МЫ СОВПАДАЕМ С ИСТОРИЕЙ

Светлана Алексиевич - писатель, Минск.
Нам досталось время катастрофы, великой и страшной Утопии. Прежний смысл исчезает, а новый еще не обозначился. И опыт жизни каждого из нас совпадает с историей. Я - не политик, я - литератор, хотя место художника в традициях русской культуры, в которой мы выросли, всегда на улице, на баррикадах, но это, как и многое другое, сегодня тоже меняется. Нужны не профессиональные революционеры, а профессионалы - писатели, экономисты, политики, официанты. А жизнь все равно тащит нас на улицу...

Много новых вопросов, но на них нет новых ответов, старые не годятся, это уже интеллектуальные ловушки. Я могу говорить только о своем пути.

Мы не знали человека, мы его спрятали от самих себя, загнали в подполье, слишком доверившись идеальному. Сейчас человек обнажился, открылись биологические, экзистенциональные потемки - и мы в панике: нам не нравится такой человек, пугает. Но это и есть наша писательская работа - додумывать вещи до конца, и это то, чем я занимаюсь вот уже двадцать лет. Я пишу летопись человека Утопии, советской идеи, он был, этот советский человек, и он уходит, растворяется даже в наших собственных воспоминаниях, хотя это наше время. Иногда я думаю, что пишу или дописываю историю людей, которых больше никогда не будет. Вместе с ними прошла по всем "этапам большого пути" - война сорок первого - сорок пятого, Афганистан, распад империи и, наконец, Чернобыль. Пусть мы сегодня уже живем в разных странах, но мы, как писал Достоевский в "Подростке", люди из одного безумия, у нас одинаковый состав, биохимия памяти, то, что не изживается мгновенно, в одном поколении. Еще недавно какими романтиками мы были! Верили, что свобода - это скорый праздник, что свободу можно довезти к нам, как финскую бумагу или швейцарский шоколад. Каким тяжелым было открытие - никто нас не освободит от самих себя. Вокруг нас то, что у нас в голове. Хаос и растерянность. Я бы сказала, что мы люди - культуры борьбы. Культуры баррикад. Знаем, как разрушать, сокрушать, сносить, разбивать, отказываться и проклинать, рвать на себе рубашку, но нам скучно, неинтересно строить, собирать, копить, ждать, просто жить. Баррикадное мышление - одно из главных опасностей сегодняшнего промежуточного времени, баррикада - не место для жизни, с баррикады человека не видно, а видна только мишень. Пройдите по нашим улицам или магазинам: шестым чувством обнаружите, услышите шевеление, колебание магмы ненависти, она - в воздухе, которым мы дышим. Совсем неожиданно для многих, в одно обычное утро они проснулись в другой стране - и как жить в ней, не знают, не умеют. Как-то мы не подумали, что утопии развращают. Развращают равенством, якобы справедливостью, одинаковостью. Свою человеческую работу добра и зла, поиск смысла жизни человек передоверяет государству, идее. Не человек, а искусственник: все у него не свое, даже на собственную жизнь у него нет права, ее всегда можно запросто потребовать опять-таки для государства и идеи. Помню, как в одной из минских газет было напечатано письмо экскаваторщика, который возмущался, почему писатель (с мировым именем!) Василий Быков сидит за столом, водит перышком по бумаге и получает денег больше, чем он, трудовой человек в спецовке. Да, еще этот писатель говорит что-то свое, независимое, непонятное, ему ненужное. Запомнился плакат на одном из митингов: "Долой народ!" Не дело писателя ненавидеть, наш мир и без того опасен. Но какие слова, какие идеи сегодня надо найти, чтобы тебя услышали и в мире прибавилось бы добра и надежды? Не знаю. Наверное, поэтому наше место на стадионах и экранах заняли генералы и экстрасенсы, а мы опять проповедуем на кухнях, и даже не проповедуем, а больше жалуемся или признаемся в своей растерянности. Звать народ на улицы? Но что искать в толпе, на улице в конце XX века!? Кроме беспощадного бунта и крови там ничего не найдешь.

Если незнакомому человеку оказаться сегодня в Беларуси, то, и это я не раз слышала, он ловит себя на мысли, что как на машине времени возвращается на лет двадцать назад. Здесь законсервировано советское время. И я думаю, что когда белорусы голосуют за объединение с Россией, они как раз и голосуют за это время, они хотят объединиться с прошлым, с той жизнью, которая была им известна и понятна. Страшный, кровавый мир, но зато обжитый, их мир, в котором они жили с ощущением большой страны и большой идеи. Неуютно жить в маленькой и бедной стране, а нужна та - с ракетами и лагерями, которую весь мир боялся. Тоска маленького человека. Никто сейчас не берется спрогнозировать, что из нее сформируется, вырвется.

Если говорить о России, на которую с надеждой (что странно) смотрят одновременно и власть, и наша робкая демократия, то она опять на распутье между Востоком и Западом. Где ее границы? То, что сегодня называется Россией, это не границы России, а границы русской идеи. Белорусы - нация опоздавшая, в конце века решает проблемы, на которые надо было ответить в начале века. Живем в центре Европы, а до сих пор ищем себя: кто мы? С кем нам быть? Бесследно уходит наше историческое время, наш исторический шанс. Есть надежда на новое поколение, которое в университетах, институтах заговорило на белорусском, заговорило о национальной идее. Это - его форма противостояния той власти, которая сегодня у нас. Но оно, это поколение, заложники прошлого, а это прошлое - их родители, старые учебники и прежние преподаватели, старые идеи и власть, стоящая на них.

Искусство о многом в человеке не догадывается. Сегодня, живя в стране, которая опять пошла, покатилась назад (и это после того, как мы поверили в необратимость начавшихся десять лет назад перемен, в свое возрождение), я стала чаще задумываться: а что мы знаем про самих себя? Почему старые механизмы силы и страха так мгновенно сработали? У нас есть опыт страдания, даже культ страдания. О чем наше искусство? О жертвах или героях. Опыт же палачей нам неизвестен, его от нас спрятали, утаили. И система, и сами палачи. Поэтому его не распознать, нет прививки к нему, в нашей старой и новой истории он всегда остается безнаказанным и неназванным. Поэтому проявляется и торжествует тут же, когда опять приходит его время. Оно пришло. Чему могут научить растерянные профессора или писатели, философы? Да, в странное время мы живем, все чувствуют себя только жертвами.

Я - из Беларуси, ставшей гигантской чернобыльской лабораторией. Что бы с нами не происходило, Чернобыль - главное, что с нами произошло; мы стали людьми - "черными ящиками", записывающими информацию о новом, еще неведомом человечеству знании. Чернобыль - тайна, переходящая в следующее тысячелетие. Но совпали две катастрофы: социальная (ушел под воду социалистический материк) и космическая - Чернобыль. Первая человеку ближе и понятнее, но живем мы под куполом второй - Чернобыля, который изменил мир вокруг нас, а не изменил нас самих. Но, может быть, вместо истории у нас, после нас останется один Чернобыль?..