В статье рассматривается проблема интернационализации Немана и ее роль в системе международных отношений в Восточной Европе. Закрытая для транзита в результате польско-литовского конфликта река стала инструментом дипломатической борьбы Москвы и Варшавы. Особое внимание в статье уделено интересам великих держав в конфликте на Немане.

The article analyzes the problem of internationalization of the Neman river and its role in the system of international relations in the Eastern Europe. The river, closed due to the Polish-Lithuanian conflict, became a tool of diplomatic struggle between Moscow and Warsaw. A particular attention in the article is paid to the interests of great powers in the conflict on the Neman.

Ключевые слова: международные отношения, польско-литовский конфликт, Неман, интернационализация, транзит.

Судьба Немана - важнейшей транспортной артерии Восточной Европы - в межвоенный период оказалась тесно связана с политическими событиями в этом регионе. Авторы статьи во французском дипломатическом словаре 1946 г. издания определяют Неман как "русскую реку" (fleuve russe) - действительно, с конца XVIII в. и до Первой мировой войны Неман находился почти полностью в границах Российской империи и, в отличие от великих европейских рек, таких как Рейн или Одер, до XX в. не имел политического значения и не служил границей между странами [1. С. 542]. После окончания Первой мировой войны река оказалась разделена между тремя вновь возникшими государствами: Советской Белоруссией, Польшей и Литвой. Для Польши и Литвы, на протяжении межвоенного двадцатилетия так и не разрешивших свои территориальные конфликты, Неман стал не только закрытой границей, но и символом отсутствия дипломатических отношений.

Вопрос о польско-литовском разграничении находился в поле зрения Лиги Наций с 1920 г., но так и не был разрешен. После захвата исторической столицы Литвы Вильно с прилегающей областью осенью 1920 г. польскими войсками основной целью Варшавы стало снятие виленского вопроса с обсуждения на международной арене и получение от Ковно согласия примириться с фактом потери этой территории и установить минимальный объем межгосударственных отношений. В Варшаве будущее польско-литовского соседства в этот период оценивали преимущественно оптимистично. Надежды на улучшение отношений по линии Варшава - Ковно связывались польскими политиками, дипломатами и военными

Павлова Мария Сергеевна - аспирантка исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

прежде всего с действиями Антанты. В ноябрьском 1920 г. информационном реферате Главного штаба польской разведки подчеркивалось, что давление со стороны великих держав раньше или позже заставит Ковно пойти на компромисс, однако польский историк Т. Гайовник справедливо подчеркивает, что эта широко распространенная среди польских политиков идея относилась скорее к категории желаемого [2. S. 268]. К концу 1922 г. заметного улучшения отношений не произошло, и польско-литовская граница оставалась закрытой.

Первой эту проблему, весной 1922 г., затронула Москва, решив открыть сплав советского леса из Белоруссии по Неману до Балтики. Следует отметить, что к этому времени свобода судоходства по реке уже была декларирована в ряде основополагающих для Версальской системы документов. Международный характер Немана был установлен еще положениями ст. 14 актов Венского конгресса, подписанном Российской империей, согласно которым Россия открывала свободное плавание по реке для жителей Царства Польского. После Первой мировой войны режим реки регулировался уже Версальским договором. В соответствии со ст. 331 Неман объявлялся международной рекой от устья (т.е. от Мемельского (Клайпедского) края) до Гродно (ст. 331), а ст. 342 кроме того предусматривала создание международной комиссии, наподобие Рейнской, для регулирования судоходства по этой реке. Однако впоследствии ни одно из государств-участников договора не выступило с предложеним ее организовать [3. Ч. II. С. 306 - 307]. Впрочем, идея интернационализации реки после завершения Парижской конференции также не дождалась своего практического воплощения.

Свободное использование Немана как Польшей, так и РСФСР и БССР было зафиксировано и в Рижском мирном договоре 1921 г. Его ст. 22 предусматривала взаимное установление транзита товаров по всем железнодорожным и водным путям, вплоть до заключения отдельного торгового договора [3. Ч. III. С. 103]. Спустя год после ратификации Рижского мира, в начале апреля 1922 г., поверенный в делах РСФСР В. В. Оболенский сообщил министру иностранных дел Польши о намерении советского правительства воспользоваться свободным транзитом по Неману, гарантированным ст. 22 договора. Неман широко использовался Россией для сплава леса до начала войны и был удобен как наиболее экономичный путь к Мемелю - расположенному в устье реки порту и центру лесообрабатывающей промышленности. Советские дипломаты провели переговоры с представителем польского министерства торговли и промышленности Г. Тенненбаумом и в конце апреля получили согласие на сплав. Министерство заверяло, что считает установление торгового сообщения по Неману "весьма полезным", что в ближайшем времени "сплав через реку Неман явится совершенно свободным и не будет нуждаться ни в каких разрешениях Польского правительства" [4. Ф. 122. Оп. 5. П. 20. Д. 3. Л. 34]. В конце апреля Москва действительно получила согласие Варшавы на пропуск советских грузов через Польшу по Неману, но не через польско-литовскую границу в направлении Мемеля, а через территорию Польши в направлении Данцига. Изменение маршрута было расценено НКИД как лишение советской стороны свободного выбора направления транзита: Москва настаивала на пропуске леса по Неману в направлении Литвы, а ответ Варшавы восприняла как отказ от точного выполнения рижских договоренностей. Тем не менее, из-за угрозы срыва открытия сплава, НКИД согласился на условия Варшавы. К тому же согласно букве мирного договора Польша действительно не была обязана пропускать советский сплав по Неману в сторону Литвы, тем более что транзит через польско-литовскую границу был закрыт и для Польши, а рижские обязательства предусматривали транзит лишь по открытым водным путям [3. Ч. III. С. 103].

Одновременно, с середины 1922 г., можно заметить обострение тона Варшавы по отношению к Литве. Нажим Польши на Ковно облегчался тем обстоятельством, что ее цель полностью совпадала со стремлением великих держав завер-

шить польско-литовский конфликт. В 1922 г. британские дипломаты от имени Антанты обратились к ковенскому правительству с новым территориальным предложением: за отказ Ковно от провозглашения "состояния войны" с Польшей (но без официального отказа от Вильно) Литве было обещано присоединение Малой Литвы (Мемельского/Клайпедского края), признание Литвы de jure и щедрое кредитование литовской экономики. Параллельно поступило альтернативное предложение и от французских дипломатов: Париж также обещал признание de jure взамен открытия польско-литовской границы и интернационализации Немана [5. Р. 145 - 156]. О предложениях союзных держав литовскому правительству признать касающиеся Немана постановления Версаля и открыть польско-литовскую границу стало известно Москве. Советское правительство в ноте от 10 августа литовскому министру иностранных дел В. Юргутису протестовало против решения вопроса о режиме Немана без своего участия. Член Коллегии НКИД Я. Х. Давтян подчеркивал заинтересованность Москвы во всех решениях, касающихся Немана: "Всякое изменение актов Венского конгресса не может произойти без ведома и участия Российской Социалистической Федеративной Советской Республики [...], с другой стороны, прибрежные Неману или его истокам государства, в частности Социалистическая Советская Республика Белоруссия, также должны иметь возможность дать по этому вопросу свой голос" [6. Т. 5. С. 551]. Литовское правительство отреагировало на ноту Давтяна крайне резко. Недовольство Ковно вмешательством Москвы в вопрос открытия Немана нашло выражение в литовской прессе всех направлений, опасавшейся, что советская дипломатия усложнит вопрос и создаст впечатление о согласованности действий Москвы и Ковно [4. Ф. 0151. Оп. 11. П. 11. Д. 2. Л. 79]. Исключить участие Москвы в обсуждении вопроса открытия Немана стремилась и Польша. Варшава, наученная горьким опытом вмешательства Москвы в виленский конфликт с Литвой, настаивала на точной интерпретации Версальского договора. Поскольку верховья Немана на территории от Минска до Гродно были непригодны для навигации, о международном характере вопроса о сплаве по Неману можно было говорить только относительно той части реки, которая лежала ниже Гродно, т.е. на польской и литовской территории, но никоим образом не на белорусской. Вопрос же о сплаве леса из России Варшава предпочитала решать исключительно в двустороннем порядке в соответствии с постановлениями Рижского договора [4. Ф. 56 об. Оп. 9. П. 112. Д. 17. Л. 141].

Предъявленное великими державами требование признания нейтрализации Немана натолкнулось на активное сопротивление со стороны Литвы [4. Ф. 56 об. Оп. 9. П. 112. Д. 17. Л. 141]. В ответ на английские и французские предложения в ноте от 18 ноября 1922 г. на имя Р. Пуанкаре литовский МИД отмечал, что принимает постановления Версаля о Немане, но фактически они вступят в силу только после того, как Польша выполнит свои обязательства по отношению к Литве и освободит Виленский край. Подобное обострение отношений Ковно с великими державами позволяло Польше занять спокойно-выжидательную позицию по отношению к Литве. Действия международной комиссии Лиги Наций, начавшей по настоянию Польши демаркацию польско-литовской границы к западу от спорной территории и ликвидацию нейтральной зоны, отделявшей Литву от Виленщины, свидетельствовало о желании Антанты ликвидировать польско-литовский конфликт и признать свершившиеся факты. Это и произошло 15 марта 1923 г., когда Конференция послов признала временную демаркационную линию в качестве постоянной границы Польши и Литвы. Акт признания восточных границ польского государства окончательно закрыл, с точки зрения великих держав и Польши, виленский вопрос (в том виде, в каком он был разрешен ген. Л. Желиговским осенью 1920 г.). Это решение было встречено резким протестом со стороны ковенского правительства, которое не признало окончательного постановления держав

Антанты и продолжало считать себя в состоянии войны с Польшей, в связи с чем не открывало границы с ней, в том числе и по р. Неман.

Вопрос интернационализации Немана вновь возник в 1923 г. в связи с разрешением другого важнейшего для Литвы территориального вопроса- мемельского (клайпедского). На этот раз успешным для нее. Признание Лигой наций за Литвой Мемельской области стало самым крупным политическим событием для Литвы после потери Вильно в 1920 г. 17 февраля 1923 г. Конференция послов передала теперь уже Клайпеду под власть литовского правительства, а 8 мая 1924 г. в Париже представителями Литвы и Лиги Наций была подписана конвенция (Мемельская конвенция или Мемельский статут), регулировавшая деятельность мемельского порта. В результате нового территориального разграничения устье Немана и Мемельский порт оказались в составе Литвы.

В связи с этими событиями Польша попыталась перенести центр тяжести конфликта с Литвой с виленского вопроса на мемельский, потребовав обеспечения польских прав по пользованию портом и свободе транзита к морю. Очередной задачей Польши в литовской политике с этого момента стало разрешение вопроса о свободном сплаве по Неману.

Проблема интернационализации Немана активно обсуждалась и в ходе подготовки Мемельской конвенции. Согласно ст. 3 приложения 3 к конвенции Литва приняла на себя ряд обязательств. Первый абзац статьи обязывал ее предоставить транзит через свою территорию к мемельскому порту как по сухопутным, так и по водным путям. В третьем абзаце содержалось отдельное обязательство Литвы в отношении транзита по Неману: провозглашалась свобода транзита по реке для обеспечения экономических интересов тех районов - как литовских, так и польских, - для которых Неман был естественным выходом к Балтийскому морю [7. Vol. XXIV. Р. 768].

Мемельская конвенция, казалось, могла стать хорошим инструментом для того, чтобы заставить литовское правительство под лозунгом экономических и транзитных интересов "протянуть руку" полякам. Мемельский порт, с момента присоединения этого города к Литве, быстро терял хозяйственное значение, а экономический кризис накрывал край с ужасавшей литовских политиков быстротой. Открытие реки для сплава из Советской Белоруссии и Польши было условием развития экономики Мемеля. Тем не менее, ни правившая в Литве партия христианских демократов, ни оппозиция, ни любая другая политическая сила не хотели брать на себя ответственность за открытие польско-литовской границы и заключение договора с Польшей, которые бы означали восстановление дипломатических отношений, а тем самым и признание включения Вильно в состав польского государства.

После присоединения Мемельского края к Литве вопрос открытия Немана стал затрагивать интересы не только прибрежных государств, но и творцов Версальской системы. Далеко не последней державой, заинтересованной в развитии ситуации вокруг Немана, оказалась Великобритания, интерес которой к проблеме не ограничивался только политической плоскостью. Еще при подготовке Мемельской конвенции на протяжении 1923 - 1924 гг. Форейн Оффис подчеркивал в инструкциях своим представителям в Польше и Прибалтике, что конвенция должна обеспечить британским фирмам, получившим в 1924 г. концессии в Восточной Польше, свободную навигацию по Неману, использование порта, проезд людей и транзит товаров [7. Vol. XXIV]. С 1924 г. едва ли не главной стороной в конфликте на Немане оказались английские лесопромышленники из "International Timber Corporation", которые получили сроком на десять лет концессию на эксплуатацию государственных лесов в Беловежской пуще (Букстане, Слониме) и Гродно, территориально охватывавшую 30 000 гектаров лучшего леса. Это же общество получило лесные концессии в Литве, Латвии, Эстонии и Финляндии, а также

участвовало совместно с польским акционерным обществом в скупке частной лесной собственности в Микашевичах (в Полесье) [8]. И если Польша для транзита своего леса и товаров из восточных земель могла использовать порт Данцига и была заинтересована в том, чтобы транзит и из английских концессий шел по ее дорогам, а Москва располагала альтернативными транзитными путями через Архангельск и вела переговоры об использовании отремонтированных портов Латвии и Эстонии; то для английских концессионеров свободный сплав по Неману из Польши в Литву был необходим. С 1924 г. Лондон начинал оказывать давление на Ковно в вопросе открытия Немана для транзита из Восточной Польши. Передовица газеты литовского правительства "Lietuvos Zinios" от 7 марта 1924 г. обращала особое внимание на значимость интернационализации Немана для третьих стран. Не желавшая решительно ангажироваться в польско-литовский конфликт Англия, тем не менее, больше всех была заинтересована в открытии сплава по Неману. "Россия, - писала газета, - также желает, чтобы Литва пропустила польские товары, так как тогда и русские леса будут сплавляться по Неману" [4. Ф. 0151. Оп. 11. П. 11. Д. 3. Л. 66]. Советские интересы были, однако, не столь однозначны.

До 1924 г. Москва вела с Варшавой переговоры об открытии сплава в рамках Рижского договора. Вновь этот вопрос возник весной 1924 г. в связи с намерением советского лесного треста "Западолес" отправить через Польшу на европейские рынки около 4000 вагонов древесины. Полпредство СССР в Варшаве в ноте от 23 февраля 1924 г. сообщило польскому МИД о готовившемся сплаве и просило его открыть пропускные пункты на Немане и Вилии на польско-литовской границе для пропуска леса из Польши [6. Т. 7. С. 127]. Ответные польские ноты, однако, разрешения на сплав по указанному маршруту не содержали, а польский МИД предлагал в очередной раз пропустить советский транспорт в направлении Данцига и Кенигсберга. В ответ на обвинение Г. В. Чичериным польского правительства в попытке уклониться от исполнения обязательств, принятых по Рижскому договору, польский посол в Москве Л. Даровский в ноте от 3 июня 1924 г. мотивировал отказ тем, что "Неман фактически закрыт для взаимного, а тем самым и для транзитного движения литовскими властями, не пропускающими по Неману продвижения товаров, пересылаемых из Польши", и что "сплав союзного леса" невозможен до тех пор, пока литовское правительство не изменит своего принципиального взгляда на этот вопрос [6. Т. 7. С. 212]. Таким образом, всю ответственность за срыв сплава советского, как и "британского" леса, Варшава возложила на ковенское правительство. Благодаря такой формулировке цели Варшавы, Лондона и Москвы весной 1924 г. парадоксальным образом совпали. Отказ Польши от пропуска "союзного леса" до открытия Литвой границы заставлял и советскую дипломатию добиваться от Ковно открытия польско-литовской границы.

Если Великобритания была напрямую заинтересована в признани Литвой постановлений Конференции послов, ликвидации польско-литовского конфликта и открытии реки, то позиция Москвы в вопросе Немана, как и во всем комплексе польско-литовских споров, не могла не быть антипольской. К 1924 г. у НКИД не оставалось сомнений в том, что польская дипломатия собиралась использовать этот невероятно удачный момент для нормализации отношений со своей строптивой соседкой [4. Ф. 0151. Оп. 11. П. 11. Д. 4/2. Л. 370]. Отказ Литвы от открытия границы с Польшей автоматически означал недоступность Немана для международного использования. Ковно тем самым нарушало важнейшее условие только что ратифицированной великими державами и пролоббированной Англией Мемельской конвенции, что грозило международной изоляцией Литвы. Польские дипломаты прямо обвиняли Литву в срыве открытия международного сплава по Неману, а тяжелое экономическое положение Мемельской области использовали как аргумент против всей внешнеполитической линии Ковно, заявляя, что в ре-

зультате литовского управления Мемелем создалось положение, когда весь бассейн Немана отрезан от своего естественного выхода к морю. Без восстановления нормальных отношений между Польшей и Литвой, убеждал польский МИД, даже Мемельская конвенция ни в малейшей степени не обеспечивала экономических интересов не только Восточной Европы, но и великих держав [4. Ф. 0151. Оп. 11. П. 11. Д. 4/2. Л. 106]. Ухудшавшееся экономическое положение Литвы к тому же увеличивало в стране число скрытых сторонников соглашения с Польшей, в особенности среди клайпедских промышленных и торговых кругов, уже открыто выражавших свое недовольство политикой Ковно [9. S. 63].

Обсуждение проблемы открытия Немана в Ковно и Варшаве осенью 1924 г. не привело к компромиссу из-за взаимоисключающих требований сторон. Тем не менее, в 1924 г. Литва заявила о принципиальной готовности открыть сплав. Ковно, взяв на вооружение излюбленный прием польской дипломатии придерживаться договоренностей буквально, действительно открыло реку для сплава польского леса, но без сплавщиков и сопровождения, предложив Варшаве на границе передавать лес литовским сплавным командам. Польша, со своей стороны, отказалась открывать сплав до принятия польских агентов в Мемеле и установления постоянного сообщения с Литвой [7. Vol. XXV. Р. 830]. Сразу после ратификации Мемельской конвенции, 24 апреля 1924 г., литовский МИД открыл Неман и для советского сплава, заверив Москву, что "имея в виду экономические интересы и общую пользу, которая может быть от сплава леса по Неману, литовское правительство, невзирая на свои настоящие отношения с Польшей, соглашается разрешить свободный сплав леса по Неману с территории СССР в Мемсль" [6. Т. 7. С. 213]. Впрочем, фактическое положение на польско-литовской границе этот шаг не изменил, поскольку Варшава так и не согласилась пропускать советский сплав до открытия собственного транзита через Литву [6. Т. 7. С. 489].

В Москве учитывали заинтересованность Литвы, равно как и Польши, в урегулировании вопроса о сплаве по Неману. Поэтому допускалась возможность принятия посреднической функции в этом вопросе, чтобы не только обеспечить собственные интересы и укрепить влияние и на Польшу, но и на литовские хозяйственные круги, главным покровителем которых была Великобритания. Таким образом НКИД надеялся склонить также и Лондон к сближению с Москвой [4. Ф. 122. Оп. 5. П. 102. Д. 9. Л. 7]. Шаг в этом направлении со стороны СССР был сделан в середине марта 1925 г., когда советское внешнеполитическое ведомство выдвинуло предложение созвать по вопросу о сплаве по Неману техническую конференцию в составе заинтересованных государств (т.е. Польши, Литвы и СССР), однако оно было отвергнуто Литвой, опасавшейся обвинений Запада в сговоре с Москвой [4. Ф. 0151. Оп. 11. П. 11. Д. 11. Л. 60 - 61].

Литва согласилась на переговоры с Польшей вновь под председательством Лиги Наций. Осенью 1925 г. состоялись два раунда польско-литовских переговоров в Копенгагене и Лугано, но они не увенчались успехом. Варшава, для которой главной проблемой на литовском направлении была не интернационализация сплава по Неману, а продолжавшееся "состояние войны" с Литвой, требовала не только открытия границы на Немане, но и учреждения польского консульства в Клайпеде, восстановления железнодорожного сообщения, а также телеграфной и почтовой связи - т.е., практически полного установления межгосударственных отношений [10. S. 156]. Литовская делегация восприняла эти требования как попытку ограничения собственной независимости и прервала переговоры. Британский посланник в Риге Т. Воэн в феврале 1925 г. выразил общее мнение английской дипломатии, заметив, что экономическое выживание Мемеля было принесено в жертву политическим амбициям Польши, которая не пошла на компромисс и не сняла заведомо невыполнимых требований установления консульских отношений [7. Vol. XXV. Р. 871]. Сотрудник Восточного отдела польского МИД Ю. Лукасе-

вич, объясняя причины срыва переговоров в Копенгагене представителю Великобритании в Варшаве В. Г. Макс-Мюллеру, отметил основные мотивы нежелания польской стороны идти на уступки. Для Варшавы "вопросом чести" было, во-первых, официальное открытие своего консульства в Клайпеде, откуда польские представители были высланы литовскими властями в 1923 г. Польша должна была вернуться в этой край не через "черный ход", подчеркивал Лукасевич [7. Vol. XXV. Р. 932]. Кроме того, простой допуск польских промышленников в Литву не обеспечивал Варшаве необходимого ей влияния на политику Ковно -и это было главной причиной нежелания Варшавы заключать договор с Литвой. Тем не менее, переговоры в Копенгагене можно расценить как определенный успех польской дипломатии. Ей удалось вынудить Литву, несмотря на декларированный Ковно отказ от правительственного диалога с Польшей до освобождения Вильно, пойти на официальные переговоры двух делегаций. События в Копенгагене и Лугано продемонстрировали также и то, что в Литве, несмотря на всю антипольскую риторику прессы и официальных представителей, существовали довольно влиятельные круги предпринимателей, которые стремились к установлению отношений с Польшей.

После срыва конференций ковенское правительство в 1926 г. самостоятельно опубликовало широкие правила сплава по Неману, выработанные в сотрудничестве с британскими дипломатами. Река объявлялась открытой для международного сплава, а литовское правительство гарантировало содействие заинтересованным государствам. Правила получили одобрение Великобритании, однако так и не были приняты Польшей.

По-журналистски преувеличенное, но по сути верное изложение ситуации, сложившейся в 1926 г. вокруг Немана дал английский публицист Эрнст Джон Харрисон, с 1921 г. служивший в литовской миссии в Великобритании и посвятивший большинство написанных им в период с 1920 по 1940 г. работ литовским проблемам. В очерке "Литва 1928" Харрисон отметил, что проблема Немана была поднята Польшей исключительно по политическим соображениям и дал следующий прогноз развития событий: как только Польша получит свободу транзита и согласие на присутствие консульских представителей в Литве, "она демонстративно отправит несколько партий леса по Неману", объявит об открытии границ и восстановлении дипломатических отношений, а затем заявит, что больше ей сплавлять нечего. Польское консульство, тем не менее, продолжит работу в Клайпеде, границы с Литвой будут открыты, и Варшаве останется лишь торжественно заявить об урегулировании виленского спора и ликвидации международного польско-литовского конфликта, а все протесты литовцев с этого момента будут квалифицированы лишь как мелкие недопонимания и "домашние ссоры между двумя братскими народами" [11. Р. 15 - 16].

Этот сценарий не был реализован. Литва вынуждена была под ультимативным нажимом Варшавы пойти на нормализацию двусторонних отношений только в 1938 г. Не оправдались и надежды великих держав на то, что экономические интересы возобладают над политическими противоречиями. Каждое из государств, заявивших о своей заинтересованности в интернационализации Немана по экономическим и хозяйственным причинам, использовало этот вопрос для достижения собственных внешнеполитических целей. Советская дипломатия, менее всего нуждавшаяся в этом транзитном пути, старалась, с одной стороны, не допустить польско-литовского компромисса, защитить свои интересы в регионе, а с другой - добиться сближения с Лондоном, декларируя приверженность международным договоренностям и выступая за открытие необходимого для английских концессионеров водного пути. Литва, ставшая во многом заложницей сложившейся ситуации, также принесла в жертву свои экономические интересы и стремилась связать речную проблему со всем комплексом польско-литовских территориаль-

ных, национальных и политических конфликтов. Вопрос интернационализации Немана, который, казалось, благодаря своей хозяйственной важности для Литвы, должен был способствовать разрядке в сложных международных отношениях в этом уголке Восточной Европы, стал напротив инструментом давления польской дипломатии на Литву с целью добиться признания ею существовавшего территориального status quo.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Dictionnaire diplomatique. Paris, 1946.

2. Gajownik T. Tajny front niewypowiedzianej wojny. Dzialalnosc polskiego wywiadu wojskowego na Litwie w latach 1921 - 1939. Warszawa, 2010.

3. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. М., 1926. Ч. II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России; М., 1928. Ч. III. От снятия блокады с Советской России до десятилетия Октябрьской революции. М., 1928.

4. Архив внешней политики Российской Федерации.

5. Laurinavicius C. Politika ir diplomatija. Kaunas, 1997.

6. Документы внешней политики СССР. М., 1961. Т. 5; М., 1963. Т. 7.

7. Documents on British foreign policy, 1919 - 1939. London, 1984. First series. Vol. XXIV; London, 1984. Vol. XXV.

8. Бах М. Г. Внешняя политика Вольдемараса и Виленский конфликт // Мировая политика и мировое хозяйство. N1. М., 1928.

9. Lossowski P. Stosunki polsko-litewskie 1921 - 1939. Warszawa, 1997.

10. Archiwum Akt Nowych. Kolekcja odpisow i opracowan. T. 3.

11. Lithuania 1928. London, 1928.