Frankfurt am Main etc., 1998. 398 S. (schriften uber Sprachen und Texte. Bd. 3)

М. МОЗЕР. Польская, украинская и белорусская интерференция в русском синтаксисе XVII и XVIII веков

Конец минувшего тысячелетия ознаменовался для западноевропейской славистики, доселе уделявшей мало внимания историческому синтаксису русского языка, появлением сразу трех заметных работ, посвященных описанию языковых контактов на синтаксическом уровне в XVI-XVIII вв.: в 1996 г. Герта Хютль-Фольтер (1923-2000) издала монографию о ранних синтаксических заимствования из французского [1], Ингрид Майер в 1997 г. - исследование о беспредложном глагольном управлении в памятнике "Вести- Куранты" (1600-1660) [2], Михаэль Мозер в 1998 г. - книгу об отражении польского, украинского и белорусского синтаксиса в переводной и оригинальной литературе XVI-XVII вв.

Работа молодого австрийского слависта, уже известного рядом серьезных публикаций в сфере исторического синтаксиса (назовем,

стр. 103

в частности, книгу о предикативном творительном [3]), представляет собой практически первую попытку систематического описания тех явлений в синтаксисе среднерусского периода, которые обусловливались не внутренним развитием автохтонных особенностей, а были привнесены извне, т.е. заимствованы из трех языков, именно в этот период служивших главными проводниками западного влияния на русский язык, - а именно польского и развивавшихся под его сильнейшим воздействием украинского и белорусского (в книге М. Мозера оба этих языка нередко объединяются общим обозначением "югозападнорусский"). Исследование опирается на обширный корпус источников, разделяемых автором на "интерференционные" (interferentielle) и "свободные от интерференции" (interferenzfreie). К интерференционным причисляются тексты, либо переведенные с одного из языков- "спонсоров" (например, "Назиратель"), либо написанные по- русски этническими украинцами и белорусами (например, Иваном Пересветовым или Феофаном Прокоповичем), либо созданные русскими, ориентировавшимися (как князь А. Курбский в пору эмиграции) на польские образцы. Для установления автохтонного либо заимствованного статуса анализируемых конструкций М. Мо-зер обращается также к письменности древнерусского и раннесреднерусского периодов.

В монографии рассматриваются следующие интерференционные явления: 1) предикативное употребление существительных в твор. падеже (есть отцом ); 2) использование местоименных форм качественных прилагательных в предикативной функции (наш российский народ грубый и неученый ); 3) предикативное использование страдательных причастий в членной форме (многие из них грамотъ не ученые и не студерованые ); 4) творительный предикативный от имен прилагательных и причастий (сотворився безумным ); 5) предикативное употребление при определяемых существительных в вин. падеже членных форм аккузатива, а также формы творительного падежа прилагательных и причастий (он. не забвенную мя учинил; никогда его неверным не обрел ); 6) прилагательные с наречием так (Коли уж вы  7) обороты accusativus cum infinitive ( Мню вещь быти княжению вашему зъло полезну и от б(о)га посланную ) и nominativus cum infinitive (Аз окаянная грешница. мнехся человеком добра и благолюбезна быти); 8) родительный качества (И такого был мужественного сердца ); 9) предикативный оборот за + вин. падеж (Не почитають насъ там. и за пса смердящаго); 10) оборот что за ( Что есть за причина твоей немощи?); 11) конструкция через + вин. падеж в значении средства или причины (умыслил  достать  чрез убиение  Дмитрия); 12) до + род. падеж в местном значении вместо в + вин. или к + дат. (до царя Василья поидоша); 13) локально-дистрибутивная конструкция по + мест. падеж  по замерзлыхъ водахъ ); 14) над + вин. падеж в сравнительном значении (во всемъ   над тя мучителя); 15) ( о + вин. падеж в значении темы, причины и цели (просити о помощь; битися о главу твою за правду свою); 16) будущее время в форме буду + инфинитив (так теж и мы будем их заховывати ); 17) выражение необходимости посредством оборота  + инфинитив (Что имамы сотворити ?); 18) безличные предложения со страдательными причастиями на -но, -то + аккузатив ( царицу тобою очаровано ); 19) союз естьли/если; 20) союз так что.

Композиционно каждый из разделов, посвященных синтаксическим заимствованиям, строится по одной схеме. В "нулевой" части (нумерация типа 1.0, 2.0 и т.д.) характеризуется предшествующая научная традиция, а также разбираются мнимые ранние примеры употребления соответствующих конструкций и доказывается, что практически во всех случаях речь идет о непонимании исследователями истинной сущности анализируемого оборота. Следует заметить, что провозглашенный автором принцип опоры на грамматику, свободную от инноваций (S. 71), оказывается методологически верным: большинство примеров, рассматривавшихся ранее как свидетельства раннего возникновения известных конструкций, после тщательной верификации, проведенной М. Мозером, полностью утрачивают доказательную силу.

В первой части каждого раздела (1.1, 2.1 и т.д.) описываются распространение исследуемой конструкции в польском языке, во второй части - украинские и белорусские примеры, в третьей - материал из великорусских источников, подтверждающий наличие определенного оборота только в интерференционных текстах. Особенностью "третьих" частей является исчерпывающая подача материала (естественно, весьма однообразного), причем автор, справедливо подозревая, что длинные списки примеров, в большинстве случаев присущих только интерференционным текстам, могут заин-

стр. 104

тересовать далеко не всех читателей, предлагает "просто пропускать" их (einfach uberschlagen - S. 76).

Помимо чисто эмпирической пользы от квалифицированного разбора ошибочных примеров и пополнения корпуса инновационных форм, анализ конкретного материала, проведенный М. Мозером, в ряде случаев представляет теоретическую ценность. Это касается, в частности, выдвинутого и аргументированного автором положения, согласно которому исконно (древне)русское употребление твор. падежа в предикативной функции исчерпывалось контекстами со значением темпорально ограниченной предикации (S. 77). Весьма справедливо и своевременно также указание на нерелевантность для исторического синтаксиса и исторической лексикографии целого ряда текстов, нередко используемых в специальной литературе и в словарях в качестве источников сведений по истории русского языка, но в действительности отражающих по преимуществу украинские и белорусские языковые черты (S. 40); так, например, недифференцированное привлечение к русистическим исследованиям "Актов исторических" может создать преувеличенное представление о полонизации русского словарного состава, тогда как в этом издании помещены документы не только великорусского, но и украинского, и белорусского происхождения,

Отмечая актуальность избранной темы и в высшей степени положительно оценивая тщательность проведенного исследования и тонкость синтаксического анализа, рецензент, вместе с тем, вынужден признать, что работа австрийского ученого не свободна от недостатков. Первое существенное замечание относится к выбору источников. Хотя отбор интерференционных текстов произведен основательно и репрезентативно, нельзя не удивиться тому обстоятельству, что в число исследованных М. Мозером памятников не вошли пять томов "Вестей-Курантов", являющихся настоящим кладезем ранних лексических заимствований и, очевидно, весьма интересных также с точки зрения заимствований на синтаксическом уровне. Приходится сожалеть о том, что многие тексты, включая сочинения протопопа Аввакума, цитируются по антологии "Памятники литературы Древней Руси" (ПЛДР), рассчитанной на широкого читателя и поэтому не всегда демонстрирующей лингвистически надежное воспроизведение источников. Что же касается текстов, свободных от интерференции, то автор довольствовался в основном просмотром собственно литературных произведений, по большей части опубликованных в той же серии ПЛДР; драгоценный материал русских летописей XVI- XVII вв., с одной стороны, и многочисленных памятников народно-разговорного языка, изданных в 60-80-е годы прошлого века, - с другой, нашел в книге крайне скудное отражение; в результате заявления о наличии либо отсутствии той или иной конструкции в русском языке описываемого периода - возможно, совершенно справедливые - остаются все же недостаточно аргументированными. Разумеется, исследователь не мог до бесконечности расширять круг своих источников, однако обращение к Картотеке Словаря русского языка XI-XVII вв. (главным редактором которого, кстати, является не "Г.А. Богатов", как значится на с. 377, а Г.А. Богатова), содержащей огромный материал именно по языку позднесреднерусского периода, несомненно, предоставило бы существенно больше возможностей для статистической, хронологической и стилистической интерпретации инновационных явлений.

Свободно ориентируясь в языке и письменности позднего средневековья, автор, по-видимому, располагает несколько более ограниченными сведениями в отношении древнерусского языка. Это обнаруживается уже при первом обращении к древнерусскому материалу (S. 81): перевод на немецкий язык хрестоматийного фрагмента из Смоленской грамоты 1229 г. (...мьстиславъ.  прислалъ въ ригоу  лоучьшего попа.  и съ нимь оумьна моужа  и - своего горда смольнеска. та два была послъмь оу содержит фантастические имена "Ermej" и "Pantel"' (вместо Eremej и Pantelej), а форма послъмь ошибочно (впрочем, традиционно) трактуется как не согласованный в числе творительный предикативный в значении "послами" (Gesandte, zu Gesandten); в действительности данная форма отражает употребление существительного посълъ в собирательном значении "посольство", а творительный выражает значение образа действия ("посольством", "в качестве посольства"), ср. другие примеры с собирательной семантикой:  пущенъ бы (с) на посолъ  Пролог 1383 г., 54 в;  посолъ и  носити. Палея 1406 г., 113-114.

Небесспорны и некоторые другие синтаксические интерпретации, в частности, оценка древнерусских оборотов с имен. падежом существительного муж. или жен. рода и страдательным причастием в форме сред. рода как грецизмов (S. 336-337, ср.

стр. 105

[5. С. 370-371]), а формы ярлыкъ в конструкции A той ярлыкъ писано оу  как аккузатива (S. 339), ср. аналогичный пример с несомненным номинативом: поручено же бы (с) емоу стража морьская. Лаврентьевская летопись, 169 [5. С. 371]. Непонятно, зачем автор цитирует в качестве "синтаксически исключительно интересного" примера (S. 297) конструкцию   о оклеветающи(х) кр(с)тьянъ. рекше о иконожегъчия(х), которая представляет интерес только с точки зрения отражения в ней категории одушевленности (кр(с)тьянъ); замечание о возможности ошибочной интерпретации данной конструкции как оборота с предлогом о + вин. падеж (интепретации совершенно невероятной ввиду явного локатива о иконолсегьчиях ) создает ложное впечатление, будто бы в работе, откуда этот пример заимствован, было предложено именно указанное неверное объяснение.

Подобные - впрочем, следует подчеркнуть, весьма немногочисленные - погрешности выглядят особенно огорчительно на фоне в основном вполне убедительных трактовок древнерусских конструкций. Однако, выходя за пределы синтаксических рассуждений, исследователь порой допускает и более досадные ошибки, например, когда образует инфинитив к причастию  в виде  (S. 172; правильно - только  или усматривает белорусизмы и украинизмы в тех случаях, где для этого нет достаточных оснований (ср. на с. 61: горнихъ, дольныхъ; на с. 67: молвить; на с. 162: форма цветущаго никоим образом не отражает смешения  поскольку в парадигме глагола цвисти, цвьтоу исконно не было  примеры въ скринахъ и сидоръ передают правильное написание, а не смешение мягкого и твердого р; на с. 166: формы осподарь и въ Смоленску не могут рассматриваться как непременное следствие югозападнорусского влияния, так как хорошо известны и из древнерусских текстов северозападного происхождения; на с. 315: формы  отражают не  на месте и ", а исконный  ср.  При характеристике Смоленской грамоты (по списку А) автор придерживается устаревшего представления, будто бы она, "по всей вероятности, написана не русским" (S. 227, со ссылкой на литературу, приведенную в издании 1963 г.), однако сходство орфографической системы этого списка с орфографией берестяных грамот (см. работы А.А. Зализняка, а также новейшее исследование И. Схакена [4]) не оставляет сомнений в восточнославянском происхождении писца. Упоминая "украинского переписчика (около 1425 г.)" Ипатьевской летописи (S. 168), М. Мозер упускает из виду тот факт, что этот памятник (действительно, по-видимому, восходящий к галицко-волынскому оригиналу) был переписан на русском северо-западе, скорее всего во Пскове.

Сведения о древнерусском языке автор черпает из немногочисленных специальных исследований и, главным образом, из словарей, которые, как хорошо известно, предоставляют крайне мало синтаксической информации. Так, конструкция из Русской Правды  является, по мнению М. Мозера, синтаксическим hapax legomenon (S. 297), поскольку в словаре И.И. Срезневского нет других однозначно русских примеров на употребление предлога о с вин. падежом в значении темы, объекта действия. Между тем Картотека Словаря древнерусского языка (XI-XIV вв.), отражающая весь лексический материал десятков древнерусских памятников, демонстрирует целый ряд подобных контекстов, ср.:  Троицкий сборник ХII/ХIII вв., 11 об.;  о товарь его. Новгородская I летопись XIV в., 140;  Устав князя Владимира по списку середины XIV в.;    Поучения Феодора Студита по списку XIV/XV вв., 105в-г и др. (цитируется по V тому Словаря, находящемуся в печати). Исследователь справедливо указывает, что на основе одного примера из Русской Правды едва ли можно говорить об употреблении конструкции о + вин. пад. на великорусской территории (S. 297-298); однако столь же опрометчиво, на наш взгляд, судить о наличии либо отсутствии того или иного явления в древнерусской письменности только на том основании, что соответствующие примеры не фигурируют среди трех-четырех цитат в словарных статьях из "Материалов" Срезневского или "Словаря русского языка XI-XVII вв.".

Несколько односторонни общие представления автора о языковой ситуации в Древней Руси, базирующиеся на теории диглоссии (S. 19-20), которая уже давно далеко не однозначно трактуется даже ее прежними приверженцами. Столь же односторонни и взгляды ученого на развитие русской культуры в XVII-XVIII вв., подкрепленные, в частности, запальчивым высказыванием Н.С. Трубецкого (в письме

стр. 106

P.O. Якобсону) об "украинизации" всей (!) духовной культуры России на рубеже XVII и XVIII вв. (S. 29). Обращает на себя внимание принятое М. Мозером - в русле известной тенденции последнего времени - обозначение древнерусского языка как "древневосточнославянского" (Altostslavisch), преследующее своей целью устранение из названия языка, являющегося общим предком всех трех восточнославянских языков, нежелательного слова "русский"; любопытно, однако, что автор считает возможным говорить об "украинских и белорусских (!) текстах древневосточнославянского периода" (S. 91). С другими примерами подобного оксюморонного и анахронического словоупотребления читатель неоднократно сталкивается, встречая в тексте названия древнерусских городов и имена русских писателей и церковных деятелей в написаниях, транслитерирующих современную белорусскую и украинскую графику, как-то: "Ivan Perasvetau" (Иван Пересветов), "Simjaon Polacki" (Симеон Полоцкий), "Feofan Proko-povyc" (Феофан Прокопович) и т.п. (определенно дискриминируется только урожденный молдаванин Николай Спафарий, имя которого почему-то так и дается в русифицированном написании). Поскольку национальные корни для исследователя явно важнее, чем роль того или иного деятеля в создании русской литературы, следует, видимо, ожидать, что в новых публикациях М. Мозера появятся также Mykola Hohol' и Fjodar Dastajeuski. Отказ автора от традиционных для немецкоязычной литературы написаний типа Polozk (см., например, классические работы X. Станга) выглядит не вполне логично на фоне столь же традиционных чисто немецких названий восточнославянских городов, ср., например, замечательное сосуществование "Ostriher Bibel" (Острожской библии) с "Lemberger Drucke-reien" (львовскими типографиями - почему же не "L'viver"?) (S. 26).

В целом книга М. Мозера оставляет впечатление некоторой торопливости. Об этом свидетельствуют и ошибки в названиях источников (так, "Домострой по Коншинскому списку" назван в библиографии "Домостроем по коншинскому тексту", а на S. 337 список фигурирует как "Кошинский", "Повесть о царице и львице" - "Повестью о царе и львице", "Патриаршая или Никоновская летопись" - "Патриаршевской"; под "Chudovtriodion" на S. 85 следует понимать, очевидно, Хлудовскую триодь), и повторы (ср. неоднократное изложение фактов биографии Курбского и Котошихина), и пропуск некоторых упоминаемых автором публикаций в списке литературы (имеются в виду работы: [6-8]), и, самое главное, отказ исследователя от ознакомления с рядом важных источников (изданий и картотек), которые могли бы подтвердиться или опровергнуть отдельные его выводы. Вместе с тем рецензируемая монография - и благодаря сформулированным и примененным в ней важным методологическим установкам, и в силу актуальности разработанной проблематики, и вследствие скрупулезного, любовного отношения автора к собранному им уникальному материалу - несомненно, является важным вкладом в изучение русского исторического синтаксиса ¹ .

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Huttl-Folter G. Syntaktische Studien zur neueren russischen Literatursprache: Die friihen Ubersetzungen aus dem Franzosischen. Wien etc., 1996.

2. Maier I. Verbalrektion in den Vesti-Kuranty (1600- 1660): Eine historischphilologische Untersuchung zur mittelrussischen Syntax. Uppsala, 1997.

3. Moser М. Der pradikative Instrumental: Aus der historischen Syntax des Nordostslavischen. Frankfurt am Main etc., 1994.

4. Schaeken J. L' orthographe de la charte de Smolensk de 1229, version A // Slavica Occitania. 2001. Т. 12 (в печати).

5. Крысько В.Б. Исторический синтаксис русского языка: Объект и переходность. М., 1997.

6. Лопушанская С.П. Очерки по истории глагольного формообразования. Казань, 1967.

7. Shevelov G. Orzeczenia bezpodmiotowe odimieslowowe na -no, -to w jezyku polskim przed rokiem 1459 // Slavia Orientalis. 1968. XVII.

8. Крысько В.Б. Развитие категории одушевленности в истории русского языка. М., 1994.