Отец и сын Леонтьевы

Некая историческая несправедливость заключена в том, что имя Василия Васильевича Леонтьева-отца неизвестно общественности, в то время как широко известно имя Василия Васильевича Леонтьева-сына, хотя первый оказал безусловное формирующее влияние на становление личности, политических и научных предпочтений будущего Нобелевского лауреата, что тот и отмечал в своих интервью.

Надо признаться, что установлено это кровное родство не без влияния случая. Вначале был поиск сведений о В. В. Леонтьеве - депутате Всероссийского Учредительного собрания в 1917 г., приват-доценте Петроградского университета. Но всякий запрос неизменно блокировался массивом виртуальной информации о его знаменитом полном тезке, пока не осенила мысль связать обе фигуры, основываясь на православной традиции имянаречения по деду. "А ларчик просто открывался...", шарада была разгадана сразу¹.

Истоки семейной истории Леонтьевых отыскиваются в глубинах XVIII века. Есть указания на архивные документы, согласно которым предки Леонтьевых поселились в Санкт-Петербурге еще в 1741 году². В любом случае обозреваемая история рода ведется с середины XIX в., когда предприимчивый купец-старовер Василий Яковлевич Леонтьев, прадед Нобелевского лауреата, после освобождения из крепостной зависимости перебрался в Петербург. Разбогатев на торговле ситцем, он завел свое "дело", купив у Ф. Д. Кирхнера ситценабивную фабрику на набережной Ждановки, неподалеку от ее впадения в Малую Невку. В 1867 г. он вступил в 1-ю купеческую гильдию, годовой оборот фабрики, принадлежавшей ему и его брату Николаю, достиг 400 тыс. рублей³. Старообрядческие семьи отличались, как известно, не только благочестием, но и связанными с ним строгой трудовой дисциплиной (аналог протестантской трудовой этики), практицизмом, хозяйственностью, не позволявшими распылять нажитый капитал, и, наконец, оппозиционностью по отношению к официальной церкви и стоящей за нею власти - естественная реакция на преследования за веру вплоть до 1905 года. Леонтьевы относились к единоверческому течению старообрядцев, признававшему зависимость от епархиальной и синодальной власти.

Протасов Лев Григорьевич - доктор исторических наук, профессор Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина.

Впрочем, к началу XX в. старообрядческий уклад проявлялся, скорее, в некоторых традициях, вроде многодетности, чем в следовании заветам "огнепального" протопопа Аввакума. У В. Я. Леонтьева было 14 детей (10 сыновей и 4 дочери), рожденных за 20 лет в трех браках. Семья жила в доме, построенном по его собственному проекту: с оранжереей, большим бальным залом, но маленькими, похожими на часовни комнатами, в которых обитали многочисленные приживалки, полными икон и лампад⁴. После его смерти (1893 г.) ведение дел принял Валентин Васильевич, другие сыновья считались совладельцами фабрики "Братьев Леонтьевых" и в той или иной мере участвовали в делах фирмы. В 1904 г., например, по сведениям полиции, Николай ведал магазином, Александр - кладовой, Леонид, Яков, Григорий также были заняты на фабрике, Павел и Виктор учились, готовясь, вероятно, включиться в семейный бизнес. Евгений был вольноопределяющимся в Семеновском гвардейском полку⁵. Василий же, согласно полицейской сводке, управлял имением в Финляндии (точнее, в Карелии), еще одним благоприобретением деда. Семья была, по оценке Леонтьева-сына, буржуазно-интеллигентная, с либеральными взглядами⁶.

Опять же по сведениям полицейского досье, Василий Васильевич Леонтьев, будущий отец будущего Нобелевского лауреата, родился 12 января 1880 г. в Петербурге⁷, между тем как в семейных анналах указан 1878 год. Не исключено, что при аресте он убавил себе возраст, как это делали иногда революционеры, рассчитывая на смягчение судебного приговора (в Российской империи совершеннолетие юридически наступало с 25 лет). Полную ясность могло бы дать только подлинное свидетельство о рождении. Его мать, Надежда Яковлевна, дочь купца 1-й гильдии Алябьева, умерла после рождения сына⁸. В 1897 г. Василий, потерявший обоих родителей, окончил училище при церкви св. Екатерины⁹, а с 1900 г. уже обучался в университетах Германии - в Лейпциге и Мюнхене. Получить университетское образование можно было и в Петербурге, так сказать, без отрыва от производства. Ведь в отличие от А. Р. Гоца или И. И. Фондаминского, которые тогда же пустились в Германию вкушать "учености плоды", его не стесняла "процентная норма" для евреев, действовавшая в столичных университетах. Но в 1899 и 1901 гг. в связи с массовыми студенческими волнениями в России многие подверглись исключению и устремились за образованием за границу. В одно время с Василием Леонтьевым в Германии учились Н. Д. Авксентьев, В. М. Зензинов, Д. О. Гавронский, М. В. Вишняк и другие его соратники по партии социалистов-революционеров (ПСР), здесь складывалось ее идейное и кадровое ядро. Жизнь в Европе, вольный университетский дух наполняли их решимостью изменить к лучшему порядки и в родном отечестве.

Таковы были и настроения нашего героя. По воспоминаниям его сына, "отец в молодости устраивал забастовки на фабрике моего деда"¹⁰. В ноябре 1902 г. Департамент полиции внес его в список 49 лиц, "за коими по возвращении в Россию надлежит установить наблюдение". Его прибытие из-за границы 26 февраля 1903 г. в Россию было зафиксировано жандармами, и они получили предписание "установить тщательное наблюдение"¹¹. По агентурным данным, Леонтьев был связан с местной организацией ПСР. Так оно и было, и один курьезный случай это подтвердил, как и то, что конспиратор он был неважный. Тот случай оказался, пожалуй, забавным, но мог стать роковым.

8 января 1904 г. "легковой извозчик" Матвей Миронов доставил в полицейский участок Петербурга кожаный портфель, забытый в пролетке рассеянным пассажиром. В нем нашли 25 экземпляров листовки "К столичному обществу", подписанной "Группой протеста" и датированной 6 января. Портфель был утерян одним из владельцев ситценабивной фабрики студентом Мюнхенского университета Василием Леонтьевым. Обыск, произведенный в доме Ле-

онтьевых (набережная р. Ждановки, 31), ничего не дал, если не считать найденной в подвале изорванной листовки "К учащейся молодежи", датированной январем-февралем 1903 года. Графологическая экспертиза установила авторство Василия, не признававшего букву "Ф"¹². Он был арестован и отправлен в Дом предварительного заключения, но отделался легко - был отпущен под денежный залог в 1 тыс. рублей¹³. Вероятно, помогли какие-то связи и то, что прежде он ни на чем не попадался и не был уличен в распространении этих злополучных листовок. К тому же в 1904 г. произошли два важных в этом отношении события: амнистия по случаю рождения царского наследника и назначение министром внутренних дел либерально настроенного Д. П. Святополка-Мирского после убийства ненавидимого обществом В. К. Плеве. Началась "эпоха доверия", и дело Леонтьева было закрыто. Но не забыто...

Далее в его судьбе произошли важные перемены. Оставаясь под негласным надзором, он фигурировал в полицейской переписке как поручик 131-го Тираспольского пехотного полка, что явно было связано с русско-японской войной, разразившейся в январе 1904 года. Как и когда он стал офицером, неизвестно. При этом его мысли тогда были явно далеки от Маньчжурии - скорее, они были на любовном фронте. 18 января 1905 г. Леонтьев в форме прапорщика запаса, согласно донесениям филеров, выехал в Одессу из Киева, где его и его спутницу Злату Бенционовну Беккер провожали студенты и три барышни¹⁴. Его эмоциональное возбуждение, видимо, так бросалось в глаза, что в полиции Василию дали кличку "Жених".

"Он впервые увидел ее в пансионе в Париже, где они учились", - такими словами открывает его невестка Эстел Маркс главу об этой любви в книге "Женя и Василий"¹⁵. Это случилось в 1902 году. В Париже Злата изучала медицину, а затем увлеклась историей искусств. Она была четырьмя года моложе, дочь состоятельного торговца из Одессы. Влюбившись, Василий каждый день посылал ей розы, она их выбрасывала, но он был настойчив и в конце концов добился своего. Они поженились в Лондоне в 1903 г., и это стало их свадебным путешествием - с музеями, с друзьями, свидетелями их брака. После свадьбы в Петербурге молодожены поехали в Вену на медовый месяц, там жили в Гранд-отеле и ходили в оперу. Леонтьев был похож на кавалера де Грие, встретившего Манон Леско в другом пансионе Парижа за полтора века до того. Он никогда не позволял себе и другим усомниться в его чувствах к своей "Манон". В 1906 г. он опубликовал перевод статьи некоего немецкого социолога о новом типе современной женщины и посвятил эту свою работу жене как женщине будущего - на обложке издания была изображена его Женя в шлеме Валькирии.

Его молодой жене ради личного счастья пришлось поступиться многим. Она должна была принять православие¹⁶, чтобы получить право жить в Петербурге, превратившись разом из Златы Бенционовны в Евгению Борисовну, но после крещения ее родители-иудеи отреклись от нее. И в самом деле, согласно сведениям полиции, проследившей за поездкой молодоженов в Одессу, уже 19 января 1905 г., то есть на следующий день, они возвратились в Киев¹⁷ - явно не по своей охоте. Лишь когда их маленькому Васе было 4 или 5 лет, старый Беккер смягчился и нанес визит своей дочери "на нейтральной почве", в имении, где тогда жили Василий и Евгения. Она была незаурядной женщиной, бестужевкой, увлекалась искусством, знала несколько языков, сильный характер обеспечивал ей безоговорочное лидерство в семейном дуэте. Но такой характер может причинять и сильные неудобства, тем более в большой семье: судя по воспоминаниям невестки, сестры мужа ревниво относились к ней, стараясь отодвинуть ее на второй план, кроме того, "эти люди любили подшучивать друг над другом и, несомненно, не без оттенка антисемитизма"¹⁸. Василий всеми силами оберегал свою жену. Возможно поэтому они прожили в доме

Леонтьевых рядом с фабрикой только 8 месяцев, перебравшись затем в дом на Крестовском острове, в городке Сан-Галли.

Не были чужды Евгении революционные взгляды мужа - по семейным преданиям, ей самой довелось побывать в одесской тюрьме, ее братья и сестры были социалистами, а 16-летний Борис был убит во время бунта заключенных. Впрочем, и в этой драматической ситуации не обошлось без одесского шарма: как рассказывала сама Евгения сыну, за ней в тюрьму приезжал одесский губернатор и вывозил ее в своей коляске на прогулку¹⁹, из чего Леонтьев-младший впоследствии справедливо заключал, что это было "явно несерьезно", своего рода игрой в революцию. В полиции, однако, думали иначе и не оставляли ее без наблюдения.

В памяти Леонтьевых более запечатлелись и до конца жизни грели их души пленительные картины далекого прошлого, когда каждое лето семья собиралась в их небольшом имении, скорее - даче, в Финляндии, в Кексгольмском уезде Выборгской губернии. Ныне это озерный край, Приозерск, полноводная река Вуокса, Ладога, словом - настоящий туристский рай. Воспоминания Эстел Маркс воскрешают в воображении тургеневские и чеховские образы изящных барышень в белых платьях, элегантных мужчин в канотье и чесучевых парах, беззаботно фланируюших по лужайке.

Последующие жизненные шаги Леонтьева-старшего теряются в неизвестности, почти не отразившись в полицейской хронике. Хотя это умолчание тоже многозначительно. Уместно будет припомнить реплику аббата Э. Ж. Сийеса, который на вопрос, что он делал во время якобинской диктатуры, ответил кратко и емко: "Жил". Многие социалисты после 1907 г. утратили веру в скорую новую революцию и, если не эмигрировали, обратились в журналистов, литераторов, адвокатов, кооператоров, профсоюзных активистов и т.п. Василий Васильевич тоже "жил". Он явно не был борцом, готовым положить жизнь за политические убеждения или карьеру. Семья была всегда его главной жизненной ценностью. Разумеется, они с молодой женой были единомышленники, в меру их интереса к политике, но их брачный союз к этому не сводился.

Тогда же окончательно определился социальный статус Леонтьева. Семейное предприятие, со смертью деда, наследники преобразовали в торговый дом ("товарищество на вере") Леонтьевых, что должно было их объединить и обеспечить согласованное управление, не допуская раздела имущества и неизбежного упадка торгового дела. Уже тогда Василий решил не связывать себя заботами о фабрике, удалившись на научную стезю. 29 октября 1899 г. он заявил о своем нежелании "далее участвовать в делах Товарищества" и впредь отказывался, после получения своей доли, претендовать на часть прибыли. Дела же фабрики при коллективном руководстве шли все хуже, и в 1912 г., когда она, увязнув в долгах, была передана под внешнее управление, Василий Васильевич великодушно отказался от своей доли вознаграждения в пользу других родственников²⁰.

Таким образом, Леонтьев-старший сделал свой выбор, и это были преподавание и наука. Какое-то время он преподавал экономику в Юрьевском университете, затем перешел в Петербургский. Он серьезно изучал марксизм (идейные эсеры знали труды Маркса не хуже записных социал-демократов именно потому, что не воспринимали их на веру, отыскивая в них рациональное зерно²¹) и написал диссертацию об экономическом положении рабочих в России. Среди эсеров он считался экспертом по рабочему вопросу, хотя надо оговориться, что эсеровская социология, в отличие от марксистской, не наделяла пролетариат мессианскими чертами, различая "эксплуатируемых" главным образом по сфере их трудовой занятости. И вообще политэкономия занимала

эсеров куда меньше, чем марксистов, - "критически мыслящие личности" плохо мирятся с экономическим детерминизмом.

В 1912 г. Леонтьев издал книгу "Об изучении положения рабочих" - это была тема его докторской диссертации. Она начиналась с уведомления, что "рабочий вопрос представляет в настоящее время основную часть социальной проблемы и одну из главных задач социальной политики", но в литературе слишком мало исследований о положении рабочих фабрично-заводской промышленности. Высоко оценив известную работу Ф. Энгельса "Положение рабочего класса в Англии" за верное воспроизведение мрачной картины положения английских рабочих в первую треть прошлого века, он отметил предвзятость Энгельса, связанную с обоснованием социалистической теории, вполне резонно указав, что "к нему нельзя предъявлять методологических требований нашего времени"²². Впрочем, в его глазах много ниже уровнем стояла книга народника В. В. Берви-Флеровского "Положение рабочего класса России", успех ее Леонтьев объяснял лишь состраданием к трудящемуся люду и наложенным на нее длительным запретом. Его собственный подход в этом смысле совершенно академичен и не обнаруживает - ни в стиле, ни в аргументации - узкой партийности автора. Выделив очерки К. А. Пажитнова и А. М. Коллонтай о положении рабочих, статистические выкладки В. Е. Варзара и А. Е. Погожева, он сетовал на бедственное научное состояние вопроса о положении труда: "Одна Россия осталась совершенно невосприимчивой к этому движению и не создала ничего замечательного"²³, не идя ни в какое сравнение с тем, что уже сделано в Западной Европе и даже в Южной Америке.

Касаясь вопроса о заработной плате рабочих, Леонтьев критиковал академика И. И. Янжула за метод "средних цифр", называя это "слишком простым решением задачи"²⁴. В вопросе о благотворительной деятельности предпринимателей он отмечал, вполне социал-демократически, ее двойственность: позитивная, особенно в просветительном плане, она становится на пути развития самодеятельности рабочих.

Заметив, что "вопрос о рабочих носит характер, при котором трудно отрешиться от личных социальных и политических воззрений", Леонтьев оставался на почве сугубо экономического анализа. Само понятие "рабочий", с его точки зрения, совокупное - это живой носитель труда, центр воздействия различных влияний, в свою очередь реагирующий на всю обстановку. "Для практических задач чрезвычайно важно сохранить этот момент жизни в объекте исследования, не умертвив его и ничем не заменив"²⁵. А это предполагает не только изучение социального положения рабочих, но и тщательный анализ системы оплаты труда, бюджета рабочего времени, структуры расходов²⁶, покупательной способности денег и прочих факторов. При всей основательности леонтьевского понимания "совокупного рабочего" как непосредственного производителя и как потребителя благ, оно далеко от марксова толкования пролетариата-гегемона как класса "для себя" и не содержит революционных выводов или хотя бы, по цензурным соображениям, аллюзий на этот счет.

Ученый, таким образом, явно брал в нем верх над политиком. Впрочем, это не был полный отход от партии и отказ от революционных убеждений. Леонтьевы оказывали содействие подполью, время от времени помогая деньгами; их имение служило прибежищем для нелегалов, уходивших от преследований полиции в Финляндию. В те времена для демократической интеллигенции это было, пожалуй, нравственной обязанностью или политической фрондой, вовсе не требовавшей строгой партийности. Полиция не спускала с Леонтьевых глаз, но могла лишь констатировать происходящее²⁷. В феврале же 1909 г., когда Василий Васильевич вернулся в Россию из поездки в Италию, в его

багаже пограничная стража на ст. Вержболово ничего предосудительного не обнаружила, и его объявленный розыск был прекращен²⁸. Больше беспокойства доставлял властям младший брат Виктор, также учившийся за границей и связанный с эсерами. Он был арестован в апреле 1906 г. и выслан из столицы на два года²⁹. Мать братьев обратилась в Департамент полиции с просьбой освободить его и позволить жить в их имении на Вуоксе. Неизвестно, чем дело кончилось, но в последующие годы Виктор Леонтьев значился в розыскных циркулярах, иными словами, скрылся от полиции и перешел на нелегальное положение, возможно, эмигрировал. Под надзором состоял и Павел Леонтьев, студент Политехнического института, замышлявший, опять же по сведениям полиции, создание боевой дружины³⁰.

Но все же до 1917 г. "вихри враждебные" внешнего мира мало тревожили их семейный быт, а главным событием этого отрезка биографии четы Леонтьевых стало рождение сына. Это случилось 23 июля (5 августа, по новому стилю) 1905 г.³¹, и не в Петербурге, как считалось, а в Мюнхене. Супруги приехали в Германию специально для того, чтобы роды прошли в одной из лучших клиник. Сразу же после появления сына на свет они вернулись на родину и через три с небольшим недели крестили в Петербурге, в Спасо-Преображенской Колтовской церкви, где некогда был церковным старостой его отец. Поселилась молодая семья на Крестовском острове, в доме, который принадлежал Леониду, главному управляющему фабрики Леонтьевых. Василий и Евгения были вхожи в среду тогдашней художественной богемы, а Кузьма Петров-Водкин написал портрет 8-летнего Васеньки ("Вася Леонтьев. Вид сзади").

Революция 1917 года вернула Леонтьева-старшего к активной политической жизни, очевидным подтверждением чему стало его участие в кампании по выборам во Всероссийское Учредительное собрание. В августе он был включен VII советом Партии социалистов-революционеров в список 57 "обязательных" кандидатов партии, распределенных между периферийными избирательными округами, поскольку в столицах, где они жили, они не могли быть избраны в полном составе³². Леонтьев был определен в Новгородскую губернию и шел в кандидатском списке третьим (из 11 человек), вслед за партийным "генералом" Н. Д. Авксентьевым и Н. Н. Соколовым, чье многолетнее страдание "за народ" в сибирской ссылке вплоть до 1917 г. было весомым аргументом в эсеровской предвыборной агитации. Против фамилии Леонтьева в кандидатском списке значилось скромное: "Приват-доцент. Специалист по рабочему вопросу"³³. Но и "призовое" третье место практически гарантировало Леонтьеву избрание, учитывая непромышленный облик региона. Противостояли же ему такие политические "тяжеловесы" как большевики Л. Д. Троцкий и М. С. Урицкий, председатель III и IV Государственных дум М. В. Родзянко - от Союза земельных собственников, думский "златоуст" Ф. И. Родичев - от кадетов, А. В. Чаянов - от кооператоров, В. И. Засулич - от меныпевиков-плехановцев. Леонтьев приезжал тревожной осенью 1917 г. в Новгород для предвыборной агитации, но своим избранием был обязан не этому, а реальной политической ситуации в стране: отчаявшиеся, сбитые с толку люди голосовали не за личности, а за партии, а еще конкретнее - за брошенные ими в толпу популистские призывы и лозунги.

Эсеры получили на выборах в Новгородской губернии свыше 45% голосов и четыре депутатских мандата, остальные четыре достались большевикам. Уместно отметить и то, что новгородские эсеры блокировались с Трудовой народно-социалистической партией: это важно не столько с точки зрения выборной арифметики (что могли прибавить 10 тыс. голосов энесов к 220 тыс. эсеровских!), сколько для конкретизации их общеполитической позиции, поскольку

партия все более превращалась в "рассыпанную храмину", по выражению ее лидера В. М. Чернова. Вряд ли будет ошибкой отнести Леонтьева к правоцентристам, подобно Авксентьеву, тем более что и по своему характеру он никогда не был склонен к крайностям. В Петрограде Василий Леонтьев вошел в состав фракции эсеров Учредительного собрания.

4 января 1918 г., то есть в канун его открытия, он был зарегистрирован в канцелярии под порядковым номером 228 как депутат³⁴, однако без надлежащего указания номера и числа предъявленного удостоверения - факт, заслуживающий комментария. Когда ленинский Совнарком, в ту пору озабоченный проблемами своей легитимизации через Учредительное собрание, потребовал, чтобы прибывающие депутаты регистрировались у назначенного им комиссара М. С. Урицкого, это было воспринято руководством фракции ПСР как прямое посягательство на суверенитет Конституанты. Оно поставило вопрос о допустимости такой регистрации на поименное голосование. Это было 2 - 3 января 1918 года. Леонтьев, как и большинство членов его фракции (87 из 170), высказался "против". Записка с его автографом хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории³⁵, и в самом общем смысле она выражает антибольшевизм автора, неприятие им компромисса с "узурпаторами власти".

К этому времени Смольный уже пришел к определенному решению в отношении Учредительного собрания и потому не стал ломать копья в формальном вопросе: эсеры через секретаря фракции В. А. Колерова передали Урицкому полный список своих членов, включая Леонтьева, комиссар прислал соответствующее число красных именных удостоверений³⁶.

Леонтьев подписал и публичное "Письмо" 109 депутатов-эсеров народу, в котором они клялись: "Через наши трупы пройдет всякий безумец, посягнувший на Учредительное собрание"³⁷. Нет сомнений, Леонтьев присутствовал 5 января 1918 г. в Таврическом дворце на историческом заседании Учредительного собрания, разгон которого большевиками разрушил последние надежды на торжество народовластия в России или хотя бы на гражданский компромисс. Это событие следовало бы назвать вершиной политической карьеры Леонтьева, если бы та имела продолжение, но его не последовало...

Революция, которую Леонтьевы ждали и которой в меру сил содействовали, лишила их не только политических иллюзий, но и прозаических житейских благ. "Я никогда не слышал от своих родителей жалоб на то, что в революцию они потеряли все, что имели: деньги, имущество, - вспоминал В. В. Леонтьев-младший. - А жить было трудно. Голодно, есть совершенно нечего было..."³⁸ В 1919 г. их выселили из дома на Крестовском, несмотря на ходатайство университета о том, чтобы за Леонтьевым оставили эту квартиру, - новые власти даже не соизволили ответить на эту просьбу. Явились революционные матросы и выселили, дав 24 часа на сборы и указывая при этом, что из вещей можно взять с собой, а что надо оставить. Так и сгинул Васин портрет работы Петрова- Водкина.

Основным и, скорее всего, единственным источником существования семьи оставался университет. "Рабоче-крестьянская власть" не жаловала старую профессуру, но вынуждена была временно мириться с нею, пока не будут выкованы идеологически надежные кадры. Нетрудно понять морально-психологическое состояние Леонтьева той поры. Ему, социалисту, никак не могла импонировать коммунистическая социальная практика. "Мыслящему тростнику" приходилось гнуться под прессом власти, но не прогибаться под нее, сохранять свободу мысли и духа при наружной лояльности, уходить во внутреннюю эмиграцию за невозможностью или неприемлемостью эмиграции зарубежной. От политической деятельности пришлось отказаться, но вряд ли для человека

науки это было такой уж крупной жертвой. Из партии эсеров он выбыл механически - работать в ней после публичного процесса над руководством ПСР (июнь-август 1922 г.) было самоубийственно, а политическим гладиатором он не был. Но и открытых писем и громких заявлений о разрыве с партией не делал, сохранив честь и личное достоинство перед лицом истории.

Единственный достоверный источник, позволяющий судить о занятиях Леонтьева в то время, - написанная им глава "Льняное дело" в 7-м выпуске издания "Богатства СССР" (М. -Л. 1925). Она содержит обстоятельный анализ истории развития и достинутого состояния льняного дела, значимости его и как статьи экспорта и как способа улучшения жизни крестьян, повышения доходности их хозяйства. "Революционные годы сильно дезорганизовали льнопромышленность, - писал Леонтьев-старший, - но все же менее глубоко, чем многие другие производства. Здесь сказался органический характер этой отрасли промышленности, работавшей исключительно из местного сырья на удовлетворение потребностей, которые и заграничным привозом не могли бы удовлетвориться много дешевле". Для развития льноводства необходимо содействовать экспорту, которому послевоенный мировой рынок открывает благоприятные перспективы. Раздел изобилует статистическими выкладками, таблицами, диаграммами, в нем Леонтьев выступает как поборник гармоничного развития экономики: "Для того чтобы полностью использовать богатство, которое СССР имеет во льне, необходима упорная и осмысленная работа крестьянина-льновода, деятеля торговли и льнопромышленности, правильно согласованных экономической политикой правительства". Нетрудно спроецировать эту линию на грянувшую через год-другой политику "сверхиндустриализации" страны.

С этих лет семейная эстафета поколений явно перешла к Леонтьеву-сыну. Пока в стране бушевали революции и гражданская война, мальчик получал домашнее образование. Евгения Борисовна, будучи после Бестужевских курсов дипломированным педагогом, не стала отдавать сына в гимназию, сама занялась его образованием. Особое внимание уделялось иностранным языкам, и к 15 годам Вася свободно владел основными европейскими языками. Как он вспоминал впоследствии, другим предметам его обучали репетиторы: "Моими учителями были студенты-разночинцы, похожие на тургеневского Базарова"³⁹.

Но однажды родители сказали ему: "Послушай, у нас было достаточно средств, чтобы дать тебе приличное образование за границей. Теперь этого нет, и ты должен стараться все делать сам"⁴⁰. Еще два года он учился в советской единой трудовой школе, впрочем, исключительно ради аттестата, вряд ли обогатившись новыми познаниями. Наконец, в 1921 г. 15-летний вундеркинд сдал выпускные экзамены и поступил на социально-экономическое отделение факультета общественных наук Петроградского университета, где изучал философию, социологию, а затем и экономику. Одновременно он много занимался математикой.

В пестрой советской реальности тех лет Петроград (с 1924 г. - Ленинград) являл собой удивительную, пожалуй, парадоксальную картину. С утратой столичного статуса и былого имперского блеска он одновременно утверждался как очаг духовной и интеллектуальной оппозиции набиравшему силу партийно-бюрократическому режиму Кремля. Здесь меньше пострадала "старая" академическая наука, были живы культурные традиции дореволюционной эпохи, имелись даже масонские ложи. Независимые тенденции проявлялись и в партийных кругах, что повлекло за собой, в конце концов, замену ненадежного питерского "хозяина" Г. Е. Зиновьева верным сталинцем С. М. Кировым.

Несомненно, что все это обсуждали и переживали в доме Леонтьевых. Политика не отпускала семью, затягивая в свою опасную воронку сына. Леонтьев-младший еще в 1917 г. прикоснулся к ней - бывал на митингах, слышал, по его словам, выступление Ленина у Зимнего дворца. Не могли не сказаться и ностальгические реминисценции родителей о временах их революционной молодости. Правда, он считал себя уже не народником-эсером, а меньшевиком. Но и в этом была осознанная политическая логика, поскольку родительский опыт подлежал критическому пересмотру - частный случай всеобщего закона развития человеческой цивилизации. Меньшевики же, не участвовавшие, в отличие от эсеров, в вооруженной борьбе с большевизмом, сохраняли формальную легальность. Их социал-реформистские разработки принимались во внимание высшим советским руководством при проведении новой экономической политики, пригодились и их практические навыки, поскольку меньшевистские эксперты проявили себя трезвыми экономистами, не поддавшись "военно-коммунистической" эйфории.

В высшей школе начала 1920-х годов шли арьергардные бои за сохранение последних островков свободы против фронтального натиска фанатичных приверженцев "единственно верного" учения. Профессора, преподаватели, часть студентов требовали полной автономии университетов, критиковали систему управления высшей школой и новые сословные правила приема студентов⁴¹. Другие студенты, коммунисты, поддерживали позицию наркома просвещения А. В. Луначарского, настаивавшего на жесткой директиве: "Никакие уступки в сторону неприемлемой автономии университета при нынешнем политическом положении ни в коем случае сделаны не будут"⁴². Об остроте противостояния свидетельствовала принудительная высылка из страны во второй половине 1922 г. большой группы представителей оппозиционной интеллигенции⁴³.

С безрассудством юности 16-летний студент вступил в эту борьбу: спорил с оппонентами, расклеивал по ночам на улицах плакаты с протестом против высылки нонконформистов, с требованием свободы печати, свободы высказываний, преподавания. Все это делалось почти открыто - люди такого склада не бывают умелыми конспираторами. После доносов сокурсников-коммунистов его неоднократно привозили на Гороховую, 2, где в кабинетах прежней царской охранки расположилась ЧК-ГПУ-ОГПУ, арестовывали, особенно перед праздниками, "для профилактики"; он сидел и в общей камере и в одиночке ("очень высокий потолок, метров 4 - 5, деревянные нары. И очень много тараканов, они приходили по ночам"). Обычно арест длился несколько дней, после чего опять выпускали. Так что образование Василия-младшего шло с краткими перерывами.

Как следует из оперативной сводки Петроградского ГПУ, 4 ноября 1922 г. в разных районах города были расклеены печатные листовки, в которых подводился следующий итог пятилетия большевистского правления: "От надежд и упований первых дней Октября не осталось камня на камне. Лишь в одном верны себе коммунисты и сохранили завет первых дней Октября - террор". Среди задержанных расклейщиков был и "Леонтьев Василий Васильевич, 16

лет, родился в городе Мюнхене, студент курса экономического факультета Петроградского университета, из дворян, беспартийный, сочувствующий РСДРП"⁴⁴.

Следователи-чекисты в ночных беседах, обычно между тремя и четырьмя часами, и увещевали его одуматься и угрожали расстрелом. "Вы не думайте, пожалуйста, что я был активный борец, политик, - объяснял он журналисту. - Для меня то, что я вам рассказал, незначительными эпизодами было. И я совершенно не боялся. Но вот родители... Они просто убиты этим были. А я не боялся, нет. Может быть, не понимал до конца, очень молодой был"⁴⁵. Леонтьев, по его признанию, угрозы не воспринимал всерьез - и совершенно напрасно. За год до того "дело Таганцева" завершилось расстрелом 61 человека, включая таких корифеев духовной культуры, как юристы В. Н. Таганцев, Н. И. Лазаревский, поэт Н. С. Гумилев.

Главным в его жизни была наука. В 1925 г. Василий закончил университет, в 19 лет стал дипломированным экономистом и был принят на кафедру экономической географии Ленинградского университета. Это открывало перед ним научные перспективы, соответствовавшие его дарованиям. При одном непременном условии - лояльности, пусть показной, внешней, но покорности. К этому времени коммунистический режим, затеявший небывалый социальный эксперимент и тем вызывавший живой интерес интеллектуального Запада, вполне мог сказать о себе словами, некогда изреченными императором Николаем I: "Мне не нужны умные, мне нужны послушные и верноподданные". Власть нуждалась не в мыслителях, а в "спецах".

Леонтьев, с его независимым умом, быстро ощутил это. Студентом он много занимался в Публичной библиотеке, изучая труды экономистов XVII и XVIII веков. В частности, подготовил работу об экономических воззрениях К. -И. Родбертуса (1805 - 1875), немецкого экономиста, разрабатывавшего, вслед за Сисмонди, трудовую теорию стоимости и сформулировавшего концепцию "государственного социализма" как некоего теоретически мыслимого синтеза социального реформаторства с прусской монархией⁴⁶. Кроме того, он перевел с немецкого работу К. Шеффера "Классические системы стабилизации валюты". Книга была издана в Петрограде в 1923 г. и получила признание специалистов⁴⁷. Эти книги на английском и немецком языках никто, кроме Леонтьева, не брал, что очень заинтересовало директора Публичной библиотеки Э. Н. Радлова, философа-идеалиста, члена-корреспондента Петербургской академии наук. Побеседовав с необычным юношей, он предложил ему написать статью, которую передал в журнал "Анналы", редактируемый Е. В. Тарле.

Совершенно безобидная с точки зрения идеологии статья с размышлениями о путях развития науки была запрещена для публикации. "Это была статья о казуальном и нормативном подходах в науке. Я рассматривал развитие двух этих методов у философов, начиная с XVIII века, через Канта и Гегеля, и кончая Бергсоном. Это была историко-аналитическая статья, страшно далекая от политики, от идеологии. И если запретили даже ее... Я понял, что здесь наукой невозможно будет заниматься". Молодой Леонтьев принялся добиваться разрешения на выезд за границу для продолжения учебы в аспирантуре Берлинского университета, благо "железного занавеса" еще не было. Дело затягивалось, но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот что говорил об этом сам В. В. Леонтьев: "Я заболел, у меня была опухоль на челюсти. Врачи сделали операцию, удалили часть кости и решили, что это саркома. Тогда я попросил, чтобы мне дали паспорт. И мне дали паспорт. Решили - пусть едет, все равно скоро умрет. Когда я уезжал, мне врач дал баночку с удаленной костью. И когда я пошел к врачам в Германии, они исследовали ее

и сказали, что это не саркома, и я остался живой. Так что мне саркома очень помогла. Согласитесь, она не многим людям помогает"⁴⁸.

По-видимому, вначале Леонтьев-младший не собирался навсегда покидать родину и порывать связь с родительским домом. Для него вопрос заключался в том, чтобы полнее реализовать свои знания и способности. Разоренная мировой войной, униженная Версальским миром веймарская Германия была хотя и дружественной для страны советов, но вовсе не могла считаться землей обетованной. Для поступления в аспирантуру ему потребовалось сдать экзамен по греческому и латинскому языкам, которые в Советском Союзе считались "мертвыми" и не преподавались. Но Леонтьев легко справился с этим и стал аспирантом Берлинского университета, работая под руководством знаменитого экономиста и социолога В. Зомбарта и крупного статистика-теоретика, выходца из России, В. Борткевича. Темой его диссертации было исследование народного хозяйства как непрерывного процесса - "Круговорот экономики". В Германии Леонтьев опубликовал статью с критическим анализом доклада начальника ЦСУ СССР П. И. Попова о балансе народного хозяйства СССР за 1923/1924 г., где впервые использовал оригинальную таблицу межотраслевых связей. Это было начало мощного научного направления межотраслевого анализа. Удивительно, но статью с массой критических замечаний оперативно перепечатали в Москве в журнале "Плановое хозяйство". Не оставляя учебу, он начал свою профессиональную карьеру в качестве экономиста-исследователя Института мирового хозяйства при Кильском университете, занимаясь изучением производной статистического спроса и кривой предложения. В 1928 г. Леонтьев получил степень доктора философии за работы по анализу цикличности экономических потоков.

Легко понять душевные терзания родителей единственного сына, отправившегося на чужбину, да еще с неутешительным медицинским диагнозом, хотя кому как не им было знать цену европейскому образованию и науке. Плюс был и в том, что там он был в безопасности, поскольку в СССР нагнеталась политическая истерия, и жить здесь с подозрительной репутацией, да еще и с отцом-эсером, депутатом "учредилки", становилось все труднее и тревожнее⁴⁹. Вероятно, употребив серьезные усилия и использовав какие-то личные связи, Леонтьеву-старшему удалось-таки получить должность экономического советника при советском полпредстве в Берлине.

Очевидно в 1928 г. состоялось воссоединение семьи Леонтьевых в Германии. Но при этом жизненные пути отца и сына расходились все дальше. Отец состоял на дипломатической службе идеократического режима, вырождавшегося в личную диктатуру Сталина. Он с тревогой следил за тем, что происходило на родине, и не мог ничего знать о своем будущем. Сына ничто с прошлым не связывало. Им всецело владела наука, а его амбиции требовали выхода, искали новых творческих горизонтов и географических широт. К тому же Европу все теснее сдавливали тиски экономического кризиса. Поэтому он охотно принял приглашение поехать в Китай в качестве советника министра железных дорог и заняться, как теперь говорят, логистикой, то есть рассчитать оптимальный вариант системы путей сообщения и грузоперевозок. Не имея ни статистики, ни другой экономической информации, Леонтьев-младший самолично, на аэроплане и поездах, район за районом, обследовал Поднебесную, намечая будущие транспортные пути. Китайский опыт, пусть и отрицательный, был полезен, но в 1929 г. он не стал продлевать контракт и вернулся в Европу.

Следующая ступень профессионального признания была связана с Америкой. В 1931 г. директор Национального бюро экономических исследований США У. Митчелл, известный специалист в области анализа экономических циклов и конъюнктуры, пригласил Леонтьева на работу. К этому времени он

уже имел репутацию теоретика с широким кругозором, талантливо применяющего математические и статистические методы. Как человек европейской культуры, он смог довольно легко натурализоваться за океаном, хотя и не без проблем. Местные экономисты, имевшие свои взгляды на состояние американской экономики и державшиеся за традиции знаменитой "кэмбриджской школы" и идеи эволюционного течения экономических процессов, приняли коллегу, мягко говоря, без энтузиазма. Не получив возможности развернуть самостоятельные исследования в Национальном бюро, Леонтьев перешел в Гарвардский университет (Кэмбридж, штат Массачусетс), где стал преподавать политическую экономию. Здесь он попал в благоприятную научную среду и сразу подал заявку на создание фундаментальной таблицы межотраслевых связей США и проведение исследований в этом направлении. Получив для начала небольшой грант, Леонтьев взялся за грандиозную работу. Он собрал обширную информацию о производственных затратах, потоках товаров, распределении доходов, структуре потребления и инвестиций, взятую из государственных учреждений, частных фирм и банков. Таким способом ему удалось воссоздать точную картину экономики США на 1919 год, с перспективой и на последующие годы. Это был первый опыт построения уникальной матрицы "затраты-выпуск", позволявшей влиять на развитие любой отрасли экономики в стране. Создатели "нового курса" президента Франклина Рузвельта обратили внимание на этот метод, который давал правительству страны возможность, не нарушая принципа свободного предпринимательства, влиять на рыночную стихию. А для самого Василия-Васильевича-младшего Гарвард стал второй альма-матер: здесь он преподавал более 40 лет.

В 1932 г. Василий Леонтьев женился на поэтессе Эстел Маркс, а еще через год получил американское гражданство. Это был очень серьезный шаг, фактически - политический разрыв с родиной, обещавший опасный титул "невозвращенца". Между тем в СССР, как отмечают его биографы, внимательно следили за его работами и "неофициально и приватно" убеждали вернуться: его знания и методы могли найти применение в грандиозном планировании советской экономики. Какое-то время Леонтьев колебался, но отец убедил сына в опасности такого шага. В 1931 г. и сам Леонтьев-старший был отозван в СССР, но отказался вернуться и тем, скорее всего, спас свою жизнь. Достаточно вспомнить судьбы других выдающихся экономистов, погибших в ходе "большого террора" - А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева, А. Н. Минина и др. Пострадали и самые близкие родственники Леонтьевых. Леонид Васильевич, некогда управлявший фабрикой, был выслан вместе с семьей из Ленинграда и умер в ссылке. Сестра Евгении Борисовны Любовь, воспитательница дошколят, была осуждена на 15 лет лагерей по обвинению... в продаже планов советских подводных лодок. В эмиграции оказались некоторые другие их братья и сестры⁵⁰.

В ноябре 1939 г. Леонтьевы снова воссоединились, теперь уже в Америке. Старшему, "невозвращенцу", утратившему советское гражданство и не защищенному августовским советско-германским договором (пакт "Молотов-Риббентроп"), а тем более Евгении Борисовне, рожденной от еврейских родителей, нельзя было оставаться в гитлеровском Третьем рейхе. Уезжали они пароходом, и даже не из Германии, а из Италии, из Неаполя. В США они временно поселились в небольшом доме в штате Вермонт, у озера Уиллогби, на лоне природы, как некогда в Карелии. Жили на скромный доход от досоветских вложений в Англии. Зимой Леонтьев-отец особенно любил коньки: когда он выходил на лед, ветер, раздувая полы его пальто как парус, гнал его за пять миль к южной оконечности озера... Он ловил форель и собирал грибы, сажал деревья. Супруги много времени проводили за чтением, индивидуальным и коллективным, интересуясь и античностью, и современными газетами на мно-

гих иностранных языках. В дальнейшем, перебравшись в Вашингтон, они жили по соседству с общиной адвентистов седьмого дня и восхищались ими, словно возвращаясь к давним временам эсеровских грез об обществе равенства и братства.

Время от времени Леонтьев-отец бывал в Кэмбридже, чтобы позаниматься в библиотеке, повидать друзей. Для него это было окном во внешний мир. Ему приходилось, впрочем, и в отъезде каждодневно отсылать Евгении Борисовне старательно заполненные ею почтовые карточки. Прав ли Л. Н. Толстой, утверждая, что все счастливые семьи похожи друг на друга и только несчастливы по-разному?! В Америке супруги ощущали себя "ссыльными", и это, казалось бы, должно было еще более сближать их. Но тихое семейное счастье может утомить и наскучить монотонным однообразием, а докучливая супружеская забота даже стать изощренной формой тирании со стороны более волевого партнера, когда обнаруженная в кармане сигара дает повод для тяжелой ссоры с упреками и уходом из дома. Книга воспоминаний "Женя и Василий", написанная Эстел Маркс, оставляет широкий простор для такого рода невеселых размышлений, даже если отвлечься от сложных отношений между самими женщинами.

Увы, эта книга почти не касается взаимоотношений мужчин - основных героев нашего очерка. Это и понятно: великих людей нет для жен и камердинеров (Вольтер). У каждого из них теперь был свой жизненный удел. Научная и деловая занятость сына не позволяла много внимания уделять родителям (перманентно тлевший женский конфликт, невольными виновниками и заложниками которого оказались и отец и сын, также усиливал отчужденность семей), а экономические представления отца вряд ли годились для Америки. "Стареющий экономист и европейский интеллектуал с бородой", как он выглядел в глазах американцев, занимался в славянском отделе библиотеки в Кэмбридже, составляя антологию сочинений экономистов, работал над многотомной автобиографией. Он знал наизусть многое из Пушкина, Лермонтова, Гете, переписывался с эмигрантами (П. А. Сорокин стал крестным отцом единственной дочери Леонтьева-младшего Светланы⁵¹). Но определенно он не испытывал ностальгии по СССР, считая его миром жестокости и страданий, и даже в начале 1940 г. всерьез был готов отправиться в Европу, чтобы защищать Финляндию или, по крайней мере, Карелию, от вторжения "большевиков". В этом довольно случайном эпизоде выявилась ключевая черта его политического мироощущения - Леонтьев считал, что всей Европе угрожает опасность, и не ожидал розового будущего.

Леонтьев-младший состоял консультантом правительства Рузвельта в период "Нового курса". Его первая крупная монография "Структура американской экономики 1919 - 1929 гг." (1941 г.), в которой содержалась шахматная таблица (межотраслевой баланс) для 41 отрасли и матрица для 10 укрупненных секторов, наглядно показала возможности нового метода экономического анализа и принесла автору известность. Универсализм нового метода состоял в том, что он не сводился к набору определенных приемов и средств анализа, а предполагал и предлагал новые методологические установки. Еще в 1937 г. Леонтьев опубликовал работу с "говорящим" названием "Слепое теоретизирование. Методологическая критика нео-Кэмбриджской школы", в которой упрекал американских экономистов в злоупотреблении далеким от практики теоретизированием. По его мнению, прежде всего следует эффективно использовать имеющиеся факты, прогнозировать, улавливать перспективные направления научно-практического поиска: "Теоретизирование требует вдохновения и навыка, а сбор фактов стоит пота и слез". Интересно, что Леонтьев в 1935 г. впервые применил для анализа экономических процессов большую механическую вычислительную машину, а в 1943 г. (также впервые) - электронную.

Известность Леонтьева-младшего росла, его имя все чаще ставилось рядом с Дж.М. Кейнсом, тем более что в экономических построениях англичанина и "русского американца" были общие моменты, касавшиеся регулятивной функции государства в экономике. Мы не располагаем, к прискорбию, прямыми свидетельствами о генетической связи и преемственности политэкономических воззрений отца и сына Леонтьевых, но ее не могло не быть, учитывая специфику российских условий конца XIX - начала XX в., складывавшихся под знаком экономического патернализма государства, который особенно проявился в годы первой мировой войны.

После того как в декабре 1941 г. Америка оказалась втянутой в боевые действия новой мировой войны, ученому предложили поработать на победу. Его сделали руководителем Русского экономического подразделения стратегических служб США, в задачу которого входил анализ потенциальных возможностей советской экономики, а также выработка наиболее эффективных способов помощи русскому союзнику. За время работы в Вашингтоне Леонтьев многое сделал для того, чтобы поставки в рамках "ленд-лиза" не просто восполняли нехватку той или иной советской продукции, но и помогали перестраивать экономику СССР в соответствии с потребностями военного времени.

В условиях войны Леонтьеву удалось испытать на практике и развить свой универсальный метод. Под его руководством была построена матрица "затраты-выпуск" для экономики Германии, она служила основой при выборе целей для американских бомбардировок. Но он смотрел вперед и думал о том, что будет после победы. По его настоянию Бюро трудовой статистики занялось сбором данных для новых таблиц по структуре американской экономики 1939 года. В роли заказчика выступил Департамент труда, и когда в 1944 г. соответствующие таблицы были составлены, на их основе началось планирование перевода американской экономики на мирное производство. В 1943 г. Леонтьеву позвонил Рузвельт, обеспокоенный предсказаниями, что послевоенная конверсия промышленности приведет к массовой безработице, и попросил дать мотивированный прогноз. Леонтьев, используя свою методику межотраслевого анализа, показал, что послевоенный спрос на металл не только не уменьшится, но и возрастет благодаря расширению строительства.

Нет необходимости здесь подробно описывать сущность этого метода, это уже многократно сделано экспертами и популяризаторами науки. Достаточно отметить, что он полностью оправдал себя как средство макроэкономического анализа, позволяющее корректировать развитие любой отрасли экономики. Развитие компьютерной техники помогало Леонтьеву постоянно совершенствовать свою систему, расширять ее возможности, охватывая все новые секторы экономики. В 1948 г. он создал Гарвардский центр экономических исследований - ведущее в мировом масштабе учреждение по развитию его метода. Вокруг Леонтьева, который около 25 лет возглавлял этот центр, сложилась группа единомышленников, его соавторов по многим последующим исследованиям, при этом сам он проявил себя выдающимся организатором. В историю это предприятие вошло под названием "Гарвардский проект".

Как пишет один из биографов, научная деятельность Леонтьева в этот период развивалась в двух главных направлениях. Во-первых, совершенствование модели "затраты-выпуск" с учетом технического прогресса и изменений в структуре экономики, что особенно важно при выборе оптимальных инвестиционных решений. Постепенно составление таких балансов по методу Леонтьева стало стандартной операцией даже для отдельных американских городов. Во-вторых, от анализа экономики США он перешел к анализу мировой экономики, межрегиональных связей в ней, отношений между развитыми и развива-

ющимися странами⁵². К 1963 г. такие таблицы под руководством Леонтьева были разработаны более чем для 40 государств.

В начале 1950-х годов о Леонтьевых снова вспомнили на их родине. Власти СССР предложили отцу и сыну вернуться, действуя намеками и посулами. Легко представить, как обыграла бы этот факт сталинская пропаганда, если бы их возвращение состоялось. Но ответа не последовало, и Леонтьев подвергся привычному для эпохи холодной войны и борьбы с "космополитизмом" шельмованию в качестве представителя "буржуазной лженауки". В СССР в эти годы была развернута кампания огульного утверждения приоритета русских ученых. В отношении Леонтьева распространялись инсинуации и даже обвинения в плагиате: якобы он, работая в советских плановых органах, похитил исходные материалы и методологию, нелегально вывез их за границу и там издал под своим именем⁵³.

"В те годы дальние, глухие" Леонтьев-младший стал профессором и в 1951 г. возглавил кафедру политической экономии в Гарварде. Вспоминая его лекции, экономист Дж.К. Гэлбрейт писал: "В. Леонтьев стал моим первым преподавателем экономики... Это был курс, не похожий на обычное введение в предмет: никакой теории, минимум математических таблиц; на занятиях подробному анализу подвергалась американская экономика по методу "затраты-выпуск". Аудитория была немногочисленной. И мало кто мог предположить, что перед нами стоял один из гениев в мировой истории экономической науки, которому будет присуждена Нобелевская премия"⁵⁴.

В 1970 г. Леонтьев был избран президентом Американской экономической ассоциации. В 1975 г. он покинул тихий Кэмбридж с его созвездием первоклассных учебных заведений и исследовательских центров и переместился в Нью-Йорк, считающийся сердцем мировой экономики; там он получил кафедру в университете и вскоре возглавил Институт экономического анализа. В эти годы метод анализа межотраслевых балансов получил всеобщее признание в экономической науке и использовался в качестве важнейшего инструмента экономического планирования и бюджетной политики. Леонтьев включился в огромный проект по исследованию структуры и перспектив мировой экономики, который осуществлялся под эгидой ООН и под его научным руководством. Когда с 1969 г. началось присуждение Нобелевских премий по экономике, В. В. Леонтьев оказался одним из первых кандидатов и стал лауреатом в 1973 г. с формулировкой "за развитие метода затраты-выпуск и за его применение к важным экономическим проблемам". В своей Нобелевской лекции он предложил использовать свой метод для оценки степени загрязнения окружающей среды и средств, необходимых для ее очищения. Уже тогда ученый предвидел негативные последствия неконтролируемого индустриализма и как экономист был убежден: введение строгих мировых стандартов потребления необходимо и неизбежно, оно даст возможность развивающимся странам заметно повысить занятость, хотя и потребует некоторых жертв. Леонтьев был первым из крупных экономистов, рассмотревших весь комплекс экологических проблем применительно ко всей структуре мировой экономики.

Последующие два десятилетия стали триумфальными. Идеи его завоевывали мир, его известность достигла планетарного масштаба. Леонтьев получал почетные звания и награды, его приглашали с лекциями и экономическими консультациями во многие страны, он стал "гражданином мира". В Японии, например, его почитают как отца японского "экономического чуда". Леонтьев же именно Японию, а не США, выделял как образец для экономического подражания, имея в виду разумное сочетание частной инициативы и государственного регулирования. Благодарные японцы наградили его самым почетным орденом "Восходящего солнца" за научные труды, способствовавшие ускоре-

нию экономического развития Японии, а после кончины ученого выкупили его архив и создали мемориальный музей его имени.

С конца 1950-х годов имя Леонтьева звучало и в СССР, где экономическая наука постепенно становилась менее догматичной, а экономическая политика - более прагматичной. Во главе энтузиастов межотраслевого баланса стал академик В. С. Немчинов, "пробивший" в партийном руководстве первое приглашение В. В. Леонтьева в 1959 году. После этого визита он много раз бывал на родине, его принимали в Госплане, в Институте экономики Академии наук, в ЦСУ. Он встречался с коллегами, выступал в советских газетах и журналах, в СССР охотно перепечатывали его публикации в иностранной прессе. В годы горбачевской "перестройки" экономисты и политики опирались на его мнение в дискуссиях о путях развития советской экономики, его идеи о сочетании плана и рынка были для многих привлекательны. Популярности Леонтьева во многом способствовали свойства его личности: терпимость во взаимоотношениях, отсутствие резкой идеологической тональности в его книгах и выступлениях. Он умел деликатно писать и говорить о тупике, в котором оказалась к тому времени советская экономика с ее произвольным и негибким государственным планированием, приоритетом военных затрат, пренебрежением к потребностям населения. Для него, завзятого яхтсмена, любимым выражением было: "Побольше бы ветра конкуренции в паруса вашей плановой экономики"⁵⁵. Одно уже появление этого худощавого человека, среднего роста, обходительного, с правильной русской речью, которую теперь скорее можно услышать от эмигранта, чем от россиянина, ироничного и удивительно скромного в своем величии, воспринималось как знак добрых перемен в отношениях между двумя супердержавами и в целом мире. В 1988 г. В. В. Леонтьев был избран иностранным членом Академии наук СССР. В 1991 г. в Санкт-Петербурге по инициативе мэра А. А. Собчака и В. В. Леонтьева был основан Леонтьевский центр, с 2000 г. на его базе ежегодно проводятся Леонтьевские чтения.

Трижды побывал он в этом, самом дорогом для него городе, со своей дочерью Светланой, показывал ей и большой дом его деда, дом родителей, где у него был любимый медвежонок, и круглое здание цирка, где он бывал в детстве, и дом на Невском проспекте, где его держали после ареста за листовки, и длинные изящные коридоры университета, по которым он некогда ходил.

Василий Васильевич Леонтьев-старший, экономист, член Всероссийского Учредительного собрания, последние годы жизни болел и умер в 1966 г. от пневмонии в возрасте 88 лет, не увидев мирового триумфа сына. В 1979 г. скончалась его жена - Евгения Борисовна. Они похоронены в одной могиле на кладбище Монт Аубурн в Кэмбридже. Василий Васильевич Леонтьев-младший, экономист, лауреат Нобелевской премии, умер в Нью-Йорке 5 февраля 1999 г., на 94-м году жизни. Его жена Эстел Маркс умерла в июне 2005 года.

Жизненные траектории двух русских интеллигентов - отца и сына Леонтьевых похожи: необычно долгая для людей столь трудной судьбы жизнь, принадлежность к разделенным океаном российской и американской культурам, стремление реализовать себя и в политике и в науке. Их судьба и опыт свидетельствуют, что наука, как и политика, не свободна от ошибок, но, в отличие от нее, самоценна и всегда общественно полезна.

Примечания

1. Моя глубокая признательность - д-ру Наталье Александровне Тихомировой (Вашингтон, США). Ее бескорыстная помощь советами, информацией, тонкие психологические наблюдения делают ее полноправным соавтором статьи.

2. КАЛЯДИНА С. А., ПАВЛОВА Н. Ю. Семья В. В. Леонтьева в России. - Вопросы истории естествознания и техники, 1992, N 1, с. 82.

3. БАРЫШНИКОВ М. Н. Семейное дело Леонтьевых в XIX - начале XX в. - Леонтьевский сборник: жизнь, учителя, идеи. СПб. 2006.

4. Кроме того, в собственности Леонтьевых были дома по набережной Ждановки, 33, Варваринской ул., 21, Звенигородской ул., 10, Полюстровскому пр., 28.

5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 102, 7-е делопроизводство, 1904 г., д. 42, ч. 1.

6. КАЛЯДИНА С. А. В. В. Леонтьев и репрессии 20-х годов (интервью с В. В. Леонтьевым). В кн.: Репрессированная наука. Вып. 2. СПб. 2003, с. 187.

7. ГАРФ, ф. 102, 7-е д-во, 1904 г., д. 42, ч. 1.

8. КАЛЯДИНА С. А., ПАВЛОВА Н. Ю. Ук. соч., с. 83.

9. ГАРФ, ф. 102, 7-е д-во, 1904 г., д. 42, ч. 1 (в некоторых публикациях упоминается гимназия, но точных указаний на этот счет нет).

10. КАЛЯДИНА С. А. Ук. соч., с. 187.

11. ГАРФ, ф. 102, Особый отдел Департамента полиции, 1902 г., д. 1356, л. 1 - 2, 4.

12. Там же, 1904 г., д. 5, ч. 1, л. 8 - 9.

13. Там же, 7-е д-во, 1904 г., д. 42, ч. 1.

14. Там же, ОО, 1905 г., д. 80, ч. 20.

15. MARKS E. "Genia and Vassily". Sommervffle, Mass. 1987.

16. Крестилась в мюнхенской православной церкви.

17. ГАРФ, ф. 102, ОО, 1905 г., д. 80, ч. 20. Позволим себе предположить, что этот состоявшийся всего за полгода до рождения Васи визит молодых супругов в Одессу имел целью достичь семейного примирения в связи с предстоящим событием, но их не приняла семья иудея-ортодокса Бенциона-Анчи Беккера.

18. MARKS E. Op. cit, p. 19.

19. КАЛЯДИНА С. А. Ук. соч., с. 187. Необходимое уточнение: наверное, это был градоначальник, поскольку Одесса входила в состав Херсонской губернии на правах градоначальства.

20. БАРЫШНИКОВ М. Н. Ук. соч.

21. По свидетельству В. М. Чернова, в спорах с марксистами народники обычно проявляли лучшее знание Маркса: "Мы были по преимуществу искатели, они - утвердившиеся в правой вере" (ЧЕРНОВ В. М. Перед бурей. Воспоминания. М. 2004, с. 43).

22. ЛЕОНТЬЕВ В. В. Об изучении положения рабочих. Приемы исследования и материалы. СПб. 1912, с. 1, 4.

23. Там же, с. 18.

24. Там же, с. 36.

25. Там же, с. 19, 21.

26. Отмечая, что не изучен бюджетный вопрос, Леонтьев указывал, что в русских условиях почти везде необходимо принимать во внимание отношение к деревне, так как с этим связано местопребывание семьи рабочего (с. 65).

27. По данным полиции, один из братьев Леонтьевых спонсировал группу Анны Мошковой, причастную к Боевой организации ПСР. Отмечались контакты Василия Леонтьева с революционерками сестрами Дилевскими. Осенью 1910 г. с ним пытался связаться член Парижской группы ПСР А. П. Бессель (ГАРФ, ф. 102, ОО, 1910 г., д. 9 - 1-с, л. 76).

28. ГАРФ, ф. 102, ОО, 1902 г., д. 1356, л. 5.

29. Там же, 5-е д-во, 1906 г., д. 2177, ч. 2.

30. Там же, д. 1312.

31. Прежде считалось, что Василий Леонтьев-младший родился 23 июля (5 августа) 1906 г. в Санкт-Петербурге, но его дочь Светлана Альперс (по мужу) опубликовала копию свидетельства о рождении, из которого следует, что родился ее отец в Мюнхене ровно на год раньше. Эта дата легко "вписывается" в указанную выше хронику семьи Леонтьевых.

32. Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 1. М. 2000, с. 723.

33. Известия Новгородского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, 13.Х.1917.

34. ГАРФ, ф. 1781, он. 1, д. 50.

35. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 274, оп. 1, д. 46, л. 115.

36. ОГАНОВСКИЙ Н. П. Дневник члена Учредительного собрания. - Голос минувшего, 1918, N 4 - 6, с. 148.

37. Земля и воля (Новгород), 1.I.1918.

38. Пит. по: КАЛЯДИНА С. А. Ук. соч., с. 188.

39. Там же, с. 189.

40. Там же.

41. 8 августа 1922 г. Политбюро приняло решение о создании комиссии, которой было поручено провести фильтрацию студентов к началу будущего учебного года, строго ограничить прием студентов непролетарского происхождения, установить контроль политической благонадежности студентов (там же, с. 191).

42. ДОЛГОВА Е. А. Неизученные страницы жизни Н. И. Кареева. - Вопросы истории, 2012, N 8.

43. ТЕЛИЦЫН В. Л. "Люди мысли": изгнание из России (реконструкция списка высланных во второй половине 1922 - начале 1923 г.). В кн.: Факты и версии. Исследования и материалы. Кн. 2. СПб. 2002.

44. МИТЮРИН Д. "Мы ведь вас расстрелять можем": Василий Леонтьев в ГПУ на Гороховой улице. - Родина, 2008, N 11, с. 88.

45. КАЛЯДИНА С. А. Ук. соч., с. 189.

46. В свое время Родбертус оспаривал первенство в разработке некоторых политэкономических категорий у другого критика капитализма - К. Маркса. Возможно, Леонтьев уже нащупывал то, что впоследствии высказал как вывод: "Маркс не быт хорошим математиком. Он все время путался в цифрах и формулах, его трудовая теория стоимости не слишком содержательна, но, в сущности, я интерпретирую Маркса, и Маркс интересен мне как классический экономист" (см.: http://www.biografguru.ru).

47. Ныне ее экземпляр с дарственной надписью Леонтьева-младшего хранится в отделе редких книг Публичной библиотеки Санкт-Петербурга.

48. КАЛЯДИНА С. А. Ук. соч., с. 189.

49. По выражению М. П. Томского, тогда в стране остались две партии: одна - у власти, другая - в тюрьмах. В этом афоризме не так уж много преувеличения. В самом опасном положении оказались те, кто фигурировал в кандидатских списках на выборах Учредительного собрания 1917 г., - они попали в "проскрипции", и существовала особая директива руководства ГПУ держать их под постоянным наблюдением.

50. MARKS E. Op. cit.

51. Светлана Альперс (1936 г., Кэмбридж) - известный искусствовед, профессор университета в Беркли (Калифорния), ныне почетный профессор.

52. АНИКИН А. В. Василий Леонтьев, или Экономика на шахматной доске. - Природа, 2000, N 7.

53. КУКСИН И. Василий Васильевич Леонтьев. - Семь искусств, 2012, N 9(34), сентябрь.

54. ГЭЛБРЕЙТ Дж.К. Памяти Василия Леонтьева. - Проблемы теории и практики управления, 1999, N 3, с. 1.

55. Были у Леонтьева и более определенные, но и более жесткие оценки советской экономики. Он сравнивал руководителей государственных предприятий, привыкших к госзаказам, плановым поставкам и неприспособленных к условиям рыночной конкуренции, с пингвинами, которых очень трудно научить летать. Или: "Западные экономисты часто пытались раскрыть "принцип" советского метода планирования. Они так и не добились успеха, так как до сих пор такого метода вообще не существует".