LIBRARY.BY → БИОГРАФИИ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ → БЕНДЖАМИН ДИЗРАЕЛИ → Версия для печати
По стандарту ВАК Республики Беларусь:публикация №1447428734, версия для печати
БЕНДЖАМИН ДИЗРАЕЛИ
Дата публикации: 13 ноября 2015
Автор: В. Г. ТРУХАНОВСКИЙ
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1447428734)
Рубрика: БИОГРАФИИ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ
Источник: (c) http://library.by
Известный французский писатель Андре Моруа однажды заметил: "Разве жизнь Дизраели не удивительнее любой сказки "Тысячи и одной ночи"?" И маститый автор многочисленных книг биографического жанра был близок к истине.
Бенджамин Дизраели родился 21 декабря 1804 г. в Лондоне в состоятельной буржуазной семье. Отец его был известный литератор, любивший больше всего книги и библиотеку Британского музея. В семье была еще дочь Сара и два брата. Ни в элитарной закрытой школе, ни в университете Бенджамин не учился. Он получил семейное воспитание и в результате самообразования приобрел весьма обширные познания в области истории, классической литературы, различных религиозных учений.
Молодой Бенджамин вскоре сформировался как исключительно честолюбивая и властолюбивая личность. Чтобы обрести власть, необходимо большое состояние - к этому заключению Дизраели пришел уже в юношеском возрасте и пытался добыть деньги, играя на бирже и спекулируя акциями латиноамериканских горных предприятий. Спекуляции закончились крахом, и Бенджамин оказался по уши в долгах, которые давили его до конца жизни. Неудачей закончилась и авантюристическая попытка создать крупную общенациональную английскую газету. Призаняв денег у друзей, Дизраели отправился в полуторагодичное путешествие по странам Средиземноморья, из которого он вывез глубокие симпатии к туркам и их образу жизни, а также сохранившийся на всю жизнь интерес к древним цивилизациям.
В 20 лет Дизраели решает заняться литературной деятельностью. Несколько месяцев упорного изнурительного труда - и в свет вышел его первый роман "Вивиан Грей", имевший шумный и несколько скандальный успех. Впоследствии Дизраели стали считать родоначальником политического романа в Англии. В 40-х годах, повзрослев и узнав жизнь, Дизраели пишет ряд романов социального плана, став родоначальником и этого жанра. Выдающимся достижением в этом жанре является роман "Сибилла, или Две нации", в котором ярко показано существование в Англии двух наций, пребывающих в остром конфликте, - богатых и бедных. Это художественное произведение - вершина литературного творчества Дизраели. Лучшие его романы до сих пор переиздаются и пользуются вниманием читателей.
Литература давала деньги и известность. Но путь к власти лежал через парламент. К 30-ти годам Дизраели уже был принят в лондонском высшем свете. Там ему покровительствовали в основном женщины. Однажды после обеда в доме Каролины Нортон, внучки известного драматурга Шеридана, Дизраели был представлен лорду Мельбурну - одному из крупнейших государственных деятелей Англии. Неожиданно
ТРУХАНОВСКИЙ Владимир Григорьевич - член-корреспондент АН СССР.
стр. 109
почтенный лорд спросил Дизраели: "Ну, а теперь скажите мне, кем бы Вы хотели стать?". Ответ был быстрым и ошарашивающим: "Я хочу стать премьер-министром Англии".
Борьба за место в палате общин была очень трудной. Четырежды Дизраели проваливался на парламентских выборах, пока в 1837 г. не прошел в парламент от консервативной партии. В том же округе был избран от консерваторов и крупный бизнесмен - Уиндхем Левис. Его жена Мэри Энн активно участвовала в избирательной кампании обоих. Вскоре она овдовела и вышла замуж за Дизраели, который был на 12 лет моложе жены. Брак оказался счастливым.
Последовали насыщенные важными событиями в истории Англии и жизни Дизраели годы, годы политической борьбы в парламенте, которая осложнялась различными маневрами и интригами, столкновениями честолюбивых замыслов и амбиций различных деятелей. Дизраели находился в эпицентре этой борьбы, без каких-либо предрассудков и принципов прокладывая путь к своей цели. Происхождение и отсутствие нужной финансовой основы очень мешали уже немолодому политику. По его большие способности, твердая воля, огромная работоспособность в конце концов обеспечили ему положение лучшего оратора в парламенте, затем лидера консерваторов. Сыграл свою роль и Его Величество Случай. В разорванной противоречиями, расколотой партии консерваторов не нашлось людей равных или превосходящих Дизраели по способностям, необходимым для руководства партией и страной. И поэтому, когда консерваторы оказывались у власти, воплощалась в жизнь голубая мечта Дизраели - он становился премьер-министром.
Будучи у власти с 1874 г. по 1880 г. Дизраели уделял первостепенное внимание колониальным и внешнеполитическим проблемам. Он добивался расширения империи, его усилиями королева Виктория была провозглашена императрицей Индии. Со своей стороны Виктория пожаловала своему любимцу титул графа, и он стал лордом Биконсфильдом.
Дизраели был выдающимся государственным деятелем Англии XIX столетия. Ф. Энгельс в конце века писал: "Консерваторы лишь тогда чего-нибудь стоят, когда их возглавляет человек вроде Дизраели"1 . Успеха Дизраели добился благодаря не только сильной воле и уму, но и гибкости характера, которая помогала ему приспосабливаться к меняющимся условиям и общественным потребностям.
Дизраели до сих пор чтут в Англии. Лидеры консерваторов и историки в наше время часто взывают к его памяти. Дизраели считают основателем консервативной партии в том виде, как она в основном действовала на протяжении последних полутора столетий. Он сформулировал и впервые применил на практике принципы "демократического торизма", позволяющие консерваторам в различных исторических условиях сохранять власть в своих руках. Дизраели провозгласил и осуществлял внешнюю политику империализма, во многом определявшую международные отношения конца XIX - первой половины XX века. Его апологеты утверждали, что он дал консервативной партии Англии двуединую политику "демократизма и империализма".
Ниже публикуется фрагмент из книги о Бенджамине Дизраели, готовящейся к выпуску в свет издательством "Мысль".
Время часто бывало безжалостным к окружающим Дизраели людям. В 1868 г. скончался его брат Джеймс. Он оставил Бенджамину 5 тыс. фунтов. Быстро ухудшалось здоровье жены. Фатальное заболевание прогрессировало, но оба, и Мори Энн, и Бенджамин, скрывали друг от друга, что они знают - это рак.
1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 38, с. 256.
стр. 110
Жена стоически принимала участие в различных приемах и обедах. На пасху 1872 г. она сопровождала мужа в Манчестер, где он с большим успехом выступал перед массовыми аудиториями. Но для нее в ее 80 лет это была уже слишком большая нагрузка.
В июле супруги были на приеме, и крайне ослабевшая Мэри Энн потеряла сознание. После этого она уже не выезжала. 15 ноября 1872 г. виконтесса Биконсфильд скончалась в Хьюзндине, где и была похоронена. Дизраели нежно относился к жене, их соединяло большое чувство. Он говорил: "Мы женаты 33 года, и мне ни на одну минуту не было с ней скучно". Дизраели любил жену и сестру, но к остальным членам семьи относился равнодушно. Жизнь у него была нелегкая, полная не столько успехов, сколько огорчений и неприятностей. На основании своего долгого опыта Дизраели сформулировал рациональный и оптимистический философско-психологический принцип отношения к жизни. Он говорил другу: "Не позволяйте вашим мыслям концентрироваться на том, чего вы хотите, но чего вы не получили; всегда фиксируйте ваш мозг на том, чего вы добились".
Человек так устроен, что если он достиг какого-то успеха в жизни, ему хочется, чтобы свидетелями его успеха были его родные и близкие, чтобы они разделили его радость. Эти чувства не были чужды и Дизраели. Ф. Роуз, поверенный и близкий друг Дизраели, через много лет вспоминал свой разговор с ним в момент, когда оп в первый раз стал премьер- министром. Роуз сказал тогда: "Если бы только ваша сестра была жива и увидела ваш триумф. Какое бы счастье это доставило ей". На это Дизраели ответил: "О, бедная, бедная Сара! Мы утратили свою аудиторию, мы потеряли своих зрителей"...
Смерть жены имела для Дизраели много тяжелых последствий. Он лишился любимого человека, друга, проявлявшего о нем огромную заботу и оберегавшего от всех житейских сложностей. Кроме того, изменилось финансовое положение - исчезли ежегодные поступления в семейный бюджет тех 4,5 тыс. фунтов, которыми пожизненно располагала Мэри Энн. Прекрасный дом на Парк-Лэйн тоже принадлежал ей пожизненно. Она не могла завещать его мужу. И после смерти жены Дизраели, проживший в этом доме более 30 лет, был вынужден покинуть его и поселиться в гостинице. Он был одинок, и друзья усиленно приглашали его на обеды, а также погостить в их загородных резиденциях. Он охотно пользовался этими приглашениями.
После 1872 г. Дизраели искал утешение в напряженной работе. Знаменательно, что его спокойное поведение в предшествовавшие годы оппозиции также сыграло положительную роль - его авторитет в стране неожиданно резко возрос. Эта перемена политической погоды началась еще в последние месяцы жизни Мэри Энн. В феврале вся лондонская знать собиралась в соборе св. Павла на торжественное богослужение по случаю выздоровления наследника престола принца Уэльского после опасной болезни. Среди других двигалась и карета Дизраели, и огромные толпы народа приветствовали его с гораздо большим энтузиазмом, чем самого виновника торжества.
Когда несколько позднее он посетил Манчестер, то восторженная толпа выпрягла лошадей и сама повезла по улицам карету Дизраели. Его выступления в Манчестере получили большой резонанс. Именно тогда он подверг правительство особенно уничтожающей критике. Он сказал, что, сидя напротив правительственной скамьи, он видит перед собой "гряду потухших вулканов. Ни над одним из них не взовьется хотя бы слабый язычок пламени". А тем временем положение страны остается опасным, опасность - в недостаточно энергичной имперской политике правительства Гладстона. Либеральная партия как будто специально поставила целью разрушение Британской империи. "И, господа, из всех ее усилий именно это ближе всего к успешному завершению".
стр. 111
Конечно, это был тонко рассчитанный пропагандистский прием - воздействовать на умы шовинистически настроенных людей, недовольных "слабой" внешней политикой Гладстона. Чувствуя свою популярность, Дизраели испытывал психологический подъем, и его манчестерские речи в изобилии были пересыпаны афористическими фразами. Именно тогда от него услышали: "Справедливость - это правда в действии", "Английский народ никогда не бывает так велик, как в час большой победы", "Не может существовать экономика без должной производительности", "Насколько легче быть критичным, чем правдивым" и т. п.
В Англии важным политическим барометром являются внеочередные выборы в палату общин взамен выбывающих досрочно по разным причинам депутатов. В 1873 г. такие выборы показывали ухудшение позиций либералов и улучшение отношения к консерваторам. И опять в основе этих перемен в настроении избирателей лежало их разочарование недостаточно активной внешней и имперской политикой Гладстона.
Он это понимал и прибег к часто практикуемому маневру: в январе 1874 г. он получил согласие королевы на роспуск парламента и проведение новых выборов. Расчет строился на том, что внезапность акции не даст консерваторам времени должным образом подготовиться к выборам. Чтобы обеспечить поддержку избирателей, Гладстон обещал отменить подоходный налог. Апелляция к кошельку и желудку избирателей - часто практикуемый и зачастую безотказно действующий прием.
Но Гладстон при этом просчитался дважды: выборы были для Дизраели неожиданными, но он был готов к такой неожиданности; апелляция же к кошельку не дала ожидаемых результатов. Консерваторы искусно показали, что экономическая политика либералов, если они останутся у власти, причинит лишь вред и жизненному уровню рядового англичанина, и экономике страны в целом.
Выборы состоялись в феврале 1874 г. и принесли победу консерваторам. Партия Дизраели получила 350 мест в палате общин, партия Гладстона - 245. Ирландская группа насчитывала 57 человек. Таким образом, консерваторы получили на 50 мандатов больше, чем все другие партии, представленные в палате общин. Это означало, что впервые за много лет консерваторы стали хозяевами положения в стране. Полный контроль над государственными делами получал и их лидер - Бенджамин Дизраели. Министром иностранных дел вновь стал лорд Стэнли (позже ставший графом Дерби).
Дизраели был доволен тем, как ему удалось сформировать правительство. Счастливый премьер-министр чувствовал усталость и нуждался в отдыхе. Он отправился в Брайтон, - пожалуй, самый модный и тогда и теперь приморский курорт на юге Англии. Здесь у старого политика было время размышлять о своем успехе и о цене, какая за него заплачена. И он пришел к выводу, что для достижения большой цели люди должны жертвовать всем остальным. Но тогда возникал второй вопрос: стоила ли его победа тех усилий и жертв, которых она потребовала? Ответ он дал положительный. Но одно важное обстоятельство омрачало достижение великой цели. Когда его поздравляли с достигнутым триумфом, Дизраели добрым друзьям отвечал: "Да, но он пришел слишком поздно".
И все же он с величайшей готовностью и радостью принял тяжелое бремя власти, хотя ему было уже 70 лет. Возраст и по нынешним меркам солидный, а уж тогда тем более. Приступая к далеко не легким обязанностям премьер-министра, Дизраели, вероятно, забыл свои неоднократные утверждения, что справиться с решением исторических задач, стоявших перед Великобританией, могут только молодые люди с их нерастраченными силами и энергией. Ведь недаром через четыре года, будучи на вершине славы, он говорил: "Власть! Ко мне она пришла слиш-
стр. 112
ком поздно. Были времена, когда я, просыпаясь, чувствовал, что могу перемешать династии и правительства; но все это ушло в прошлое". Здесь Дизраели был искренен. И тем не менее впереди у него было шесть лет деятельности в качестве премьер-министра Англии, плотно-насыщенных внутриполитическими, имперскими и международными делами.
Внешняя политика Англии - политика глобальная. Ее владения находились на всех материках. Ее флот действовал на всех морях и океанах. Английские товары и деньги проникали в самые отдаленные уголки земного шара. Особую важность в период существования правительства Дизраели приобрел Восточный вопрос. Развернувшаяся в связи с ним борьба определяла во многом и характер отношений Англии с ведущими европейскими державами, и прежде всего с Россией.
В международных отношениях эта проблема возникала в связи с тем, что в XIX в. экономическое, социальное и культурное развитие порабощенных народов Балканского региона достигло такого уровня, что они начали поднимать вооруженные восстания против османского господства. Все это в сочетании с отставанием развития собственно турецких территорий и неспособностью турецких султанов осуществить в империи преобразования, диктуемые изменившимися условиями, привели многих деятелей европейских государств к заключению о неизбежности распада турецкой империи.
Позиция российского правительства в этом вопросе была весьма сложной. Нельзя отрицать, что царизм преследовал определенные территориальные и политические экспансионистские цели. В то же время нельзя не видеть, что действия российского правительства в Восточном вопросе имели существенные положительные моменты: общегосударственные интересы требовали обеспечения безопасности южных районов страны и свободы мореплавания в Черном море, а также возможности для своих судов выходить в Средиземное море и далее на океанские просторы. Россия добивалась этих целей как дипломатическим, так и военным путем. Ее действия имели и важную объективно прогрессивную черту: они расшатывали основы турецкого господства на Балканах и помогали порабощенным народам Балкан приблизить день своего освобождения от тяжкого иноземного господства. Так в политике России переплетались позитивные и негативные моменты, отражая всегда присутствующую в международных отношениях диалектику.
Английская политика в отношении Турции формировалась в конце войны против Наполеона и в послевоенный период. Она сводилась к сохранению статус-кво. Эта политика была направлена против России, так как имела целью использовать Турцию в качестве активного антироссийского барьера. Что это означало на деле, показала Крымская война. Английская политика была враждебна также жизненным интересам порабощенных народов Балкан, ибо предполагала сохранение власти Турции на неопределенное время.
Однако английская политика - всегда политика гибкая. Предусматривая сохранение территориальной целостности Турецкой империи, Лондон весьма заботился о том, чтобы эта целостность не была нарушена в пользу России или балканских народов. В то же время политика "целостности" подразумевала отторжение от Турции в пользу Англии различных территорий; каких и когда - это зависело от обстоятельств. В начале списка таких территорий можно поставить Ионические острова, приобретенные Англией в 1815 году. Дизраели, выступавший рьяным поборником доктрины "целостности Турции", продолжил этот список. Крупнейшие достижения Дизраели на международной арене связаны именно с обеспечением интересов Англии при решении Восточного вопроса. Дизраели внес в борьбу за эти интересы и свой бурный темперамент, и незаурядные дипломатические способности, и готовность идти на боль-
стр. 113
шой риск, и волю в достижении преследуемой цели. Важными вехами на этом пути были покупка акций компании Суэцкого канала, "приобретение" острова Кипр и Берлинский конгресс 1878 года.
В 1869 г. француз Фердинанд Лессепс закончил постройку на территории Египта канала, соединившего Средиземное и Красное моря. Канал имел важное стратегическое и экономическое значение. Он сокращал путь для судов, следующих из Европы в Индию и Тихий океан на тысячи миль. Вскоре более трех четвертей всех торговых грузов, шедших через Суэцкий канал, стали английскими. Однако акции компании, управлявшей каналом, принадлежали наполовину французам и наполовину хедиву Египта, который номинально входил в состав Османской империи.
Хедив был безмерно расточителен и в конце 1875 г. оказался на грани банкротства. Он решил срочно продать свою часть акций канала и получить таким образом 4 млн. фунтов стерлингов. Англичане держали под пристальным наблюдением все египетские дела и узнали, что хедив начал переговоры о продаже акций с французами. Английские представители в Египте, со своей стороны, вступили в контакт с хедивом и информировали об этом Лондон. Неожиданно возникла возможность помешать французам прибрать к рукам весь пакет акций и заполучить половину их в распоряжение Англии. Дизраели посвятил королеву в положение дел, и она горячо поддержала его намерение.
Деньги нужны были большие и очень срочно. Однако парламент был распущен на каникулы и не мог санкционировать нужные ассигнования. Обратиться к банку Англии Дизраели не рискнул - там поставили бы вопрос на рассмотрение правления, и в результате было бы упущено время и нарушена секретность. Премьер-министр решил использовать свои связи с Ротшильдами. Но нужна была санкция кабинета. Дизраели волновался: а вдруг после заседания кабинета пойдут слухи о задуманной сделке и кто-то успеет перехватить инициативу? Он посадил у двери комнаты, где заседал кабинет, своего личного секретаря Монти Кори, который должен был начать действовать в ту минуту, когда Дизраели появится в дверях и произнесет одно слово: "да". Как только кабинет согласился на покупку акций, Кори помчался к Ротшильду.
Банкир сидел за ленчем, но Кори прорвался к нему, объявил, что завтра премьер-министру нужны 4 миллиона. Ротшильд оторвал от грозди винограда ягодку, положил в рот, выплюнул кожицу и спросил: "Под какие гарантии?" "Под гарантию британского правительства", - выпалил Кори. Банкир сказал: "Вы их получите". Сделка состоялась. Дизраели писал пребывающей в состоянии восторга Виктории: "Дело сделано. Он Ваш, мадам" (речь шла о канале). Собравшийся впоследствии парламент вотировал нужную сумму. Правда, были среди депутатов и возражавшие. Гладстон в критической речи выразил возмущение сделкой.
Пошли разговоры, что покупка акций Суэцкого канала английским правительством предвещает оккупацию Египта Великобританией. Разумеется, эти предположения были с возмущением отвергнуты. Но в 1882 г. у египетских берегов появилась английская эскадра, подвергла их бомбардировке, и вскоре английские войска заняли Египет. Все это было проделано, когда премьер-министром был уже Гладстон - тот самый Гладстон, который так сурово осуждал Дизраели за его операцию с акциями Суэцкого канала. Английские политики приводили различные мотивы в оправдание своих действий в Египте. Конечно, фигурировал и тот довод, что необходимо защитить пути в Индию от посягательств России. Но в 1983 г. английский историк Б. Портер резюмировал суть проблемы так: "Конечно, это было чистейшее лицемерие. Удобное, но не убедительное прикрытие того, что в действительности было не чем иным, как политикой национальной агрессии". И далее: "С другой стороны, это было проявление существа викторианского либерализма".
стр. 114
В 1875 г. национально-освободительная борьба балканских народов достигла невиданного дотоле размаха и привела к возникновению Восточного кризиса. Взялись за оружие народы Боснии, Герцеговины и Болгарии. Повстанцам Боснии и Герцеговины удалось освободить некоторые из своих земель. Восстание болгар сильно встревожило турецкое правительство, ибо центр восстания - город Стара Загора - находился неподалеку от столицы Турции - Константинополя. К тому же Болгария была богатейшей провинцией Османской империи и потеря ее имела бы тягчайшие стратегические и экономические последствия. Поэтому турецкие власти мобилизовали все свои возможности и подавили болгарское восстание с неслыханной жестокостью.
События на Балканах получили широкий резонанс в мире. Свирепо подавляя восстания, турецкие власти одновременно с большим шумом провозглашали свое намерение провести ряд реформ, идущих навстречу пожеланиям порабощенных народов. Это был тактический маневр. Реформы осуществлять турки не собирались, а шум поднимали с целью обмануть мировое общественное мнение и ослабить национально-освободительное движение.
В мае 1876 г. в Болгарии вновь вспыхнуло вооруженное восстание, на этот раз более мощное и широкое. Но и оно было потоплено в крови. Каратели сожгли и разорили свыше 100 болгарских населенных пунктов, убили более 30 тысяч человек. Жестокости, чинимые турецкими властями, потрясли весь цивилизованный мир.
Болгарское восстание стало в 1876 - 1877 гг. важнейшим вопросом в политической жизни Англии. Возмущение турецкими зверствами охватило довольно широкие слои общества. А как отнеслось к событиям на Балканах правительство? Дизраели и большинство его министров, как и королева, заняли сразу же протурецкую позицию. Правительство стремилось представить сообщения о турецких зверствах как сильно преувеличенные, всячески создавало впечатление, что турецкие обещания реформ искренни и серьезны, нужно только не мешать их проведению в жизнь и, наконец, что восстания на Балканах - это "дело русских". Х. Пирсон суммирует мотивы поведения Дизраели: "Он никогда не колебался в убеждении, что Россия является угрозой цивилизации. Слабую, обанкротившуюся, утратившую свое достоинство Оттоманскую империю он поддерживал исключительно потому, что считал, что ничтожные и коррумпированные турки представляют для Европы меньшую опасность, чем рабство и варварство татар (то есть народов России. - В. Т .). И самым трудным в его карьере было удержать Англию от сотрудничества с Россией против Турции в 1876 году, когда Гладстон делал все, что в его силах, чтобы разжечь гуманистические симпатии английского народа".
А между тем в Англии происходило резкое размежевание на сторонников восставших народов и на защитников тех, кто их зверски подавлял. Страна разделилась на "русских" и "турок". Дизраели опирался на поддержку "высоких десяти тысяч", то есть на аристократию, крупную буржуазию и верхушку государственного аппарата. Либеральная интеллигенция энергично выступила с осуждением турецких зверств. Много сделала для правдивого освещения происходящего на Балканах газета либерального направления "Daily News". 23 июня 1876 г. она опубликовала сообщение своего корреспондента о том, что по турецким сведениям истреблено 18 тыс. болгар, а по сведениям из болгарских источников - 30 тысяч. Публиковавшуюся в "Daily News" информацию перепечатывали другие газеты.
"Daily News" направила в Болгарию своего специального корреспондента Дж. Макгахана. В корреспонденции, опубликованной в начале августа, он писал: "Три дня тому назад я прибыл в Пловдив - главный город той части Болгарии, которая явилась ареной "подвигов" башибузуков, а следовательно, место, где можно получить наиболее достоверную
стр. 115
информацию о зверствах, взбудораживших общественное мнение Европы... Существуют вещи настолько ужасные, что о них нельзя говорить без содрогания... турецкие зверства признаны всеми, в том числе и теми, кто дружественно настроен к туркам, и даже самими турками". Корреспондент сообщал, что русский и французский консулы насчитывают до сотни разоренных населенных пунктов и полагают, что число убитых достигает 40 тысяч. Корреспондент описывает ужас, который он испытал при виде гор обезглавленных трупов и черепов, исклеванных хищными птицами, пепелищ и чудом спасшихся женщин, оплакивающих своих погибших родных.
Макгахан разоблачал неблаговидное поведение Дизраели и английского посла в Константинополе Генри Эллиота: "Для Дизраели и Эллиота важно не то, что они (турки. - В. Т .) убили десятки тысяч невинных людей, а то, что газеты приводят неверные цифры, определяя число убитых". Он видел спасение для Болгарии в том, что на помощь ей придет русский народ. Макгахан обещал болгарам: "Я снова вернусь к вам, но на сей раз с русскими войсками". И свое слово он сдержал.
В английском народе сообщения о турецких зверствах в Болгарии вызвали такое глубокое возмущение, что оно вылилось в форму массовых митингов протеста, проходивших во многих городах. "Daily News" призвала общественность к созданию специальных комитетов для организации митингов и других акций протеста. Рабочий комитет в Лондоне провел в августе 1876 г. массовый митинг; в его резолюции говорилось: политика консервативного правительства "компрометирует честь нации, делая Великобританию соучастницей преступлений, которые находятся в полном противоречии с гуманностью и просто позорны для цивилизованной страны". В архиве Форин оффис в особой папке и сейчас хранятся более 500 резолюций протеста английской общественности против протурецкой политики правительства Дизраели.
Дизраели возмущало вмешательство народа в его политику. Куда девались рассуждения о сотрудничестве правящих кругов с трудящимися! Неужели английский народ "должен учить свое правительство так, как учат шепелявящего ребенка правильно произносить слова?" - негодовал премьер-министр, полный решимости не поддаваться нажиму снизу (эта решимость основывалась на том, что консервативное правительство опиралось на устойчивое большинство в парламенте).
6 сентября 1876 г. Дизраели получил по почте дарственный экземпляр только что опубликованной брошюры Гладстона "Болгарские ужасы и Восточный вопрос". Появление брошюры произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Сразу же было распродано 40 тыс. экземпляров, и вскоре- 200 тысяч. Брошюру перевели во многих странах, включая Россию, где она также имела большой успех. Гладстон рассказал о зверствах, чинимых турками на Балканах, и утверждал, что ответственность за них несет вместе с турецкой администрацией правительство Дизраели: оно не только ничего не сделало для их прекращения, но через посла Эллиота советовало туркам "действовать беспощадно". Вскоре Гладстон опубликовал вторую брошюру по этому вопросу. Выступая за национальную и политическую независимость Болгарии, он считал, что в этом вопросе Россия и Англия должны сотрудничать, а не занимать противоположные позиции.
Такая позиция соответствовала настроениям английского народа. В результате политический авторитет Гладстона возрос, что впоследствии явилось одним из факторов, обусловивших его возвращение к власти. Чем больше росла популярность Гладстона, тем ниже падал авторитет Дизраели. Это приводило премьер-министра в бешенство. И народные протесты, и выступления Гладстона он рассматривал как акции, направленные против него лично. Если и раньше он относился к своему главному политическому противнику с ненавистью, то теперь она достигла
стр. 116
точки кипения. Его чувство к Гладстону вполне разделяла королева Виктория.
В виде уступки общественному мнению Дизраели вынужден был отозвать из Константинополя посла Эллиота. Обороняясь против обвинений Гладстона, он использовал все возможности, чтобы доказать, будто беспорядки на Балканах спровоцированы русскими. Как замечает историк и биограф Дизраели Р. Блэйк, "чем большим туркофобом становился Гладстон, тем в большего русофоба превращался Дизраели". Политические противоречия перерастали в личную борьбу. В этой борьбе, стремясь опорочить противника не только как политика, но и как личность, Дизраели позволял себе применять недозволенные приемы. Он объявил Гладстона сумасшедшим и повсюду распространял эту версию. В этом неблаговидном деле ему помогала королева Виктория.
Сначала премьер-министр называл поведение Гладстона злонамеренным, позорным и не имеющим оправдания. В это время поведение Гладстона уже объяснялось его безумием. Но еще в октябре 1876 г. Дизраели писал лорду Дерби: "Потомки по достоинству оценят этого беспринципного маньяка Гладстона, эту невероятную смесь зависти, мстительности, лицемерия и суеверия. Главной его отличительной чертой, когда он занимает пост премьер-министра или лидера оппозиции, или когда он молится, выступает с речами или в печати, является то, что он не джентльмен". Эти высказывания встречаются и в переписке Дизраели с Викторией, и в его письмах к друзьям.
Но уже к февралю 1877 г. появилось выражение "этот полусумасшедший". 3 октября 1877 г. Дизраели писал леди Бредфорд о Гладстоне: "Можно с уверенностью сказать, что он сумасшедший. Положение представляется именно в таком виде". А герцог Сазерленд, отражая настроения верхов, договорился до того, что в январе 1878 г. публично утверждал: "Главными агентами России являются Гладстон и генерал Игнатьев" (русский посол в Турции).
Гуманистическая позиция значительной части английского народа, включая и общественную деятельность Гладстона, связывала антирусскую инициативу Дизраели и его правительства и облегчила России задачу помощи национально-освободительному движению на Балканах военными средствами. 29 августа лорд Дерби с большой неохотой отправил в Константинополь телеграмму: "Впечатление, которое произвели в Англии события в Болгарии, полностью уничтожили всякие симпатии к туркам. Всеобщее настроение таково, что если Россия объявит войну Высокой Порте, правительство ее величества практически не сможет вмешаться". В связи с этой телеграммой болгарский историк И. Митев писал: "Народные массы Англии связали руки своему правительству, лишив его возможности оказать помощь Турции в войне против России или самому объявить ей войну". Несомненно, это обстоятельство существенно влияло на принятие важнейших решений Петербургом.
Если вся Европа была охвачена негодованием но поводу турецких зверств на Балканах, то наивысшей степени возмущение достигло в России. Широкие общественные круги высказывались за оказание славянским народам, страдавшим от турецкого гнета и репрессий, всяческой помощи, включая военную. В Сербию и Черногорию, воевавшие с Турцией, прибывали русские добровольцы. Российское правительство занимало осторожную позицию. Оно стремилось действовать дипломатическими средствами и избежать войны. Это была вполне реальная возможность. Проблема отношений турецкого правительства с его славянскими подданными приобрела международный характер. Она активно обсуждалась правительствами ведущих европейских держав, и поэтому заинтересованность России в ее решении была естественной. Турция между тем не проявила желания кончить дело компромиссом. Она не заняла бы столь вызывающей позиции, если бы правительство Дизраели тайно
стр. 117
(а иногда не совсем тайно) не подстрекало ее правителей к действиям, приведшим в конце концов к войне.
Вопреки существованию в стране и в правящих кругах различных мнений по восточной политике Англии Дизраели готов был вовлечь страну в войну на стороне Турции. Именно поэтому он приходил в негодование по поводу развертывавшейся в Англии агитации против турецких зверств, поскольку она давала предлог и моральное основание для военного выступления России в защиту угнетенных и подвергающихся издевательствам христиан. Вместе с тем правдивая информация о том, что творят турки в славянских районах своей империи, воздействовала на английское общественное мнение и это мешало Великобритании вступить в войну на стороне Турции.
Вопрос о готовности Дизраели ввергнуть страну в войну против России в 1877 - 1878 гг. изучался со всей серьезностью. Авторитетный английский историк, большой знаток Восточного вопроса Е. Ситон-Уотсон на основании обширного документального материала пришел к выводу, что Дизраели стремился к войне с Россией и искал предлог для этого. Такое заключение разделяют и многие другие историки.
Какие цели при этом преследовались? Прежде всего отбросить Россию, с тем чтобы она не мешала Англии по-своему решать Восточный вопрос, помешать войне России против Турции в союзе с освободительным движением народов Балкан, которая была чревата непредсказуемыми неприятными последствиями для Англии. Дизраели и королева Виктория очень опасались, что в ходе такой войны Константинополь и проливы могут оказаться в руках России и тем самым для русских судов откроется путь в Средиземное море. Наконец, война Англии во имя сохранения "целостности и независимости" Турции дала бы возможность Лондону приобрести в свое безраздельное владение некоторые турецкие территории и важные стратегические пункты. Казалось бы, одно с другим несовместимо, но не для гибкого ума Дизраели.
Известны важные документы, раскрывающие образ мышления Дизраели в то время. 23 октября 1876 г. он имел обстоятельную беседу по Восточному вопросу со своим "политическим и личным другом" лордом Баррингтоном, который ее в тот же день подробно записал. Речь шла о войне и мире. "А что если русские войдут в Болгарию?" - спросил Баррингтон. На это Дизраели заметил, что он полон решимости не допустить, чтобы русские прямо или косвенно стали обладателями Константинополя. Баррингтон продолжал: "Многие в Англии говорят: а почему нет? Ведь Англия может занять Египет и тем самым заполучить главную дорогу в Индию". "Ответ очевиден... Ключом к Индии является Константинополь, а не Египет и не Суэцкий канал". Дав такой ответ, Дизраели рассказывал, что между ним и российским канцлером Горчаковым уже "несколько месяцев идет великая политическая дуэль"; русские уверяют: "Мы не собираемся завладеть Константинополем". И Дизраели заметил: "Возможно, и нет". Он так изложил свою позицию: "Англия должна одержать победу в дипломатической сфере (что касается войны, то это дело само собой разумеющееся)... И это явится блестящим завершением его великолепной карьеры". Итак, Дизраели допускал: заявление царского правительства о том, что оно не преследует цель захвата Константинополя в данное время и при данных условиях, соответствует истине. Однако это не суть важно. Англия должна заполучить этот "ключ к Индии".
В беседе с Баррингтоном премьер-министр изложил лишь часть своих замыслов, связанных с восточным кризисом. В разговоре с лордом Солсбери Дизраели заметил, что если Англия будет действовать так, как он предлагает, и "кроме того оккупирует в Черном море нечто равноценное Мальте и Гибралтару, а именно Варну, Батум или Синоп, что является возможным, то положение может быть спасено". Взглянув на кар-
стр. 118
ту Ближнего Востока и Черного моря, можно понять грандиозность замыслов Дизраели.
Реализация этих замыслов мыслилась путем военного вмешательства Англии в войну. Дизраели сам составлял планы военной операции. Он высчитал, что для "удержания Галлипольского полуострова и линии к северу от Константинополя" потребуется 46 тыс. английских солдат. Департамент разведки указал, что для задуманной операции потребуется минимум 75 тысяч. В ответ Дизраели назвал разведчиков невеждами. А задуманная операция означала не что иное, как захват Англией проливов и Константинополя.
Одновременно в стране развертывалась оголтелая шовинистическая кампания по обработке общественного мнения. Пышно расцвел джингоизм. Новый словарь английского языка Вебстера поясняет, что "джинго- это человек, который похваляется своим патриотизмом и выступает за агрессивную, угрожающую, воинственную внешнюю политику, шовинист". Это выражение вызвало к жизни и понятие "джингоизм", которое означает политику разнузданных угроз по адресу других государств. Джингоизм в английской внешней политике - явление долговременное, оно придавало политическую и эмоциональную окраску отношениям Англии не только с Россией, но и с некоторыми другими странами.
Представляет безусловный интерес для понимания антирусских настроений в Англии в то время переписка В. В. Стасова с В. В. Верещагиным. Эта переписка дала Стасову основание опубликовать 23 июля 1879 г. в газете "Новое время" статью "Еще о выставке Верещагина в Лондоне". Стасов писал: "Прежде всего необходимо обратить общее внимание на любопытный факт, обнаружившийся по поводу этой самой выставки. Это необыкновенная ненависть к России и ко всему русскому, царствующая в настоящее время в целых слоях английского общества и в их выразительнице - английской печати... Так поступили нынче почти все известные своим русофобством органы лондонской печати: "Глоб", "Пэпл Мэлл", "Стандард", "Морнинг пост". Но всех их превзошел "Таймс", как известно, стоящий нынче во главе русофобов".
Картины на сюжеты последней русско-турецкой войны служили постоянной темой бесед для многих посетителей выставки. В их разговорах картины и художник оставались совершенно в стороне, но в то же время "высказывалась самая страстная, самая дикая ненависть к русскому походу и русским освободительным подвигам". "Итак, - заключает Стасов, - читатель видит: ни одного шага без политической ненависти и высокомерия, ни одного шага без "мороза" и "самовара", неудобств русской жизни и совершенств своей, без величия английских государственных людей и их глубокого зрения".
В свете этих фактов неудивительно, что правительство Дизраели сделало все возможное, чтобы сорвать дипломатические усилия, направленные на урегулирование возникшего кризиса политическими средствами. В то же время, как убедительно показывает Ситон- Уотсон, "русская внешняя политика на протяжении кризиса преследовала в основном миролюбивые и ограниченные цели". Английские историки признают, что заверения российского посла в Лондоне Шувалова и канцлера Горчакова о желании найти мирный выход из кризиса были искренни.
В начале ноября 1876 г. Александр II был в Ливадии. Англичане просили, чтобы он срочно принял там английского посла лорда Лофтуса. Царь вместе с Горчаковым принял посла. Посол осведомился, не стремится ли Россия получить во владение Индию и Константинополь. Царь и канцлер отвергли любые подозрения подобного рода. При этом они дали согласие на созыв международной конференции, которая урегулировала бы мирным путем проблему, возникавшую в связи с восстанием славян в европейских владениях Турции. Россия соглашалась тем самым принять вердикт, выработанный ведущими европейскими державами.
стр. 119
И лишь в случае срыва конференции оставляла за собой свободу действий. Была достигнута договоренность, что конференция состоится в декабре 1876 г. в Константинополе и ее участниками будут Россия, Англия, Германия, Австро-Венгрия и Франция. Казалось бы, дипломатические события развиваются в благоприятном направлении.
Но 9 ноября на банкете у лорд-мэра Лондона Дизраели выступил с речью, в которой он угрожал России войной. Гладстон назвал это выступление "почти невероятной провокацией со стороны Дизраели". Через два дня Александр II в Москве ответил на выступление Дизраели, заявив, что если Турция не проведет реформ, улучшающих положение ее славянских подданных, то Россия объявит ей войну. Заявление царя было свидетельством того, что в стране усилились позиции сторонников войны, и этому безусловно способствовало поведение английского правительства. В России была объявлена частичная мобилизация, увеличивавшая армию на 22 дивизии.
Дизраели в состоянии боевого азарта, забыв о своих болезнях и недомоганиях, намеревался сам ехать в Константинополь. Дерби с трудом смог уговорить его не делать этого, ибо это выглядело бы странным - ведь русские назначили своим представителем на конференции всего лишь посла в Турции графа Игнатьева. В результате туда поехал член кабинета министр колоний лорд Солсбери. Он был умным политическим деятелем и действовал с учетом объективных условий. Дизраели это возмущало. Позднее он писал Дерби: "У Солсбери, кажется, много предубеждений. И он не отдает себе отчета в том, что главная задача, с которой его послали в Константинополь, состоит в том, чтобы удержать русских подальше от Турции, а не создавать идеальные условия существования для турецких христиан. Он оказывается более русским, чем Игнатьев". Зная о такой позиции английского правительства и об ожесточенном сопротивлении Турции проведению необходимых реформ, стоит ли удивляться, что конференция оказалась безуспешной?
В феврале 1877 г. граф Игнатьев был послан в европейские столицы с целью добиться договоренности, которой не удалось достичь в Константинополе. В результате 31 марта был подписан Лондонский протокол, требовавший от Турции проведения реформ. Английское правительство протокол подписало, но одновременно поддержало Турцию, отклонившую протокол. Так провалилась последняя попытка предотвратить войну. В связи с приездом Игнатьева в Лондон для подписания протокола Дизраели заметил, что российское правительство стремилось лишь построить "золотой мост" для отступления, сохранив достоинство. В этом ему не только не помогли, но и помешали. И прежде всего Дизраели. Отклонение Турцией при поддержке Англии Лондонского протокола привело к тому, что 24 апреля 1877 г. началась русско-турецкая война.
И все же Лондонский протокол сыграл известную положительную роль. Дизраели и его единомышленники были лишены возможности принять участие в войне вместе с Турцией против России. Ведь Россия официально начала военные действия, чтобы заставить Турцию реализовать требования, содержавшиеся в протоколе, под которым стояла подпись английского правительства. Особенно трудно это было сделать в том морально- психологическом климате, который был создан в Англии агитацией против турецких зверств. К этому прибавлялись острые расхождения и в консервативной партии, и в оппозиции - одни выступали за войну, а другие были категорически против. Такой же раскол произошел и в самом правительстве.
Несогласные члены кабинета получили наименование "группа трех лордов". Это были Карнарвон, Солсбери и Дерби - очень авторитетные и политически сильные люди. Что касается самого Дизраели, то лорд Карнарвон писал своему другу лорду Солсбери: "Дизраели, насколько это зависит от него, намерен добиваться, чтобы мы приняли участие в
стр. 120
войне на стороне Турции". Когда в конце марта Карнарвон побывал в Виндзоре, его тревога усилилась. Он писал Солсбери: "Дизраели подготовил здесь почву, чтобы избавиться от несогласных с его политикой министров, и полностью склонил на свою сторону королеву. "Она готова к вступлению в войну и скорее сложит с себя корону, чем смирится с русским оскорблением" (подразумевалась возможная победа России в войне).
Дизраели всячески пытался убедить российское правительство в том, что в его кабинете царит совершенное единодушие и все министры поддерживают воинственную позицию премьера. Но в Петербурге хорошо знали, что в действительности происходит в Уайт- холле. Здесь мы сталкиваемся с уникальным явлением в истории дипломатии. Министр иностранных дел лорд Дерби информировал русского посла в Лондоне графа Шувалова о спорах и столкновениях позиций в английском правительстве. Ценные сведения Шувалов узнавал и от жены Дерби.
В конце концов Дизраели и королеве стало известно, что русский посол получает сведения о секретах правительства от супругов Дерби. Действия графа объясняли "неосторожной болтливостью". Но эта болтливость была умышленной. Историки объясняют ее "аристократической масонской солидарностью". Действительно, два крупных аристократа сблизились и совместно действовали для достижения цели - ведь оба стремились предотвратить войну между Англией и Россией. Масонская солидарность вряд ли играла здесь существенную роль, но оба деятеля хотели, чтобы в Петербурге знали истинное положение в английском правительстве и избегали шагов, которые были бы на руку партии войны. Естественно, что контакты Дерби с Шуваловым привели к охлаждению между Дизраели и его министром иностранных дел.
Премьер-министр, со своей стороны, прибегал к необычному маневрированию. В апреле 1877 г. он назначил нового посла в Константинополь. Это был Генри Лейярд - племянник Сары Остин, опекавшей Дизраели в годы его юности. В июне Дизраели установил с ним личную секретную связь и передавал указания ему в обход и втайне от Дерби и Форин оффис.
Нечто похожее предпринял Дизраели и в отношении России. 15 августа он пытался добиться от кабинета решения заявить русским, что Англия вступит в войну, если те предпримут очередное наступление против турок. Правительство не приняло этого предложения. Тогда, чтобы запугать российское правительство, Дизраели строго секретно направил своего личного эмиссара к Александру II. Он должен был заявить царю, что английское правительство абсолютно едино в своей решимости вступить в войну при указанном выше условии. Только королева знала об этой акции Дизраели. Акция была весьма сомнительного свойства. Дизраели действовал за спиной Дерби и министерства иностранных дел. Он тайно нарушал решение собственного правительства. Царь знал правду от Шувалова, но все же эта акция Дизраели, возможно, побуждала российское правительство к осторожности.
Война между Россией и Турцией шла на балканском и закавказском театрах военных действий. Борьба была трудной, людские потери многочисленны, турецкая армия была сильным противником. Перелом в войне наступил после того, как 10 декабря 1877 г. русские войска взяли Плевну. 20 января они вошли в Адрианополь, а через месяц выдвинулись к Константинополю. В это время Англия ввела свою эскадру в Мраморное море, и русское командование воздержалось от ввода войск в столицу Турции, хотя реально было в состоянии это сделать.
Война закончилась полным разгромом Турции. Результаты его были зафиксированы в прелиминарном мирном договоре, подписанном в Сан-Стефано, вблизи Константинополя. Договор предусматривал освобождение Болгарии от турецкого господства, восстановление болгарского на-
стр. 121
ционального государства. Устанавливалась полная независимость Сербии, Черногории и Румынии. Босния и Герцеговина получали автономию. Вопрос о проливах в договоре не ставился.
Сан-Стефанский договор был очень выгоден славянским народам Балкан; получала по этому договору некоторые выгоды и Россия. Все это не устраивало прежде всего Англию, а также Австро-Венгрию. Поэтому обе эти державы в сотрудничестве с Германией, Турцией и Францией сразу же стали прилагать энергичные усилия, чтобы лишить, по крайней мере частично, Россию и балканские народы плодов русской победы в войне.
Договор в Сан-Стефано, которым она закончилась, вызвал резкое недовольство Лондона. Английских политиков не устраивало то, что этот договор восстанавливал престиж России, серьезно ослабленный Крымской войной, свидетельствовал о крупном успехе русского оружия, предоставлял свободу славянским народам Балкан. Все это подрывало могущество султанской Турции - средневековой монархии, паразитировавшей на порабощенных народах, которую последовательно поддерживало правительство Дизраели. Не сумев в силу обстоятельств, а не из-за отсутствия желания, вступить в войну на стороне Турции, теперь оно активно добивалось пересмотра Сан-Стефанского договора в угодном Англии смысле.
Действия Дизраели и его министров обставлялись ими как альтруистические усилия, имеющие единственную цель - защитить бедную Турцию от свирепого русского медведя. В действительности же Англия стремилась лишить Россию плодов ее победы, уменьшить, и существенно, завоевания славянских народов, которых они добились благодаря этой победе. Кроме того, в обстановке дипломатической борьбы, развернувшейся в Европе после окончания Восточной войны, английское правительство намеревалось захватить некоторые важные в стратегическом отношении турецкие территории в Восточном Средиземноморье. Прикрыть эту очевидную агрессию и совместить ее с показной ролью защитника территориальной "неприкосновенности Турции" было нелегко. Но английские деятели придумали формулу: Англия не захватывает у Турции, скажем, важный турецкий остров, а получает его взамен обещания защитить Турцию.
Провести операцию пересмотра Сан-Стефанского договора предполагалось таким образом, чтобы она оказалась унизительной для России и нанесла существенный урон ее международному престижу. Для достижения этих целей правительство Дизраели предприняло военные и дипломатические меры. Правящие круги использовали все имеющиеся в их распоряжении средства воздействия на умы людей во враждебном России духе. Нагнетание русофобии создало обстановку все нарастающей военной истерии. Война между Англией и Россией могла вспыхнуть в любой момент.
Андре Моруа писал: "Созывается заседание кабинета министров. Первый министр желает подготовить войну. "Если мы будем тверды и стойки, то добьемся мира и продиктуем тогда наши условия Европе", - говорит он". Заявление Дизраели вызывает два недоуменных вопроса. Во-первых, как понимать слова "добьемся мира"? Война между Россией и Турцией уже прекратилась и мирный договор между ними подписан 3 марта 1878 года. Никакой другой войны нет, если не принимать за войну готовность Дизраели развязать военные действия. Во-вторых, что значат слова "продиктуем тогда наши условия Европе"? Они вскрывают истинное отношение Англии к Европе и роль, которую она была намерена играть в решении европейских дел.
Дизраели все это говорил всерьез. Об этом свидетельствуют предпринятые им в срочном порядке военные меры: производится призыв запасных, вотируются ассигнования на военные нужды, адмиралу Хорнби отдается приказ идти в Мраморное море с эскадрой броненосцев и стать
стр. 122
у Принцевых островов на виду у Константинополя. Из Индии вызываются армейские части, чтобы занять турецкий остров Кипр и залив и порт Искендерон-Александретту на юго-восточном берегу Турции.
Лорд Дерби, считая, что эти меры провоцируют войну с Россией, не желал нести ответственность за такую политику и ушел в отставку. Его преемником на посту министра иностранных дел стал лорд Солсбери. Это был окончательный разрыв между Дизраели и Дерби, который вскоре порвал и с партией, возглавляемой Дизраели.
Интересно, что все эти военные акции осуществлялись без соблюдения необходимых мер секретности, на глазах у широкой публики. Делалось это умышленно: чтобы подогреть военную истерию и запугать Россию. На этом фоне разворачивалось дипломатическое наступление Англии на Сан-Стефанский мир.
Деятельности Англии на дипломатическом направлении благоприятствовал ряд объективных факторов. Все ведущие европейские державы были недовольны усилением России в результате ее победы в войне. При таких условиях для России была бы весьма опасна война с Англией. Царское правительство искренне стремилось избежать этой войны, и в Лондоне об этом хорошо знали. Готовность России к компромиссу облегчала решение задачи, которую поставила перед собой английская дипломатия. Элемент компромисса был заложен уже в Сан-Стефанском мире. Весьма чувствительный для Англии вопрос о проливах - "ключ к Индии" - в мирном договоре не фигурировал, то есть Россия демонстрировала свою готовность не претендовать на проливы и на Константинополь. Но это оказалось недостаточным для того, чтобы Сан-Стефанский мир был приемлемым для Англии.
Готовность правительства России решить дело миром проявилась и в том, что еще в январе, до подписания мира с Турцией оно признало (и сообщило об этом Лондону) право ведущих европейских держав на то, чтобы с ними консультировались по вопросам, представляющим общий европейский интерес. Но этого Англии и Австро-Венгрии оказалось недостаточно. Тогда в марте было в принципе достигнуто соглашение о созыве в недалеком будущем международного конгресса, который рассмотрит условия русско- турецкого мира. После этого английское правительство начало лихорадочно работать над тем, чтобы заранее заключить с рядом стран сепаратные соглашения, которые предопределили бы решения будущего конгресса в выгодном для Англии плане.
Шантаж с демонстративной подготовкой к войне побудил российское правительство официально запросить английское правительство: чего вы хотите, чего, собственно, добиваетесь? Шувалов поставил эти вопросы перед Солсбери, что и положило начало переговорам между Россией и Англией, приведшим к заключению 30 мая 1878 года англо- русского соглашения. При этом четко определилось, что английское правительство недовольно главным образом двумя положениями Сан-Стефанского договора: во-первых, тем, что Болгария создавалась на обширной территории от Дуная до Эгейского моря и от Черного моря до Охридского озера, и, во-вторых, что к России в Закавказье отходили слишком значительные по размеру (как считали в Лондоне) территории. По англо- русскому соглашению Россия сделала важные уступки по обеим этим позициям. Казалось бы, Англия могла быть удовлетворена. Но нет, нажим на Россию, на этот раз коллективный, продолжался уже на конгрессе.
6 июня Англия и Австро-Венгрия подписали соглашение о совместных действиях на конгрессе против России. Бисмарк, канцлер Германской империи, некоторое время делавший вид, будто он заинтересован в сотрудничестве с Россией, теперь переметнулся на сторону Англии. Неожиданно он выступил с двухчасовой речью на заседании рейхстага, в которой занял определенно антирусскую позицию. Он готов был действовать в роли "честного маклера", чтобы добиваться от России удовлетворения
стр. 123
английских требований. Такое поведение Бисмарка побудило Дизраели согласиться с тем, чтобы конгресс был созван в Берлине.
Одновременно в глубочайшей тайне Дизраели вел переговоры с правительством Турции, требуя, чтобы оно отдало Англии остров Кипр в качестве компенсации за английскую поддержку. 26 мая султан согласился на это союзническое вымогательство. И, наконец, как замечают историки, и "Дизраели и Солсбери были в прекрасных отношениях с Францией и Италией". Все это создавало крайне трудную обстановку для российской дипломатии на Берлинском конгрессе, который открылся 13 июня 1878 года.
Дизраели в это время было уже 73 года, и он часто недомогал, но на конгресс приехал с большим желанием, в боевой форме, захватив с собой в качестве второго делегата Солсбери, показавшего себя способным и любящим свою работу дипломатом. Они выехали из Лондона 8 июня, продвигались медленно, чтобы не устать, ночевали в Кале, Брюсселе, Кельне. В Берлин Дизраели прибыл 11 июня отдохнувшим. Это оказалось очень кстати. Как только он устроился в отеле Кайзергоф, прибыл человек от Бисмарка: канцлер высказал пожелание немедленно встретиться с английским премьер-министром и поговорить один на один, до того, как начнутся встречи с другими делегатами.
Встреча состоялась и продолжалась час с четвертью. Дизраели видел Бисмарка 16 лет назад в Лондоне. Тогда это был сильный, рослый, с осиной талией человек гвардейских статей. Теперь канцлер сильно растолстел, расплылся, отрастил седую бороду, обрамлявшую грубое лицо. Говорил он четко, прямо, временами резко. Было ясно, что хозяином конгресса будет Бисмарк, а главным действующим лицом - Дизраели. Они сразу же прекрасно поладили между собой. Дизраели прямо заявил Бисмарку: либо мир на английских условиях, либо война с Россией. "Честный маклер" тут же согласился с этой формулой, и последовавшие заседания конгресса были посвящены лишь ее реализации в документах конгресса.
Об истории Берлинского конгресса написано много книг и статей. Но нас интересует не сама история, а пребывание Дизраели на конгрессе. Материалы об этом имеются в изобилии, и главное место среди них занимают те, что вышли из-под пера самого Дизраели. Он ежедневно посылал королеве подробные письма и кроме этого вел для Виктории ежедневный дневник, содержание которого регулярно отправлял в Виндзор. И в письмах, и в дневнике автор часто, но всегда к месту и неназойливо вставляет фразу, как он чтит и обожает свою королеву. Он пишет, как семья германского императора окружает его почетом и вниманием, "и все это благодаря воодушевлению их одним лицом, которому он, Дизраели, обязан всем". Дизраели писал не только королеве, но и некоторым своим министрам, Ротшильду и, конечно, своим близким друзьям, милым сестричкам - леди Бредфорд и леди Честерфилд. Все это сохранилось и позволяет в деталях воспроизвести как политическую позицию Дизраели по обсуждавшимся на конгрессе вопросам, так и обстановку, в которой проходил конгресс.
Дизраели был писателем, знал, что больше всего интересует его адресатов, и умел изящно и занимательно рассказать им об обсуждении политических вопросов, о случавшихся порой пикантных происшествиях, рисовал интересные, живые портреты участников конгресса. Живописны его зарисовки светских мероприятий - бесконечных ежедневных обедов и приемов. Дизраели с головой ушел в эту светскую мишуру. Он любил за рюмкой вина, в ходе светской беседы знакомиться с людьми, узнавать их мысли и мимоходом подкинуть свои соображения. И сегодня берлинские письма и дневник, написанные летом 1878 г., читаются с захватывающим интересом.
стр. 124
Россию на конгрессе представляли 80-летний канцлер Горчаков и посол в Лондоне граф Шувалов. Это была интеллектуально сильная пара дипломатов. Положение российских делегатов в Берлине было трудным и сложным. Они имели против себя единый фронт ведущих европейских держав - участниц конгресса. Бисмарк, председательствовавший на конгрессе, очень старался предстать в роли объективного нейтрального посредника. Это ему нужно было для того, чтобы скрыть свою истинную роль - надежного союзника Дизраели в его борьбе против интересов России. Позиция российских представителей ослаблялась также тем, что они открыто враждовали друг с другом. Нетерпеливый Шувалов не любил засидевшегося у власти Горчакова, страшно завидуя ему. Как бывает в таких случаях, делегация разделилась на сторонников и противников Горчакова. К этому прибавлялись противоречия, существовавшие в высших сферах Петербурга, за которым было решающее слово.
Впоследствии, когда в России поднялась волна недовольства решениями конгресса, стало модным критиковать Горчакова за исход переговоров. Поскольку это был умный человек, последовательно отстаивавший интересы России, то критики упражнялись в основном в подчеркивании его физической немощи в 1878 году. Вероятно, при этом краски несколько сгущались. Во всяком случае бесспорно одно: Горчаков занимал в Берлине твердую позицию и был сильным противником Дизраели и Бисмарка, за что эти деятели и тогда, и после платили ему устойчивой ненавистью; и в отличие от Шувалова, много лет гордившегося "дружбой" с Бисмарком, Горчаков понимал, что германский канцлер - в действительности хорошо маскирующийся недруг России.
Дизраели относился к Горчакову и Шувалову с должным уважением, хотя и держался временами (в интересах дела) с нарочитой грубостью. Он неоднократно отмечает в письмах, что разговаривал "громовым голосом" с Горчаковым и Шуваловым. Эта резкость в обращении с российскими представителями должна была подчеркнуть решительность и незыблемость английской платформы. А сообщение об этом должно было понравиться королеве-русофобке.
На конгрессе Дизраели выступал не на французском языке (как это было принято в то время в подобных случаях), а на английском. Впоследствии в ход было пущено несколько различных объяснений причин этого отступления от дипломатического этикета. Однако у Р. Блейка, прекрасного знатока биографии Дизраели, можно прочесть такую фразу: "Дизраели вызвал огромную сенсацию, изложив свое первое обращение к конгрессу на английском, а не на французском языке, обидев тем самым русских". И далее Блейк замечает, что, каковы бы ни были мотивы этого поступка Дизраели, "он был рассчитан на то, чтобы с самого начала подчеркнуть британскую непримиримость". Эта непримиримость сказалась прежде всего при рассмотрении вопроса о Болгарии.
Для Дизраели два вопроса имели первостепенную важность - во-первых, Болгария и, во- вторых, Батум и Армения. Другие проблемы его занимали мало, и их решение он переложил на Солсбери и советников. Дизраели добивался, чтобы территория Болгарии была намного уменьшена по сравнению с той, которая намечалась в Сан-Стефанском договоре, не достигала Адриатического моря и, наконец, чтобы ее южной границей был балканский горный хребет. Населенная болгарами территория южнее балканских гор должна была остаться под властью Турции. Он поддержал претензии Австро-Венгрии на Боснию и Герцеговину.
Здесь Дизраели действовал в блоке с Бисмарком. Между этими двумя главными фигурами на конгрессе было много общего. Оба равнодушно, если не враждебно, относились к судьбам балканских славян, распоряжаясь ими как пешками на шахматной доске европейской политики. Во внутренней политике своих стран оба стремились сохранить и упрочить власть аристократов-землевладельцев.
стр. 125
18 июня Дизраели сообщал королеве: "Я заявил, что английские предложения под названием "Разграничение Болгарии" следует рассматривать как ультиматум. Оцепенение в лагере русских... На протяжении всего обсуждения Австрия целиком поддерживала Англию". На следующий день на банкете у итальянцев Дизраели "по большому секрету, как старому другу", сказал итальянскому послу графу Конти, что оценивает положение очень мрачно, и если Россия не примет его требований, он взорвет конгресс. Все понимали, что уход Англии с конгресса означал бы только одно - Лондон взял курс на войну с Россией. А такая война задевала самым решительным образом интересы всех держав, собравшихся на конгрессе в Берлине.
Горчаков не мог без согласия Петербурга брать на себя ответственность за принятие крайне невыгодных для России и для балканских славян английских требований. Он срочно направил полковника А. А. Боголюбова к царю за инструкциями. А тем временем в Берлине англичане шумно декларировали, что их предложения по Болгарии ультимативны. Был распространен слух, что Дизраели поручил Кори организовать специальный поезд на завтра, которым английская делегация покинет Берлин. Дизраели запугивал срывом конгресса (а, следовательно, войной) участников конгресса и прежде всего Горчакова и Шувалова. Бисмарк и представитель Австро-Венгрии Андраши усердно помогали ему в этом.
Россия не хотела войны, и царь санкционировал компромисс, то есть принятие английских требований. В дневнике от 21 июля Дизраели записал: "До того, как я лег в постель, я с удовлетворением узнал, что Петербург сдался". На следующий день он телеграфировал королеве: "Россия капитулирует и принимает английскую схему установления европейской границы Турецкой империи". Своему коллеге Норткотту Дизраели сказал: "Я должен разговаривать самым жестким языком... Меня все время изображали человеком войны, и я должен был разговаривать, как Марс".
Второй важной для Дизраели проблемой была граница между Россией и Турцией в Закавказье. Русские войска имели успех на этом театре военных действий и заняли территорию в основном с армянским населением и ряд городов. К этому вопросу и перешел конгресс после достижения договоренности о Болгарии. Его решение в принципе, но не в деталях, было предрешено в англо-русском меморандуме от 30 мая. В этом соглашении фиксировалась готовность России вернуть Турции часть занятой территории и город Баязед, а английское правительство, со своей стороны, соглашалось с "желанием императора России занять порт Батум и сохранить свои завоевания в Армении".
Но соглашение соглашением, а Дизраели стремился к тому, чтобы "как можно больше ограничить контроль России в районе Черного моря", а также и в Закавказье. Поэтому на конгрессе российским делегатам приходилось с большим трудом отстаивать лондонскую договоренность. В общем Дизраели хотел помешать переходу Батума в распоряжение России. Ему "неожиданно" помогло странное обстоятельство. В Лондоне произошла (или была организована?) утечка информации. По официальной версии, в Форин оффис возникла необходимость снять копии с англо-русской конвенции. Это поручили сделать "временно и без зарплаты работавшему там клерку". Клерк снял копию и продал ее газете "Глоб", где конвенция и была опубликована 14 июня. Это послужило сигналом для развертывания в Англии шовинистической джингоистской кампании с требованием не допускать уступок России на Берлинском конгрессе.
Ах, как кстати это оказалось для Дизраели! Упорствуя по вопросу о Батуме, он мог ссылаться на нажим общественного мнения. Опять назревал кризис на конгрессе. Борьба закончилась тем, что Батум перешел
стр. 126
в распоряжение России, которая обязалась объявить его вольным портом. К ней также отходили Каре и Ардаган.
Главным аргументом джингоистов было то, что Англия якобы за свои уступки России не получает никакой компенсации. Хотя к этому времени Дизраели уже вынудил султана отдать Кипр Великобритании, от общественности это тщательно скрывалось (здесь утечки информации не произошло!). Нараставшая активность джингоистов являлась нажимом не только на Дизраели, но и на Россию.
В начале июля Дизраели сообщил Бисмарку, что Англия приобрела Кипр. Германский канцлер на это заметил: "Вы сделали мудрую вещь. Это прогресс. Это будет популярно. Нации нравится прогресс". В дневниковой записи для королевы Дизраели, приведя эти слова Бисмарка, добавляет: "Его понимание прогресса явно сводится к тому, чтобы что- нибудь захватывать".
Хотя на протяжении последних лет германский канцлер в европейских делах использовал Англию против России и Россию против Англии, однако на конгрессе он был целиком на стороне последней. Через несколько лет Дизраели вспоминал: "Между мной и Бисмарком было полное согласие. Он был один из немногих людей, к которым я в своем возрасте мог чувствовать искреннюю привязанность". После Берлинского конгресса к висевшим в домашнем кабинете Бисмарка двум портретам прибавился третий. Хозяин объяснял гостям: "Это мой государь, это моя жена, а это мой друг". Речь шла о портрете Бенджамина Дизраели.
Несмотря на это афиширование дружбы, отношение Бисмарка к Дизраели было сложное. Как заметил английский историк Б. Уоллер в книге "Бисмарк на перепутье", канцлеру "очевидно, нравился Дизраели, но не только его яркой и пышной ролью на конгрессе, сколько деловым подходом в закулисных переговорах и захватом Кипра. Это было дополнительным признаком заинтересованности Англии в европейской политике и шагом на пути к разделу Турецкой империи, чего хотелось Бисмарку".
Дизраели с триумфом возвратился в Лондон. От станции Чэринг Кросс до резиденции премьера на Даунинг-стрит, 10 его экипаж приветствовали толпы лондонцев. Прибыв в резиденцию, он предстал перед толпой в открытом окне и торжественно объявил: "Я привез почетный мир". Это была вершина политической карьеры Дизраели. Королева предлагала ему несколько наград и отличий. Он согласился принять лишь "Орден Подвязки", высший орден страны, учрежденный королем Эдуардом III в 1348 году.
Общественное мнение в России весьма критически отнеслось к решениям, принятым в Берлине. Это объяснялось тем, что Берлинский трактат перечеркнул более выгодный для России и балканских славян Сан-Стефанский прелиминарный мирный договор. Многие считали, что Россия пролила слишком много крови в войне с Турцией, чтобы ей навязывали такие условия мира. Образованная часть общества понимала, что противниками России, сыгравшими важную роль в Берлине, были Дизраели и Бисмарк. Этим определялось отношение к ним в России.
Наиболее резкими критиками итогов Берлинского конгресса в России были славянофилы. Их центром было Московское славянское общество, главой которого являлся И. С. Аксаков. Он назвал Берлинский конгресс "трижды проклятым". Несомненно, такая реакция на родине морально травмировала Горчакова. "Берлинский трактат 1878 года, - писал Горчаков, - я считаю самой темной страницею в моей жизни. Когда я вернулся из Берлина в Петербург, я именно так и выразился о Берлинском трактате в моем мемуаре, поданном мною Государю Императору. В этой всеподданнейшей записке я писал так: "Берлинский трактат есть самая черная страница в моей служебной карьере".
стр. 127
Можно понять горечь и разочарование Горчакова. Но все же, если принимать во внимание все условия и обстоятельства, то нельзя не признать, что российская дипломатия в Берлине в общем добилась того, что было в ее силах.
Главным достижением Дизраели на Берлинском конгрессе английские правящие круги считали то, что Россия не смогла полностью воспользоваться результатами своей победы в войне. Потесненными оказались и народы, ведшие национально-освободительную борьбу против турецкого господства. Дизраели сумел натравить участников конгресса друг на друга и тем самым разорвать союз трех императоров. Восстанавливалась преобладающая роль Англии в европейских делах. Б. Портер замечает, что Россия, Австрия и Германия в результате конгресса оказались "отодвинутыми на задний план". Дизраели еще из Берлина писал Виктории: "Теперь вы арбитр европейских дел". Возвратившись в Лондон, он заверил королеву, что она очень скоро станет, если уже не стала, "диктатором Европы".
Но все это был временный, краткосрочный успех. Мир быстро развивался, и это развитие шло не в пользу Англии. Прошло совсем немного времени, и славянские народы Балкан обрели независимость и создали собственную государственность. Очень помогли этому усилия и жертвы, принесенные Россией в войне, ее борьба на Берлинском конгрессе. Именно поэтому 1878 г. считается годом освобождения Болгарии от османского рабства. И сегодня народы России и Болгарии помнят о незабываемых событиях прошлого, когда несгибаемая воля и мужество болгарских патриотов, слившись с героизмом воинов России, принесли радость освобождения на древнюю землю Болгарии. Освободительная русско-турецкая война 1877 - 1878 гг. положила конец пятивековому чужеземному игу. Она увенчала успехом национально-освободительное движение болгарского народа, содействовала возрождению Болгарского государства.
Также не удалось надолго "отодвинуть Россию на задний план". Уже в 1879 г. Германия, стремясь повернуть европейские дела в свою пользу, заключает союз с Австро-Венгрией, который вскоре в 1882 г. превращается в тройственный германо-австро-итальянский союз. Это был вызов английскому курсу "блестящей изоляции". Под воздействием этой угрозы, Англия "забыв традиции" пошла на союз с Францией и Россией. Как известно, борьба этих двух военных коалиций в конце концов привела к первой мировой войне.
К числу важнейших достижений Дизраели в искусстве политика относятся прекрасные деловые отношения, которые ему удалось установить с королевой Викторией и ее двором. Это было далеко не простым делом.
До прихода Дизраели к власти в Англии в воздухе носились идеи республиканизма. Хотя поведение Виктории на троне, если сравнивать с ее предшественниками, было безупречным, тем не менее довольно многие люди в Англии ставили вопрос: а нужна ли нам монархия? И отвечали на него отрицательно: ведь Англия демократическая страна, зачем ей король или королева? Монархия и демократия противоречат друг другу. Особенно усилились республиканские настроения в Англии после свержения во Франции в 1870 г. Наполеона III. Республиканизм приобрел в английском обществе ореол респектабельности. Ему отдавали дань члены парламента, профессора и даже титулованные леди и джентльмены. Все они открыто выражали свои симпатии идее республики.
Англичане - народ рациональный, практичный. И поэтому, выступая против монархии с теоретических позиций, они атаковали ее наиболее настойчиво и последовательно материальными, денежными аргументами. На содержание королевы и ее двора парламент ежегодно отпускал 385 тыс. фунтов стерлингов. Звучали "невежливые" вопросы: "Что она делает с этими деньгами?", "Стоят ли исполняемые Викторией прото-
стр. 128
кольные, церемониальные функции этих больших денег?" Тут же королеву упрекали, что после смерти мужа она погрузилась в многолетний траур и свела свою церемониальную деятельность к минимуму. Членов парламента раздражало, что Виктория не желала даже участвовать в ежегодной церемонии открытия очередной сессии парламента.
Вышел в свет памфлет, анализирующий финансовое положение королевы, выдержанный в неблагоприятных для нее тонах. Автор памфлета утверждал, что точно установить размеры личного состояния Виктории не представляется возможным, но есть основания полагать, что оно достигло гигантских размеров - 5 млн. фунтов2 . В общем, эта аргументация подводила к заключению, что монархия - слишком дорогое удовольствие для Англии, да к тому же и ненужное. Все это энергично обсуждалось на публичных митингах и в печати. Накал страстей приводил к тому, что предпринимались неоднократные попытки убить королеву. Последняя такая попытка, седьмая по счету, была предпринята в 1882 году. Виктория считала, что за распространение идей республиканизма несет ответственность и Гладстон, но этот упрек в его адрес не имел под собой оснований.
К моменту прихода к власти правительства Дизраели, в 1874 г. республиканские настроения в Англии пошли на убыль. Новый премьер-министр считал монархию важнейшим элементом сохранения существующей социальной системы в стране. Он много и вполне успешно трудился над укреплением контактов с троном и преуспел в этом в полной мере. Вскоре у него установились отношения дружеского сотрудничества с Викторией.
Дизраели добился этого несколькими способами. Он был не только первым министром, но и писателем, неплохо знал человеческую натуру. Поэтому он докладывал королеве государственные дела живо, интересно, с забавными деталями и характеристиками отдельных лиц. Королева слушала и читала все это как главы из художественного произведения. Контраст с докладами Гладстона - сухими, формальными, очень скучными - был огромен. Виктории очень нравилось читать письма Дизраели и свободно, часто с отступлениями от этикета, беседовать с ним.
Очень важным ходом со стороны Дизраели, и ходом, не лишенным риска, было последовательное, иносказательное убеждение королевы, что все в Англии делается и должно делаться по ее воле. Английская конституция говорила о правах трона другое, но она была неписанная, и Дизраели исподволь внушал Виктории, что она обладает реальной верховной властью. Это было не так, но королеве очень нравилось, особенно когда Дизраели говорил ей в лицо: "Все в действительности зависит от Вашего величества", "Я живу только для Вас и работаю только для Вас, и без Вас все будет потеряно". Это не было тривиальным объяснением в любви, это была своеобразная политическая лесть. Лесть, и не политического характера, занимала в отношении Дизраели к Виктории очень важное место.
Виктория была неглупа, но она была живым человеком, и к тому же женщиной. На эту тему у Дизраели был разговор с Мэтью Арнольдом, английским поэтом и критиком, смотрителем школ. "Вы, конечно, слышали, - сказал Дизраели, - что меня называют льстецом. И это верно. Все любят лесть. Но когда дело касается королей, то здесь вы должны льстить, не стесняясь". Дизраели следовал этому рецепту, но старался, чтобы безграничная лесть была оформлена изящно.
Лесть присутствует по существу во всех его письмах королеве. Возьмем, для примера, его письма с Берлинского конгресса. Рассказав о делах, Дизраели продолжает: "Он надеется, что его самая любимая
2 Позднее, когда Виктория скончалась, было установлено, что ее личное состояние достигало 2 млн. фунтов стерлингов.
стр. 129
государыня чувствует себя хорошо и счастлива. Будучи далеко от Вашего Величества в чужой земле и имея на своих плечах огромную ответственность, он более сильно, чем когда-либо, чувствует, насколько его счастье зависит от исполнения его долга перед Вашим Величеством и от того, как высоко Ваше Величество оценивает мои действия". И еще: "Дизраели надеется, что Ваше Величество помнит о своем милостивом обещании не писать по ночам или, по крайней мере, не так утруждать себя. Он живет только ради нее, работает только ради нее. Без нее для него все потеряно".
Дизраели не очень хитрил в своих письмах Виктории. Королева действительно ему нравилась, ему льстило ее доброе отношение. Он счел для себя великой честью и поощрением, когда зимой 1877 г. королева, довольная действиями Дизраели в Восточном вопросе, приехала в Хьюэндин, в дом своего премьер-министра, на ленч. Это была редчайшая и высокая честь. Дизраели был страшно польщен. Ему не очень легко давалось поддержание отношений с королевой, и поэтому правдиво звучат его слова: "Ничто так не выматывает, как руководство людьми... Но еще труднее, пожалуй, руководство женщинами".
Сразу после Берлинского конгресса престиж Дизраели был еще очень высок. Он был неотделим от престижа партии тори, и в эти дни казалось, если немедленно будут проведены выборы в парламент, то избиратели безусловно в своем большинстве проголосуют за консерваторов. Они вновь получат большинство в палате общин и тем самым сохранят власть еще на пять-шесть лет. Это означало бы, что Дизраели остался бы премьер-министром на эти годы.
Но был существенный аргумент и против такого решения. Срок действия парламента по конституции - шесть лет. В 1878 г. действующая палата общин располагала полномочиями еще на два года. В эти годы положению Дизраели ничто не угрожало, ибо его партия имела большинство в парламенте. Таким образом, предстоял трудный выбор - распустить парламент немедленно и провести новые выборы или продолжать работать еще два года и уже затем "обратиться к стране", как в Англии иногда называют парламентские выборы.
Дизраели решил новые выборы не проводить. Очевидно, уж очень он преувеличивал свой авторитет, если полагал, что за два года ничто его не поколеблет. Это была крупная ошибка. Дизраели не смог предвидеть, как разовьются в ближайшие два года события в сфере внутренней и внешней политики. Хотя признаки важных грядущих перемен уже были зримы.
Начавшийся в 1840-х годах период бурного экономического развития продолжался с некоторыми осложнениями и затруднениями до 70-х годов. Но уже в 1876 г. начался экономический кризис. Он распространился на промышленность, сельское хозяйство, торговлю, финансы. Росла безработица, развернулось мощное стачечное движение. Увеличилось число банкротств промышленных компаний и банков. Сельское хозяйство страдало от притока в страну из Америки массы дешевого зерна, сбивавшего цены на английское. Положение усугублялось тем, что четыре года подряд в Англии были очень низкие урожаи из-за плохой погоды - летом лили непрерывные дожди. Все это вызывало раздражение и озлобление городского и сельского населения, недовольство правительством, что не могло не сказаться на грядущих парламентских выборах.
Эти настроения еще больше усилились, когда обнаружилось, что вместо "почетного мира" Англия получила сразу две войны - в Афганистане и Южной Африке. Войны тяжелые, дорогие и неудачные для английского оружия. Неутомимый Гладстон не преминул использовать это обстоятельство против Дизраели. О нападал на имперскую политику премьер-министра и прежде всего на его действия в Афганистане. Боль-
стр. 130
шую популярность приобрела фраза Гладстона: "Поймите, что в глазах всемогущего Господа жизнь в горных, занесенных снегом деревнях Афганистана так же священна, как ваша собственная".
В довершение всего после напряженной работы, связанной с конгрессом в Берлине, сильно сдало здоровье Дизраели. Все это сказывалось на работе кабинета. Перед лицом возникших затруднений министры растерялись, утратили инициативу и динамизм в работе.
8 марта 1880 г. было объявлено о решении правительства распустить парламент и провести новые выборы. На следующий день Дизраели опубликовал свою избирательную платформу. Это был бледный, неконструктивный и даже ошибочный в политическом отношении документ. Он в основном был направлен против национально- освободительного движения в Ирландии, что сразу нее превратило многочисленных иммигрантов из Ирландии, обосновавшихся в Англии, в смертельных врагов Дизраели. Его попытка сыграть на национальных противоречиях, натравив англосаксов на ирландцев, обернулась против него самого.
Гладстон, которому уже был 71 год, и его сторонники были неутомимы в своих атаках на Дизраели. Гладстон обвинял его в пренебрежении к законам, в неправильном использовании власти, в том, что он "ослабил империю ненужными войнами, обесчестил ее в глазах Европы тем, что украл у Турции остров Кипр", и т. д. и т. п. Эти атаки были весьма эффективны, тем более, что Дизраели не отвечал на них под тем предлогом, что пэры не могут произносить речи в ходе избирательной кампании. Дело было, пожалуй, в том, что престарелый тори был не совсем здоров, устал. Должный ответ либералам не смогла организовать и консервативная партия, которая оказалась неподготовленной к избирательной кампании, хотя время проведения ее выбирали лидер консерваторов и его коллеги.
Выборы принесли сокрушительное поражение консерваторам. Либералы получили в новой палате общин 363 места, а партия Дизраели - только 238. Внешне Дизраели невозмутимо перенес поражение, хотя понимал, что теперь для него все кончено. Уходящий премьер-министр имеет право рекомендовать королеве присвоить титулы ряду лиц по его выбору. В числе тех, на кого пал его выбор, был верный помощник и друг, умный, скромный, исполнительный Монти Кори. Королева поморщилась, но все же Кори стал бароном Роутоном.
Встал вопрос о преемнике Дизраели на посту премьер-министра. Виктория была очень огорчена тем, что ее любимец должен покинуть этот пост. Ее возмущало, что на его место может прийти Гладстон, которого она ненавидела так же, как его ненавидел Дизраели. Правда, Гладстон с 1875 г. не был лидером либералов, таковым являлся маркиз Гартингтон. Это попытались использовать Дизраели и Виктория. Дизраели советовал королеве поручить формирование правительства Гартингтону - "ведь он джентльмен и в душе консерватор". Но самой крупной фигурой у либералов был бесспорно Гладстон, и руководящая верхушка партии рекомендовала Виктории сделать премьер-министром именно его. Она не могла пойти против парламента и, скрепя сердце, пригласила Гладстона.
В душе королевы теплилась надежда, что Гладстон все же может отказаться из-за возраста. Но он сразу же согласился. Соперник Дизраели был интеллектуально и физически сильным человеком. Он работал еще 14 лет и стал премьер-министром в последний, четвертый раз в 1892 г., все еще при королеве Виктории, когда ему было 82 года.
21 апреля 1880 г. Дизраели провел последнее заседание своего кабинета. В мае он в письме лорду Литтону дал интересный и достаточно точный анализ происшедшего. "Что бы ни говорили философы, - писал Дизраели, - но существуют такие вещи, как везение и удача... Благодаря им на мою долю выпало править Англией в годы, когда страна пере-
стр. 131
живала упадок в торговле (или другие явления), которые, я убежден, нельзя было предвидеть... Бедственное положение страны является причиной, причем единственной, падения правительства, которое я возглавлял... Фермеры разорены, у меня самого нет уверенности в том, что может наступить оживление в торговле... Бедствие настолько глубоко, что его не может устранить хороший урожай, даже если бы нам удалось его получить".
Что касается ситуации в партии, Дизраели подчеркивал: "Положение требует молодых сил и энергии. Когда они будут найдены, - а они будут найдены, - я удалюсь с поклоном". Он был убежден в том, что именно консервативная партия явится источником этих новых сил. "Партия тори - она существует уже более полутора столетий как организованная политическая сила, пережившая потерю американских колоний, время Наполеона Первого, билль о реформе лорда Трея. И от нее нельзя избавиться, как от нагара на свече". Этот анализ Дизраели оправдала история.
25 апреля Дизраели покинул дом N 10 на Даунинг-стрит. В этом трехэтажном особняке находится официальная резиденция английских премьер-министров. На первом этаже расположена комната, где происходят заседания правительства, на третьем - квартира главы правительства. Он въезжает в казенную квартиру в момент вступления в должность и освобождает ее, как только уходит с этого поста. Массивная дверь с цифрой "10" захлопнулась за экс-премьером навсегда.
Дизраели отправился к себе в Хьюэндин. Он много лет мечтал пожить там весной и летом: по его мнению, это было лучшее время года для жизни на природе. И теперь, наконец, такая возможность представилась. Он не строил иллюзий на будущее. Правительство Гладстона прочно утвердилось минимум на шесть лет; у него было устойчивое большинство в парламенте, и новые выборы были делом далекого будущего. А Дизраели шел уже 76-й год, да и здоровье было плохое. Но характер отставного премьер-министра остался по-прежнему активным и динамичным. И даже теперь, на закате жизни, он собирался не только наслаждаться природой, но и принимать посильное участие в политической и общественной жизни, а также писать новые книги.
Через два дня после того как Дизраели покинул Даунинг-стрит, королева дала ему прощальную аудиенцию. Она подарила ему свою бронзовую статуэтку и пожала руку, когда он по придворному ритуалу "целовал руки" монархини. Это было со стороны Виктории выражением большой симпатии и признательности бывшему первому министру. Впоследствии он трижды гостил у королевы как частное лицо. Дружба между ними продолжалась, они часто писали друг другу письма. Виктория спрашивала совета по трудным вопросам, Дизраели давал советы, причем делал это ответственно, взвешенно, сдержанно.
Дизраели оставался лидером консерваторов. Это означало, что ему время от времени нужно было наведываться в Лондон. Дома своего у него там не было со времени кончины жены. Альфред Ротшильд представил Дизраели обширные покои в своем доме, где он мог чувствовать себя свободно и уютно. Дизраели размышлял о пройденном жизненном пути, о политической катастрофе, постигшей его на последних парламентских выборах.
В Хьюэндин, хотя и не очень часто, приезжали друзья и коллеги. Разговоры с ними касались политики и литературы. Один из них, лорд Рональд Говер, вспоминал, что Дизраели неоднократно возвращался к результатам парламентских выборов 1880 года. "Я самый несчастный из всех смертных, - говорил он. - Шесть плохих урожаев один за другим, каждый последующий хуже предыдущего, явились причиной моего свержения. Как Наполеона, меня сломила стихия... Но со всем этим уже покончено". В этих словах - свидетельство того, какими мерками изме-
стр. 132
рял Дизраели собственную роль и место в истории. Имя Наполеона упомянуто совсем не случайно.
До конца дней своих Дизраели не утратил глубокой ненависти к своему политическому противнику Гладстону. Однажды на одном из приемов дочь Гладстона, показывая на какого-то дипломата, спросила Дизраели: "Кто это такой?" В ответ она услышала: "Это самый опасный политик в Европе, если не считать меня, как сказал бы Ваш отец, или, как я бы предпочел заметить, если не считать Вашего отца". Но в частной переписке Дизраели позволял себе выходить далеко за рамки светской вежливости. "Я думаю, что этот отъявленный негодяй, - писал он о Гладстоне, - настолько злобный человек, что он не задумается ввергнуть нас в большую войну с тем лишь, чтобы удовлетворить свое маниакальное тщеславие".
В марте 1881 г. Дизраели произнес в палате лордов свою последнюю важную речь. Поводом к ней было намерение правительства эвакуировать Кандагар, город на юге Афганистана. "Но, мои лорды, - заявил он, - ключом к Индии являются не Герат и не Кандагар. Ключ к Индии находится в Лондоне". В этих словах заключался большой смысл. Мощь Англии, ее ресурсы, ее парламентская система - все это были ключи к Индии.
Поселившись в Хьюэндине, Дизраели сразу принялся писать роман, известный под названием "Эндимион". Ни материальные, ни какие-либо другие факторы не заставляли его на этот раз взяться за перо. И дело было не только в том, что его натура не терпела бездеятельности. Дизраели был настоящим, хотя и своеобразным писателем: писать для него было естественной потребностью.
Дизраели получил за этот роман 10 тыс. фунтов. Это позволило ему снять в аренду хороший дом на Керзон-стрит, в фешенебельном районе Мэйфэр, куда он и переехал 10 января 1881 года. Покончив с "Эндимионом", Дизраели тут же засел за новый роман, известный под названием "Фальконет". Но закончить его было ему не суждено... Было написано всего страниц тридцать. Они свидетельствуют, что главная тема задуманного романа - сведение счетов с Гладстоном, который был представлен в крайне неприглядном свете, естественно, под вымышленным именем. Читатель по описанию легко мог догадаться, чей портрет на самом деле рисует автор.
В марте 1881 г. в Лондоне была очень плохая погода. Дули сырые, пронизывающие, холодные ветры. Измученный частыми приступами подагры и астмы, Дизраели старался усилием воли справиться со своими физическими недугами. Он принимал гостей в своем доме, посещал заседания палаты лордов, ездил на званые обеды и приемы. И простудился. 23 марта Дизраели слег. Простуда резко обострила застарелую астму, дыхание было затруднено. Королева очень встревожилась, посылала ему букетики подснежников - "ваших любимых весенних цветов". Были организованы консилиумы самых видных докторов. Вся эта медицинская суета и озабоченность врачей и друзей были ясны для Дизраели. Он понимал, что конец приближается, и говорил: "Я предпочел бы еще пожить, но я не боюсь смерти".
19 апреля 1881 г. Дизраели не стало. Он был, согласно его воле, похоронен на маленьком кладбище в Хьюэндине. В наши дни многочисленные, особенно по субботам и воскресеньям, посетители дома - музея Дизраели в Хьюэндине могут пройти сотню метров от дома до небольшой аккуратной приходской церкви и у ее восточной задней степы увидеть могилу Дизраели. Он захоронен здесь вместе с женой и своим другом - миссис Бриджес Уильямс. Могила, как и все кладбище, содержатся в идеальном порядке. Общая обширная могила обнесена невысокой скромной, но изящной металлической литой оградой, выкрашенной в тем-
стр. 133
но-голубой цвет. Надпись на стене напоминает о тех, кто здесь похоронен.
Подснежник был любимым цветком Дизраели. Вскоре в память Дизраели была создана "Лига подснежника". 19 апреля, в день его смерти, в Англии отмечается "День подснежника". Русский купец П. И. Щукин, посетивший Лондон весной 1886 г., впоследствии вспоминал: "19 апреля, в памятный день смерти лорда Биконсфильда, множество мужчин и дам имели на груди и шляпах желтый цветок - примулу; даже лошади и собаки были украшены любимым цветком покойного лорда. В магазинах дамского платья были выставлены ленты и материи желтого цвета primrose, у ювелиров - эмалевые цветы primrose. В Вестминстерском аббатстве статую Биконсфильда убрали цветами primrose. Как во Франции violette de Parme - политический цветок бонапартистов, так в Англии primrose - политический цветок консерваторов".
В начале марта 1881 г. Дизраели уже почти никого не принимал. Но для одного человека он сделал исключение. Это был видный английский социалист, создатель ряда социалистических организаций Генри Гайндман. Дизраели принял его у себя дома. Вышел к нему, будучи очень слаб, нездоров. Но острота интеллекта не покидала Дизраели до конца жизни. Гайндман очень долго рассуждал о необходимости перестройки Англии на принципах социализма, как он их понимал. Хозяин внимательно слушал. Время от времени Гайндман останавливался и спрашивал: "Вы согласны со мной, Вы тоже так считаете?" Дизраели отвечал: "Я ничего не считаю, г-н Гайндман. Я слушаю Вас". Когда беседа подошла к концу, Дизраели высказал свое, очевидно, глубоко продуманное суждение о будущем Англии: "Почему социалистическое движение не одержит победу? Об этом Вы спрашиваете? Потому что частная собственность разрушит Ваши планы. Я не хочу расхолаживать Вас, но Вы должны учитывать, что наша страна - особая, ее очень трудно повернуть, сдвинуть с места". Бенджамин Дизраели за время своей невероятной политической карьеры многое сделал для того, чтобы такой Англия оставалась на долгие, долгие десятилетия.
Опубликовано 13 ноября 2015 года
Главное изображение:
