, свои... У Льва Кропивницкого потом были пятницы. У меня были пятницы, когда мы снимали квартиру в отдаленном районе, в Кунцеве: далеко, нет телефона, а надо было где-то собираться. И я объявил - пятницу.
- На вашей выставке - замечательная работа Кабакова: "Смерть собачки Али". Как вы познакомились с Кабаковым?
- Кабаков и Соостер все время вместе жили и работали. У них сначала были мастерские-подвальчики в переулке Маяковского, на Таганке, и в конце концов - в доме "Россия" две мастерские напротив друг друга. Я раньше познакомился с Соостером, а придя к нему в мастерскую, - уже и с Кабаковым. С Юло мы любили выпить, поговорить... Кабаков был немножко поакадемичней...
- То есть, ни выпить, ни поговорить!
- Ну что вы! Кабаков - умница, человек тонкого анализа, который интересно пишет. Как раз поговорить он очень любит. Но дело не в этом. У меня долго не было его работ, а работы Юло были: одна из работ мне на свадьбу была подарена, другая - за фотографии была получена. Я был известен как свадебный фотограф Москва, так вот подарил ему одну из лучших своих работ в обмен. Он профессионально танцевал на свадьбе: "А я, - говорит, - в дансингах танцевал в Эстонии", еще молодым (он с 24-го года). Он воевал, был репрессирован. И в 70-м году, осенью, он умер. И после его смерти я часто бывал в мастерской Кабакова...
Я выбрал две работы, и за одну из них достаточно быстро рассчитался. А вторая так у меня и висела, а потом, наверное, понадобилась, и мне пришлось ее отдать. Но мы были в очень хороших отношениях с Кабаковым, и до сих пор, по-моему, когда ему от меня передают привет, говорят, что он очень доволен.
- Никаких личных симпатий у вас нет?
- Опять кто-то скажет: меня не упомянул... Я могу не скрывать, что Дима Краснопевцев, Юло Соостер и Владимир Вейсберг - одни из моих любимых. Со временем немножко менялись вкусы: в самом начале - в 60-м году - меня увлекал чистый абстракционизм. Потом я отходил от этого.
- По какому принципу вы собирали художников?
- Я собирал то, что мне нравилось, - неважно, какой там стиль: абстракция, фигуративное искусство, сюр... Нравилось, если талантливо, если в искусстве видна личность. Еще важна человеческая совместимость, привязанность. К примеру, Андрей Красулин - мы с недавних пор - близкие друзья: я с ним очень совместим. Когда я видел что-то личное и что это действительно творческий человек, тогда это вызывало интерес и желание приобрести. Глухонемой художник Ведерников - мой друг. Он глухонемой не от рождения, а после перенесенного полиомиелита получил осложнения, был учеником Васи Ситникова - потом сам нашел свой путь в искусстве. Вот его "Понтий Пилат умывает руки".
- В зале висит работа "Дверь" Губарева, она была очень знаменита...
- С Алексеем Губаревым я, по-моему, даже знаком не был при жизни... В начале 70-х умирает его жена Васена, потом умирает он. И в начале 90-х ко мне, по совету Злотникова, пришла их старшая дочь и предложила приобрести "Дверь". Я с ней договорился. Злотников определил цену. И в рассрочку, потихонечку я ее выкупал - год. В 60-е годы эта картина вызывала большой интерес - это был один из первых соцартов, потом уже - Комар и Меламид.
- Вы сейчас собираете современных художников? Или это вас не интересует?
- Мне Немухин говорит: "Ты коллекционер нашего времени и им оставайся". Собирать всех очень сложно: кто на Западе, кого уж нет...
- Вы не боялись собирать абстрактные картины, особенно на фоне культурной политики Хрущева?
- У меня не всегда был адекватный социальный статус. До 71-го года я все время работал в штате. А в 71-м я ухожу со штатной работы, вступаю в горком художников-графиков и работаю по издательствам: был один момент, когда меня за неуплату членских взносов снимают с учета, не берут на работу... А когда все нормально - чего мне бояться?
Был 65-й год - время, когда технические институты, такие, как Институт Курчатова, Капицы, в своих стенах делали выставки. Мне предложили сделать выставку в Дубне. Там организовывали большой День молодежи - пригласили Юлия Кима, ездил Визбор, был театр "Скоморохи" - и выставка. А перед этим у меня должна была быть выставка в Институте Курчатова: ее готовили, готовили - но она все время была под вопросом. И тут вдруг - Дубна. И мне звонят ребята из Института Курчатова: "Как у тебя выставка, состоится?" - "Да. Я жду автобуса". Они в сомнении. Приезжаю в Дубну, на следующий день был просмотр картин и выставка была запрещена. А мне потом эти ребята рассказывали, что их вызывали в райком. И спрашивали: "У вас эта выставка, Нутовича?" - "Нет", - говорят. "А вы к той выставке имеете отношение?" - "Нет, а что?" - "Что он собирает, мы знаем. Это его дело. Мы ему не мешаем. Но выставлять эти вещи в стенах государственных учреждений мы разрешить не можем".
Я же не лез в диссиденты. Я был знаком близко со многими, дружил с Гинзбургами. Но картины висели дома. Конечно, могли прийти, сказать: "идеологическая провокация". Но я не устраивал акций, как впоследствии Глезер. Собирал и собирал... Были иногда какие-то опасения, но я что-то не видел в этом ничего антисоветского...
Работы из коллекции Нутовича демонстрировались на выставках "Ретроспектива" (выставочный зал "Беляево"), "Другое искусство", "Национальные традиции и постмодернизм" (обе - Третьяковская галерея), "100 лет русского искусства. 1889-1989. Из частных коллекций в СССР" (арт-галерея "Барбикэн", Лондон, Музей современного искусства, Оксфорд, Городская галерея, Саутхэмптон) и др. Монографические выставки коллекции Нутовича проходили в Дубне в 1965 г. и в галерее А-3 в 1995-м.
По итогам коллекции ваш покорный слуга решил встретиться с самим мэтром. Получилось это небольшое интервью.
________________________
Былое
- Евгений Михайлович, расскажите, как вы попали в Третьяковскую галерею.
- Случайно. В 58-м году работал в больнице, заведовал рентгеновским архивом, то есть подбирал рентгенограммы для больных. Пришла какая-то женщина, мы разговорились. А я в это время уже интересовался поэзией, искусством. И она говорит: "Моя соседка работает в Третьяковке научным сотрудником - хотите, я с ней поговорю? Так что все было очень просто. Но не случайна Третьяковка в моей жизни. Не случайно именно это направление. Потому что лет в 15-16 я познакомился с поэзией Серебряного века. Была такая библиотека Маяковского, где я просиживал, - читал маленькие книжечки Крученых, Хлебникова, Малевича. И, придя в Третьяковку, я в запаснике увидел Кандинского, о котором только слышал, читал...
- Первая подпольная выставка, на которой вы побывали, располагалась в Лианозове, - квартирная выставка...
- Тогда были квартирные выставки, но как феномен они появились позже: после Бульдозерной выставки, после Измайлова. Художники просто объявили по квартирам - их было семь или восемь в Москве: "Открываем один день под квартирные выставки". А до этого Лев Кропивницкий делал свою выставку на квартире, по-моему, у писателя Федора Федоровича Удалова. Потом на квартире у искусствоведа Цирлина мы делали выставку Лиды Мастерковой. На Кузнецком, 11 в кинозальчике по понедельникам были творческие однодневки с рассуждением: на два-три часа повесят картины, поговорят, все снимут. Но туда лианозовцы почти не попадали; это все были члены МОСХа, мог быть левый МОСХ: Андронов, Никонов...
- А в Лианозово как вы попали?
- Алик Гинзбург привез меня в Лианозово, к Оскару Рабину. 60-й год: я уже работал в фотолаборатории, и, с одной стороны, Рабин, с другой стороны, перед этим, - встреча с Михаилом Кулаковым. Потом Кулаков меня познакомил с Сашей Харитоновым. Так что несколько путей меня уводят в этот мир... Рабин снимал свои картины на обычную любительскую пленку: получалось плохо. Я взял эту пленку и ее напечатал. Тут происходит ряд трагических событий: Алика Гинзбурга арестовывают в конце июня. Я попадаю к Рабину только осенью того же года. Там происходит знакомство с поэтами: Сапгир, Некрасов, Холин... И я даю Рабину эти фотографии, сделанные значительно раньше, - он, конечно, очень обрадовался и в знак благодарности подарил мне картину. "Вагончик селедки" - работа 60-го года. Одну подарил, другую - на "повисение". Так у нас было принято.
- Что значит "на повисение"?
- "На повисение" - ты берешь и смотришь, а потом отдавать неохота. И думаешь, как бы приобрести. Или так хорошо висит, что художник приходит: "Ну ладно, я тебе дарю ее..." - это радует. Уже осенью 61-го года висят у меня художники Лианозовской группы.
- Как образовывались цены на картины?
- Цены, конечно, были в то время относительные... Средняя цена - 100-150 рублей. У двух-трех художников цены образовывались неслучайно. Олег Целков продавал работу от размера холста: квадратный сантиметр - 10 копеек. А почему 10 копеек? Он как-то зашел в магазин, прочел, сколько стоит квадратный метр самой дорогой материи, и прикинул, что его живопись во столько-то раз дороже. Соответственно, к Целкову можно было прийти и выбрать: он брал сантиметр, подсчитывал с копеечками. Потом повысил цены.
...Мы с ним были много лет друзьями, соседями. Жили на расстоянии 12 минут ходьбы друг от друга, в Тушине. Как-то один человек решил эмигрировать и продавал "Групповой портрет с медалью". Нужно было заплатить, по-моему, 1200 (точно уже не помню), по тем временам огромные деньги... Потом Олег сам занял где-то деньги и купил картину для меня. А уж с Олегом я потом рассчитывался. Но это - уникальный случай.
- Целков заботился о том, чтобы его работа попала в хорошие руки?
- Некоторые художники довольно безразлично относятся к судьбе своих работ, а некоторые настолько влюблены в свою работу, что могут смотреть на нее и чуть не плакать... Олег не то чтобы был очень влюблен, но он серьезно относился к их судьбе.
- Между художниками и коллекционерами возникали дружеские отношения?
- Очень сложные: если подружился - все хорошо, если нет - то... Георгий Дионисович Костаки - потрясающий коллекционер. Он говорил про художника Тышлера: "100 работ поставит - выбирай любую: не ошибешься!". И в то же время у него не было Тышлера. Очевидно, что-то между ними произошло... А перекупать он, может быть, не хотел - хотел получить из рук художника.
Отношения сложные: художники - очень самолюбивые, обидчивые, легко ранимые. Но, в то же время, - далеко не все. Вот, например, Дима Краснопевцев - с ним было очень легко. С Рабиным было просто. С Вейсбергом было замечательно - это был очень большой умница. Беседы с ним надо было записывать. Он говорил, например: "Чем занимается немецкий сюрреалист? Сюрреализмом. Американский чем занимается? Сюрреализмом. А вот французский - еще и живописью". Вот это: "и живописью" - он всегда отличал. И его творческое кредо вскрывалось: он был именно живописец.
У меня в те годы были со многими художниками хорошие отношения именно потому, что не выделял кого-то... Мне все были нужны. Потом так сложилось - кто-то умер, кто-то уехал, и из тех, моих шестидесятников, уже почти никого не осталось. Отношения как-то усложнились. Им всем уже за 70.
- А каковы были отношения коллекционеров друг к другу?
- Современное искусство я начал собирать в начале 60-х - я был один. Был Костаки, но его тема была - 20-е годы. Сейчас выделяют двоих: я и Леня Талочкин. Хотя есть большое собрание у его бывшей супруги - у Татьяны Колодзей. У Глезера - своя тема: выставку сделать... Отношения чисто человеческие. Например, с Талочкиным мы никогда не ссорились, но и теплоты у нас тоже нет. Выпьем - можем поцеловаться. Подлостей никто никому не делает... Нормальные человеческие отношения... Я неохотно иду на обмены с другими коллекционерами - я с самим художником могу поменяться. Как Рабин сказал: "Ты у меня берешь работу, а пройдет время, тебе надоест, и ты можешь со мной поменять. И мне будет хорошо - ко мне вернется старая вещь, и ты новую получишь". Такие истории иногда бывали. Первую работу Оскара я потом поменял на ту работу, которая сейчас висит в зале. Это был 64-й год, свадьба у меня была в марте...
- Выставок тогда практически не было - были квартиры. А на них - застолья...
- Были и застолья. Но у Оскара, например, их почти не было. Каждое воскресенье к нему в Лианозово приезжал народ - он принимал всех. Он даже, по-моему, не очень-то и угощал: чай... А вот "посидеть" - это у Димочки Плавинского, в подвальчике, у Соостера... У Соостера были вторники - 64-й год: в течение полугода, если не больше, с осени и до летнего сезона, по вторникам приходил народ и общался, в основном приходили близкие ему люди, свои... У Льва Кропивницкого потом были пятницы. У меня были пятницы, когда мы снимали квартиру в отдаленном районе, в Кунцеве: далеко, нет телефона, а надо было где-то собираться. И я объявил - пятницу.
- На вашей выставке - замечательная работа Кабакова: "Смерть собачки Али". Как вы познакомились с Кабаковым?
- Кабаков и Соостер все время вместе жили и работали. У них сначала были мастерские-подвальчики в переулке Маяковского, на Таганке, и в конце концов - в доме "Россия" две мастерские напротив друг друга. Я раньше познакомился с Соостером, а придя к нему в мастерскую, - уже и с Кабаковым. С Юло мы любили выпить, поговорить... Кабаков был немножко поакадемичней...
- То есть, ни выпить, ни поговорить!
- Ну что вы! Кабаков - умница, человек тонкого анализа, который интересно пишет. Как раз поговорить он очень любит. Но дело не в этом. У меня долго не было его работ, а работы Юло были: одна из работ мне на свадьбу была подарена, другая - за фотографии была получена. Я был известен как свадебный фотограф Москва, так вот подарил ему одну из лучших своих работ в обмен. Он профессионально танцевал на свадьбе: "А я, - говорит, - в дансингах танцевал в Эстонии", еще молодым (он с 24-го года). Он воевал, был репрессирован. И в 70-м году, осенью, он умер. И после его смерти я часто бывал в мастерской Кабакова...
Я выбрал две работы, и за одну из них достаточно быстро рассчитался. А вторая так у меня и висела, а потом, наверное, понадобилась, и мне пришлось ее отдать. Но мы были в очень хороших отношениях с Кабаковым, и до сих пор, по-моему, когда ему от меня передают привет, говорят, что он очень доволен.
- Никаких личных симпатий у вас нет?
- Опять кто-то скажет: меня не упомянул... Я могу не скрывать, что Дима Краснопевцев, Юло Соостер и Владимир Вейсберг - одни из моих любимых. Со временем немножко менялись вкусы: в самом начале - в 60-м году - меня увлекал чистый абстракционизм. Потом я отходил от этого.
- По какому принципу вы собирали художников?
- Я собирал то, что мне нравилось, - неважно, какой там стиль: абстракция, фигуративное искусство, сюр... Нравилось, если талантливо, если в искусстве видна личность. Еще важна человеческая совместимость, привязанность. К примеру, Андрей Красулин - мы с недавних пор - близкие друзья: я с ним очень совместим. Когда я видел что-то личное и что это действительно творческий человек, тогда это вызывало интерес и желание приобрести. Глухонемой художник Ведерников - мой друг. Он глухонемой не от рождения, а после перенесенного полиомиелита получил осложнения, был учеником Васи Ситникова - потом сам нашел свой путь в искусстве. Вот его "Понтий Пилат умывает руки".
- В зале висит работа "Дверь" Губарева, она была очень знаменита...
- С Алексеем Губаревым я, по-моему, даже знаком не был при жизни... В начале 70-х умирает его жена Васена, потом умирает он. И в начале 90-х ко мне, по совету Злотникова, пришла их старшая дочь и предложила приобрести "Дверь". Я с ней договорился. Злотников определил цену. И в рассрочку, потихонечку я ее выкупал - год. В 60-е годы эта картина вызывала большой интерес - это был один из первых соцартов, потом уже - Комар и Меламид.
- Вы сейчас собираете современных художников? Или это вас не интересует?
- Мне Немухин говорит: "Ты коллекционер нашего времени и им оставайся". Собирать всех очень сложно: кто на Западе, кого уж нет...
- Вы не боялись собирать абстрактные картины, особенно на фоне культурной политики Хрущева?
- У меня не всегда был адекватный социальный статус. До 71-го года я все время работал в штате. А в 71-м я ухожу со штатной работы, вступаю в горком художников-графиков и работаю по издательствам: был один момент, когда меня за неуплату членских взносов снимают с учета, не берут на работу... А когда все нормально - чего мне бояться?
Был 65-й год - время, когда технические институты, такие, как Институт Курчатова, Капицы, в своих стенах делали выставки. Мне предложили сделать выставку в Дубне. Там организовывали большой День молодежи - пригласили Юлия Кима, ездил Визбор, был театр "Скоморохи" - и выставка. А перед этим у меня должна была быть выставка в Институте Курчатова: ее готовили, готовили - но она все время была под вопросом. И тут вдруг - Дубна. И мне звонят ребята из Института Курчатова: "Как у тебя выставка, состоится?" - "Да. Я жду автобуса". Они в сомнении. Приезжаю в Дубну, на следующий день был просмотр картин и выставка была запрещена. А мне потом эти ребята рассказывали, что их вызывали в райком. И спрашивали: "У вас эта выставка, Нутовича?" - "Нет", - говорят. "А вы к той выставке имеете отношение?" - "Нет, а что?" - "Что он собирает, мы знаем. Это его дело. Мы ему не мешаем. Но выставлять эти вещи в стенах государственных учреждений мы разрешить не можем".
Я же не лез в диссиденты. Я был знаком близко со многими, дружил с Гинзбургами. Но картины висели дома. Конечно, могли прийти, сказать: "идеологическая провокация". Но я не устраивал акций, как впоследствии Глезер. Собирал и собирал... Были иногда какие-то опасения, но я что-то не видел в этом ничего антисоветского...
Опубликовано 13 декабря 2013 года
Новые статьи на library.by:
БИОГРАФИИ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ:
Комментируем публикацию: ТИХИЙ ФОТОГРАФ НУТОВИЧ
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1386935080 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций