Переоценка - естественный спутник перестройки, аналог перестройки в сфере идеологии и культуры. Но как мы собираемся производить эту переоценку и как она происходит? Легче всего провести ее конъюнктурно - наскоро переписать прошлое так, как, нам кажется, диктуют сегодняшние неотложные нужды. И получится модернизация прошлого. Потом, можно быть уверенным, в неотдаленном будущем придется ту же самую "историю" переписывать еще раз, снова сокрушаясь относительно различных "уступок моменту".

Мы имеем разработанную основоположниками нашего мировоззрения методологию подхода к истории, приложимую и к общественным наукам и к художественному творчеству. Шиллеризация и шекспиризация - эти принципы изображения прошлого, отмеченные Марксом и Энгельсом, предполагают либо перенесение явлений прошлого в сегодняшний день, изображение их так, как они нам видятся сегодня, либо конкретно-историческое, подробное и детальное проникновение в суть того, что и как было.

Наша литература опередила историческую науку, подсказала ей кое-что, повела ее за собой, обратившись к "белым пятнам", к забытым или, точнее, неудобопроизносимым именам. Отдав должное нашим писателям, мы должны проанализировать то, что имеется в нашей литературе, когда она обращается к истории.

На одной из лекций по современной литературе, лекций, которые прекрасно посещаются, потому что люди хотят услышать оценку современных литературных явлений, я получил записку: "Почему не запретят?!". Это касалось пьес М. Шатрова, прежде всего пьесы "Дальше... дальше... дальше!" Кончились те времена, когда запрещением и умолчанием можно было "оценивать" явления. Однако лишь начинаются времена настоящей, трезвой, посильно объективной оценки литературных явлений.

Да. Шатров, безусловно, сыграл роль литературного и общественного лидера, обратившись к изображению фигур и событий, как бы не существовавших в нашей памяти, в памяти моего поколения, во всяком случае. Но я должен сказать, что в той же пьесе "Дальше... дальше... дальше!" есть модернизирующий оттенок: речи персонажа с ленинским именем напоминают иногда разглагольствования тех самых утопистов от революции, с которыми В. И. Ленин всегда спорил. Именно такое фразерство, мне кажется, подчас отличает реплики и целые монологи, вложенные в уста персонажа с ленинским именем.

стр. 35

Не только в стилистике, но и в позиции по существу мы видим иногда расхождения между тем, что этот персонаж говорит и что мы читаем у Ленина.

Например, в пьесе "Дальше... дальше... дальше!" персонаж с ленинским именем ссылается на Р. Люксембург и с одобрением пересказывает ее суждения - те самые, с которыми Ленин всегда спорил. Другой пример. "Тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых, с их болтовней о единстве демократии, диктатуре демократии... и тому подобной чепухе", - это слова Ленина, а в пьесе персонаж с его именем, обращаясь не к кому-нибудь, а именно к Мартову, прочувствованно произносит: "Нам очень тебя не хватало".

Не существовало для Ленина тех интеллигентских колебаний, которые ему в пьесе приписываются, тех страхов, которыми нас сегодня от его имени пугают.

Эти мои замечания ни в коей мере не направлены на то, чтобы преуменьшить отмеченное мною с самого начала новаторское значение пьес Шатрова, его смелости, необходимости того творческого дела, которое он делает.

Иногда говорят, стоит ли беспокоиться об оттенках? Сейчас, говорят, главное упразднить старые догмы, стереотипы. Но мы знаем, что если просто так, не разбираясь, упразднить одни догмы и стереотипы, то на смену им придут новые догмы и стереотипы. Нет, конкретное историческое понимание должно быть для нас ключом, понимание, которым вооружили нас основоположники нашего мировоззрения.

Д. М. УРНОВ (главный редактор журнала "Вопросы литературы").