В статье рассмотрена гипотеза о возможном заимствовании эмблемы московских князей, всадника, от подобной литовской. На основании анализа сфрагистических и нумизматических источников сделан вывод о существенной разнице обеих изобразительных традиций. Вероятно, имело место параллельное развитие сходных сюжетов в относительно едином, широком эмблематическом контексте, не исключавшем довольно заметных по своим различиям вариантов.

The article discusses the hypothesis of a possible borrowing of the emblem of Moscow princes, namely that of the rider, from a similar Lithuanian representation. The analysis of sphargistic and numismatic sources allows to conclude that the two traditions of representation are clearly distinct. It is probable that there was a parallel development of similar themes in a relatively uniform and broad emblematic context that did not exclude distinct and even differing variants.

Ключевые слова: эмблема, герб, печать, Русь, Литва.

Впервые в российской историографии предположение о возможном влиянии литовской "погони" ("витиса") на русскую княжескую эмблематику было высказано основателем научной геральдики в России А. Б. Лакиером в знаменитом труде "Русская геральдика" (СПб., 1855). Анализируя печати великих князей московских, А. Б. Лакиер обратил внимание на одну из печатей Василия I (1389 - 1425), которая скрепляет договорную грамоту этого князя с его дядей князем Владимиром Андреевичем Серпуховским (см. [1. С. 149. N 16]). Эта печать "носит изображение всадника на коне, копьем вооруженного". "Фигура эта, - писал Лакиер далее, - мало отличается от штемпеля на монетах того же великого князя; но еще ближе к ним великого князя печать: всадник, рассекающий воздух мечом; а что это изображение самого великого князя, о том свидетельствует надпись на монетах его с тем же изображением: "Князь великий Василий Дмитриевич"" [2. С. 76]. И хотя вторая упомянутая Лакиером печать, привешенная ко второй духовной грамоте Василия I (около 1417 г.), на самом деле, по-видимому, является печатью его тестя великого литовского князя Витовта [1. С. 150, N 19], именно печать Василия I с изображением всадника была для Лакиера первым примером того изобразительного типа, к которому восходил позднейший "ездец" великих московских князей.

"В то же самое время, - продолжил Лакиер, - как эта воинственная и грозная эмблема усвоена московским великим князем, независимо от Москвы возникло

Пчелов Евгений Владимирович - канд. ист. наук, доцент РГГУ.

и росло на западе России сильное противовесие ей - Литва [...] Тот же всадник, едущий на коне под снятым мечом, был усвоен и Литвою, и если Витен, взявший этот герб, видел в нем по выражению нашей летописи "рыцаря збройного на коне с мечом", погонь этот впоследствии обратился в изображение самого литовского великого князя, едущего, по обыкновению, на коне на защиту своих владений и для расширения пределов своего государства. Та же идея, не оставлявшая московских великих князей, не могла не выразиться на их печатях и монетах, а простое сравнение печатей великого князя Василия Дмитриевича и печатью Витовта заставляет подозревать заимствование (если не идеи, то изображения), что становится совершенно ясным, если вспомнить, что великий князь Василий Дмитриевич был женат на дочери его, Софии Витовтовне. Пользуемся случаем, чтобы приложить к этому исследованию печать князя Корибута Ольгердовича, владевшего Новгород-Северским. Она носит изображение всадника с копьем, а русская надпись на обороте ее показывает, как твердо Литва была сплочена с коренною Россиею" [2. С. 76]. Как видим, свое предположение Лакиер обосновывал, исходя из атрибуции печати духовной грамоты именно Василию I, а не Витовту. Кроме того, Лакиер обратил внимание и на сообщение поздней (XVII в.) Густынской летописи (считалось, что она восходит к Ипатьевской), которая относит появление литовской эмблемы ко временам князя Витеня (около 1295 - 1316 гг.), то есть к рубежу XIII-XIV вв. (Витень, "нача княжити над Литвою, измысли себе герб и всему князству Литовскому печать: рыцарь збройный на коне, с мечом, еже ныне наричут погоня" (см. [3. С. 295]). Далее Лакиер, обратив внимание на известную печать Ивана III (1462 - 1505) 1497 г. с двуглавым орлом и "ездецом", где уже изображен не просто всадник, а всадник-змееборец, более подробно остановился на интерпретации московского всадника, отметив, что подобная эмблема, "не чуждая всему Северу, повторяется в сагах скандинавских". "Для образца, - отмечал затем исследователь, - мы приводим печать одного из герцогов Подолии Александра, сына Кориата и внука Ольгердова. На печати этой, относящейся к 1375 г., виден св. Георгий в венце, под лошадью дракон, пораженный копьем" [2. С. 81]. Таким образом, даже рассматривая эмблему змееборца, в которой, применительно к периоду Московской Руси, Лакиер усматривал светское содержание, исследователь приводил параллели из литовского сфрагистического материала.

Идея о взаимосвязи московской и литовской традиций в эмблематике всадника нашла отклик в работах и других исследователей. Именно Великое княжество Литовское, а затем и Польско-Литовское государство мыслилось некоторыми крупными специалистами в качестве одного из, своего рода, "проводников" европейских сфрагистических и эмблематических традиций на Русь [1. С. 128 - 129], тем более, что ряд новых явлений в русской сфрагистике "Московского периода" явно мог иметь польско-литовские прототипы (наиболее яркий пример - "структура" Большой государственной печати Ивана Грозного конца 1570-х годов, возможно, восходящая к имперским и польско-литовским образцам).

Качественно новый этап в изучении этого вопроса был обусловлен введением в научный оборот нового источникового материала и, прежде всего, публикацией и изучением русских монет конца XIV-XV в. (см., например [4 - 9]), актовых печатей древнерусского времени [10 - 11], а затем и возрождением, после долгого перерыва, научного интереса к русской дореволюционной геральдике. Были выявлены изображения конного воина на русских печатях и монетах с начала XIII в., собран необходимый фактический материал, в результате чего появилась возможность представить панораму истории этого эмблематического сюжета в древнерусском контексте.

В изучении изображений на литовских монетах и печатях также произошли заметные "сдвиги". Большой интерес к литовской эмблематике возник в период существования независимой Литовской Республики, когда был опубликован

ряд важных трудов по этому вопросу на основе как сфрагистики, так и нумизматики. Большое значение имели работы видного польского исследователя Мариана Гумовского [12] и занимавшихся происхождением и эволюцией "витиса" Мстислава Валериановича Добужинского (1875 - 1957) [13] и Йонаса Илгунаса (1897 - 1956) [14]. В частности, выдающийся художник и геральдист М. В. Добужинский, подробно исследовав изображения всадника на печатях и монетах литовских князей, провел тщательный стилистический анализ, в том числе и таких деталей изображения, как хвост коня, геральдический щит, эмблемы двойного креста и "Гедиминовых столпов" ("колюмн Гедимина"). Развивая идею Лакиера, Добужинский не отрицал возможности, благодаря браку Василия I с Софьей Витовтовной, генетической связи звеньев цепочки: герб литовских великих князей -"витис", как герб московских великих князей - св. Георгий. Впоследствии исследование средневековой литовской нумизматики продолжалось как российскими [15, 16], так и литовскими учеными (полную библиографию работ литовских исследователей см. [17]; из работ обобщающего характера см. [18 - 19]).

В контексте эмблематики и геральдики одним из первых в новейшей российской историографии к истории московского "ездеца" обратился Г. В. Вилинбахов [20], попытавшийся проследить и генезис этой эмблемы на основании русской княжеской сфрагистики. Специальные исследования нумизматической эмблематике посвятил А. В. Чернецов [21 - 22], рассмотревший фигуру всадника на монетах великих московских, тверских и удельных князей [21. Р. 98 - 114]. Обратив особое внимание на два типа изображений - сокольника и змееборца, он сопоставил эти варианты с другими изображениями и описаниями в рамках древнерусской культурной традиции (фольклор, искусство, литература). Отметив, что эмблема всадника-змееборца впервые появилась на монетах в период правления Василия I, исследователь пришел к выводу, что это изображение могло символизировать борьбу против ордынского ига. В фигурах всадников, в том числе и всадника-змееборца, А. В. Чернецов усматривает изображения князей (в соответствии с устоявшейся и вполне обоснованной традицией).

Идея о литовском влиянии на московского "ездеца" в современной историографии была возрождена А. А. Молчановым, посвятившим ряд работ исследованию эмблемы всадника на печатях и монетах русских князей [23 - 25]. Исследователь выявил типологию изображений и проследил их эволюцию, подчеркнув синкретичность образа конного воина, ставшего династической эмблемой московского правящего рода. Важной особенностью работ Молчанова является попытка установить связь истории эмблемы с генеалогией Рюриковичей, то есть выявить наследственную преемственность в ее бытовании. Существенно, что историк не отрицает вероятных балтских истоков данного сюжета в средневековой русской (и в частности новгородской эмблематике): "Прямое заимствование соответствующего популярного в геральдике Западной Европы сюжета буллами Александра Невского, судя по иконографическим наблюдениям, явно исключается. Такое сюжетное влияние, если оно было, могло скорее исходить из более близкого источника, а именно из смежных с Новгородом областей Западной Руси и все активней распространявшей на них свою политическую экспансию Литвы, где конный воин к тому времени, по всей вероятности, уже стал государственным геральдическим символом" [24. С. 29]. В поддержку этой идеи свидетельствует и культ коня у древних балтов, понимание коня как символа власти правителя, обычай захоронения с конем (ср. обряд погребения Ольгерда). Изучению изображения всадника на монетах Великого княжества Московского и его уделов посвятил исследование и С. Н. Таценко [26], показавший, что распространение этой эмблемы от великих московских князей к удельным было связано с межкняжескими отношениями внутри династии потомков Ивана Калиты и, в частности, признанием или непризнанием сюзеренитета великих князей удельными. Свои

выводы Таценко проиллюстрировал на материале усобицы между двумя ветвями потомков Дмитрия Донского.

Е. И. Каменцева [27 - 28], также подробно остановившаяся на истории московского "ездеца", сконцентрировала внимание на собственно древнерусских его истоках.

Н. А. Соболева, атрибутировав вслед за Г. Алефом две печати с всадником при духовных грамотах Василия I (второй и третьей, около 1417 г. и 1423 г.; первая печать сохранилась фрагментарно) великому литовскому князю Витовту, отметила литовское влияние: "Многие исследователи печатей считали посредником между Западной Европой и Русью Литву. Подобную возможность проникновения на Русь западноевропейских влияний отрицать нельзя. Простое сравнение печатей великого князя Василия Дмитриевича, привешенных ко второй и третьей духовным грамотам, и печатей Витовта последних десятилетий его правления позволяет установить их тождественность. Печать Василия Дмитриевича у третьей духовной оттиснута в ковчежке, что характерно не только для печатей Витовта, но является особенностью западноевропейской средневековой сфрагистики. Можно привести и другие примеры, говорящие о посредничестве Великого княжества Литовского в становлении на Руси нового способа скрепления документа: одновременное использование литовскими князьями печатей с латинскими и русскими легендами, адекватность художественных образов и мотивов русских, литовских, польских и других западноевропейских печатей XIV-XV вв." [1. С. 129]. И далее: "Изображение вооруженного всадника типично в XIII-XIV вв. и для княжеских печатей Западной Европы. В Восточной Европе оно имеет место в это же время. Вооруженного всадника можно встретить на печатях и монетах литовских князей, на польских печатях. Нередко вооруженный всадник встречается на оборотной стороне больших королевских печатей" [1. С. 205]. Однако, не проведя сравнительного сопоставления особенностей изображений всадников, исследовательница ограничилась лишь самыми общими выводами. Рассматривая же образ "ездеца" на печати Ивана III, Соболева выделяет особый иконографический тип, получивший распространение в московском княжеском доме - всадник-змееборец, и сближает его с образом Георгия-змееборца, отдавая предпочтение версии о его "сакральном" изобразительном источнике.

Оригинальный взгляд на взаимоотношение литовского и московского всадников был высказан в белорусской историографии, где специальное исследование истории "погони" посвятил А. Титов [29]. Связывая истоки этой эмблемы с языческими культами солнца, автор считает ее конкретными прототипами изображения святых на конях (в частности, древнерусского князя Глеба, брата князя Бориса - чем объясняется, в частности, наличие конного воина на печати Наримунта). Более того, именно изображения всадника на печатях древнерусских князей через западно- и северо-русские земли (Полоцк, Витебск, Новгород), по мнению исследователя, могли оказать влияние на появление подобных эмблем в Литве. Иными словами, связь литовской и русской эмблем была поставлена в обратную, нежели традиционная, зависимость.

А. Л. Хорошкевич в ряде работ, из которых наиболее фундаментальной по интересующей нас тематике является раздел в книге "Герб и флаг России Х-ХХ вв.", рассмотрела примерные европейские сфрагистические аналогии - изображения всадника на западноевропейских печатях, начиная с XI в. (печати герцога Адальберта Лотарингского, маркграфа Эрнста Австрийского, графа Балдуина Фландрского), констатируя, что осуществленные ею "поиски прообраза первой русской "конной печати" зашли в тупик" [30. С. 71], настолько распространены были схожие изображения в общеевропейском контексте, хотя точных аналогий с русскими всадниками не прослеживается. "Изображение на ней (первой русской "конной печати") наиболее сходно с иконографией печатей великопольских князей,

но можно предполагать, что некоторую роль в том, что в XIII веке копье было заменено мечом, сыграл и пример Латинской империи" (в качестве примеров приводятся печати князей конца XII - первой половины XIII в.: Одо Познаньского, Казимира I Опольского, Земовита Мазовецкого, Пшемысла I Познаньского), и далее: "Трудно думать о балтском или литовско-западнорусском происхождении этой эмблемы" [30. С. 71].

Метод Хорошкевич подверг справедливой критике В. А. Кучкин: "Впрочем, и общий подход А. Л. Хорошкевич к анализу эмблем русского средневекового сфрагистического и нумизматического материала не может быть признан плодотворным. Автор рассуждает об изображениях всадников, двуглавых орлов крайне абстрактно, без детального разбора элементов эмблем, наивно объединяя в одну группу изображения всадников - святых на русских печатях XIII в. и всадников-правителей на западноевропейских печатях XI-XV вв., вообще всадников на русских печатях и монетах XIV-XV столетий только потому, что изображены сидящие на конях люди, и пытается на столь аморфной основе выявить генезис печати определенного типа [...] Понятно, что применяя подобную методику исследования, А. Л. Хорошкевич не в состоянии прийти к определенным выводам" [31. С. 7].

Г. И. Королев, отметив, что заимствование всадника на печати князя Мстислава Мстиславича (Удатного) (первая древнерусская княжеская печать с изображением конного воина) с печатей графов Фландрских (одно из предположений Хорошкевич) "ничем не подтверждено", указал, что "в принципе, изображение всадника на печатях и монетах можно объяснить и не заимствованием. Для того времени, о котором идет речь, конный воин был заметным элементом действительности". "Тем не менее, - продолжает исследователь, - совсем исключать западное влияние на появление сфрагистического всадника нельзя" [32. С. 83]. В то же время "на Западе всадник был столь распространен, что за некоторыми исключениями нельзя с уверенностью утверждать, кто у кого фигуру заимствовал. Стереотипность образа была весьма великой". Наибольшее сходство всадника с печати князя Мстислава Мстиславича Королев, обратив внимание на такие особенности изображений, как нимб над головой, шестиконечный крест за спиной и изображение ног коня, обнаружил с монетой князя бодричей Прибыслава (1160 - 1178). Однако "отличия Мстиславова всадника от подобных фигур на западноевропейских печатях, думаю, показывают, что о заимствовании в прямом смысле слова говорить не приходится" [32. С. 85].

Более детальное исследование эмблемы всадника на русском материале с привлечением европейских источников было проведено Магдолной Агоштон [33 - 34]. В частности, она специально остановилась на изображениях всадника в польской и литовской сфрагистике [34. С. 359 - 362], подчеркнув широкую распространенность "конного" сюжета в Европе (конь - символ солнца) и вероятный параллелизм традиций. Печать с изображением рыцаря на коне в Западной Европе была устойчивым типом печатей феодалов более низкого ранга, нежели короли (герцогов, графов), причем всадник мог изображаться с копьем, знаменем или мечом. Наиболее ранним случаем употребления такой печати Агоштон считает печать герцога Альберта Лотарингского 1037 г. "В XIII в. употребление польскими князьями подобной печати стало обычным делом. В XIV в. конная композиция стала широко использоваться и в сфрагистике литовских князей" [34. С. 343]. Важным шагом "проникновения "конной" печати в русскую княжескую сфрагистику стал разрыв с традицией помещения на печати тезоименного святого, замена его конным воином" - констатирует далее исследовательница. В частности, на рубеже XIII-XIV вв. печатью с изображением всадника пользовался белзский и затем волынский князь Юрий Львович (конный рыцарь в доспехах со щитом и знаменем). Большое значение Агоштон придает также печати князя Наримунта

Гедиминовича, скрепившей около 1330 г. торговый договор между Полоцком и Ригой. "Означенная печать является первой из известных в ряду княжеских печатей литовско-русских князей Гедиминова рода. С конца XIV в. после принятия литовским князем Ягайло Ольгердовичем католичества и избрания его на польский королевский трон изображение всадника стало считаться гербом великого князя литовского, а позднее всех князей Гедиминовичей. В начале XVI в. литовский герб получил название "Погоня"" [34. С. 345].

В современной литовской геральдике принципиальное значение имеют работы Э. Римшы [35 - 36], который рассмотрел историю литовского всадника, двойного креста и "колюмн Гедиминовичей" в качестве национальных геральдических эмблем, показав эволюцию "витиса" в контексте как западноевропейского, так и древнерусского сфрагистического материала. В 2000 г. анализ изображений всадника на печатях литовских князей предприняли также Ю. Н. Бохан и И. И. Синчук [37].

В целом, можно сказать, что к настоящему времени, за некоторыми исключениями, идея "заимствования" эмблемы всадника сменилась в историографии идеей "схожести", причем в существенно расширенном географическом и культурном ареале - идеей, предполагающей общие значимые элементы в семантике самой эмблемы.

Очевидно, что вопрос о конкретных изобразительных и/или семантических прототипах тех или иных эмблематических изображений всадника в русской сфрагистике и нумизматике все еще далек от разрешения. Если попытаться в целом обозреть доступный русский и литовский сфрагистический и нумизматический материал, представленный в вышеназванных публикациях, можно сделать следующие наблюдения.

На печатях древнерусских князей изображение конного воина впервые появилось в начале XIII в. Это печать князя Мстислава Мстиславича Удатного (ум. в 1228 г.), который в 1210-х годах два раза был новгородским князем. Печать относится к распространенному в тот период типу печатей с изображением двух патрональных святых - святого-покровителя князя и святого-покровителя его отца, на двух сторонах печати соответственно. На лицевой стороне печати Мстислава Мстиславича имеется изображение всадника-святого с развевающимся плащом. Этот всадник обращен в правую от зрителя сторону и представляет собой Федора Тирона, который был патрональным святым Мстислава. На оборотной стороне печати имеется изображение св. Федора Стратилата (патронального святого отца Мстислава) - стоящего воина с копьем и щитом. На святость фигур изображенных указывают нимбы над их головами. Таким образом, первый конный воин в русской сфрагистике - св. Федор Тирон, то есть сакральное, а не светское изображение. Недавно, впрочем, была предложена новая атрибуция приписываемых Мстиславу Удатному печатей, связывающая их с новгородским князем Федором Ярославичем (1228 - 1229, 1232 - 1233), старшим братом Александра Невского [38. С. 404 - 418].

Следующий князь, на печати которого также имеется всадник - это внук Всеволода Большое Гнездо - Всеволод Юрьевич, также дважды правивший в Новгороде (погиб в 1237 г.). На двух сторонах его печати изображены двое святых: стоящий с мечом Дмитрий Солунский на лицевой стороне и скачущий на коне Георгий Победоносец с плащом на оборотной - святые покровители князя и его отца. Святой всадник в данном случае имеет отношение к личности отца Всеволода - великого владимирского князя Юрия (Георгия) Всеволодовича (погиб в 1238 г.). Георгий Победоносец на этой печати также обращен в правую от зрителя сторону.

На печатях двоюродного брата Всеволода Юрьевича - князя Александра Ярославича (Невского), который (на что обратил внимание в контексте данной темы

А. А. Молчанов) по материнской линии приходился внуком Мстиславу Удатному, также присутствуют изображения всадников. Они двух типов: это (на лицевой стороне печатей) или вооруженный мечом всадник с нимбом, который, очевидно, обозначает святого Александра (патрона князя), или всадник с мечом без нимба, но в короне (оба обращены в правую от зрителя сторону). На оборотной стороне этих печатей изображен стоящий воин с нимбом, который колет копьем в пасть лежащего на земле дракона, а другой рукой держит за уздечку коня. Это св. Федор -покровитель отца Александра Невского, князя Ярослава Всеволодовича (великий князь владимирский в 1238 - 1246 гг.). Всадник, как видим, может или обозначать св. Александра, или, вероятно, символизировать самого князя. Принципиально важно, что именно на печатях Александра Невского впервые встречается светское изображение всадника и, кроме того, появляется первое изображение всадника, вооруженного мечом, причем меч он держит в поднятой и отставленной назад правой руке так, как изображался меч и на печатях европейских феодалов со всадником того же времени, и на печатях литовских князей с "витисом" впоследствии. Сама стилистика композиции, таким образом, полностью находилась в русле общеевропейской эмблематической традиции.

Сыновья Александра Невского "унаследовали" от отца изображение всадника на своих печатях. Светский всадник в короне с мечом присутствует на печатях Даниила Александровича (ум. в 1303 г.), символизируя отца (самого князя обозначает изображение св. Даниила Столпника). Светский всадник есть и на печатях Андрея Александровича (ум. в 1304 г.) - только теперь это не мечник, а сокольник. В правой поднятой и отставленной назад руке вместо меча этот всадник держит сокола. Поскольку на другой стороне печати Андрея Александровича, по всей видимости, изображен его патрональный святой - Андрей Критский, то и в этом случае всадник (сокольник) символизирует отца - князя Александра Невского, и как бы является его "наследием". На печатях Дмитрия Александровича (ум. в 1294 г.) тоже имеется всадник, но святой - Дмитрий Солунский. Он держит вертикально опущенное копье и скачет в левую от зрителя сторону. Таким образом, в поколении сыновей Александра Невского появляется новый вариант светского всадника - сокольник, и новое изображение святого всадника на печатях, повернутое в другую сторону. Может быть, на формирование последнего варианта оказали влияние изображения святого Федора на печатях Александра Невского - спешившегося святого воина с направленным вниз копьем.

Наконец, сын Даниила Александровича Юрий (Георгий) Данилович (ум. в 1325 г.) также пользовался печатью с изображением всадника - своего небесного покровителя Георгия Победоносца. Этот святой воин вооружен мечом и скачет вправо от зрителя. По своему типу это изображение практически сходно с изображением св. Александра на печатях Александра Невского. Далее вплоть до Дмитрия Донского всадники на печатях князей московской династии отсутствуют.

Ранний период бытования всадника в русской княжеской сфрагистике (1210-е - начало 1320-х годов) показывает, что в большинстве случаев это были изображения святых: св. Федор Тирон, св. Александр с мечом, св. Георгий Победоносец с плащом или с мечом (второй тип восходит к изображению св. Александра). Все всадники, кроме св. Дмитрия Солунского, вооруженного копьем, скачут вправо от зрителя. Светское изображение всадника принадлежит Александру Невскому и может быть двух типов: князь в короне с мечом (на печатях Александра) и князь с соколом (на печатях сына Александра - Андрея). В этом, по справедливому замечанию В. Л. Янина, прослеживается постепенная тенденция "заменить чисто духовные сюжеты иными сюжетами, не лишенными символики светской власти" [10. Т. 2. С. 23] (ср. [25. С. 461]).

Второй этап сфрагистической истории "московского" всадника, непосредственно связанный затем с нумизматикой, начался в период правления Дмитрия

Донского (1370 - 1380-е годы). Этот князь пользовался печатями разных типов: наиболее часто с изображением своего патронального святого Дмитрия Солунского на лицевой стороне и надписью на оборотной. Но Дмитрий Солунский мог быть и стоящим воином, и конным, держащим в руке меч. Во втором случае он был обращен влево от зрителя, то есть изображение печати, с одной стороны, повторяло соответствующую композицию печати Дмитрия Александровича, а с другой, было близко сфрагистическим изображениям святых всадников с мечом с печатей Юрия Даниловича и Александра Невского. На всех известных печатях потомков Дмитрия Донского, несущих изображения всадников, эти изображения повернуты вправо от зрителя, то есть в "традиционную", "классическую" сторону. Следовательно, можно думать, что только изображение св. Дмитрия Солунского - всадника на печатях имело такое характерное направление движения. Тем не менее, всадник на печатях Дмитрия Донского, во-первых, эпизодичен, а во-вторых, представляет собой изображение святого, а не светского воина.

Интересная ситуация наблюдается на печатях и монетах сыновей Дмитрия Донского. Существенно при этом, что на монетах самого Дмитрия всадника нет. Зато на монетах Василия I всадник, скачущий вправо от зрителя, встречается двух типов: это или сокольник, или всадник, вооруженный копьем, под копытами коня которого помещается или тамга, или изображение человеческой головы, или змия (дракона). Так в эмблематике всадника появляется драконоборческий сюжет. Причем это светские всадники. Среди печатей Василия I также известна печать с всадником - это всадник, едущий вправо от зрителя с копьем, направленным вниз. Разобрать, есть ли под копытами коня какое-либо изображение, сейчас уже невозможно, но, судя по аналогии с нумизматикой, какая-то фигура там быть могла. На монетах младшего брата Василия I, Юрия (Георгия) Галичского и Звенигородского (ум. в 1434 г.) также встречаются всадники - сокольник и змееборец, но относятся эти монеты к тому периоду, когда Юрий Дмитриевич титуловался великим князем. На других же монетах Юрия встречается иной сюжет: это всадник, скачущий влево от зрителя ("нетрадиционное" направление движения) с поднятой над головой саблей, при этом голова коня обращена назад, то есть вправо. За фигурой всадника (т.е. справа от него) помещается голова дракона. Этот специфический вариант был, вероятно, отличительным сюжетом эмблематики Юрия Дмитриевича. На монетах других сыновей Дмитрия Донского, Андрея Можайского (ум. в 1432 г.) и Петра Дмитровского (ум. в 1428 г.) сюжеты с всадником близки подобным сюжетам монет Василия I - и на монетах Андрея Дмитриевича, и на монетах Петра Дмитриевича присутствуют изображения всадников-сокольников, на монетах Андрея Дмитриевича, кроме того, есть и змееборец, а на монетах Петра Дмитриевича - всадник с мечом и тамга под копытами коня. Направление движения во всех этих случаях "традиционное". Известные печати Юрия, Андрея и Петра Дмитриевичей изображений всадника не имеют. Таким образом, начиная с поколения сыновей Дмитрия Донского, всадник становится одним из символов княжеского рода. Во всех случаях он, вероятно, обозначал князя, так как представлял собой светское изображение. Основными типами этого изображения были сокольник (уже встречавшийся на печатях Андрея Александровича) и змееборец (новый сюжет со всадником, вооруженным копьем), на монетах дмитровского князя был также всадник с мечом, восходивший, по всей видимости, к одному из типов печатей Дмитрия Донского, а на монетах Юрия Дмитриевича появился специфический сюжет в оригинальной трактовке.

Кроме великокняжеской ветви московской династии всадник зафиксирован и на монетах князей боровско-серпуховской, младшей линии потомков Ивана Калиты. На монетах боровского князя Семена Владимировича (1410 - 1426) также имеется всадник-змееборец, обращенный вправо от зрителя, то есть тот же сюжет, что и на монетах Василия I.

В начале XV в. всадник появляется и на монетах князей Тверской династии, причем первоначально, как отметил А. А. Молчанов [25. С. 463], в уделах - Городенском и Кашинском. На монетах, чеканившихся в Городене от имени великого князя тверского Ивана Михайловича (ум. в 1425 г.) есть изображения сокольника (на монетах Ивана Михайловича, чеканившихся в Твери, были другие сюжеты). Подобные изображения встречаются и на монетах его младшего брата, кашинского князя Василия Михайловича (ум. после 1426 г.). Таким образом, на тверских монетах сокольник появляется примерно тогда же, что и на московских.

Какими были всадники на монетах и печатях последующих князей - потомков сыновей Дмитрия Донского, представителей Серпуховской и Тверской династий?

Сын Василия I, Василий II (1425 - 1462) чеканил монеты с всадником, вооруженным копьем (но без змия), или мечом, или всадником-сокольником. Причем среди монет, изображающих вооруженных всадников встречаются такие, где фигуры движутся в левую сторону от зрителя. По-видимому, это влияние сюжета с монет Юрия Дмитриевича, поскольку и на монетах Василия II он также присутствует (причем под копытами коня в этом случае появляется дракон). Таким образом, монеты Василия II демонстрируют почти весь спектр имевшихся вариантов. Среди печатей Василия II печати с изображением всадника с копьем или мечом (различить детали рисунка сейчас очень сложно) фиксируются при документах 1425 - начала 1430-х годов, т.е. самого первого периода его правления. В дальнейшем относительно эмблемы всадника в великокняжеской сфрагистике наступает значительный перерыв, вплоть до 1470-х годов, когда всадника-змееборца начинает помещать на своих печатях сын Василия II, Иван III (к этому же типу изображений относится и изображение змееборца на известной печати 1497 г.). На монетах Ивана III есть и всадник с мечом (саблей?), и всадник-змееборец, встречается и направление движения влево.

Сын Юрия Дмитриевича, Дмитрий Шемяка (великий князь в 1446 - 1447 гг., ум. в 1453 г.), чеканивший монеты с титулом великого князя, помещал на них всадника-змееборца. По-видимому, змееборец вообще был символом власти именно великого князя.

Оба сына Андрея Дмитриевича, Иван Можайский (ум. после 1471 г.) и Михаил Верейский (ум. в 1486 г.), также использовали эмблему всадника. На монетах Ивана Андреевича (который был союзником Дмитрия Шемяки) есть всадник-змееборец и сюжет с монет Юрия Дмитриевича, на монетах Михаила Андреевича - змееборец, сокольник и сюжет, восходящий к монетам Юрия Дмитриевича (с драконом под копытами коня всадника, так же, как и на некоторых монетах Василия II). Вооруженный всадник присутствует и на одном из трех типов сохранившихся печатей Ивана Андреевича.

В серпуховской династии всадник чеканился на монетах племянника Семена Владимировича - Василия Ярославича, князя боровского (ум. в 1483 г.). На них также имеется всадник-змееборец, а кроме того, и совершенно новый сюжет -всадник, скачущий в правую от зрителя сторону, но стреляющий из лука влево. Под копытами коня - тамга (плетенка). Один из двух типов известных печатей Василия Ярославича имеет изображение всадника с мечом или копьем, едущего вправо.

В тверской династии на монетах, чеканившихся сыном Ивана Михайловича, Александром Ивановичем в Городене (до 1425 г.), - всадник с мечом. На монетах сына Александра Ивановича, Бориса Александровича, великого князя тверского (ум. в 1461 г.), встречается два типа всадников: всадник с соколом и всадник с мечом; то же и на монетах его сына, последнего великого тверского князя Михаила Борисовича (1461 - 1485). На печатях Бориса Александровича - всадник с мечом. На печатях Михаила Борисовича - всадник с мечом, под копытами коня дракон.

Также всадник встречается на монетах князя Александра Федоровича Ярославского (ум. в 1471 г.) - всадник с саблей, на монетах князя Александра Ивановича Брюхатого, Суздальско-Нижегородского (ум. в 1418 г.) - всадник с соколом. Оба князя были родственниками московской династии: Александр Иванович был женат на сестре Василия II, а Александр Федорович был потомком Ивана Калиты (по линии одной из дочерей Калиты) [25. С. 463].

Сфрагистический и нумизматический материал свидетельствует, что общераспространенным у русских князей XV в. было изображение всадника-сокольника. Несколько позднее и первоначально как бы периферийно появляются изображения всадника с мечом в московской (сначала у Петра Дмитриевича) и тверской (с Александра Ивановича в Городене) династиях. Всадник-змееборец был исключительной "принадлежностью" потомков Ивана Калиты (в тверской династии и у князей других династий он не встречается). Иногда появлялись и такие оригинальные сюжеты, как всадник с саблей влево у Юрия Дмитриевича, "распространившийся" затем на можайскую и московскую ветви, и всадник с луком у Василия Ярославича, князя боровского.

В целом изображения светских всадников на монетах и печатях князей появляются на рубеже XIV-XV вв., причем, возможно, одновременно как у московских, так и у боровских, и у тверских князей. Здесь, конечно, можно вспомнить и брак Василия I с Софьей Витовтовной, и тот факт, что Семен Боровский был сыном Елены Ольгердовны, и два брака князей тверской династии - первый брак Ивана Михайловича с сестрой Витовта и первый брак Василия Михайловича с дочерью киевского князя Владимира Ольгердовича. Таким образом, князья всех трех ветвей, начавшие на своих монетах чеканку изображений всадника, находились в непосредственном родстве с династией Гедиминовичей.

Однако для того, чтобы попытаться рассмотреть возможность заимствования, необходимо обратиться к литовскому сфрагистическому и нумизматическому материалу.

Как известно, в так называемых белорусско-литовских летописях: "Хронике Великого княжества Литовского и Жемайтского" (первая половина XVI в.), "Хронике Быховца" (середина - вторая половина XVI в.) принятие "погони" в качестве герба великих князей литовских отнесено ко времени керновского князя Наримунта (брата Довмонта, вторая половина XIII в.) - "Наримунт, когда сел на великом княжении литовском, то герб свой Китовраса оставил своей братии, а себе сделал герб - человека на коне с мечом. А тот герб означает взрослого государя, который может защищать свою родину мечом", причем герб этот описывается с указанием цветов и объяснением названия "погоня" ("муж збройный" как бы гонит кого-то) [39. С. 32; 40. С. 48]. Густынская летопись относит появление литовской "погони" ко временам князя Витеня (начавшего править в Литве, по датировке этой летописи, в 1278 г.). Иными словами, летописные источники (впрочем, довольно поздние относительно описываемых ими событий) датируют возникновение "погони" как эмблемы литовских князей второй половиной XIII в. Однако имеющийся на сегодняшний день сфрагистический материал не подтверждает этих сведений. Первый князь литовского происхождения, на печатях которого присутствует конный воин - Наримунт Гедиминович (ум. в 1348 г.), в крещении носивший имя Глеб. На его печати 1330-х годов изображен всадник, скачущий вправо от зрителя [11. С. 408], - можно полагать, святой покровитель Наримунта - князь Глеб. Затем до конца XIV в. всадник на литовских княжеских печатях не встречается, так что неизвестно, насколько изображение на печати Наримунта можно связывать с дальнейшей традицией.

Снова всадники появляются на печатях внуков Гедимина (1316 - 1341), т.е. второго поколения его потомков. На печатях старшего сына Ольгерда от брака с тверской княжной Ульяной Александровной, Ягайло (ум. в 1434 г.), всадник за-

фиксирован на рубеже 1370 - 1380-х годов [37. N 8; 13. N 3; 35. Р. 59]. Это рыцарь в западноевропейских доспехах, держащий в правой руке меч и скачущий вправо от зрителя. С конца 1380-х годов, то есть после того, как Ягайло стал польским королем, на его печатях рыцарь, вооруженный мечом или копьем, со щитом, украшенным двойным крестом, скачет уже влево от зрителя. Такова, например, печать Ягайло с большим четверочастным гербом, во второй части которого помещена "погоня" [35. Р. 60]. На тронной печати Ягайло 1388 г. в литовском гербе под конем даже изображен дракон [13. N 21].

Скиргайло Ольгердович (ум. в 1396 г.), который княжил в Полоцке и Троках и до 1392 г. был наместником Ягайло в Литве (когда Ягайло уже был польским королем), с 1380-х годов использовал печати с изображением рыцаря с копьем и щитом, скачущего в левую от зрителя сторону. При этом на его печати 1394 г. на копье можно видеть банньер, а на щите двойной крест [35. Р. 71].

Корибут-Дмитрий Ольгердович (ум. ок. 1405 г.) на печати 1385 - 1386 гг. имел изображение всадника с нимбом над головой (?), двигающегося в правую от зрителя сторону и держащего вертикально направленное вверх копье [41. Т. 23; 29. С. 15]. По-видимому, это изображение св. Дмитрия - покровителя князя.

Печати Лугвения-Семена Ольгердовича, князя мстиславского, также несут на себе изображение рыцаря: на печати 1379 г. он держит вертикально копье и движется влево от зрителя [35. Р. 96], на печати 1388 - 1389 гг. держит меч и движется вправо [29. С. 21; 42. С. 36].

На печати керновского князя Виганта-Александра Ольгердовича (ум. в 1392 г.) 1388 г. рыцарь, держащий в правой поднятой руке горизонтально меч, движется влево от зрителя [35. Р. 61].

Наконец, Свидригайло Ольгердович (великий князь литовский в 1430 - 1432 гг.; ум. в 1452 г.) на печати 1420 г. имел рыцаря с мечом, движущегося вправо [37. N 7], а на печати 1452 г. - рыцаря с мечом, движущегося влево [37. N 9] (ср. [13. N 10; 14. Р. 37]).

Очень интересна эволюция изображений на печатях двоюродного брата Ольгердовичей-Витовта (ум. в 1430 г.). На печати Витовта середины 1380-х годов рыцарь с мечом скачет вправо от зрителя [41. Т. 22; 13. N 4; 35. Р. 60]. На печатях конца 1390-х годов и начала - первого десятилетия XV в. - всадник с мечом движется влево от зрителя [41. Т. 23; 35. Р. 62]. Примерно с середины 1410-х годов и далее, вплоть до смерти Витовта, рыцарь с мечом и щитом на его печатях вновь движется вправо [41. Т. 22; 13. N 6 - 9; 14. Р. 35; 37. NN 4, 10; 35. Р. 75]. Впервые, впрочем, такое движение зафиксировано еще на гербовой печати Витовта, где в четверочастном щите, во второй части, литовский рыцарь с мечом скачет вправо [41. Т. 23; 35. Р. 97] - очевидно, что этот герб был создан по образцу польского королевского герба Ягайло. Не вполне ясно, к какому конкретно времени относится создание тронной печати Витовта (между 1407 и 1430 г.), на которой сидящий на троне князь держит в левой руке щит с литовским рыцарем, скачущим влево от зрителя [41. Т. 22; 35. Р. 61], но этот пример не показателен, поскольку в данной сфрагистической композиции поворот движущейся фигуры к центральной фигуре князя на престоле выглядит совершенно оправданным (так же повернут к фигуре князя и смоленский медведь в другом щите).

На печати 1411 г. брата Витовта, Сигизмунда Кейстутовича (великий князь литовский в 1432 - 1440 гг.), всадник с мечом движется в левую от зрителя сторону [29. С. 21]. На печати 1433 г. сына Корибута, Сигизмунда Корибута (ум. в 1435 г.), всадник с мечом и щитом движется вправо [41. Т. 24].

На печатях 1438 г. сыновей Ягайло, короля Польши Владислава Варненчика (1434 - 1444) (четырехчастный герб) и 1448 и 1454 гг. Казимира Ягеллончика (великий князь литовский в 1440 - 1492 гг.; польский король с 1447 г.), как и на печатях его потомков, "витис" с мечом в поднятой руке, направленным острием

вправо, движется влево [14. Р. 43 - 45]. Этот тип изображения и закрепляется в последующей литовской геральдике. Причем Владислав Варненчик, по-видимому, унаследовал от отца изображение дракона под конем, которое у Казимира и его потомков исчезло. Не мог ли дракон в данном случае означать статус верховного сюзерена Литвы - польского короля, в отличие от собственно великого князя литовского?

Как бы то ни было, разнообразие изображений всадника, выраженное, прежде всего, в его движении, заставляет усомниться в выводе Ю. Н. Бохана и И. И. Синчука о том, что "направление движения не является принципиальным отличием" [37. С. 269]. Напротив, в эволюции этого признака четко прослеживается определенная система, позволившая в свое время М. В. Добужинскому назвать движение вправо от зрителя архаичным, а влево - новым [13. Р. 14]. Эволюция изображений литовского "витиса" на печатях обнаруживает следующую закономерность. По-видимому, движение всадника вправо от зрителя действительно было древнейшим. После 1386 г., т.е. того времени, когда Ягайло стал польским королем, оно изменилось на движение влево. Этому, вероятно, способствовало усвоение европейских геральдических традиций, где движение фигур осуществляется, как правило, в правую геральдическую сторону, то есть влево от зрителя. Под влиянием Ягайло и его родные и двоюродные братья Скиргайло, Витовт, Вигант-Александр, возможно, брат Витовта Сигизмунд приняли такой же поворот фигуры рыцаря. Он оставался господствующим до начала 1410-х годов, после чего Витовт возвращает архаичное направление движения всадника (оно зафиксировано еще на гербовой печати Витовта 1404 г., созданной по образцу королевской польской печати Ягайло). По-видимому, это было связано с укреплением самостоятельности Витовта в качестве полновластного правителя Литвы (возможно, в связи с закреплением за Витовтом Жемайтии), чьему сфрагистическому "примеру" последовал и Свидригайло.

После смерти Витовта и перехода впоследствии литовского великокняжеского престола к потомкам Ягайло "геральдический" вариант литовской "погони" возобладал окончательно.

Более сложная, по всей видимости, картина наблюдается при обращении к нумизматическому материалу. Так, согласно исследованиям В. Аляксеюнаса и Э. Ремецаса [43 - 44], насчитывается шесть разновидностей изображения всадника в нумизматике великого литовского князя Ягайло, впервые поместившего этот символ на монетах. Причем, как показал Э. Ремецас, в период ок. 1388- 1390 гг. чеканились монеты с изображением всадника, скачущего влево от зрителя, а ок. 1390 - 1392 гг. - скачущего вправо (время чеканки монет некоторых разновидностей установить сложно) [44. С. 131 - 132]. Данный факт показывает, что временное бытование разных вариантов композиции одной и той же эмблемы в сфрагистике и нумизматике не было синхронным.

Как видим, основным атрибутом литовского рыцаря на печатях практически всегда оставался меч. Копье встречается значительно реже, и оно, как правило, направлено вперед и вверх (печати Ягайло, Скиргайло; изображение св. Дмитрия на печати Корибута не входит в этот контекст, так как представляет святого, а не светского всадника). Дракон под копытами коня известен только на печатях Ягайло (польского периода) и Владислава Варненчика, и то эта фигура не связана каким-либо действием с основной композицией.

Змееборческий сюжет встречается на монетах внука Гедимина, Константина Кориатовича, который в 1380-х годах был подольским князем. Но здесь всадник, движущийся в "правильную" геральдическую сторону, представляет собой св. Георгия Победоносца [45]. Аналогичный сюжет присутствует и на печати другого сына Кориата (ок. 1300 - ок. 1362 гг.) - Александра, княжившего на Волыни [41. Т. 24], почему и было высказано вполне обоснованное мнение о том, что

именно изображение св. Георгия, поражающего змия, и было родовой эмблемой этой ветви Гедиминовичей [45. С. 110].

Рассмотрев эмблему всадника на Руси и в Литве, можно, думается, убедиться в существенной разнице обеих изобразительных традиций. Если в Литве, как правило, всадник был вооружен мечом, то на Руси этот сюжет был первоначально периферийным, уступавшим по распространенности всаднику-сокольнику и всаднику-змееборцу. В то же время у литовских князей эмблема светского всадника-змееборца не использовалась, хотя изображение дракона в одном из вариантов "погони" и присутствовало. В возможный период заимствования, то есть на рубеже XIV-XV вв., направления движения литовского и русского всадников были противоположны. Таким образом, на мой взгляд, говорить о прямом заимствовании не приходится. Вероятно, имело место параллельное развитие сходных сюжетов в более-менее едином широком эмблематическом контексте, не исключавшем довольно заметных по своим различиям вариантов. На формирование же литовской конно-рыцарской эмблемы могли повлиять как сфрагистическая эмблематика соседних польских династий, так и местные ритуально-символические традиции, ставшие основой для инкорпорирования европейского рыцарского сюжета на литовскую почву.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Соболева Н. А. Русские печати. М., 1991.

2. Лакиер А. Б. Русская геральдика. М., 1990.

3. Арсеньев Ю. В. Геральдика. Ковров, 1997.

4. Орешников А. В. Русские монеты до 1547 года и материалы к русской нумизматике доцарского периода. Репринтное воспроизведение изд. 1896 г. М., 2006.

5. Толстой И. И. Монеты великого князя Василия Дмитриевича (1389 - 1425). СПб., 1911.

6. Ильин А. А. Классификация русских удельных монет. Л., 1940. Вып. 1.

7. Федоров Г. Б. Деньги Московского княжества времени Дмитрия Донского и Василия I (1359- 1425) // Материалы и исследования по археологии Москвы. Т. II (=Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л., 1949. N 12).

8. Мец Н. Д. Монеты великого княжества Московского (1425 - 1462) // Труды ГИМ. Нумизматический сборник. М., 1974. Ч. III.

9. Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Московской Руси. М., 1981.

10. Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. X-XV вв. М., 1970. Т. 1 - 2.

11. Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. М., 1998. Т. 3.

12. Gumowski M. Pieczecie ksiazaj litewskich // Ateneum wilenskie. Chronicle 7, 1930, Notebook 3/4.

13. Dobuzinskis M. Vytis. Kaunas, 1933.

14. Ilgunas (Vaivadiskis) J. Lietuvos valstybes zenklo kilme. Kaunas, 1938.

15. Котляр Н. Ф. Русско-литовские монеты XIV в. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1970. Вып. 3.

16. Соболева Н. А. К вопросу о монетах Владимира Ольгердовича // Нумизматика и эпиграфика. М., 1970. Вып. 7.

17. Remecas E. Lietuvos numizmatikos bibliogdafija. 1815 - 1999. Vilnius, 2001.

18. Sajauskas S., Kaubrys D. Lietuvos Didziosios Kunigaikstystes numizmatika. Vilnius, 1993.

19. Ivanauskas E., Douchis R.J. Coins of Lithuania 1386 - 1707. Vilnius, Columbia, 1999.

20. Вжинбахов Г. В. Всадник русского герба // Труды Государственного Эрмитажа. Л., 1981. Т. 21.

21. Chernetsov A. V. Types on Russian Coins of the XIV and XV Centuries: An iconographic study. Oxford, 1983.

22. Чернецов А. В. Феодальная эмблематика в чеканке русских городов XIV-XV вв. // Труды V Международного конгресса славянской археологии. М., 1987.

23. Молчанов А. А., Смирнова М. Е. Об изображении всадника на княжеских и республиканских печатях Великого Новгорода (Балтские истоки одного из сюжетов новгородской эмблематики XIII-XV вв.) // Тезисы докладов Секции нумизматики на научных декабрьских чтениях 1983 г., посвященных 100-летию экспозиции музея. 26 - 28 декабря 1983 г.

24. Молчанов А. А. Изображение всадника на печатях новгородских и московских князей XIII-XV вв. (Начальные этапы официального бытования одного из центральных сюжетов древнерусской феодальной эмблематики) // Культура и история Средневековой Руси. Тезисы конференции, посвященной 85-летию А. В. Арциховского. Новгород, 1987.

25. Молчанов А. А. Предыстория Московского герба // Древнейшие государства Восточной Европы. 2005. Рюриковичи и российская государственность. М., 2008.

26. Таценко С. Н. Предвестник феодальной войны (всадник на монетах Великого княжества Московского и его уделов) // Нумизматический альманах. N 2. 1999.

27. Каменцева Е. И. История и символика герба Москвы // Вестник геральдиста. N 1, 1990.

28. Каменцева Е. И. История и символика герба Москвы // "Пагоня" у сэрцы - тваім і моім. Мінск, 1995.

29. Цітоу А. Наш сімвал - Пагоня: Шлях праз стагоддзі Мінск, 1993.

30. Хорошкевич А. Л. Герб // Герб и флаг России Х-ХХ вв. М., 1997.

31. Кучкин В. А. Происхождение русского двуглавого орла. М., 1999.

32. Королев Г. И. Всадник на печати новгородского князя Мстислава Мстиславича Удалого // Гербовед. М., 1997. N 17.

33. Агоштон М. Змееборец и двуглав: К проблеме формирования российской государственной символики. Сомбатхей, 2003.

34. Агоштон М. Великокняжеская печать 1497 г.: К истории формирования русской государственной символики. М., 2005.

35. Rimsa E. Heraldry past to present. Vilnius, 2005.

36. Rimsa E. The heraldry of Lithuania. Vilnius, 2008.

37. Бохан Ю. Н., Синчук И. И. Конное изображение на печатях литовских князей второй половины XIV-XV вв. // Восьмая Всероссийская нумизматическая конференция. Тезисы докладов и сообщений. М., 2000.

38. Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Выбор имени у русских князей в X-XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006.

39. ПСРЛ. М., 1975. Т. 32. Хроники Литовская и Жмойтская и Быховца.

40. Хроника Быховца. М., 1966.

41. Vossberg F.A. Siegel des Mittelalters von Polen, Lithauen, Schlesien, Pommern und Preussen. Berlin, 1854.

42. Цітоу А. Пячаткі старажытнай Беларусі. Нарысы сфрагістыкі. Мінск, 1993.

43. Алексеюнас В. К вопросу о монетах великого князя Литвы Ягайлы // Восьмая Всероссийская нумизматическая конференция. Москва, 17 - 21 апреля 2000 г. Тезисы докладов и сообщений. М., 2000.

44. Ремецас Э. Монеты Великого княжества Литовского чеканены Ягайло около 1388 - 1392 гг. // Международная нумизматическая конференция, посвященная 150-летию Национального музея Литвы. Тезисы докладов. Вильнюс, 26 - 28 апреля 2006 г. Вильнюс, 2006.

45. Погорелец О. Г., Саввов Р. В. Монеты подольского князя Константина Кориатовича (вторая половина XIV в.) // XIII Всероссийская нумизматическая конференция. Тезисы докладов и сообщений. М., 2005.