ВАСИЛИЙ ОСИПОВИЧ КЛЮЧЕВСКИЙ

Проф. Н. Л. Рубинштейн

Научная историографическая оценка Ключевского до сих пор не дана. То, что написано о нем, остается внутренно противоречивым. С одной стороны, как-то неизменно возвращаются к словам самого Ключевского: "Я передаю вам то, что получил от Соловьева; я ученик Соловьева; вот все, чем я могу гордиться как ученый".

А с другой стороны, говорят о школе Ключевского, говорят чаще и, может быть, даже с большим основанием чем о школе Соловьева.

Что же связывает Ключевского с предшествующим этапом в развитии русской исторической науки? В чем его влияние на последующее поколение историков? Чтобы ответить на этот вопрос, надо установить, что нового внес Ключевский в историческую науку.

Научная деятельность Ключевского началась в 60-х годах XIX века и продолжалась до самой его смерти (1911 год), застигшей его за работой над "Курсом русской истории". Начало деятельности Ключевского совпадает, таким образом, со вступлением России на путь капитализма, и вся она связала с периодом капиталистического развития России.

Здесь надо искать корни того исторического предубеждения, согласно которому историческая концепция Ключевского представляется высшей ступенью развития буржуазной исторической мысли, воплощением ее лучших творческих сил, тогда как Соловьев оказывается лишь ее "зачинателем". Но такое понимание стоит в прямом противоречии с марксистско-ленинской характеристикой общего пути развития буржуазной научной мысли.

Ленин указывал, что учение Маркса есть "...законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма"1 .

Период создания этих крупных научных систем совпадает с периодом восходящего движения буржуазии. Но уже в середине XIX века период расцвета буржуазной общественной и научной мысли сменяется на Западе периодом ее кризиса. Высшим развитием научной мысли XIX века явилось учение Маркса и Энгельса, начавшее складываться в 40-х годах вместе с выступлением пролетариата на политическую арену. "Введение" в "Немецкую идеологию" (1846 год) заключало первое законченное изложение марксистского учения об обществе в законах его развития.

В то же время буржуазная научная мысль переходила от системы классического идеализма к философии позитивизма, начало которой было положено на исходе 30-х годов XIX века учением Конта. Своим отказом от творческого, философского обобщения научного знания позитивизм отражал кризис буржуазной мысли.

Однако развитие точных наук, в особенности естествознания, и влияние мате-

1 Ленин. Т. XVI, стр. 349.

стр. 32
риалистической философии определили на первых порах известную реалистическую тенденции буржуазной научной мыши. В буржуазной исторической науке это сказалось в раскрытии отдельных, новых сторон общественной жизни. Развитие естествознания отразилось в исторической науке прежде всего в попытках установить прямую связь между явлениями природы и развитием общества. Эти попытки вылились в теорию географического фактора, у Бокля, в биологизацию общественных процессов - у вульгарных материалистов середины XIX вежа, в уподобление общества физическому организму - в социологии Спенсера.

Развитие психологии и превращение ее в конкретную, экспериментальную науку получило отражение в обществознании в возникшей специальной отрасли "психологии народов" ("Volkerpsychologie") и породило особое, "психологическое" направление в социологии (Тард и др.). Наконец, выражением) того же процесса явилось выделение в самой общественной жизни ее материальных сторон, обращение к экономической истории в форме буржуазного экономизма. Это течение, возникшее параллельно с экономическим материализмом, как известное отражение марксистского учения в буржуазной науке, нашло свое выражение в трудах по истории народного хозяйства Рошера, Шмоллера, Г. Сея и других буржуазных ученых второй половины XIX века.

Порочное в своей принципиальной основе, эта направление завершилось глубоким идейным кризисом. Провозглашение опытного знания принципом и пределом философского познания, отрыв науки от общефилософской системы знания привели к прямому отрицанию объективной реальности знания вообще.

С другой стороны, на этой же почве идейного кризиса, буржуазной мысли происходила реставрация идеализма в форме религиозно-мистических теорий в духе интуитивизма Бергсона, от которых шел уже прямой путь к возрождению средневековой мистики.

В России крепостничество "пало" лишь в 1861 году. Однако период классических буржуазных философских систем был уже пройденным этапом и для русской науки. В русской историографии последовательное развитие гегелевской философии - этого высшего достижения буржуазной философской мысли - было завершено историческими трудами Соловьева. Это кажущееся противоречие между общественным развитием и развитием исторической науки объясняется тем, что русское общество еще до реформ 60-х годов пережило процесс буржуазного развития в условиях господства феодальной системы.

Русская научная мысль 60-х годов отражала уже второй этап в общеевропейском развитии научной мысли. В 60-х годах в России налицо было, с одной стороны, утверждение материалистического мировоззрения в работах великих русских просветителей: Чернышевского и Добролюбова, - которое нашло свое отражение в научной деятельности историка Щапова. С другой стороны, направление развития русской буржуазной мысли, которая уже в работах Чичерина 60-х годов приходила к фактической ликвидации гегельянства, определялось позитивизмом. При этом в самом соотношении этих двух направлений получила отражение запоздалость развития капитализма в России: материалистическая мысль была слаба, она не могла еще, "...в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса"1 ; тон задавало позитивистское направление в буржуазной науке. Отсюда биологизм (в духе Шенсера) и психологизм (в духе Тарда), свойственные мелкобуржуазной, народнической социологии. Проблемы психологии народов и народного быта получили различное преломление у Костомарова, у Бестужева-Рюмина, и у Забелина. Наконец, в 60-х годах в переводной литература выдвигаются проблемы экономической истории (в 1862 году вышел уже русский перевод работы Рошера "История народного хозяйства"), которые получают отражение и в русской историографии. Буржуазный экономизм представлен в литературе 60-х годов трудами Корсака, Аристова, Никитского. Он получил отражение и в мелкобуржуазной литературе.

Эти пути позитивизма в науке определили и то направление, в котором развивалась научная мысль Ключевского в период 60 - 80-х годов.

Но вопрос историографической характеристики Ключевского этим не исчерпывается. Его научное развитие не остановилось на этом этапе. 90-е годы были в истории России переходом к новому периоду, к периоду империализма. Это означало наступление нового этапа и в развитии буржуазной мысли, этапа ее полнейшего кризиса и внутреннего распада перед лицом развития марксистского, материалистического направления в науке.

Полная характеристика Ключевского и определение его места и роли в русской историографии невозможны без анализа этой последовательной эволюции русской буржуазной научной мысли.

1 Ленин. Т. XIII, стр. 295.

стр. 33
* * *

Василий Осипович Ключевский (1841 - 1911) родился в селе Воскресенском (под Пензой) в семье бедного провинциального священника. Этим определилась та среда, в которой иронии первые 20 лет его жизни дома и в школе - в пензенской духовной семинарии.

Новые общественные настроения конца 50-х годов захватили Ключевского и наряду с научными интересами потянули его из затхлой семинарской атмосферы в Московский университет.

С 1860 года, с поступлением в Московский университет, который он окончил в 1865 году, начался новый период в жизни Ключевского - период учения, конец которого можно отнести к 1880 году, когда в своей докторской диссертации "Боярская дума древней Руси" Ключевский выступил как уже сложившийся ученый.

В этот двадцатилетний период для Ключевского решающим явилось влияние Соловьева и Чичерина. Ключевский в дальнейшем неоднократно подчеркивал исключительное влияние на формирование его научного миросозерцания лекций Соловьева. Его интерес к Чичерину возрастал на всем протяжении 60-х годов; по окончании университета он ходил на лекции Чичерина и внимательно изучал его сочинения.

Уже в эти годы интересы Ключевского как историка сосредоточились на Московской Руси. Его первое сочинение - "Сказания иностранцев о Московском государстве" (1866) - было первой его работой по этому периоду.

Его магистерская диссертация на тему "Древнерусские жития святых как исторический источник", которую он защищал в 1872 году, была образцом исследовательской источниковедческой работы.

Значительная часть его научных работ за 1867 - 1878 годы тематически связана с его кандидатской работой, с вопросами церковной истории: 1867 год - "Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае"; 1869 год - "Новые исследования по истории древнерусских монастырей" (рецензия); 1870 год - "Церковь по отношению " умственному развитию древней Руси" (рецензия на книгу Щапова); 1871 год - "Древнерусские жития святых"; 1872 год - "Псковские споры"; 1873 - 1877 годы - ряд рецензий на сочинения по вопросам) церковной истории; 1878 год - "Сказание о чудесах Владимирской иконы божьей матери".

Эта тематика была непосредственно связана и с начавшейся в эти годы (1871) преподавательской деятельностью Ключевского в Московской духовной академий, продолжавшейся до 1906 года.

Но самая тематика взята Ключевским в ином, новом разрезе: история церкви его интересует не сама сто себе, а как часть истории русского общества; его интересует хозяйственная деятельность церкви, духовенство как сословие и его социальная функция. Этой своей стороной указанный первый цикл работ Ключевского непосредственно смыкается уже с его последующей исследовательской деятельностью; богатый бытовой, жанровый материал, почерпнутый автором из житийной литературы, вошел органической частью в ту яркую, образную характеристику Северовосточной, Московской Руси, которую он дал во втором томе своего "Курса".

Работа над "Курсом русской истории" начата была низ уже в этот период, в 70-е годы, в лекциях, читанных в духовной академии. В 1879 году Ключевский был избран доцентом Московского университета, где вскоре занял место умершего в том же году С. М. Соловьева. Новая, университетская среда, запросы студенческой аудитории конца 70-х и начала 80-х годов должны были значительно усилить социальные мотивы в научной работе Ключевского. Еще острее ставились эти вопросы за стенами университета, в обстановке обострившейся классовой борьбы и проводимой правительством реакционной политики "контрреформ".

В условиях усиливающейся классовой борьбы не было возможности замыкаться в сфере политической, государственной истории, в государственных указах искать решения всех вопросов истории общества. "Картины древнего русского управления освещены с одной только стороны - с той, которую можно назвать технической", - писал Ключевский в своем введении к "Боярской думе". И со своей стороны он ставит задачей изучение "социального состава общественных классов и интересов, которые за ними скрывались и через них действовали". "Опыт истории правительственного учреждения в связи с историей общества" стоит в подзаголовке исследования о "Боярской думе"1 . Так, рядом с пониманием политической истории, которое господствовало в прежней русской историографии, ограничивавшейся "шумихой государственных мероприятий", выступает социальная проблема, ставится вопрос истории классов.

Докторская диссертация Ключевского "Боярская дума древней Руси" явилась в известном смысле гранью между двумя этапами научно-исследовательской деятельности Ключевского. Ее новый этап относится к 80-м годам. Особенности его ясно

1 "Русская мысль" за 1880 год, стр. 40 и др.

стр. 34
выступают в самой тематике, научного творчества Ключевского в эти годы: 1880 - 1881 годы - "Боярская дума древней Руси"; 1884 год - "Русский рубль XVI-XVIII вв. в его отношении к нынешнему"; 1885 год - "Происхождение крепостного права в России"; 1885 год - "Подушная подать и отмена холопства в России"; 1887 год - "Евгений Онегин и его предки"; 1890 год - "Состав представительства на земских соборах древней Русл".

Период 80-х годов был временем высшего расцвета исследовательской деятельности Ключевского. Но в то же время здесь фактически заканчивается творческий путь Ключевского - ученого. За последние 20 лет своей жизни, которые совпали с периодом утверждения марксизма в России, Ключевский не дал ни одного специального монографического исследования. Работа над "Курсом русской истории" свелась в значительной мере к литературной обработав литографированных текстов 80-х годов.

"В жизни ученого и писателя главные биографические факты - книга, важнейшие события-мысли"1 - писал Ключевский. Биография Ключевского редко выходит за рамки этих событий и фактов. Его немногочисленные политические выступления мало добавляют к характеристике его социальных позиций как выразителя русской буржуазной идеологии. В 1894 году "Похвальное слово" Александру III, произнесенное Ключевским как председателем Московского общества истории и древностей, вызвало резкий протест передовой части студенчества. В 1905 году на петергофских совещаниях, обсуждавших булыгинский проект Государственной думы, его выступления против идеи "сословного царя", при всей их умеренности, были встречены весьма неблагожелательно правящей помещичьей группой, рассчитывавшей найти в Ключевском своего исторического адвоката. Неудачной баллотировкой в I государственную думу от Троицкого посада (по кадетскому списку) закончились выступлений Ключевского на политической арене.

* * *

Историческая концепция Ключевского отражает, как указано, идеологические влияния общественной и научной мысли шторой половины XIX века. От позитивизма идет прежде всего выделение географического фактора, значения географических условий в историческом развитии народа. Ключевский, как и Соловьев, ссылается при этом на Бокля как на образец. Но он идет дальше Соловьева в признании географического фактора: это не просто антитеза степи и гор, дерева и камня, как у Соловьева, а последовательное раскрытие природных условий в их воздействии на народную жизнь. Географический очерк остался составной частью "Краткого курса истории" Ключевского. В связи с природными условиями раскрывается Ключевским и психология Великоросса, художественно очерченная им в его "Курсе". В этом смысле Ключевский сближается со Щаповым. Однако географические условия остаются у него внешним фактором и в конечном итоге разрешаются в проблеме колонизации, которая возвращает Ключевского к исходной исторической схеме Кавелина - Соловьева - Чичерина.

На той же позитивистской основе оформился и "экономизм" Ключевского. Как отмечено, принцип "экономизма" выдвинут Ключевским именно в 70-е годы против исходных позиций государственной школы Соловьева - Чичерина. Вопросам экономической и социальной истории посвящены исследования Ключевского 80-х годов. Это экономическое направление исследований Ключевского продолжено его школой и определяет историографическое значение последней. Экономизм Ключевского не доведен, однако, до той принципиальной последовательности, которая характеризует материалистическую позицию Чернышевского и частично отражена Щаповым. Экономический материализм остается лишь элементом: в системе исторических знаний Ключевского, лишь одним из факторов исторического процесса в духе позитивистской методологии. Юридическая схема продолжает довлеть у Ключевского даже в период расцвета его экономических исследований и окончательно подчиняет себе экономический материал в его "Курсе русской истории".

Экономизм Ключевского переходит в изучение быта, материальных условий народной жизни и ее идеологических проявлений. Тома народного быта связывается здесь и с другой темой исторического изучения - с вопросами народной психологии. Но народ у Ключевского не становится основной действующей силой в истории: его быт и нравы рассматриваются как исторический материал. Содержанием исторического процесса, его стержнем остается государственное начало.

Развитие научной мысли Ключевского завершается в противопоставлении культурно-исторической и социологической точек зрения, сформулированном в методологическом "Введении" к "Курсу русской истории". Ключевский называл себя историком-социологом. Но понятие закономерности сохраняется Ключевским лишь в качестве социологических законов, "общих

1 "Очерки и речи", стр. 25. Петроград. 1918.

стр. 35
законов строения человеческих обществ, приложимых независимо от преходящих местных условий"1 .

Этой абстрактной социологической закономерности противостояла "тайна исторического процесса", которая раскрывалась "в тех многообразных и изменчивых счастливых или неудачных сочетаниях внешних и внутренних условий развития, какие складываются в известных странах для того или другого народа на более или менее продолжительное время"2 . В конкретной исторической действительности Ключевский искал не внутреннюю закономерность, осуществляющуюся в самом развитии исторической действительности, а действующие силы или общие начала, стоящие за этой действительностью. В конкретном историческом процессе он видел лишь логическое развитие этих начал.

Так, Боярская дума оказывалась логическим выражением боярского начала в русской истории до Петра I. Каждый отдельный период русской истории рассматривался им как выражение определенного единого начала, к которому сводилось все его содержание. Впоследствии, в "Курсе русской истории", Ключевский обозначал свои характеристики отдельных периодов термином "формула", из которой логически выводился все содержание периода.

Этот абстрактный социологизм был методологической основой юридической теории. Она органически связывала Ключевского с государственной школой Соловьева-Чичерина, причем у Соловьева он брал именно его абстрактно-социологическую схему, которая связывала его с Чичериным.

В "Курсе русской истории" Ключевский переходит уже прямо на позиции субъективного идеализма.

Во "Введении" к "Курсу" Ключевский по-своему воспроизводит учение Виндельбанда-Риккерта противопоставлением точных наук, "полагающих законы", историческим наукам, дописывающим индивидуальные явления". "Научный интерес истории того или другого народа, - пишет Ключевский, - определяется количеств ом своеобразных местных сочетаний и вскрываемых ими свойств тех или иных элементов общежития. В этом отношении история страны, которая представляла бы повторение явлений и процессов, уже имевших места в других с тратах, если только в истории возможен подобный случай, представляла бы для наблюдателя немного научного интереса"3 .

Ключевский принадлежал к особой категории историков-художников, среди которых мало найдется равных ему по мастерству. Художественность в работах Ключевского - не внешняя художественность стиля, а художественность мышления. Он ищет претворения логического единства в живом единстве конкретного образа. Художественное проникновение в прошлое характеризует и самый стиль Ключевского; живые следы прошедшего ищет он и в языковом наследии: "Язык запомнил много старины, свеянной временем с людской памяти"4 .

Непосредственный путь этого художественного познания состоит в воссоздании живых образов прошлого. Можно сказать, что Ключевский в известной мере мыслит образами. "...Представительные, типические лица, - пишет он, - помогут нам полнее изучить состав жизни, их воспитавшей. В таких лицах цельно собирались и выпукло проступали интересы и свойства их среды"5 . Целая галерея портретов, живых образов проходит через весь "Курс русской истории" Ключевского.

В этой художественности известная сила Ключевского-историка. В живом образе ему иногда удается восстановить единство явления, разрушенное его Схемой, почувствовать внутреннюю связь, объединяющую разорванные элементы в органическое целое.

Но в ней и слабость Ключевского, так как этот синтез не опирается на прочную, научную базу, не подвергается критической проверке. Ошибка художника ведет к извращению исторического знания: яркий образец этого - трактовка отричнины, которая у Ключевского целикам подчинена его условно-психологическому образу Ивана IV и потому лишена своего реального исторического содержания, правильно вскрытого Соловьевым; она превращается у него в плод больной психики Грозного.

В этой же художественной трактовке коренится и другая общеметодологическая порочность концепции Ключевского. Воссоздавая отдельный конкретный образ путем объединения разрозненных элементов - отдельной эпохи в одно единое целое, он углублял разорванность целого, его внутреннее расчленение. Здесь завершение того процесса, который правильно подметил А. Е. Пресняков: "...вся общая соловьевская схема распадается в переработке Ключевского на части, теряет сваю стройную законченность и внутреннюю связность"6 . Художественность мышления

1 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 1-я, стр. 8. М. 1937.

2 Там же, стр. 7.

3 Там же, стр. 15.

4 Там же, сир. 1(17.

5 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 3-я, стр. 344.

6 "Русский исторический журнал" N 3 за 1922 год, стр. 208.

стр. 36
Ключевского закрепляла итоги его социологического метода. Он достиг своего полного развития в его "Курсе русской истории".

* * *

Конец 70-х и 80-е годы - период полной научной зрелости Ключевского. Именно в этот период в его работах всего сильнее сказываются начало буржуазного экономизма и обращение к экономической и социальной тематике. Он делает попытку подойти к изучению народной жизни с ее материальной стороны, от ее экономического содержания; тематика всех его специальных исследований этого периода посвящена прежде всего истории хозяйственного быта. Исходя та этой материальной основы, из расчленения общества "по роду занятий, по свойству капитала", в действии "Общественных классов и интересов" ищет он объяснения явлениям политической жизни. В своей первой и наиболее крупной работе этого периода - "Боярской думе" - он делает попытку с этой точки зрения подойти и к общему пересмотру проблемы русского исторического процесса.

Отсюда и возврат к идее общей закономерности исторического развития, в силу которой он готов в "истории наших общественных классов усмотреть действие условий, похожих на те, какими создавались общественные классы в других странах Европы"1 .

К изучению исторических явлений, государственных институтов Ключевский вдет теперь не от закона, не от юридической нормы, а от материальных явивший исторической действительности; он изучает не столько законодательные нормы, сколько фактические отношения. Именно эта сторона работы Ключевского вызвала резкую полемику Сергеевича против "Боярской думы"2 .

Но фактические отношения превращаются Ключевским в норму поведения, получают значение юридической нормы; юридическое начало восстанавливается Ключевским только с другого конца. Противоречия общественных отношений рассматриваются им в конечном итоге в разрезе последовательного развития и расчленения правовых понятий и учреждений, в данном случае - в разрезе истории государственного института - Боярской думы. Ключевский близко подходит к признанию примата экономики над правом; он утверждал, что "в этом порядке явлений политические факты вытекают из экономических, как их последствия". Но он тут же спешит ограничить выдвинутое ям новое обоснование исторической закономерности признанием равной правомерности такого положения, когда "явления следуют одно за другим в обратном порядке", когда "политические факты (идут) впереди, давая направление хозяйственной жизни народа"3 . Он понимает под этим не обратное воздействие надстройки на базу в духе марксистского учения, а старую буржуазную теорию о примате государства как действующей силы в истории. Конкретно это сводится к старой антитезе, идущей в русской исторической литературе еще от Погодина, - к антитезе завоевания; и призвания, "боевого" и мирного пути развития народной жизни.

Это внутреннее противоречие резко отражено в "Боярской думе" Ключевского.

Целью своего исследования Ключевский объявил изучение социальной природы и деятельности Боярской думы. В этой связи история Думы становится выражением истории самого боярства, истории служилого класса, а экономической основой социального и политического строя объявляется "древнерусская боярская вотчина".

Изучая историю боярства и боярского землевладения, Ключевский вскрыл новые важные моменты в общей истории России, преимущественно XVI-XVII веков. Таковы изменения в самом боярстве в итоге опричнины и "смуты", выявленные анализом его состава на протяжении XVI и XVII веков. Таков, далее, вопрос об экономическом кризисе конца XVI века, впервые сформулированный именно Ключевским. Наконец, здесь же дан первый набросок той схемы истории "смуты", которая затем была развита в "Курсе" Ключевского и в то же время получила непосредственное отражение в "Очерках" Платонова.

Но вместе с тем у Ключевского боярским характером древнерусской вотчины, исчерпывалось в конечном счете ее социальное значение в русской истории; точно так же история служилого класса и его внутренних противоречий исчерпывала социальную базу политического строя допетровской Руси, заслоняя всю сложность нараставших экономических и социальных противоречий. В результате и Боярская дума, как орган этого правящего класса, постепенно превратились в самодовлеющее выражение всей ее политической истории. Из продукта исторического развития она превращалась сама в его основную движущую силу. Боярская дума становится ее "маковым колесам".

В итоге вопрос развития классовых про-

1 Ключевский В. О. "Боярская дума", стр. 7.

2 Сергеевич "Русские юридические древности". Т. II.

3 Ключевский В. О. "Боярская дума", стр. 7 - 10.

стр. 37
тиворечий был подменен вопросом развития самого политического института. Развитие феодального объединения, рост княжеской власти и расслоение внутри самого феодального служилого класса привели к противопоставлению Боярской думе "Ближней или Комнатной думы" в качестве личного совета при князе. Ключевский же видит в этом процессе лишь эволюцию административной организации в связи с усложнением ее функций: Боярской думе - земские дела, Ближней думе - дела частного, дворцового хозяйства; она представляется ему чем-то вроде современных парламентских комиссий.

Точно так же борьба опричнины с удельными притязаниями княжат представляется Ключевским ввиде дальнейшего развития того же размежевания функций, а сама опричнина с ее казнями оказывается лишь "высшей полицией по делам государственной измены"1 .

Факты превращаются в юридическую норму, и сквозь призму этой юридической нормы рассматриваются затем самые факты.

"Происхождение крепостного права в России" было другой узловой темой русской история, поставленной Ключевским в 80-е годы2 . Он начинает с попытки разрыва с теорией "закрепощения и раскрепощения сословий" государственной школы. Закрепощение крестьянина, указывает он, не было делом государственной власти, а поиски пресловутого, закона 1592 года напрасны. Он ищет экономическое объяснение закрепощения в крестьянском разорении XVI века, в необходимости ссуды, приводящей к ссудной записи, к крестьянской кабале. В этой постановке вопроса была своя цепная, положительная сторона. Она подвела исследователя к непосредственному изучению того, как складывались реальные отношения крестьянина и землевладельца-феодала в конкретной исторической действительности. Но она имела и отрицательную сторону. Экономическими формами зависимости, присущими капиталистическому обществу, автор подменял внеэкономическую систему принуждения феодального общества. Признание естественного процесса развития крепостной зависимости было лишь формальным в прикрывало внутренние противоречия схемы. В ее основе лежало прежде всего фактическое смешение крепостного строя, как социально-экономической системы отношений, с крепостной зависимостью, как системой правовых отношений. Поэтому Ключевский вслед за юридической школой считал крестьянство до XVI века свободной бродячей массой; для него крепостная зависимость возникла в XVI веже вместе с крепостным правом. Снова социальные отношения, отожествлялись с юридической нормой.

Эта, юридическая трактовка еще резче сказалась во второй статье Ключевского по крестьянскому вопросу - "Подушная подать и отмена холопства в России"3 .

Круг социальных вопросов до некоторой степени обобщается в "Истории сословий в России"4 .

* * *

Работы Ключевского 60 - 80-х годов XIX века являлись отражением в буржуазной историографии новых тенденций развития исторической ездки, попыткой пересмотреть ее внутреннее содержание с точки зрения новых, назревших проблем. Но этот пересмотр осуществлялся в рамках старой схемы государственной школы, оставляя нетронутыми ее основные положения. И когда от постановки отдельных вопросов Ключевский попытался подойти к сведению их в одно целое, должно было выступить с особенной отчетливостью противоречие нового материала и старой схемы. Самое обращение к такому синтезу определяет особое место Ключевского в развитии буржуазного экономизма в России: но оно же привело вместе с тем к отказу от самых принципов экономизма.

"Курс русской истории" явился по сути утвержением государственной теории в русской историографии, хотя и дополненной новым материалом. Не случайно этот поворот совершился именно в 90-е годы, когда отчетливо обозначились два направления, два пути в развитии исторической мысли. В то время как последовательное развитие новых начал осуществлялось на основе марксистко-ленинской теории, буржуазная мысль решительно повернула назад.

Если на первом этапе в ряде явлений народной жизни Ключевский выделял экономические явления и в них готов был признать в какой-то мере причину и определяющее начало в истории, то теперь он решительно возвращается к идеалистической схеме и подчиняет материальную жизнь общества действий "идей", как первопричине: "Идеи становятся историческими факторами, подобно тому как делается ими силы природы"5 . Умственный труд и нравственный подвиг всегда останутся лучшими строителями общества, самыми

1 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 2-я, стр. 191.

2 Ключевский В. О. "Опыты и исследования". Первый сборник статей.

3 Там же.

4 Ключевский В. О. "История сословий в России". Курс лекций, читанный в 1886 году. Было три издания.

5 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 1-я, стр. 25.

стр. 38
мощными двигателями человеческого развития"1 . Теперь в качестве основных исторических сил, "которые строят людское общежитие", выступают "человческая личность, людское общество и природа страны". Эта формула значительна менее конкретна чем определение Соловьева. Из нее выпала прежде всего идея живой ткани конкретного исторического процесса ("внешний ход событий", до терминологии Соловьева), а идея человеческой личности и людского общества выступает как чисто идеалистическое, абстрактное начало. "Элементы общежития" превращаются в общие "свойства и потребности нашей природы, физической и духовной"2 .

Вместе с тем простота народной жизни возвращается к исходному противоречию буржуазной историографии - к проблеме народности и государства. С одной стороны, Ключевский повторяет положение Чичерина, для которого народ становится исторической личностью лишь в государстве: "Наконец, народ становится государством, когда, чувство национального единства получает выражение в связях политических, в единстве верховной власти и закона"3 . А рядом с этим положением щучит другое, идущее уже от славянофилов, от романтизма: "Значение народа, как исторической личности, заключается в его историческом призвании... и в той идее, какую он стремится осуществить своею деятельностью"4 .

В схеме "Курса" процесс колонизации определяет основные изменения в русской истории, ее внутреннюю периодизацию на днепровский, верхневолжский, великорусский и всероссийский периоды. "Переселения, колонизация страны, были основным фактом нашей истории, с которым в близкой или отдаленной связи стояли все другие ее факты"5 .

Еще сильнее чем у Соловьева, выступает у Ключевского великодержавный, националистический момент. Территориально-колониальный процесс понимается как рост и политическое распространение единого великорусского народа. Процесс исторического развития заключается в росте государства, а последнее опирается на распространение великорусского народа и на национальную ассимиляцию - "поглощение встречных инородцев"6 .

На этой основе создалась и конечная периодизация русской истории в "Курсе" Ключевского. Ключевский пытается в своей периодизации соблюсти принцип всесторонней характеристики каждого этапа по территориальному, социально-экономическому и политическому или государственному, признаку. Но основным в этом определении остаются географический признак и государственный строй в качестве определяющего явления. Поэтому начало русской истории, как в свое время у Карамзина, связывается с призванием варягов и образованием государства. I период - это "Русь. Днепровская, городовая, торговая (VIII до XIII в.)"; II период (XIII - до середины XV века) - "Русь верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая"; III период (с половины XV до второго десятилетия XVII века) - "Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая"; IV период (с начала XVII до половины XIX века) - "всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского"7 .

В определениях данной Ключевским периодизации ярко выступает влияние юридической, государственной школы. Экономическая характеристика на практике юридическим признаком "владения", а социальная характеристика сводится к сословной, то есть также к государственно-правовой.

Периодизация Чичерина - Соловьева подверглась у Ключевского малозаметному, но характерному изменению. Изменению подвергся прежде всего II период старой схемы, разделенный на два самостоятельных периода, что явилось результатом последовательной социологизации исторической схемы Соловьева. Соловьев характеризовал II период, охватывавший XIII-XVI века, торжествам государственного начала в борьбе с родовым. В социологической схеме Ключевского каждый период определяется только одним началом.

Другое изменение коснулось последнего, IV периода. Формально он совпадает с III периодом схемы Соловьева и начинается XVII веком, но в его характеристике отчетливо преобладает государственное начало, а его определение как всероссийского императорско-дворянского связано с петровским периодом и едва ли может быть распространено на XVII век. Разрешения этого противоречия Ключевский ищет в оговорке, что "это не просто исторический период, а целая цель эпох"8 . Это выделение петровской эпохи как грани исторического периода принадлежит исторической схеме Чичерина; в направлении последней перерабатывается Ключевским схема Соловьева.

От социологической схемы Чичерина

1 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 1-я, стр. 30.

2 Там же, стр. 9.

3 Там же, стр. 11.

4 Там же, стр. 32.

5 Там же, стр. 21.

6 Там же.

7 Там же, стр. 22 - 23.

8 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 3-я. Гл. XI, стр. 3.

стр. 39
идет Ключевский и в понимании, периодов и их взаимной связи. Соловьев искал прежде всего "связи эпох", он требовал "не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды". Ключевский как бы намеренно подчеркивает, усиливает противопоставление периодов, разрыв процесса на обособленные, замкнутые разделы. Как отмечалось выше, его художественная интерпретация придает этому разрыву драматическую форму. За этой внешней формой стоит, как и у Чичерина, невозможность объяснить изменения действием внутренних причин. Отсюда, смена периодов превращается в своеобразную "перестановку исторической сцены"1 . Новая сцена, новые действующие лица - таковы обычные элементы вступления в новый период. В начале I периода - призвание варягов; переход ко II периоду определен переселением с Днепра на Волгу; между II и III периодами - татарское иго; между III и IV периодами - "Смутная эпоха" в качестве переходного времени.

Наиболее резким изменениям подверглась характеристика I периода. Примкнув к летописной традиции в вопросе расселения славян и варяжского происхождения Руси, присоединившись к теории Соловьева о примитивном общественном строе славян в начале истории Киевской Руси, Ключевский, однако, подобно Карамзину, совершает неожиданный скачок к развитию городовой, торговой Руси. В основе здесь можно полагать учение Соловьева о старых городах с народно-вечевым строем, но на эти города соловьевской схемы Ключевский вслед за этим переносит представление о городском строе буржуазного общества с развитым торгом и промыслами и создает своеобразный "военно-промышленный класс" в этих городах. Вслед за этим варяжская дружина превращается в наемную охрану торговых караванов, погостная организация - в систему внутренних торговых связей, договоры с греками - в торговые трактаты, "Русская Правда" - в кодекс торгового капитала. Эту характеристику городской торговой Руси заимствовал позже у Ключевского М. Н. Покровский.

За этими городовыми, торговыми отношениями исчезает и княжеско-боярское землевладение, исчезает вся система поземельно-вотчинных феодальных отношений. Торговля изучается не в реальной связи исторических фактов, а как внеисторическое явление. Непомерно выросший в этой связи древнерусский город превращается тем самым в центр политической жизни, в непосредственного творца политической организации - городовой волости.

В этой измененной интерпретации соловьевско-чичеринская концепция родовых междукняжеских отношений остается висеть в воздухе. Чтобы связать их с системой городовых волостей, Ключевский и создает свою юридическую теорию лествичного восхождений.

При переходе после стремительного подъема и высокого культурного расцвета. Киевской Руси к следующему периоду Ключевский столкнулся с теми же трудностями, что и Карамзин. В то время как Соловьев прослеживает в нем процесс дальнейшего поступательного движения, Ключевский видит в нем, по сути дела, период упадка. Согласно его концепции, наступал какой-то провал, после которого история должна была начинаться заново. "Историческая сцена, - пишет он, - меняется как-то вдруг, неожиданно, без достаточной подготовки зрителя к такой перемене. Под первым впечатлением этой перемены мы не можем дать себе ясного отчета ни в том, куда девалась старая Киевская Русь, ни в том, откуда выросла Русь новая, верхне-волжская"2 .

В построении своего второго периода Ключевский вслед за Кавелиным выдвигает начало колонизации и образование великорусского народа, а вслед за Соловьевым и Чичериным - новую форму хозяйства и быта, земледельческий строй и вотчинное начало как основную характеристику нового периода.

Противопоставление двух периодов в плане территориального перемещения, перенесения столицы из Киева во Владимир имело уже свою долгую историю; от него формально исходила и соловьевская схема.

С другой стороны, и вотчинное начало в схеме Ключевского ближе к Чичерину чем к Соловьеву. В вотчинном начале Ключевский видит только одну сторону: оседание князя и создание его вотчинного земледельческого хозяйства: "Под влиянием колонизации страны первый князь удела привыкал видеть в своем владении не готовое общество, достаточно устроенное, а пустыню, которую он заселял и устроял в общество"3 .

На, этом Ключевский строил противопоставление удельно-вотчинной системы западноевропейскому феодализму, в котором вотчинное начало сочетается с иерархией

1 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 1-я, стр. 279.

2 Там же.

3 Там же, стр. 363.

стр. 40
землевладения и власти, с системой вассалитета, наличие которого для удельной Руси1 Ключевский отрицает.

Это создавало новое расхождение с концепцией Соловьева, который в системе вотчинного строя видел основу роста общественных связей и постепенного усиления княжеской власти, источник государственного развития и политического объединения Московской Руси. Поэтому когда Ключевский вслед за этим заимствует у Соловьева его схему возвышения Москвы, то эта схема фактически повисает в воздухе. Рост Москвы происходит у Ключевского в условиях общего политического распада. Ее первоначальное возвышение получает какой-то искусственный, неожиданный характер. Процесс объединения земель превращается действительна в "собирание удельной Руси", ее территории, Москвой и московскими князьями. Отсюда и необходимость для Ключевского, вслед за Карамзиным, снова прибегнуть к вмешательству внешней силы - татарского ига. Ключевский повторяет мысль Карамзина, что без объединяющей власти золото-ордынского хана, которая давала, "призрак единства", русские князья "разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собою удельные лоскутья".

Таким образом, национальные объединения вокруг Москвы наступает сразу с середины XV века, с начала нового периода, при Иване III. И вместе с тем, как во всей периодизации у Ключевского, наступление нового периода, сразу вводит в действие новое начало и устраняет всякие реальные противоречия. Отсюда и определение нового периода, как царско-боярского, снимавшее основной политический конфликт между царем и боярством из-за укрепления самодержавной власти царя.

Поэтому политический смысл опричнины, как борьбы за торжество абсолютистского порядка, правильно оцененный уже Соловьевым, мысль которого была дальше развита Платоновым, для Ключевского пропадает. Основной причиной возникновения опричнины, как мы уже видели, Ключевский считал личные качества. Ивана IV.

Опричнина изображалась учреждением бесцельным, лишенным всякого политического смысла, "пародией удела". В силу этих же условий лишалось реальной связи с внутренней эволюцией общественной жизни и другое крупное явление политической жизни XVI века - земские соборы. Не видя ни реальных противоречий между царем и боярстом, ни внутренней эволюции социальных отношений, Ключевский в Земском соборе видел лишь расширение состава Боярской думы, а не противопоставленный ей орган. "Земский собор XVI в. был не народным представительством, а расширением центрального правительства"2 , то есть продуктом административной деятельности: царя и боярства. В этой характеристике, развернутой еще в специальной статье 1890 года3 , Ключевский непосредственно шел за Чичериным.

Наконец, и в важнейшем вопросе социальной истории XVI века, в вопросе о крепостном праве, Ключевский отчасти поворачивает назад, к государственной теории "закрепощения и раскрепощения сословий". Не снимая своей теории экономического характера закрепощения, связанной со ссудой, Ключевский начинает обращать внимание и на поставленный государственной школой вопрос государственного обеспечения отбывания повинностей служилым человеком. Отсюда устанавливаемая Ключевским связь закрепощения крестьян с развитием поместной системы: поместная система "подготовила радикальную, даже роковую перемену в судьбе этого класса". Поэтому автор думает, что "в заокских помещичьих усадах раньше, чем где-либо встретились условия, завязавшие первый узел крепостной неволи крестьян..."4 .

"С предшествующим", то есть с XVI веком, связана своими признаками и "смутная эпоха". Поэтому совершенно последовательно автор и ее источником считает династический второе. Дворцовая борьба становится началом "смуты", которая отсюда, из дворца, начинает последовательно спускаться вниз, вовлекая все новые слои населения в "смуту"5 . Дворцовая, династическая "смута" заслонила от Ключевского оба основных вопроса этого сложного периода: польско-шведскую интервенцию и крестьянскую войну.

Как указывает самая характеристика этого периода, его содержание определяется для Ключевского подготовкой эпохи-Петра и его реформы, развитием административной деятельности правительства и развитием идей в обществе. Однако и здесь уже назревает противоречие во взглядах Ключевского. У него сильна сим-

1 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 1-я, лекция XX.

2 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 2-я, стр. 415.

3 "Состав представительства на Земском соборе". См. "Опыты и исследования". Первый сборник статей.

4 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 2-я, стр. 259.

5 Любопытно отметить в порядке сопоставления аналогичную схему происхождения французской революции 1789 года у И. Тэна, изображающего, как революционные идеи постепенно спускаются с верхних этажей общественного здания в низшие.

стр. 41
патия к Московской Руси, ярко отразившаяся в идеализированном образе Алексея Михайловича, в образах Ртищева, Ордина-Нащокина.

Эта раздвоенность в отношении к Московской и петровской Руси постепенно нарастает у Ключевского. Ключевский высоко ценит Петра I как историческую личность и как реформатора. Но в самой реформе, по Ключевскому, все резче выступает элемент стихийности, бесплановости. Именно у Ключевского война из составной части реформы превращается в основную движущую силу, в главную дружину реформ. И даже в характеристике, личности Петра как бы сталкиваются два начала, и мелкое, личное постепенно заслоняет характеристику Петра I как исторической личности.

Эта двойственность со всей остротой сказалась уже в подходе к результатам реформ в дальнейшей истории России. Для представителя буржуазной историографии основное значение петровских реформ состояло в сближении России с Западной Европой, в европеизации России - культурной, бытовой, политической. Но как раз ценность этой европеизации берется Ключевским под сомнение. Она в его освещении представляется только внешний, и ее непосредственным следствием оказывается культурный, нравственный разрыв между верхушкой русского общества, его интеллигенцией, и народом. Эту мысль Ключевский особенно резко сформировал в статье "Евгений Онегин и его предки".1 Эта внутренняя раздвоенность новой России как бы противостоит единству и гармоничности Московской Руси в изображении Ключевского.

Перед этими противоречиями и остановилось, в сущности, исследование Ключевского.

В работе Ключевского послепетровский период XVIII века отражен лишь отдельными художественными образами, иногда тонкими, проникновенными характеристиками, среди которых, одна из лучших - характеристика Екатерины II и ее деятельности.

В "Курсе" Ключевского русская история превратилась в историю государства и в историю шеи. Народа как действующей социальной силы в его истории снова не оказалось. Из всех народных движений в его "Курсе" осталось лишь крестьянское движение "смутного времени", но в его изображении "настоящий парен этого люда был вор тушинский, олицетворение всякого непорядка и беззакония в глазах благонамеренных граждан"2 . Городские движения, крестьянские восстания под руководством Разина и Пугачева вовсе отсутствуют в "Курсе". Декабристы же оказались только "одним дворянским поколением", их движение - только "последним военно-дворянским движением". Нет места у Ключевского и для истории отдельных народов России. Вся история России подчинена у него великодержавной, националистической идее великорусского народа. Даже главы об Украине в 3-й части его "Курса" входят лишь как тема "воссоединения Руси", а не как вопрос истории украинского народа.

Как бы то ни было, историографическое значение Ключевского определяется прежде всего тем, что через него новые течения исторической мысли вошли в буржуазную историческую концепцию, получили в ней известное место. По-своему его "Курс" явился итогом состояния исторических знаний в последние десятилетия XIX века. Но научно-познавательное значение имели прежде "сего специальные монографии Ключевского, продукт лучшего периода его творческой научной деятельности, обращенные более непосредственно к изучению народной жизни, к вопросам экономической истории. Не случайно экономическое направление заняло видное место в дальнейшем в школе Ключевского. Индивидуальное значение Ключевского определилось и личными свойствами его таланта, творческим характером его научной мысли, выразившимся в яркости передачи идей и фактов, в особой запечатлеваемости образов, в которые облекалась у него трактовка прошлого. Оно сказалось в там художественном чутье к народной жизни, которое прорывается в его "Курсе" сквозь социологическую схему. Школа Ключевского оказалась в центре буржуазной исторической мысли конца XIX и начала XX века. Из школы Ключевского вышли многие, наиболее видные буржуазные теоретики.

Но вместе с тем или именно в силу этого банкротство буржуазной исторической мысли, бесплодность ее конечных итогов выступили у Ключевского с особенной остротой. Вскрывшиеся внутренние противоречия придали общей концепции сугубо формальный и внешний характер, подменили научное обобщение условной формулой. Своими теоретическими взглядами и своей схемой Ключевский лишь подводил итоги прошлого. Идущее отсюда влияние Ключевского на следующее поколение историков устанавливало не связь Ключевского с будущим, а связь его преемников с прошедшим.

1 Ключевский В. О. "Очерки и речи". Второй сборник статей; или "Курс русской истории". Ч. 5-я. Приложения. 1937.

2 Ключевский В. О. "Курс русской истории". Ч. 3-я, стр. 50.