В результате первого раздела Речи Посполитой (1772г.) под властью России оказались территории, на которых проживало примерно 100 тыс. католиков и 800 тыс. униатов (греко- католиков) ¹ . Проявляя терпимость по отношению к подданным неправославного исповедания и признавая над ними духовное главенство папы, Екатерина II намеревалась устранить в пределах империи всякое политическое влияние Рима. "Эти начала, - подчеркивает А. Н. Попов, - которые, впрочем, защищали, в большей или меньшей степени, все государства Европы от притязаний пап, она (Екатерина II. - В. Л.) должна была защищать с особенною силою, как представительница народа, исповедующего вселенское православие, и, следовательно, как представительница прав этой церкви в отношении к иноверным державам" ² .

Именной указ Сенату от 14 декабря 1772 г. определял в качестве главы латинской церкви "католического епископа", ведению которого должны подлежать не только белорусские, но и все находящиеся в империи католические приходы. Сохраняя догматы и правила как католиков, так и униатов, Екатерина II отнимала у их духовенства право прямого сношения с Римом. Все папские послания духовные власти обязаны были направлять белорусскому генерал-губернатору, который передавал их на рассмотрение государыни. Любая бумага, поступившая от папы, могла быть принята к исполнению лишь в случае одобрения ее императрицей. Указом запрещалось обращение православных в католичество и униатство.

Именным указом от 22 ноября 1773 г. на должность главы римско-католической церкви в России был назначен епископ Станислав Сестренцевич-Богуш - человек широко образованный, преданный русскому правительству и лично императрице. Он получил титул "епископа белорусского католических церквей", а местом его резиденции стал г. Могилев. Указ подтверждал юрисдикцию "епископа белорусского" над всеми католическими приходами России. Централизация католической духовной власти завершилась с учреждением Белорусской католической епархии, оформленным жалованной грамотой от 6 февраля 1774 года. Разрозненные части бывших польских епископств были слиты в одну епархию, к которой причислялись и все католические приходы России. Грамота подтверждала право духовных орденов на их пребывание в пределах империи "до тех пор, пока они сами верноподданнический свой долг и присягу непорочно сохранять будут" ³ . Из всех существовавших в Белоруссии орденов наибольшим авторитетом пользовалось "Общество Иисуса", члены которого осели здесь еще во второй половине XVI в., когда король

Лушпай Владимир Борисович - аспирант Российского государственного гуманитарного университета.

стр. 130

Стефан Баторий "наводнил" ими Речь Посполитую. Иезуиты чтили своего покровителя: их главный костел в Полоцке не случайно носил имя Св. Стефана.

К моменту присоединения восточных областей Белоруссии к России орден имел в этих краях до 10 миссий и резиденций с центром в Полоцке. Воспитание юношества, всегда бывшее для "Общества Иисуса" одной из главнейших задач, сделалось для белорусских иезуитов почти привилегией, так как в Белоруссии, где образование всецело находилось в руках римско- католического духовенства, ни один орден не мог соперничать с ними по количеству учебных заведений и числу учащихся. Если пиаристы имели только одну школу при своей резиденции в Витебске, а доминиканцы - училище в Могилевской губ. и гимназию - в Витебской, то иезуиты располагали шестью коллегиями: в Полоцке, Витебске, Орше, Могилеве, Мстиславле и Динабурге. В этих коллегиях обучались выходцы исключительно из "благородных" - дворянских и шляхетских - семейств, что не составляло отличия от учебных заведений пиаристов и доминиканцев.

По присоединении Белоруссии Екатерина II дала губернаторам М. В. Каховскому и М. Н. Кречетникову распоряжение: "Езуитским монастырям, школам и училищам сделайте особую перепись. Вы за сими наипаче недреманно смотреть имеете, яко за коварнейшими из всех прочих латинских орденов, ибо у них без согласия начальников подчиненные ничего предприять не могут" ⁴ . Черновой вариант наказа более категоричен: "Как... наши законы запрещают оных в области нашей терпеть, то при первом от них, интересу нашему противном, подвиге вы имеете оных оптом выгнать из сих земель, приставя управителей к недвижимому имению их" ⁵ . Однако Екатерина воздержалась от такого шага. Это шло вразрез с традиционной политикой царизма, но императрица, прежде следовавшая указу Петра I от 18 апреля 1719 г. о высылке иезуитов из России на вечные времена, имела в лице иезуитов уже не миссионеров. Их поведение трудно было предугадать, а торопиться с их высылкой, зная об их влиянии на население только что присоединенных областей, было бы опрометчиво. "Нужно было действовать так, чтобы не оскорбить и не возмутить религиозного чувства своих новых подданных, - отмечает М. Я. Морошкин, - а вместе с тем сохранить неприкосновенными права государственной власти и поставить в должное к ней отношение иерархию новых своих подданных" ⁶ . Обстоятельства сложились так, что первыми помощниками правительства в этом деле оказались именно иезуиты.

Указом от 16 августа 1772г. на имя генерал-губернатора графа З. Г. Чернышева императрица повелевала белорусскому населению присягнуть ей на верность. Для принесения присяги был определен месячный срок - в течение сентября. "Духовенство высшее и нижнее всех разных исповеданий, - говорилось в указе, - долженствует подать собою, яко пастыри духовные, первый в учинении присяги пример" ⁷ . Но католическое и униатское духовенство не спешило присягать. Наиболее влиятельные представители высшего духовенства уезжали в Польшу, патриотически настроенная шляхта следовала их примеру либо выжидала. В этих условиях иезуиты имели возможность наглядно продемонстрировать новой власти силу своего влияния. И они сделали это, первыми присягнув императрице. Костел Св. Стефана в Полоцке становится местом проведения двух торжественных богослужений, последнее из которых, состоявшееся 24 ноября, в день именин государыни, отличалось особой пышностью и было связано, главным образом, с восхвалением Екатерины II. Эффект от этих мероприятий превзошел все ожидания властей: "Местное латинское и унитское духовенство, а также шляхта, были ошеломлены... и, по старой привычке вверять себя водительству этого влиятельного ордена и следовать его мановению, они теперь волею и неволею потянулись за иезуитами и стали присягать новой своей повелительнице" ⁸ . В итоге вся присоединенная область подчинилась русской власти "безболезненно".

Утверждение А. В. Белецкого о том, что иезуиты "решились на дело, которого никто от них не ожидал" ⁹ , безоговорочно принимать нельзя, поскольку присяга, как видно из вышеупомянутого указа, касалась всего белорусского духовенства. Для самих же иезуитов принесение присяги трактовалось острой необходимостью, так как, с одной стороны, они не могли не сознавать шаткости своего положения в условиях новой власти, традиционно питавшей недоверие к их деятельности; с другой, - признание ими какой бы то ни было светской власти, во владениях которой располагались их учреждения, являлось для иезуитов самым обычным

стр. 131

делом. "Общество Иисуса" всегда стремилось зарекомендовать себя наилучшим образом в глазах именно светских правителей, ибо из всех духовных особ для иезуитов существовало только два ориентира - генерал (глава ордена) и папа римский. Авторитет первого был безусловен, тогда как роль второго носила по большей части декоративный характер.

Именем папы освящалась вся деятельность "Общества", и одним из обетов, приносившихся вступающим в его ряды, был обет беспрекословного подчинения Верховному Понтифику. Этот новый обет, не имевший аналогов в уставах других орденов, существенно повлиял в XVI в. на решение папской курии утвердить проект "Общества Иисуса", разработанный Игнатием Лойолой - основателем ордена и первым его генералом. В условиях Реформации курии импонировали и строгая субординация, и слепое повиновение воле начальника, предписываемые уставом "Общества". Формулировка гласила: "Мы обещаем всегда, немедленно и беззаветно повиноваться всему, что прикажут нам нынешний и будущие папы, насколько это послужит для блага душ и для распространения религии" ¹⁰ . Так иезуиты оставляли в своем уставе лазейку для собственной инициативы. Внутри ордена подчиненный являлся слепым орудием начальника, но сам орден слепого орудия в руках папы собой не представлял. Это сделалось очевидным, когда иезуиты, в силу своего возросшего могущества, начинают выбивать у папы различные привилегии для себя. Очередной такой привилегией, утвержденной еще во второй половине XVI в., становится положение, согласно которому все дарованные ордену права признавались неотъемлемыми и генерал мог игнорировать все, что вздумал бы сделать папа для их умаления. Фактически противостояние главы католической церкви и "черного папы" - генерала, представляющего в своем лице самый сильный из всех католических орденов, - наметилось уже тогда. Однако, идя наперекор предписаниям папы, иезуиты вовсе не помышляли вступать с ним в затяжной конфликт с непредсказуемыми последствиями. Когда в той или иной ситуации предпочтение отдавалось не папской воле, а распоряжениям местной светской власти, иезуиты слали в Рим письма, в которых старались убедить курию в правильности своего поведения, связывая его с единственной целью - поддержанием, сообразно местным обстоятельствам, собственного (а значит, и папского!) влияния. Конечно, такая логика далеко не всегда устраивала папу и его окружение. Самостоятельность иезуитов - "папских янычар" - рано или поздно должна была привести курию к разрыву с ними.

В 1772 г. близость этого разрыва ощущалась подобно дамоклову мечу, роль которого исполнял - и годом позже довел до логического конца - папа Климент XIV. Что же касается присяги белорусских иезуитов правительству России, то здесь не было никакой случайной подоплеки: в условиях, когда над всем их институтом уже был занесен кулак папской курии, поддерживаемый бурбонскими дворами и "мировым общественным мнением", членам "Общества Иисуса" оставалось всячески упрочивать свои позиции на местах, уповая на снисхождение светской власти. Екатерина II могла предугадать их ход заранее, но полноту эффекта, произведенного иезуитской присягой, едва ли могла предвидеть.

Услуга иезуитов русскому правительству была велика и своевременна. Вслед за принесением присяги три белорусских иезуита - ректор Полоцкой коллегии С. Черневич, его ближайший помощник Г. Ленкевич и проповедник И. Катебринг - направляются в Петербург, чтобы присягнуть Екатерине II от имени заграничных членов своего ордена. Морошкин трактует смысл этой клятвы как намек иезуитов на их помощь русской императрице в ее дальнейшей экспансионистской политике. "Мы, - поясняет он, - не приписываем иезуитам изобретения мысли о так называемом втором и третьем разделе Польши, но не можем отнять у них чести в прозорливости, с которою они угадывали эту мысль в уме Екатерины II" ¹¹ .

Едва ли "Общество Иисуса" собиралось всерьез способствовать дальнейшим "видам" Екатерины на Речь Посполитую. Черневичу и его спутникам важно было зарекомендовать себя с наилучшей стороны, подтвердить свою преданность, показать эрудицию, дальновидность - короче говоря, добиться расположения императрицы. Одновременно с Екатериной "обрабатывался" и белорусский генерал-губернатор Чернышев, пребывавший в Петербурге. Знакомство с Черневичем, которому граф был обязан присягой новых подданных, возбудило в Чернышеве глубокую симпатию к иезуитам. Таким образом, сохранение ордена в пределах империи было

стр. 132

предрешено. Ссылаясь на свою веротерпимость, Екатерина II объявила об отмене петровского закона, и торжествующие отцы-иезуиты отбыли обратно в Полоцк. Их возвращение пришлось на февраль 1773г., а летом того же года Климент XIV подписал и обнародовал декрет об упразднении ордена иезуитов "вполне, повсеместно и навсегда".

Получив известие о роспуске ордена, Черневич, Ленкевич и Катебринг снова отправляются в Петербург. Им было необходимо опередить своего противника - епископа Сестренцевича, который выехал в Петербург с папским бреве, провозглашающим уничтожение ненавистного ему ордена. Автор "Записок о том, как было сохранено в Белоруссии Общество Иисуса" сообщает, однако, что отъезд состоялся не по их личной инициативе, а вследствие приказа, полученного Черневичем от губернатора Кречетникова ¹² . Среди материалов личного фонда К. С. Сербиновича имеются тексты двух отношений Кречетникова ректору Полоцкой иезуитской коллегии. Первое из них, датированное 22 сентября 1773 г., содержит уверение в "верном и постоянном покровительстве Е. И. В., которая, приемля всех жителей сей страны (Восточной Белоруссии. - В. Л.) под всемилостивейшую защиту, утвердила целость каждого в том точно виде, в каком нашла его; и потому отдалить от Ея Материнского попечения толь полезных для общества лиц значило бы уменьшать щедроты, Ея величеством на всех равно излиянные". Через неделю, 30 сентября, Кречетников направляет Черневичу второе послание, в котором наказывает немедленно отправляться в Петербург для личной встречи с Чернышевым. Основанием для этого служит якобы чрезвычайная заинтересованность генерал-губернатора насчет состояния иезуитских фундушевых имений, в связи с чем сам Чернышев полагает, что "достаточнейшим к тому (то есть к выяснению этого состояния. - В. Л.) средством есть личное ваше (Черневича. - В. Л.) с ним объяснение" у него дома. От себя Кречетников добавляет, чтобы Черневич не забыл взять "нужные для сих сведений документы" ¹³ .

Оба текста - переводы, выполненные лично Сербиновичем с иноязычных оригиналов, о чем свидетельствуют многочисленные исправления. Эти рабочие записи представляют исключительную научную ценность, поскольку с привлечением их становится очевидным: сохранение иезуитов было намечено Екатериной II заранее, и, в целях упрочения своего положения в грядущем поединке с папой, ей требовалось уточнить их собственную позицию. За день до того, как Кречетников направил Черневичу указание явиться к графу Чернышеву в его петербургский дом, рижский генерал-губернатор Г. Броун рапортовал императрице о получении им ее собственноручного предписания от 22 сентября 1773 г., где, согласно его отчету, значилось: "страждущих и езуитов, есть ли из оных в здешнем месте (в Прибалтийском крае. - В. Л.) кто явится, обнадежить высочайшею Вашего Императорского Величества милостию, что оне всякою безопасностию пользоваться могут в Белоруской Губернии, и какия имеют дела или нужды, то б адресовались к Его Сиятельству графу Захару Григорьевичу Чернышеву" ¹⁴ . Для последнего вопрос об иезуитских имениях был ширмой, за которой предполагалось обсудить нечто куда более важное, а именно - сохраниться ли белорусским иезуитам как единому целому и что у них самих по этому поводу на уме.

Опередив приезд Сестренцевича на несколько дней, Черневич и его спутники заручаются поддержкой Чернышева, а затем сочиняют письмо Екатерине, в котором просят императрицу разрешить им исполнить папскую волю. "Ваше Величество, - писали они, - благоволив разрешить обнародование декрета об упразднении общества, проявите этим Вашу царскую власть, а мы неукоснительным послушанием окажем себя одинаково покорными как власти Вашего Величества, имеющей дозволить исполнение декрета, так и власти Верховного Первосвященника, требующей от нас исполнения" ¹⁵ . Своим письмом иезуиты давали понять Екатерине, что следовать папскому бреве они не намерены и что дальнейшей их судьбой может распорядиться только она. Екатерина II раскусила смысл иезуитского прошения, и "высочайший" отказ на просьбу Черневича был закономерен. К приезду Сестренцевича вопрос об иезуитах окончательно решился в их пользу. Епископу оставалось лишь выслушать повеление не объявлять папское бреве и оставить белорусских иезуитов в неприкосновенности. Позднее их положение было узаконено двумя постановлениями. Первое - именной указ от 13 января 1774 г., которым Екатерина II освобождала крестьян иезуитских земель от налогов "впредь до указа".

стр. 133

Делалось это для того, чтобы "не имели они (иезуиты. - В. Л.) недостатка в содержании себя". Причину такого благоволения императрица обговаривала в следующих словах: "Намерение Наше есть, чтоб находящиеся в белорусских наших губерниях иезуиты, оставаясь там по- прежнему, продолжали преподавать в коллегиях своих юношеству науки" ¹⁶ . Данное объяснение причин сохранения ордена в России - единственное в отечественном законодательстве времен Екатерины II, как и вообще единственное официальное их объяснение. Вторым постановлением является вышеназванная жалованная грамота от 6 февраля 1774 г., в которой права иезуитов подтверждены наравне с правами других орденов.

Ограничивая влияние иезуитов пределами Белоруссии, Екатерина II, тем не менее, благоволила к ним. Указом от 16 февраля 1777 г. им было разрешено открыть в Полоцке новициат (учебное заведение для послушников), а указом от 25 июня 1782г. - избрать себе генерального викария (главу ордена при отсутствии генерала).

Открытию новициата предшествовал визит в Полоцк белорусского генерал-губернатора Чернышева. Убедив своего покровителя в необходимости новициата (для подготовки, в первую очередь, преподавательских кадров), С. Черневич в ноябре 1776 г. направил ему письмо, в котором просил Чернышева обратиться с их просьбой к императрице. При этом он высказывал пожелание, чтобы вопрос об открытии новициата был согласован с папским нунцием (посланником) в Варшаве. Ознакомившись с письмом Черневича, Екатерина II объявила иезуитам через Чернышева, чтобы они начинали строительство новициата. Не дожидаясь никаких утверждений со стороны нунция, иезуиты приступили к постройке дома для своих новициев, причем вместо одного дома у них получилось два - в Полоцке и Динабурге. Полоцкий дом предназначался для новициев, проходящих первую и вторую степени испытания, а динабургский - для проходящих третью степень (последние две - из предусмотренных уставом "Общества" пяти степеней испытания - проходились иезуитскими воспитанниками в Полоцке). Епископ Сестренцевич несмотря на свою антипатию к иезуитам вынужден был дать согласие на открытие этого заведения. Папский рескрипт 1778 г. расширял пастырские права Сестренцевича (что было сделано в расчете на скорейшее изгнание "Общества Иисуса" из России), но епископ, имея могущественных заступников ордена в лице Чернышева, Г. А. Потемкина и Екатерины II, распорядился своими правами в пользу иезуитов. Официальное открытие полоцкого новициата состоялось 2 февраля 1780 года. С его открытием начался приток иезуитов из-за рубежа. Однако принимались не все, так как правительство не было заинтересовано в чрезмерном расширении ордена и держало ситуацию под контролем. Отказ в приеме представлял обычно ссылку на острую нехватку помещений.

Следующим шагом по пути организационного устройства белорусских иезуитов стало избрание ими генерального викария, чему предшествовал визит в белорусские губернии Екатерины II, посетившей во время этого путешествия иезуитские заведения в Полоцке и Могилеве, а также переговоры иезуитов с Потемкиным. В конце января 1782 г. Сестренцевич был произведен в архиепископы, а 25 июня того же года вышел указ "о дозволении иезуитскому обществу, в России пребывающему, избрать из среды своей генерального викария и об охранении правил сего ордена". В указе было обозначено, что"хотя сей орден и обязан надлежащим повиновением истинному своему пастырю, архиепископу могилевской церкви, но помянутый архиепископ имеет наблюдать, дабы правила оного ордена в целости и без малейшего к ним прикосновения сохраняемы были, поколику оные согласны с гражданскими нашими установлениями" ¹⁷ . Так узаконивалась определенная самостоятельность иезуитов в России.

Откликом архиепископа Сестренцевича на этот указ стал его рапорт от 20 июля 1782 г.: "Донести Правительствующему Сенату осмеливаюсь, что надлежащего, в помянутом указе изображенного, повиновения я от означенных езуитов не надеюсь, которого, в силе прежде состоявшихся имянных Ея императорского величества указов, я по сю пору от них не видел". Говоря об иезуитском своеволии, архиепископ констатировал: "По требованию моему некоторых ведомостей для представления Ея императорскому величеству, именно о монастырях, ни от одного езуитского монастыря не получил я... А притом 3-го минувшего апреля от езуитского провинциала господина Черневича прислано ко мне письмо, в коем он распространял

стр. 134

доказательства, что они все езуиты, а потому, кроме чести, никакого повиновения, по силе правил ордена своего, делать мне яко пастырю не могут и не должны, и что вышеуказанный указ относится до других монастырей, а не до езуитских". Рапорт заканчивался просьбой Сестренцевича к Сенату, "войдя рассмотрением в тонкость канонических римския церкви правил, предопределить, дабы езуиты и все римские ордены, в подданстве Ея императорского величества находящиеся, архиепископу не токмо как пастырю, но и как генеральному препозиту должное повиновение делали" ¹⁸ .

Указом от 12 сентября 1782г. Екатерина II повелевала иезуитам подчиняться архиепископу ¹⁹ . Разумеется, Черневич не собирался вступать в спор с императрицей. Об избрании генерального викария иезуиты известили Сестренцевича рапортом, в котором заверяли архиепископа в своей преданности ему "яко архипастырю и благотворителю". Согласно этому рапорту, генеральное собрание иезуитов заседало неделю (с 30 сентября по 6 октября 1782 г.), и в последний день заседания генеральным викарием был избран ректор Полоцкой коллегии Станислав Черневич - "как присяжный и верный подданный Ея императорскому величеству, так и хранящий усердное почтение к вашей (Сестренцевича. - В. Л.) пастырской власти" ²⁰ . Пробыв генеральным викарием неполные три года, Черневич скончался. В сентябре 1785 г. его преемником становится Г. Ленкевич.

К 1786 г. общая численность белорусских иезуитов составляла 178 человек ²¹ . Обеспечивая членам "Общества Иисуса" проживание в империи и приводя их в должное повиновение духовной и светской власти, Екатерина II заботилась и о недопущении нежелательных откликов в русском обществе. Так, в сентябре 1784 г. на имя московского губернатора Н. П. Архарова поступил рескрипт, которым предписывалось запретить печатание в Москве "ругательной истории иезуитского ордена" и конфисковать все экземпляры этой книги.

Итак, в пределах Российской империи орден иезуитов был сохранен. Православная Россия, вопреки требованиям Рима и наперекор собственной политической традиции, не только сохранила у себя иезуитов, но и позволила им окрепнуть до такой степени, что в 1801 г. папским декретом было объявлено об официальном восстановлении "Общества Иисуса" в России, предопределившем его возрождение в мировом масштабе. "Именно в царской России, - писал немецкий историк Э. Винтер, - этот орден просуществовал в тяжелое для него время, чтобы затем, в 1814 году, как феникс из пепла, возродиться под победоносным знаком политической и церковной реакции в Европе для всего католического мира" ²² . Чем объяснить такой исторический парадокс?

Екатерина II упорно ссылалась на непревзойденные педагогические способности иезуитов, что находило отражение в ее указах и переписке. Характерным эпизодом явилось отклонение императрицей проекта, предложенного в 1773 г. униатским архиепископом Я. Смогоржевским. Принимая во внимание только что вышедшее папское бреве, глава греко-католической церкви рекомендовал губернатору Кречет-никову, в случае изгнания иезуитов из Белоруссии, предоставить их преподавательские места монахам-базилианам. Смогоржевский полагал, что его подопечные ни в чем не уступают иезуитам и что именно им, традиционно придерживающимся русского языка и русских обрядов, следовало бы обучать юношество в белорусских учебных заведениях. Но Екатерина II не спешила отказываться от педагогических услуг иезуитов: при ее аккуратном отношении к различным вероисповеданиям, она не собиралась экспериментировать в новых своих владениях.

С присоединением Белоруссии русская власть не закрыла здесь ни одного католического учебного заведения, и приоритет иезуитского образования всячески поддерживался. Этому в значительной степени способствовали сами иезуиты, вводившие в свои программы обязательное обучение русскому языку, который использовался и как язык преподавания (на нем, в частности, велись уроки русского языка, русской истории и географии). Иезуитские библиотеки пополнялись русскими книгами как светского, так и духовного содержания, благодаря чему иезуиты давали слушателям уроки Закона Божьего в духе православного исповедания (!). О том, что их учащиеся воспитываются в патриотически-русском духе, иезуиты никогда не забывали напоминать своим высоким покровителям. Екатерина II отмечала, что хотя иезуитское воспитание имеет немало отрицательных сторон (среди которых и двуличие, и неумеренное влечение к позерству), преподавательские способности

стр. 135

членов "Общества Иисуса", по сравнению с другими монашескими орденами, заслуживают самой высокой оценки. Впрочем, данное обстоятельство играло лишь вспомогательную роль, тогда как действительная причина сохранения иезуитов заключалась в их верности правительству России.

Стремясь к обособлению католической церкви в пределах своей империи от политического влияния Рима, Екатерина II отводила папе чисто символическую роль: посвящение епископов, утверждение им и их пастве епархиальных и приходских границ (выбор епископов и определение границ императрица, конечно, оставляла за собой). В инструкции, данной 14 февраля 1780г. полномочному послу в Варшаве графу Г. Штакельбергу, Екатерина, касаясь вопроса об иезуитах, излагала собственную точку зрения жестко и безапелляционно: "Сохранение их в части империи нашей, конечно, не может никому нанести вреда и предосуждения, когда по установлениям нашим все духовенство, ведая единственно дела, сану их приличные, относительно гражданского своего поведения подлежат неизъемлемо общим со всеми обязательствам и законам. Не мним мы, чтоб кто-либо из посторонних желал требовать отчета в делах, которые подданные наши по воле нашей делают". Положение иезуитов - дело "домашнее, в котором посредствование постороннее (то есть папское. - В. Л.) не может нимало быть вместно с достоинством нашим". Заканчивалась инструкция следующими словами: "Внушения таковыя будут без сомнения достаточнее и сильнее для папского двора, видя твердость нашу, отстать от дальних настояний и при самых домогательствах бурбонских дворов, опасался исследования из того самого неприятного, каково есть потеряние и той невеликой власти, которую мы папе над церквами Римскими в областях наших дозволяли" ²³ .

Сохранение "Общества Иисуса" было также обусловлено позицией самих иезуитов, энергично сопротивлявшихся бреве Климента XIV. Ведь им не впервые доводилось уклоняться от папских предписаний, ссылаясь на якобы поступающий к ним со стороны светских властей запрет, и в России они действовали по той же схеме. Разница заключалась лишь в том, что теперь им предстояло самое значительное за всю их историю ослушание. Здесь было мало сослаться на волю императрицы - требовалось всячески укреплять ее намерение сохранить орден. Выказывая своему господину откровенное неповиновение, "папские янычары" изобретали себе в оправдание различные теории. Одна из них гласила, что католическая церковь может существовать и без папства, авторитет которого вообще сомнителен. "Орден, - указывает Морошкин, - имевший главной своей целью защищение папы и его власти, теперь стал ниспровергать самые основания папской власти и колебал самый догмат латинской церкви о папстве" ²⁴ .

Такая пропаганда вполне устраивала Екатерину II, которой, по существу, было мало дела до возможного негативного резонанса в Европе. Зато подрыв папского авторитета с одновременным возвышением фигуры "епископа белорусского" в глазах российских подданных католического исповедания занимал императрицу всерьез. "Мы полагаем, - отзывался об иезуитских писаниях А. Н. Попов, - что императрица Екатерина не только не оставалась равнодушной к этим учениям, но, напротив, они-то и были главной причиной того покровительства, которое она оказывала иезуитам" ²⁵ . Ценность такой установки в том, что она, при всей своей спорности, подводит исследователя к ряду совершенно не изученных аспектов, в частности - к вопросу о роли иезуитской пропаганды в политике Екатерины II относительно униатов.

Проблема греко-католической церкви имела для Екатерины II особый интерес, так как униаты составляли в белорусских губерниях большинство населения. Беря за основу дальнейших рассуждений установку Попова, можно предположить, что императрица, обходясь без громких заявлений о своем отрицательном отношении к унии, делала расчет на постепенное "возвращение" униатов к православию. Антипапские выпады иезуитов (детищем которых традиционно считалась греко-католическая церковь) должны были активно влиять на этот переход, поскольку, с подрывом авторитета папы, греко-католики теряли центральный ориентир - своего духовного главу. Хотя устойчивость униатства зависела не столько от поведения иезуитов, сколько от позиции церковных и светских властей (а она вплоть до конца екатерининского правления оставалась весьма осторожной), вопрос о масштабах и последствиях антипапской пропаганды иезуитов не освещен до сих пор - вероятно, по причине его особой щекотливости.

стр. 136

На 1796 г. материальное состояние ордена оценивалось более чем в 3 млн. руб. серебром. Иезуитам принадлежало 14 тыс. крепостных, которые были освобождены от подушной подати, платили оброк и выполняли все натуральные повинности только в пользу ордена. "Положение их (иезуитов. - В. Л.) в последний год царствования Екатерины II, - справедливо замечает Морошкин, - было не только прочное и надежное, но и блистательное и представлявшее все задатки на счастливое будущее" ²⁶ . Со вступлением на престол Павла I в истории "Общества Иисуса" начинается новый этап.

Примечания

1. BOUDOU A. Le Saint-Siege et la Russie. P. 1922 - 3,1 (1922), p. 8.

2. ПОПОВ А. Н. Екатерина II и иезуиты, с. 386. - Вестник Европы, 1869, т. 1, январь, с. 357- 395.

3. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Т. 19, N 14. 122.

4. Там же, N 13. 808.

5. Сб. Русского исторического общества. Т. 13. СПб. 1874, с. 248. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Госархив, ф. 10, оп. 1, д. 183, л. 11.

6. МОРОШКИН М. Я. Иезуиты в России с царствования Екатерины II и до нашего времени. Ч. 1.СПб. 1867, с. 40 - 2.

7 . ПСЗ. Т. 19, N 13. 850.

8. МОРОШКИН М. Я. УК. соч., с. 71.

9. БЕЛЕЦКИЙ А. В. Заботы императрицы Екатерины II о распространении образования в Полоцкой и Могилевской губерниях. Вильно. 1905, с. 9.

10. Хрестоматия по всеобщей истории. Т. 1. Киев. 1914, с. 167.

11. МОРОШКИН М. Я. УК. соч., с. 73.

12. Записки о том, как было сохранено в Белоруссии Общество Иисуса. В кн.: Европейский альманах. История. Традиции. Культура. 1991. М. 1991, с. 163 - 171.

13. Российский государственный исторический архив, ф. 1661, оп. 1, д. 407, л. 1об. -2об.

14. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, ф. 73, Бильбасов В. А. и Краевский А. А., д. 208, л. 2; см. также РГАДА, ф. 12, оп. 1, д. 178, л. 2 - 2об.

15. Цит. по: САМАРИН Ю. Ф. Иезуиты и их отношение к России. Письма к иезуиту Мартынову. М. 1870, с. 325 - 326.

16. ПСЗ. Т. 19, N 14. 102.

17. ПСЗ. Т. 21, N15. 443.

18. РГАДА, ф. 248, оп. 65, кн. 5742, л. 740 - 740об.

19. В ПСЗ отсутствует; РГАДА, ф. 248, оп. 65, кн. 5742, л. 741.

20. Там же, л. 745об.

21. Merkwürdige Nachrichten von den Jesuiten in Weissreussen. In Briefen. Aus dem Italienischen. Zwente Auflage. Frankfurt und Leipzig. 1786, S. 376 - 377.

22. ВИНТЕР Э. Папство и царизм. М. 1964, с. 156 - 157.

23. Архив внешней политики Российской империи, ф. 79, оп. 79/6, д. 1132, л. 2 - 2об.

24. МОРОШКИН М. Я. УК. соч., с. 111.

25. ПОПОВ А. Н. УК. соч., с. 386 - 387.

26. МОРОШКИН М. Я. УК. соч., с. 244.