ВИНКО КЛУН - СЛОВЕНСКИЙ КОРРЕСПОНДЕНТ "РУССКОЙ БЕСЕДЫ"

Винценц или Винко Клун родился 13 апреля 1823 г. в Любляне. Его отец являлся потомком тех сербов, которые нашли себе убежище в словенских землях после Косовской битвы. Мать Винко Клуна была в родстве со знаменитым словенским математиком Юрием Вегой. Винко рано осиротел и, учась в гимназии, должен был зарабатывать себе на жизнь репетиторством. После окончания гимназии некоторое время он работал в финансовых структурах администрации провинциальных властей Крайны. Однако это дело ему не пришлось по душе, и он перешел на работу воспитателем в богатую семью, предположительно Ротшильдов. С этой семьей он переехал в Венецию. Накануне революции 1848 г. Клуну удалось закончить исторический факультет Падуанского университета.

22 марта 1848 г. в Венеции вспыхнула революция, направленная против австрийского владычества. Революционеры не были едины в своих устремлениях -часть из них выступала за присоединение к королевству Пьемонт, другие - за провозглашение республики. И среди республиканцев также не было единства. Имелось два направления, одно из которых возглавлял мадзинист Д. Манин, другое - далматинский писатель Томмазео. В апреле 1848 г. Томмазео основал общество Братский союз народов. Согласно его программе подобные общества предполагалось установить и в других странах, прежде всего у славян. Целью их являлось бы осуществление на деле братства народов, помощи их друг другу в завоевании свободы. Некоторое время выходила газета общества "La Fratellanza de'Popoli" (Братский союз народов). В ней Томмазео публиковал свои моралистические рассуждения, свою переписку с видными славянскими деятелями: Чарторыским, Мицкевичем, патриархом Раячичем, Гаем, Елачичем. Уже из перечисления этих имен видно, что Томмазео стремился к общению с самым широким кругом славянских политиков. О деятельности этого общества известно мало: только то, что оно выступало за союз итальянцев со славянами, а не с венграми. О его создании писали хорватская газета "Südslawische Zeitung" и польская газета "La Pologne". В апреле 1848 г. имя Клуна упоминалось среди членов общества Томмазео.

Одним из идеологов общества Братства народов был журналист Пацифико Валусси, писавший в венецианскую газету "Il Precursore". Он утверждал, что хо-

---

Чуркина Искра Васильевна - д-р ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

---

рошие отношения со своими соседями-славянами для итальянцев важнее, чем с венграми, что самоопределение южных славян неизбежно и даже полезно Европе, поскольку таким образом будут пресечены гегемонистские планы России. Адриатическое побережье, где проживало смешанное славянско-итальянское население, Валусси рассматривал в качестве связующего звена между итальянцами и славянами. По его просьбе Клун написал в "Il Percursore" статью о панславизме. В газете его представили как "славянина, который живет среди нас, знает славянские народы, языки и литературы и верит в братство свободных народов".

В статье о панславизме Клун выступал за славянскую взаимность и пытался дать рецепт преодоления разобщенности славян. Главным препятствием для их сближения он считал различие в их алфавитах. Он предлагал создать новую "иллирскую азбуку", которая бы подходила всем славянским языкам. Клун признавался, что сам занимался этим и просил славянских филологов помочь ему в этом деле. Другое препятствие к сближению славян Клун видел в политике Австрии, основанной на принципе "разделяй и властвуй". Он призывал славянские народы осознать свою великую роль и занять среди европейских народов то место, которое им принадлежит по праву.

Клун, как и Коллар, считал, что имеется четыре славянских языка: польский, чешский, иллирский и русский. Признавая, что русский язык наиболее распространен, Клун утверждал, что по содержательности и точности его превосходит иллирский. К тому же наречия иллирского языка - сербское, хорватское и вендское - исчезают, ибо восемь миллионов южных славян приняли в качестве литературного сербо-хорватский язык. Европа, полагал Клун, должна поддержать южных славян, которые станут "противовесом казенному абсолютизму". Языковое и экономическое объединение славян неминуемо должно привести к их политическому объединению. Кто же должен его осуществить? Россия свободна, но несвободны сами русские, поляки - военнопленные. Поэтому объединить славян могут только австрийские славяне, которые и создадут конфедерацию из четырех славянских народов. Эту миссию австрийских славян Клун объяснял тем, что в Австрии славизм и демократия идентичные понятия, поскольку интеллектуальные движения австрийских славян коренятся в народе [1. S. 74 - 77].

Культурные и политические идеи Клуна представляли собою утопическую смесь взглядов Коллара и отчасти Мадзини с его идеей мессианства и освободительной силы культуры. Следует отметить, что из всех славянских национальных программ программа Клуна была единственной, которая не предусматривала монархического принципа - о Габсбургах или других монархах в ней не было ни слова. И это не случайно: Клун являлся республиканцем, как и все окружение Томмазео.

Клун одним из последних покинул Венецию, когда уже многие итальянские города пали под напором австрийских войск. 10 июня 1848 г. он сел на французский пароход и отбыл на нем в Триест, а оттуда отправился в Любляну. Там он стал редактором газеты "Laibacher Zeitung" (1849 - 1856), одновременно исполнял должность секретаря Исторического общества Крайны и редактора его публикаций "Mittailungen des historischen Verein für Krain" и "Archiv für Landesgeschichte des Herzogthums Krain", а также являлся секретарем Торгово-промышленной палаты (1851 - 1856). В 1852 г. Клун сдал экзамен на звание профессора истории и несколько лет после этого преподавал в люблянской частной жен-

---

ской школе. Несмотря на занятость на нескольких работах, Клун не прекращал публицистической деятельности, писал статьи в приложение газеты "Laibacher Zeitung" - "Illirisches Blatt". В них он рассказывал о революции в Венеции. В начале 1849 г. "Illirisches Blatt" была запрещена именно из-за статей Клуна. Затем они были перепечатаны Лейпцигской газетой "Die Gegenwart" под заглавием "Революция в Венеции".

Статьи Клуна о революции в Венеции хорошо документированы, в них использованы материалы газет, выходивших в то время в городе, указы, издававшиеся ее властями, листовки, выпускавшиеся различными политическими группами. В этих статьях Клун выступал как сторонник Томмазео, а другой республиканец, Д. Манин, рисовался в неприязненных тонах. Таким образом, описание революции дано недостаточно объективно. В своих статьях Клун остановился на проблемах коммунизма и социализма. Коммунизм, как насильственное преобразование общества, он не одобрял, а социализму, как постепенному развитию к лучшему обществу, он сочувствовал [1. S. 81 - 83].

Вернувшись на родину, Клун включился в словенское национальное движение. Среди словенских политиков он пользовался репутацией хорошего журналиста и патриота либеральных взглядов.

В 1856 г. видный русский славянофил А. И. Кошелев начал издавать журнал "Русская беседа", первое славянофильское периодическое издание. В нем публиковались статьи о внутренней политике российского правительства, о крестьянской реформе, а также материалы о положении славянских народов в Австрийской и Оттоманской империях, об их экономике и культуре. Обычно статьи о славянах заказывались Кошелевым представителям этих народов, а главным посредником в получении от них материалов выступал протоиерей православной церкви при русском посольстве в Вене Михаил Федорович Раевский. Он находился в Австрии с 1843 г. и проявлял живой интерес к национальной жизни австрийских славян. Услугами Раевского неоднократно пользовались славянские и русские ученые и общественные деятели. В начале 1856 г. известный славист и один из активных славянофилов А. Ф. Гильфердинг от имени редакции "Русской беседы" попросил Раевского подыскать авторов среди славян. Раевский дал на это согласие [2. Д. 25].

У словенцев выбор Раевского пал на Винко Клуна, который к тому времени уже был знаком с некоторыми русскими: И. И. Срезневским, А. И. Кошелевым, А. Ф. Гильфердингом, Ф. Чижовым и др. Получив от Раевского предложение сотрудничать в "Русской беседе", Клун сразу же откликнулся на него. В 1856 г. он послал в редакцию свою первую статью "Словенцы". В письме к Раевскому от 25 ноября Клун отмечал, что вчерне уже закончил вторую статью для "Русской беседы" "История словенской литературы от XVI в. до настоящего времени". Клун выражал надежду, что успехи южнославянских литератур вызовут интерес у русского общества к самим южным славянам. Помимо названных статей Клун предлагал написать еще для "Русской беседы" "Словенскую библиографию" и несколько биографий знаменитых словенцев [3. Д. 49. Л. 2об.].

Раевский сразу же сообщил о предложении Клуна Кошелеву. Тот незамедлительно ответил уже 20 декабря 1856 г. "Статьи д-ра Клуна чрезвычайно интересны, - отвечал Кошелев, - и весьма охотно мы заплатим ему по 40 талеров за лист печати Gegenwart или по 30 талеров за наш лист... Сверх того, д-ру Клуну можно предоставить право поместить свою статью о словенцах в Gegenwart через шесть месяцев после напечатания ее в "Русской беседе". Что касается до

---

других сочинений д-ра Клуна - до его "Истории литературы словенской" и до биографий знаменитых словенцев, то предмет крайне важен и мы охотно будем их принимать... Впрочем, вероятно, и то и другое будет интересно, ибо видно, что д-р Клун славно пишет - живо и глубокомысленно. Возвращаю его письма, дабы Вы могли ему отвечать. Сделайте милость, не упустите его - он славным будет нашим сотрудником" [2. Д. 4].

Столь высокая оценка относилась к первой статье Клуна "Словенцы", которая была напечатана в третьем номере "Русской беседы" за 1857 г. Редакция тепло представила ее русскому читателю: ""Русская беседа" с особенным удовольствием помещает на своих страницах эти любопытные сведения о славянском племени, которое доселе оставалось почти неизвестным не только у нас, но и в западных литературах. Автор сам принадлежит к тому племени, которому посвящает труды свои" [4. С. 65].

Статья Клуна касалась этнографии словенцев. В предисловии к ней Клун выступал как истинный славянофил: "Изучение славян будет одним из приобретений нашего века; мы завоюем себе признание и останемся победителями!" Далее Клун перешел к словенцам. Отметив, что их немного и по числу жителей, и по пространству, которое они занимают, он подчеркивал, что все же "в сознании своей народности, в своих надеждах и энергии" они не уступят другим славянским народам. Словенцы живут в точке соприкосновения трех стихий Европы: славянской, немецкой и итальянской. Поэтому положение их тяжелое, им грозит ассимиляция. "Словенцам, стесненным с обеих сторон итальянцами и немцами, грозит большая опасность лишиться своей народности и, право, должно считаться за чудо, что усилия стольких веков почти ровно ничего не сделали" [4. С. 70].

Рассказав о природных условиях территории, занимаемой словенцами, Клун указал, что словенцев можно разделить на три группы: словенцы краинские, т. е. живущие в Крайне; словенцы штирийские, т. е. населяющие Штирию, Прекмурье, Каринтию; словенцы приморские, обитающие в Приморье, Горице, Венецианской Словении. В своей статье Клун охарактеризовал только первую группу словенцев, а именно жителей Крайны. Он описал каждую их ветвь в отдельности: обитателей Внутренней Крайны, Верхней Крайны, Нижней Крайны. Из нижнекраинцев он особенно остановился на нравах и обычаях белокраинцев, отметив их схожесть как со словенцами, так и с сербами и в религиозном (среди них имеются католики и православные), и в языковом отношении.

Далее Клун описал праздники словенцев: Новый год, Троицу, Пасху, Иванов день и др., стараясь подчеркнуть сходство многих обрядов на этих праздниках с обрядами русских и других славянских народов. Закончил Клун свою статью полностью в славянофильском духе. "Я только старался и, надеюсь, успел доказать, - заключал он, - что словенцы даровитое и энергическое племя, выступающее на поприще всемирной истории во всей силе юности, с живым сознанием своей народности и с горячею любовью к вере. В этом убеждении смело и честно протягивают они дружескую руку своим соплеменным братьям, дабы единство духа и энергии привело всех к одной общей цели, дабы все мы слились в единую семью!" [4. С. 121 - 122].

14 сентября 1858 г. И. С. Аксаков просил Раевского заплатить Клуну за вышедшую статью и дать ему даже вперед, поскольку в ближайших номерах "Русской беседы" должны быть напечатаны его следующие очерки [5. Л. 9]. И действительно, в первом и втором номерах за 1859 г. "Русской беседы" вышла вторая статья Клуна "Словенцы. Очерк истории словенской литературы".

---

В ней Клун подчеркивал, что он первым решил написать "Историю словенской литературы", поскольку из-за ее отсутствия на словенцев обращали мало внимания. Вместе с тем, продолжал автор, "и по способностям, и по успехам духовной деятельности словенцы выдержат сравнение с любым из соплеменников, и не будут последними в их ряду". Далее Клун указывал, что он хотел, чтобы со сведениями о словенцах познакомилось как можно больше людей, "поэтому я и пожелал, чтобы первая история словенской литературы явилась на главном из славянских языков - на русском, и доставила моим землякам лестную и могучую дружбу русского народа" [6. N 1. С. 88 - 89].

Заявление Клуна о том, что он первым написал историю словенского народа, не совсем правомерно. Первый очерк на эту тему написал М. Чоп, идеолог словенского романтизма, друг знаменитого словенского поэта Франце Прешерна. По просьбе словенского слависта Е. Копитара он написал этот очерк в 1831 г. для второго издания книги чешско-словацкого слависта П. Й. Шафарика "История славянского языка и литературы". Однако книга Шафарика вышла только в 1864 г., когда и Чоп, и Шафарик уже умерли [7. С. 125]. Принимая это во внимание, можно уточнить высказывание Клуна - его статья явилась первой "Историей словенской литературы", вышедшей из печати.

В самом начале своего очерка Клун указывал: "Коллар вложил в сердце каждого мыслящего славянина: да будет славянская литература общею связью, которой не могут разорвать ни моря, ни далекие страны, и которая невидимо охватывает все племена и наречия, дабы хоть в области духовной деятельности образовался у славян один язык, одно отечество, один народ" [6. N 1. С. 90].

Таким образом, с самого начала Клун заявлял, что он - сторонник славянской взаимности в ее колларовском, т. е. чисто культурном варианте. Однако на взгляды Клуна помимо Коллара оказал значительное влияние и Е. Копитар. Клун полностью принял у последнего деление славянского языка на две большие группы, одну из который составляли русский, словенский и иллирский языки, другую - чешский и польский языки. Словацкий язык Клун рассматривал как переходный между этими двумя группами. Перенял у Копитара Клун и идею создания единой азбуки для всех славян на основе латиницы. В статье он выразил в довольно безаппеляционной форме пожелание, чтобы русские оставили "греческие крючки" и приняли латинскую азбуку. Следует заметить, что в 1848 г. он не был так решителен и писал просто о создании единой азбуки для славян, не указывая точно, кириллица или латиница должны лечь в ее основу. Высказывание Клуна о необходимости русским принять латиницу, вызвало замечание редакции "Русской беседы": "Вообще, как с этим, так и со многими другими мнениями г-на Клуна, мы положительно не согласны, но тем не менее признаем за его трудом неоспоримое достоинство первого полного и стройного обзора литературы словенцев" [6. N 1. С. 65]. Клун выступил и в качестве приверженца паннонской теории и начал историю словенской литературы с трудов Кирилла и Мефодия, подчеркнув, что работы Копитара и другого виднейшего слависта Ф. Миклошича доказали, что церковнославянский язык по сути своей являлся древнесловенским, т. е. непосредственным предшественником словенского языка. Затем Клун рассказал о Фрейзингских отрывках, возникших в конце X в., как о древнейшем памятнике южнославянского наречия. Здесь Клун не погрешил против истины - Фрейзингские отрывки действительно являются старейшим известным памятником словенского языка. После этого заявления следовал вывод: "Итак, наши памятники суть древнейшие, за ними по старшинству

---

следуют русские". Далее возникли, по мнению Клуна, письменные памятники чехов (XII век) и сербов (конец XII в.). Клун указывал в примечании, что летопись, созданная киевским летописцем Нестором, была открыта в 1526 г. ученым словенцем Сигизмундом Герберштейном, послом австрийского императора в Москве. Это утверждение снова вызвало протест редакции, как "ни на чем не основанное уверение" [6. N 1. С. 92 - 95].

Клун отмечал, что затем развитие словенской литературы отстало от развития других славянских литератур. "Но все-таки же, - подчеркивал он, - словенский язык еще имеет такие преимущества, которые беспристрастно позволяют сказать, что он нисколько не уступает образованным языкам Европы, стоит даже выше многих из них, и его внутреннее строение представляет много таких свойств, которые неславянские языки вовсе не знают". Провозглашение преимущества словенского языка перед европейскими неславянскими языками показалось для Клуна недостаточным. Он, опираясь на высказывание словенского поэта Поточника, утверждал, что из всех славянских наречий словенский язык наряду с сербским "имеет всего менее жесткости в произношении и есть самый благозвучный" [6. N 1. С. 98].

Это предисловие к изложению самого предмета показывает, насколько преувеличен был патриотизм Клуна, что в той или иной степени являлось характерным для многих деятелей словенского и славянского возрождения, к которым, конечно, нужно отнести и таких серьезных славистов, как Е. Копитар и Ф. Миклошич. Авторы паннонской теории провозглашали церковно-славянский язык непосредственным предшественником словенского языка. Словенский язык, в течение многих столетий являвшийся языком низших, необразованных слоев населения, словенскими будителями всячески возвышался, значение его преувеличивалось, они должны были доказать его важность всему миру, своему народу и самим себе.

Историю словенской литературы Клун делил на два периода. Первый период - протестантский. На словенском языке начал писать протестантский проповедник Примож Трубар, которого Клун оценил очень высоко: "Он... перевел на словенский язык разные духовные книги и тем положил основу словенской литературе" [6. N 1. С. 102]. Кроме Трубара Клун особо отметил среди протестантских писателей переводчика на словенский язык Библии Юрия Далматина и создателя первой словенской грамматики Адама Богорича. По мнению Клуна, "Далматин по глубине и по объему своей филологической учености был гораздо выше Трубара". Особо отмечал Клун, что Далматин искал помощи не в немецком языке, а в речи южных славян [6. N 1. С. 108]. Богорич же в своей грамматике придерживался языка Трубара, и как у Трубара, язык Богорича отличался пристрастием к германизмам. "Труды этих трех, названных нами писателей, которые при первом своем появлении тотчас стали отличаться грамматическою правильностью и последовательностью, составляют основу словенской литературы" [6. N 1. С. 112].

Характеризуя католический период словенской литературы, Клун высоко оценил роль католического свящества в ее развитии. "С конца XVI в. и до нашего времени католическое духовенство может назваться главным представителем словенской литературы, самым ревностным и деятельным двигателем в исследовании, развитии и дальнейшей обработке нашего языка... Положение духовенства само необходимо почти обусловливает, а существующая, хотя еще и слабая словенская литература доказывает на деле, что духовенство есть самый

---

главный представитель словенизма, хотя тот (словенизм. - И. Ч.) в настоящее время, без сомнения, может насчитывать много достойных деятелей и капитальных произведений и по другим направлениям научной и литературной деятельности" [6. N 2. С. 95].

Столь высокая роль духовенства на первых этапах развития словенской литературы исторически объяснима - ведь вплоть до середины XIX в. словенская интеллигенция, а следовательно и писатели, была по преимуществу духовной. Крестьяне, являвшиеся основой словенской нации, отправляли своих сыновей на учебу в духовные заведения, только очень немногим удавалось пробиться в светские университеты. Такое предпочтение вполне понятно: для крестьянина наиболее почитаемым человеком являлся священник, да и учеба в семинарии нередко была бесплатной.

Католический период словенской литературы Клун начал с Томажа Хрена, люблянского епископа, ярого гонителя протестантов, сжегшего много сотен протестантских книг на словенском языке. Об этом Клун не упомянул, указав только, что Хрен в 1612 г. напечатал свой перевод на словенский язык Евангелия и некоторых других религиозных сочинений, использовав грамматику Богорича.

Несколько слов Клун сказал о Михе Микеце, издавшем "Словенский катехизис" в 1615 г., заметив только, что был он написан на люблянском наречии, сильно испорченном немецкими и итальянскими словами.

Следующие два писателя, упомянутые Клуном в числе представителей словенской литературы, а именно И. Л. Шенлебен и И. В. Вальвасор, по сути своей не являлись словенскими писателями. Шенлебен большинство своих работ по истории и генеологии издавал на латинском и немецком языках. Его главной заслугой перед словенской литературой стала публикация в 1672 г. перевода Евангелия, сделанного Хреном. Это была первая публикация книги на словенском языке после 57 лет молчания. Заслугу Шенлебена, первого археолога и историка Крайны, Клун видел в том, что он первым начал "собирать материалы для краинской истории и действительно успел собрать огромную массу".

И. В. Вальвасор, младший современник и ученик Шенлебена, вообще не написал ни одной строчки по-словенски. Но Клун не ошибся, рассказав о нем русскому читателю. Путешественник, естествоиспытатель, математик, военный Вальвасор издал несколько книг, главная из которых "Слава герцогства Крайны", опубликованная им на немецком языке в 1689 г., несомненно, являлась замечательным трудом для своего времени. Она состояла из четырех томов, украшенных 533 гравюрами. Именно благодаря им до нас дошли изображения городов, замков, церквей Крайны и Каринтии и их обитателей в национальных словенских костюмах. Отметив, что исторический очерк у Вальвасора слаб, Клун справедливо подчеркнул: "Велика заслуга Вальвасора в топографии Крайны и в истории нравов XVI и XVII столетий, недосягаемы его трудолюбие и любовь к родине, - бессмертна его "Слава герцогства Крайны" достойный памятник великого мужа и его времени" [6. N 2. С. 113 - 114].

Некоторые данные Клун представил о двух Академиях деятельных (Akademia operazorum) в Любляне - начала и конца XVIII в. Высоко оценивая их деятельность, Клун с надеждой вопрошал: "Когда же придет время, когда чрез соединение краинского общества с музеем, Академия Операзорум возникнет в третий раз с обновленными силами?" [6. N 2. С. 117].

---

Затем Клун перешел к характеристике некоторых словенских писателей XVIII в. Он упомянул священника Пагловца, учителя Юрия Япеля, подробно остановился на деятельности августинца Марко Похлина, выход в свет "Краинской грамматики" которого в 1768 г. словенские историки считают началом словенского возрождения. Клун указал на ее невысокий научный уровень, на то, что Похлин не использовал достижения грамматики А. Богорича. Но все же Клун выразил несогласие с мнением Е. Копитара, что любовь к словенскому языку Похлина "больше повредила словенскому, чем бы могли то сделать его ненависть и презрение". Вокруг Похлина собрался круг молодых патриотов - Япель, Кумердей, Лингарт, Водник, "которые не перестанут считаться красой своего племени, доколе люди будут ценить патриотизм и науку" [6. N 2. С. 119 - 121]. Основное внимание из перечисленных деятелей Клун уделил Б. Кумердею и Ю. Япелю. Япель с помощью Кумердея сделал новый перевод на словенский язык Библии и написал "Славянскую грамматику", где сравнивал все славянские наречия. "В Япеле мы приветствуем утреннюю звезду, которая возвещает нам приближение зари, а за ней и солнечного дня в нашей отечественной словесности" [6. N 2. С. 124 - 125]. О Кумердее Клун писал не только как о сотруднике Япеля, но и как о человеке, много сделавшем для распространения просвещения среди народа.

На этом заканчивался очерк Клуна. Историю словенской литературы в XIX в. Клун не представил. Правда, он, по-видимому, предполагал написать ее позднее. Об этом свидетельствует письмо Кошелева, написанное в декабре 1857 г. Раевскому. В нем редактор "Русской беседы" настоятельно просил поторопить Клуна с написанием окончания статьи "История словенской литературы" [2. Д. 25]. В ответе Клун сообщал Раевскому, что собирается написать историю словенской литературы в XIX в. [3. Д. 42. Л. 4]. Однако последняя часть "Истории словенской литературы" так и не была напечатана в "Русской беседе", скорее всего из-за того, что журнал прекратил свое существование.

Клун сотрудничал и с другим славянофильским изданием - "Вестником промышленности" (1858 - 1861), - возглавлявшимся видным славянофилом Ф. В. Чижовым. "Упросите Клуна, - писал Чижов Раевскому 10 мая 1858 г., - чтобы ответы на мои вопросы в отдельной от обозрения статейке прислал бы тоже к началу или много к 10 нашего июня... и попросите Клуна прислать мне первое обозрение к началу нашего июня". Клун выполнил просьбу Чижова, однако присланный им материал Чижову не понравился. 25 июля 1858 г. он жаловался Раевскому: "Кроме нескольких страничек, посланных Вами, от Клуна я ничего не имею, а их напечатать нельзя, потому что это похвала моему журналу, следов[ательно] скажут мне: оржаная каша сама себя хвалит". Далее Чижов указывал, что он согласился платить Клуну 250 талеров в год, если он будет ему посылать каждый месяц по статье. Но уже первое обозрение, присланное Клуном, разочаровало Чижова. "Потрудитесь попросить его, - замечал он в письме Раевскому в сентябре 1858 г., - не присылать таблицы ценностей австр[ийских] бумаг, нам они не нужны, а хотелось бы иметь шире промышленные новости. У него почти все одни цифры. Статью его отдельную я хотел бы не столько о коммерческом, сколько о промышленном (индустриальном) обучении".

Немного позднее, 5 октября 1858 г., Чижов высказался о статьях Клуна Раевскому еще откровеннее и резче: "Обозрения моего корреспондента жидки и пусты... Там, где он без цифры, - решительно профессор, толкующий о верности практики, а потом голые цифры. Писать мне к нему... не хочется... трудно так

---

написать, чтоб не оскорбить самолюбия. Мало жизни: там плавание по Дунаю, там Ллойд, там банкир, наконец, там промышленность, там ремесленные стеснения скверными уложениями, там обременительные налоги, там цехи, там жалоба на бедность, там племенные несогласия - такое множество всего" [2. Д. 75]. По-видимому рекомендациями Чижова Клун не сумел воспользоваться, и спустя некоторое время Чижов отказался сотрудничать, мотивируя в письме к Раевскому свой отказ слабостью статей и высокой платой, требуемой за них Клуном [2. Д. 75].

В "Вестнике промышленности" в 1858 г. вышли в свет четыре статьи Клуна: "Взгляд на торгово-промышленное положение Австрии", "Положение промышленности в Австрии", "Обозрение промышленности в Австрии", "Обозрение промышленности и торговли в Австрии".

Замечания о них, высказанные Чижовым Раевскому, справедливы: тематически они раздроблены, перегружены цифровым материалом. Но вместе с тем Клун отчетливо проводил в своих статьях либеральные взгляды: восхвалял крестьянскую реформу 1849 г., отменившую крепостное право в Австрии, которое, по его словам, являлось самым крупным препятствием для развития в стране земледелия и промышленности; выступал за отмену разного рода стеснительных тарифов в торговле, за расширение в стране промышленной и политической свободы. Чижов, комментируя взгляды Клуна, высказывал свое мнение о якобы австрийских порядках. Он указывал на бессмысленность коммерческих и банковских законов, притеснения со стороны полиции, бюрократический хаос формальностей, мешающий всякому движению вперед, отсутствие кредита, плохие пути сообщения, презрение к труду населения [8. С. 293]. Компетентный российский читатель понимал, что все эти высказывания Чижова относятся не столько к Австрии, сколько к родной России.

После прекращения сотрудничества в русской славянофильской прессе, Клун по-прежнему находился в добрых отношениях с Раевским и русскими, приезжавшими в Австрию. В частности, он виделся с И. С. Аксаковым, побывавшим в словенских землях в мае - июне 1860 г. Клун дал ему рекомендательные письма в Марибор к Д. Трстеняку и в Риеку к Я. Трдине [9. С. 108, 140].

В 1856 г. Клун переехал в Швейцарию, затем в Вену. В Вене он преподавал с 1857 г. географию и статистику в торговой академии, с 1862 г. был приватным доцентом географии в Венском университете, затем дворцовым советником в министерстве торговли. В 1860-е годы Клун продолжал участвовать в словенском национальном движении и пользоваться среди словенских патриотов значительным влиянием. В 1867 г. его избрали словенским депутатом в краинское провинциальное собрание и венский рейхсрат. Однако уже в первые месяцы он показал, насколько мало его интересуют словенские дела. Он голосовал за отделение церкви от государства, против заключения конкордата с Ватиканом [10. S. 240]. Остальные словенские депутаты находились на противоположных позициях. И это понятно - главной силой словенского национального движения в то время являлось духовенство, а отделение церкви от государства означало изгнание его из школ, где священники проводили политику словенизации учебного процесса. Голосование Клуна, таким образом, шло вразрез со словенскими интересами. Вместе с двумя словенскими депутатами Светецом и Липольдом Клун голосовал за дуализм, против введения которого активно выступали словенские либералы [10. S. 75]. Вскоре Клун окончательно перешел на сторону немецкой либеральной партии.

---

Когда в 1868 - 1871 гг. по всем словенским землям прокатилась волна митингов в защиту словенских национальных прав и с требованием создания объединенной Словении, программы, возникшей в революционном 1848 г., Клун выступил в Венском парламенте с утверждением, что "не существует никакой Словении", а Крайна для получения автономии слишком мала [10. S. 133].

Такая вот метаморфоза произошла с Клуном за двадцать лет - от горячего революционера, затем пламенного словенского патриота до немецкого либерала, равнодушного и к революционным лозунгам 1848 г., и к своему народу, который он так возвеличивал в славянофильской прессе. Следует, однако, отметить, что Клун участвовал в подготовке закона о свободе коалиций (1870), который отменял ограничения для создания рабочих организаций и легализировал стачки. Умер Клун 15 марта 1875 г. в Карловых Варах.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Pierazzi J. Vincenc Klun in Beneska revolucija 1848 - 1849 / Zgodovinski casopis. 1972. N 1 - 2.

2. Отдел письменных источников ГИМ. Ф. 347.

3. Архив внешней политики Российской империи. Ф. 360.

4. Клун В. Словенцы // Русская беседа. 1857. N 3.

5. Отдел рукописей ГПБ. Ф. 14. Д. 648.

6. Клун В. Словенцы. Очерк истории их словесности // Русская беседа. М., 1859. N 1, 2.

7. Чуркина И. В. П. Й. Шафарик и словенцы // Павел Йозеф Шафарик. М., 1995.

8. Вестник промышленности. М., 1858. N 6.

9. Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. М., 1892. Т. 3. Приложение.

10. Prijatelj I. Slovenska kulturno-politicna in slovstvena zgodovina. Mladoslovenci. Ljubljana, 1961. Zv. 4.