1990-е годы принесли славянским литературам новые надежды и новые тревоги. После знаковых изменений на карте Европы рубежа 1980 - 1990-х годов в некоторых из них, особенно там, где нация обрела долгожданный суверенитет, явственно ощущалась растерянность, вызванная исчерпанностью основного предназначения - служения национальному делу. Об этом в начале 1990-х очень точно сказал чешский прозаик И. Кратохвил: "По прошествии долгого времени чешская литература (равно как болгарская, сербская, словенская, хорватская, словацкая и даже польская. - Н. С.) ... свободна и избавлена от всех общественных обязательств и народных чаяний ... с наслаждением презирает все идеологии, миссии, служение народу или кому-нибудь еще" [1. S. 83 - 84].

Естественно, литература начинает искать место в новой системе координат, новые способы взаимодействия с действительностью, желая быть полезной и востребованной как в условиях конкретных перемен, так и в контексте всей меняющейся европейской общественно-политической архитектоники, реализует свою внутреннюю потребность реагировать на универсальные формы и социальное устройство современной жизни. Часто при этом происходит перераспределение "жанровых сил", наблюдается тенденция к минимализации, поскольку темп жизни требует мобильности и быстроты реакции, как от автора, так и от читателя. Одним из способов "выживания" в новых условиях становится также обращение к так называемым миноритарным направлениям, которые прежде считались маргинальными: экологическому, тендерному, феминистскому и др., и выраженная тенденция общего "облегчения" и "тривиализации" литературных жанров в сторону детектива, триллера, фантастики. При этом перед литературой остро встает вопрос о необходимости обновления художественного языка.

В то же время в последнее десятилетие XX в. в результате социальной, экономической и культурной модернизации Центральной и Юго-Восточной Европы интенсифицируются процессы интеграции, как отмечает американский социолог Ф. Фукуяма, "экономические силы подталкивают к крушению национальных барьеров" (цит. по [2. С. 7]), происходит так называемая макдональдизация или вестернизация национальных культур и литератур, т.е. последовательное подчинение западным ценностям и западному образу жизни всех

Старикова Надежда Николаевна - канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 68

активных слоев населения планеты. Это усугубляется процедурой отчуждения ценностей традиционных, экспансией массовой культуры, мифологизацией мышления. С культурологической точки зрения, все это "тянет" на новую гуманитарную революцию, в результате которой многие традиционные национальные и этнические культуры претерпят ощутимые изменения и могут быть существенно деформированы. В условиях вынужденной адаптации национальных ценностей к новой геополитической, экономической, коммуникационной ситуации механизм национальной и культурной самоидентификации и осознания национальной идентичности естественно усложняется. Проблема обновления идентичности (национальной, этнической, культурной) - своеобразный "пароль" нашей эпохи, так как именно национальная идентичность способна затормозить силовое цивилизационное самоутверждение. В этой связи актуальным представляется вопрос о роли и месте отдельных литературных жанров, в том числе и так называемых малых, в формировании новой идентичности наций.

Идентичность как логическая категория означает отношение, члены которого тождественны друг другу. Эта проблема продолжает оставаться в центре внимания литературоведения XXI в.; во второй половине XX в. к ее феномену обращались французские постструктуралисты и американские деконструктивисты (Ж. Деррида, Ж. Делёз, Ж. Лиотар, Ю. Кристева, Д. Х. Миллер). Теоретик Франкфуртской школы, философ и культуролог Т. Адорно в "Эстетической теории" (1970) писал, что искусство есть форма распоряжающегося природой разума и произведение может состояться только тогда, когда язык, звуки, форма, цвет собираются в некое единство. Идентичность - это "чувство непрерывной самотождественности", когда человек понимает образ "Я" целостным и неразрывным в совокупности с культурными и социальными связями. Процесс адаптации личности не является постепенно-поступательным, он периодически резко нарушается, что вызывает кризис идентичности, стимулирующий, в свою очередь, следующий этап идентичности или социализации (например переход от семейных ценностей к общечеловеческим). Американские психологи Б. Слугоский и Дж. Гинзбург отмечают, что люди используют объяснительные дискурсы, чтобы "скоординировать проецируемые ими идентичности, т.е. проекты своего Я, внутри которых они должны выжить" [3. P. 70]. Другими словами, они пересмотрели модель эго-идентичности как способ лингвистического саморассказа о себе и других. Эго-рассказы обусловлены конкретной эпохой во всех ее проявлениях, а человек видит себя таким, каким его видят другие. В их трактовке идентичность - это генерированный Другой. К сходным выводам приходит Ж. Лакан, отталкиваясь от совершенно иных предпосылок. По мнению ученого, идентичность является сферой, где личность существует и действует в качестве целого, это характеристика отношения человека к самому себе, его "самопринадлежность". В другом контексте, который можно обозначить как социокультурный, идентичность подчеркивает принадлежность индивидуума коллективу.

Нынешнее представление о том, каким образом формировалось понятие идентичности в литературной практике рубежа XX-XXI вв., размыто. Это объяснимо, ибо, как справедливо заметил английский социолог Н. Стивенсон, "поиск составляющих коллективной и индивидуальной идентичности постоянно продолжается" [4. С. 12], т.е. речь идет об активно текущем, развивающемся процессе. Актуальность данной проблеме придает и тот факт, что мы живем в эпоху глобализации и сами невольно становимся участниками глубинных изменений культурных стереотипов. Глобализация придала современному миру не-

стр. 69

виданную динамику, став для наций и национальных государств (в том числе и молодых) своеобразным тестом на выживание. Являясь одной из доминирующих тенденций развития современной цивилизации, она оказывает исключительно сильное воздействие не только на социально-экономические и политические, но и на культурологические аспекты развития общества. Развитие средств коммуникации в условиях принципиально иной структуры информационных процессов также влияет и на смену ценностных ориентиров общества, что, в свою очередь, отражается на выборе духовных приоритетов. И при этом ни одна культура сейчас не существует изолированно от творческих поисков других и "...точная оценка любого национального опыта невозможна без учета опыта мирового" [5. С. 35]. Как отмечал в своем докладе на XIII Международном съезде славистов профессор Ф. Берник, "национальная культура, которая хочет в период глобализации сохраниться и сохранить собственную достоверность, не может поддаваться внешним соблазнам и в то же время не может изолироваться от них, отказаться от встречи лицом к лицу с вызовом времени" [6. S. 7].

Заявленная проблема достаточно сложна и в настоящий момент широко не представлена в современной отечественной критике. Едва ли не единственной пока попыткой комплексно взглянуть на нее стал сборник статей "Постмодернизм в славянских литературах", вышедший в Институте славяноведения в 2004 г. Но и в нем проявление национальной (славянской) идентичности в пост модернистском дискурсе намечено лишь пунктирно. Между тем, проблема обновления национальной идентичности - ключевая для современного мира, так как именно она способна оказать противодействие стандартизации. В этой связи актуальным представляется вопрос о роли и месте постмодернизма, "наиболее адекватного духу времени выражения и интеллектуального, и эмоционального восприятия эпохи" [7. С. 5], в формировании новой идентичности современных славянских литератур.

Возникновение постмодернизма связывают с кризисным состоянием современной цивилизации в целом и общественного сознания в частности и с общим изменением социокультурной ситуации, в которой под воздействием масс-медиа начали формироваться стереотипы массового сознания. Применительно к литературе, наиболее рациональным представляется рассматривать это явление как синтез или сумму приемов, необходимых для выработки универсального художественного языка путем сближения и сращивания, интерференции и конвергенции различных литературных направлений. При этом национальное своеобразие постмодернистской художественной продукции, несмотря на интеграционные аспекты поэтики, определяют в первую очередь национальный язык, национальная литературная традиция, национальный склад мышления, тип юмора и иронии, и лишь затем - всемирная культурная традиция и контекст (мировой, континентальный, европейский, региональный и т.д.).

Пересечением векторов постмодернизма и идентичности в европейской культуре последних десятилетий XX в. занимались Ж. Деррида и Ц. Тодоров По мысли первого, перекликающейся с борхесовской идеей капиллярности культуры, культура не замыкается в себе, так как не может быть монологичной: множественность источников связывает ее с другими культурами, обеспечивая необходимый для выживания диалог. Второй развивает идею "жанровых кодов", согласно которой современная культура занимает место между мифом и логосом, и они могут познавать друг друга только через полилог национальных культур. Именно эти исследования, а также постмодернистская трактовка

стр. 70

истории, восстанавливающая бережное отношение к национальному прошлому, разрушенному модернизмом, в последнее время активизируют интерес к проблеме идентичности. Еще У. Эко подчеркивал, что постмодернизм дает широкие возможности принять участие в языковой метаигре, причем неподготовленный читатель имеет право не обращать внимания на иронический подтекст, а воспринимать произведение прямолинейно, как пересказ сказки и фантазию Интертекстуальные отношения между новым произведением и традицией, диалог автора постмодернистского текста как с элитарным, так и с неподготовленным читателем дает возможность, используя формулировку немецкого литературоведа Х. Яусса, "удовлетворить любые горизонты ожидания" [8. С. 487].

Массовое "открытие" постмодернизма в славянских литературах совпало с так называемым третьим этапом (третьей фазой) его развития, когда после декларации иннационального в 1960-е и лозунгов культурного плюрализма в 1970-е годы, постмодернизм обратился к поиску аутентичности бытия. Во второй половине 1980-х годов ядром содержания постмодернистского искусства становится множественность национальных культур, единство прошлого и новизны, высокого и низкого. Художественное слово демонстрирует широчайшие возможности соединения с другими родами искусства и наукой, возникает термин "металитература", который призван подчеркнуть неограниченное число комбинаций. Это проявляется, прежде всего, в сочетании развлекательности фабульной литературы с приемами интеллектуального романа. Постмодернизм третьей фазы претендует на всеохватность, формируя "роман культуры" на национальной почве. Для данного типа характерно сведение воедино гуманистических ценностей с акцентированием национального своеобразия отдельных (славянских) литератур. И при этом постмодернистские трансформации необходимы не для того, чтобы противостоять, уничтожая Другого, а для гармонического баланса с ним, постепенного "вживания" его в себя. Быть может, в этой паритетности и есть ключ к обновлению идентичности.

Особый характер постмодернистских явлений в славянских литературах обусловлен также тем, что они, активно "подключаясь" к уже сложившемуся ранее постмодернистскому видению мира, пытались в его стилистике описать собственный опыт. В славянских странах одной из причин возникновения постмодернизма стала реакция литературы на стремление государства унифицировать традиционные художественные формы, подавить развитие новых, в том числе и постмодернистских литературных концепций. Авторы ставили целью выйти за рамки утилитарных и идеологически маркированных позиций. Последовавший крах социализма обнаружил в постсоциалистическом обществе едва ли не больше абсурда, чем на Западе, и тоже стал питательной средой для постмодернистского эксперимента. И литературы славян стали искать опору во многих ключевых позициях философии постмодернизма: в устремленности к синкретизму мышления, в ощущении тотального кризиса цивилизации, в представлениях об исчерпанности старых взглядов на историю, в обесценивании "вечных" ценностей, в том числе кажущихся незыблемыми канонов красоты.

Разрушив культурные границы, постмодернизм в славянских литературах, с одной стороны, способствовал высвобождению национального художественного сознания от комплексов и стереотипов, помогал преодолеть эстетический консерватизм, ослаблял путы ложно понятой зависимости литературы от национальных художественных авторитетов. С другой - помогал самоутверждению национального в литературе, поскольку в каждом конкретном случае характер осмысления и адаптации постмодернистских реалий зависел от специфики на-

стр. 71

ционального культурного пространства, историко-литературных традиций, художественного потенциала.

В новых условиях плюралистичность интерпретации и восприятия и интертекстуальность как выражение духовной интеграции, присущие постмодернистской поэтике, оказались востребованными. С одной стороны, с ее помощью славянские литературы "встраивались" в общемировой литературный процесс, ощущая себя равными среди равных (постмодернизм как "билет" на вступление в ЕС), с другой - была удовлетворена внутренняя потребность самой литературы реагировать на сходные типологические условия времени. Понятийный аппарат и художественный инструментарий постмодернизма во многом способствовали тому, как публицистически остро славянские литературы зафиксировали умонастроения переходного времени, расставание с недавними национально-культурными мифами и рождение мифов новых, отразили трансформацию чувства национального самоутверждения, часто представленного не апологией героических страниц отечественной истории, а разрушающим иллюзии критико-ироническим ее прочтением.

"Пик" постмодернистской активности приходится в большинстве славянских литератур на начало 1990-х годов. Это время появления новых форм романа, среди которых пастиш исторического приключенческого и фантастического романов, романы инициации, метафиктивные романы, романы-головоломки, романы-"учебники", романы-"перечни" и т.д. Практически в каждой из литератур заявляют о себе несколько авторов, постмодернистские произведения которых отличаются значительным художественным своеобразием и новаторством. В русской литературе это пелевинские "Омон Ра" (1992) и "Чапаев и пустота" (1996), в польской - роман А. Барта "Rein ne va plus" (1991), рассказы и роман А. Стасюка "Стены Хеврона" (1992) и "Белый ворон" (1994), в чешской - И. Кратохвила "Медвежий роман" (1990), "Песня среди ночи" (1992), "Авион" (1995), Д. Годровой "Под обоими видами" (1991) и Я. Топола "Сестра" (1994). В литературе Словакии обращают на себя внимание тексты Д. Митаны "Поиски потерянного автора" (1991) и В. Балла "Аутсайдерия" (1997). У хорватов историческую прозу в дилогии "Уроки жизни" (1985) и "Волосы Вероники" (1989) постмодернистски обновляет корифей Н. Фабио, в Словении классиком постмодернизма благодаря роману "Факелы и слезы" (1987) в одночасье становится двадцатичетырехлетний А. Блатник, в македонской прозе новые тенденции успешно развивает Д. Коцевский в романах "Путешествие в Аркашон" (1989). "Одиссей" (1991). Болгарская литература по-новому заявляет о себе элитарными произведениями Э. Дворяновой "Passion, или смерть Алисы" (1995), С. Игова "Елены-Олени" (1998) и Г. Господинова "Естественный роман" (1999). Романы "Рекреации" (1990), "Московиада" (1992), "Перверсия" (1995) Ю. Андруховича становятся визитной карточкой украинского постмодернизма.

Наряду с прозой "примеряет" постмодернистские "одежды" поэзия. Особое место в этом ряду занимают и русские поэты В. Некрасов, Л. Рубинштейн. Т. Кибиров. Активно экспериментируют в русле игрового взаимодействия конкретного поэтического текста с культурными знаками и кодами белорусы И. Бобков, Ю. Пацюпа, А. Рязанов и словенцы Т. Шаламун, И. Светина, А. Дебеляк, М. Есих.

В разных литературах постмодернистские тенденции ассимилируются по-своему, имеют свою национальную специфику. В русской литературе постмодернизм, пройдя через статус неофициального искусства, вызрев в андерграунде, "возвратившись" и легализовавшись, продолжает помогать искусству

стр. 72

преодолевать авторитарность любого рода. В Чехии и Болгарии - налицо установка на элитарную прозу, выходящую из-под пера рафинированных писателей-филологов, для украинских и белорусских литераторов постмодернизм - средство социального протеста, языкового самоутверждения и одновременной демонстрации крайнего экспериментаторского радикализма, в словенской литературе через постмодернистскую практику преодолевается инерция многовековой национальной самозащиты. У авторов Польши художественная миссия постмодернизма ассоциируется с политическими переменами и отходом от романтического дискурса, а для литературы Македонии - это отвечающий национальной специфике молодой литературы XX в. способ эстетического познания реальности и одновременно интеграции. И практически везде постмодернизм стимулирует ироническое отношение к национальным музам и национальной классике и дает славянским авторам дополнительную свободу маневра среди разных художественных школ и направлений прошлого и настоящего, способствуя художественному обогащению литератур, продуцирует новые жанровые модификации, являясь идеальным экспериментальным пространством. При этом одной из его "славянских" особенностей стал так называемый мерцательный, дискретный характер, обилие художественных текстов, которые можно назвать "произведениями с элементами постмодернизма", где классическая повествовательная традиция "вбирает" приемы иного художественного опыта. Очевидно, что в сознании большинства славянских авторов по-прежнему живы классические традиции их национальных литератур, поэтому в основе их творческой самореализации - поиск синтеза новейшей техники письма с традиционной поэтикой, идей и поэтики постмодернизма - с индивидуальным и национальным материалом. Возвращение к осознанию национальной идентичности происходит через отрицание насаждаемого культа потребления и возвращение к прошлому нации с осознанием себя ее частью. Постмодернистская проза в славянских литературах тяготеет к поиску национальных корней и возвращению к национальным традициям. Подобные тенденции могут свидетельствовать лишь об одном: постмодернизм продолжает пребывать в оппозиции социальному диктату времени, сопротивляется глобализации, и одним из орудий этого сопротивления выступает национальная идентичность. При этом ее обновление может возникнуть лишь из сложнейшей связи взаимопроникновения и толерантности разных национальностей, сведенных воедино идеей гуманистического существования. Как писал Н. Бердяев, "национальное единство глубже единства классов, партий и всех других преходящих исторических образований в жизни народов", ибо "национальность есть проблема историческая, а не социальная, проблема конкретной культуры, а не отвлеченной общественности" [9. С. 94 - 95].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Kratochvil J. Pfibeny pfibehu. Brno, 1995.

2. Уткин А. И. Глобализация: процесс и осмысление. М., 2002.

3. Text of Identity / Ed by J. Shotter, K. I. Gergen. London; New York, 1989.

4. Стивенсон Н. Глобализация, национальные культуры и культурное гражданство // Глобализация: контуры XXI века. М., 2004. Ч. III.

5. Андреев Л. Г. Литература у порога грядущего века // Вопросы литературы. 1987. N 38.

6. Kultuma identiteta v obdobju globalizacije. Nevarnosti in perspektive // Slavisticna revija. Posebna stevilka. Zbornik referatov za trinajsti mednarodni slavisticni kongres. Ljubljana, 2003.

7. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998.

8. Яусс Х. Р. Западное литературоведение XX века. Энциклопедия. М., 2004.

9. Бердяев Н. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1990.