"БЕЛОРУСИЗАЦИЯ" 1920-Х ГОДОВ: ПРЕДЫСТОРИЯ

Актуальные публикации по истории и культуре Беларуси.

NEW БЕЛАРУСЬ


БЕЛАРУСЬ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

БЕЛАРУСЬ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему "БЕЛОРУСИЗАЦИЯ" 1920-Х ГОДОВ: ПРЕДЫСТОРИЯ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2021-02-18
Источник: Вопросы истории, № 6, Июнь 2006, C. 111-117

Накануне первой мировой войны процесс формирования белорусской нации был еще далек от завершения и по-прежнему, несмотря на вовлечение в общеимперский процесс пробуждения национальных движений народов имперских "окраин", находился в тесной зависимости от развития многовекового ментально-культурного противостояния русского и польского начал в этой части Восточной Европы. К началу XX в. традиционное для имперской идеологии XIX столетия представление о "триединой русской нации" начинало деформироваться, при этом границы наименьшего в этой триаде "белорусского племени" (7% всего восточнославянского населения по итогам переписи 1897 г., или 8 млн. человек1), определенные ранее вполне "благонамеренными" этнографами и лингвистами из лагеря "западно-русизма", начинали сужаться, как с востока, так и с запада.

 

Традиционное крестьянское общество белорусов начинало постепенно вовлекаться в общеимперские процессы. Строительство железных дорог и промышленных предприятий, развитие начального образования и служба в армии сужали сферу бытования традиционной народной культуры и языка в пользу "великорусского начала". В условиях, когда русификаторская политика властей проводилась непоследовательно и несистемно, эти факторы "естественной русификации" начинали играть все большую роль, причем нарождавшееся среди интеллигенции в первом поколении белорусское национальное движение вряд ли могло успешно конкурировать с тенденциями общеимперской универсализации.

 

Эти процессы уже к концу XIX в., что показала Всероссийская перепись населения 1897 г., привели к "великорусизации" большей части населения Смоленщины. Примечательно, что при подготовке образования БССР 27 декабря 1918 г. в записке И. В. Сталина А. Ф. Мясникову Смоленская губ. была указана как "спорная", а ее судьба передавалась на усмотрение "местных товарищей". Белорусский национал-коммунист А. Л. Бурбис, представивший в январе 1921 г. В. И. Ленину записку о создании "образцовой Белорусской Советской Республики", был вынужден использовать в качестве аргумента в пользу присоединения к Беларуси смоленских земель отнюдь не этнографический, а экономический и географический аспекты. Характерна отсылка Бурбиса к работам 1850-х годов: "Я. Соловьев, исследователь сельс-

 

 

Борисёнок Юрий Аркадьевич - кандидат исторических наук, зав. исторической редакцией журнала "Родина".

 

стр. 111

 

 

кохозяйственной статистики Смоленской губернии 1856 г., считает небелорусскими только Гжатский, Вяземский, Сычевский, Юхновский и отчасти Вельский уезды". Все же остальные районы Смоленщины, включая губернский центр, по убеждению Бурбиса, "в производственно-хозяйственном отношении являются безусловно белорусскими"2. Аналогичные смоленским процессы "великорусизации" активно развивались в Витебской и Могилевской губерниях, что не в последнюю очередь повлияло на местных большевиков, упорно стремившихся сохранить эти территории именно в составе Советской России.

 

Процессы культурной полонизации с конца XIX в. усилились в западных районах этнографической белорусской территории. В орбиту влияния католической церкви начинали активно вовлекаться здешние крестьяне, чему способствовали разрешение властей на строительство новых костелов, а затем и послабления 1905 г., обеспечившие некоторую свободу этноконфессионального выбора, что привело на польско-восточнославянском пограничье к переходу в католичество несколько десятков тысяч православных и униатов. В официальной статистике белорусы-католики часто упоминались как "поляки, говорящие по-белорусски"3. Разделение белорусской этнографической территории на западную и восточную части, политически оформленное Рижским миром в марте 1921 г., в реальности подготавливалось еще десятью-пятнадцатью годами ранее.

 

В этих условиях вопрос о возможности консолидации "белорусского племени" в единую нацию оставался открытым и представлялся многим современникам событий и неактуальным, и невероятным. Развитие этих тенденций в течение как максимум еще двух-трех десятилетий могло привести к исчезновению "белорусского племени" из пространства "триединой нации", оформлению вместо него западно-русско-польского пограничья в конфессиональных границах и вытеснению белорусского национального движения как маргинального.

 

Начало первой мировой войны не сопровождалось для Беларуси, как это было в национальных движениях украинцев, литовцев, латышей и эстонцев, надеждами на помощь Германии и Австро-Венгрии в деле национально-государственного развития. Примечательно высказывание германского советника по белорусским делам А. Беккерата в записке главнокомандующему Восточной армией: "Белорусы никогда не высказывали стремления к государственной самостоятельности... Некоторые сепаратистские стремления, которые развивают несколько археологов и литераторов из Вильно, следует отнести к местным делам, не имеющим политического значения"4. Сходными представлениями руководствовался и В. И. Ленин, не упоминавший 29 ноября 1918 г. в телеграмме главкому И. И. Вацетису Беларуси среди территорий, стремящихся к национальной независимости после ухода германских войск: "С продвижением наших войск на запад и на Украину создаются областные советские временные правительства, призванные укрепить Советы на местах. Это обстоятельство имеет ту хорошую сторону, что отнимает возможность у шовинистов Украины, Литвы, Латвии, Эстляндии рассматривать движение наших войск как оккупацию"5. Лидер большевиков воспринимал белорусскую территорию исключительно как пространство для тактического маневра.

 

При этом советская власть при рассмотрении белорусского вопроса первоначально начисто игнорировала национально-культурный аспект. Власти провозглашенной 1 января 1919 г. в Смоленске Советской Социалистической Республики Белоруссия (ССРБ) исповедовали вполне конкретные взгляды по этой проблеме. 5 февраля 1919 г. передовая статья органа ЦК КП(б)Б "Звезда", печатавшегося тогда на русском языке, содержала такой тезис: "Потуги белорусской националистической интеллигенции в создании "своего" белорусского языка, "своей" национальной культуры напрасны... Пусть примут это к сведению белорусские писатели"6. Такая позиция грозила быстро уничтожить наследие первой волны белорусизации, осуществлявшейся в ус-

 

стр. 112

 

 

ловиях германской оккупации властями провозглашенной 25 марта 1918 г. Белорусской народной республики (БНР).

 

Как и ССРБ, это государственное образование не обладало реальной политической властью, однако в сфере образования и культуры сумело достичь известных успехов. Белорусский язык получил статус государственного, на нем под контролем Народного секретариата БНР выходило 14 газет и журналов, было открыто более 150 белорусских школ, в том числе гимназии в Минске, Новогрудке, Слуцке, Гродно и Будславе. 3 апреля 1918 г. в Минске открылись курсы белорусоведения для переподготовки учителей, в том же месяце начала работу подготовительная комиссия для открытия в Минске Белорусского университета, в состав которой вошли известные ученые Е. Ф. Карский и М. В. Довнар-Запольский. Педагогов готовили также в учительской семинарии в Свислочи и педагогическом институте в Минске. При Народном секретариате БНР было создано бюро по подготовке учебников, которое за 4 месяца сумело выпустить 16 книг для учащихся, в том числе "Белорусскую грамматику для школ" Б. А. Тарашкевича. В Минске удалось даже открыть консерваторию, в Вильно появилось первое в истории белорусское научное общество, в 1918 г. состоялась и первая художественная выставка. Под опекой властей БНР было создано Первое белорусское общество драмы и комедии с хором7. Эти события стали логическим продолжением процессов национального пробуждения, которые наметились в белорусской крестьянской среде еще до первой мировой войны, но по своему масштабу, финансовым и организационным возможностям они значительно уступали второй, большевистской волне белорусизации 1920-х годов.

 

В условиях, сложившихся в конце 1910-х годов, актуализация белорусского вопроса могла быть осуществлена исключительно путем геополитического столкновения Советской России и получившей в ноябре 1918 г. государственную независимость Польши. Продолжение "спора славян между собою" последовало сразу же после ухода германских войск: польское представление о "восточных кресах" и желание укрепиться в границах 1772 г. столкнулось со стремлением большевиков сделать из украинского и белорусского пространства "триединой нации" плацдарм для решительного наступления мировой революции вглубь Европы. Первые столкновения Красной армии с польскими войсками произошли уже 17 февраля 1919 г., а с весны 1920 г. началась военная фаза конфликта, в итоге остро поставившая необходимость пограничного размежевания.

 

Характерно, что и большевики, и польские политики рассматривали земли Белоруссии, Литвы и Украины в сходных категориях "буферных государств". Когда в январе 1919 г. развернулись острые споры вокруг границ ССРБ, Ленин, по свидетельству наркома финансов республики И. И. Рейнгольда, заявил: "Республика - буферная и нужна постольку, поскольку граничит с другими странами. Поскольку Смоленская, Витебская и Могилевская губернии не граничат с другими странами, постольку их можно исключить"8. В конце 1920 г., после захвата Л. Желиговским Вильно и образования так называемой Срединной Литвы, географическая ситуация изменилась, и Витебская губ. РСФСР стала непосредственно граничить с Польщей. Это обстоятельство в марте 1921 г. даже потребовало внесения изменений в текст Рижского мирного договора и стало предметом переговоров польского политика Л. Василевского с Э. И. Квирингом9. Однако никаких изменений в конфигурации белорусских границ эти события не вызвали.

 

Провозглашение белорусской буферной государственности большевики связывали исключительно с внешнеполитическим аргументом, традиционные для советской и части современной белорусской историографии ссылки на учет при этом национального фактора считали совершенно несостоятельными. Эти мотивы "по должности" еще учитывал в декабре 1918 г. наркомнац И. В. Сталин, под руководством которого и осуществлялся процесс создания ССРБ, но не прошло и месяца, как границы республики были значительно урезаны и возобладала точка зрения по белорусскому

 

стр. 113

 

 

вопросу, характерная для Ленина, Я. М. Свердлова и А. А. Иоффе. Последний в качестве представителя ЦК РКП(б) 22 января 1919 г. прибыл в Минск и разъяснял руководству республики точку зрения центра. ССРБ, заявил он, нужна исключительно для того, чтобы "поставить барьер, который сдержит первый натиск империалистов". Перспектива у формально независимой республики одна - инкорпорация с РСФСР, но произойдет это не сразу, так как "скорое включение Белорусской республики в состав России уничтожит всю выгоду существования буферов республик". Иоффе довел до сведения "минских товарищей" жесткое мнение ЦК РКП(б) о том, чтобы сузить пределы ССРБ "географически необходимыми границами, то есть Минской и Гродненской губерниями"10. Эту же линию в белорусском вопросе Иоффе проводил и в качестве руководителя советской делегации в Риге на переговорах о мире с Польшей в 1920 году.

 

В случае необходимости большевики готовы были пожертвовать фантомной белорусской государственностью, при этом позиция ключевых игроков на политическом поле обретшей независимость Польши не оставляла, казалось бы, никаких перспектив для Беларуси в границах Минской и Гродненской губерний. Обе главные концепции восточных границ Польши - инкорпорация в варианте лидеров национал-демократов (Р. Дмовского и С. Грабского) и федерализм в трактовке лагеря Ю. Пилсудского (главным теоретиком здесь выступал Л. Василевский11) предполагали обязательное включение определенных ЦК РКП(б) "географически необходимых границ" в пределы Польши.

 

В польской историографии высказывается мысль, что наибольшую опасность для большевиков якобы представляла федеративная концепция, реализация которой могла привести к созданию союзных с II Речью Посполитой украинского и белорусского буферных государств12. Действительно, из территории, некогда составлявшей Великое княжество Литовское, и части Украины (без Волыни и Галиции) предполагалось создать ряд государственных образований, население которых могло составить до 30 млн. человек13. Но по мере достижения определенных военных успехов на востоке представления о буферном федерализме претерпели серьезные изменения. Так, в директивах польской делегации для мирных переговоров с Советской Россией, сформулированных правительством Л. Скульского 8 марта 1920 г., содержалось лишь требование создания независимого украинского государства к западу и северу от рек Збруч и Стырь (при этом восточные и южные рубежи украинские власти должны были определить сами), но ни о каком белорусском государстве речи уже не было, а в отношении Литвы отмечалась безусловная принадлежность Вильно Польше14.

 

Известный польский историк Р. Вапиньский подчеркивает, что у Ю. Пилсудского не прослеживается сколько-нибудь определенной поддержки идеи независимой Беларуси, а позже, уже после событий мая 1926 г., отсутствует и какой-либо серьезный интерес к белорусскому вопросу и даже жесты в этом направлении. Все протесты пилсудчиков по поводу "потери Минска" после Рижского договора этот польский историк считает всего лишь пропагандой15. Важен и тезис Вапиньского о том, что помимо Виленщины вопрос о принадлежности "кресовых отчизн" не возбуждал всеобщих эмоций в польском обществе эпохи обретения независимости, особенно у выходцев из Великой Польши или Поморья16. Усилий создателя и главного энтузиаста федеративной концепции Л. Василевского в таких условиях оказалось явно недостаточно - ему не удалось убедить в своей правоте большинство польской делегации в Риге, причем характерно, что его протесты против оставления Минска большевикам не были сколько-нибудь активными. Примечательно, что и в федеративном лагере прежняя романтическая мечта о границах 1772 г. сменяется более реалистическим подходом. Василевский и в Риге (при поддержки посла Польши в Латвии В. Каменецкого) упоминал о независимой буферной Беларуси без большевиков, но восточнее Минска и окружающих уездов, которые, по его мнению, должны были безусловно отойти ко II Речи

 

стр. 114

 

 

Посполитой17. Но советскую делегацию и ее главу Иоффе такая постановка вопроса не устраивала - они прислушались к мнению другой части польской делегации, которое сформулировал недавний глава комиссии сейма по иностранным делам известный национал-демократ С. Грабский. Он подал в отставку со своего поста в апреле 1920 г. в знак протеста против договоренностей Пилсудского с Украинской Народной Республикой.

 

Позиция эндеков и их лидера Р. Дмовского по вопросу границ окончательно оформилась к 1917 - 1918 годам. В их построениях отход от традиционной для польского общественного движения XIX в. установки о границах 1772 г., как основы для независимости возрожденной Речи Посполитой, был выражен четче и яснее. Границы польского государства должны были включить в себя все те территории, где реально было бы осуществление лозунга "Польша для поляков", быстрая ассимиляция и окатоличивание непольского населения. В этом ключе Дмовский указывал в 1917 г. в письме комиссару Лиги Народовой на Украине И. Бартошевичу: "Северо-восток (Литва, Беларусь) для нас безопаснее, чем юго-восток (Украина). По моему мнению, лучше всего для нас было бы получить губернии Ковенскую, Виленскую, Гродненскую, большую часть Минской, Волынь и два уезда Подолии..."18.

 

В этом ключе велось обсуждение проблемы границ и на заседании Польского национального комитета 10 - 16 октября 1918 г., где в качестве программы-минимум в состав Речи Посполитой должны были быть включены территории, на которых проживало не менее 60% поляков с тем, чтобы спустя 20 лет их число можно было бы довести до 75 - 80% населения. 5 ноября 1918 г. была определена "линия Дмовского", имевшая сходство с границами Речи Посполитой после ее второго раздела в 1793 г., но с рядом уступок в пользу Польши, среди которых оказался и Минск с прилегающей территорией. Все, что лежало восточнее этой территории, инкорпорации не подлежало. В этом духе С. Грабский на переговорах с Советской Россией сначала в Минске, а затем и в Риге стремился к тому, чтобы в составе Польского государства оказалось как можно меньше православных украинцев и белорусов (католики, напротив, подлежали ускоренной ассимиляции).

 

Не исключено, что решающими для некоторой корректировки позиции Грабского по вопросу границ стали его личные впечатления о пребывании в Минске в августе 1920 года. 49-летний политик был уроженцем Царства Польского, но в отличие от своего младшего брата Владислава, многолетнего депутата российской Государственной думы, долгие годы провел в Рапперсвиле, а затем и в Галиции, будучи с 1910 г. профессором Львовского университета. Реалии польско-белорусского пограничья С. Грабский до переговоров о мире с советскими представителями знал чисто теоретически, и столкновение с действительностью принудило его к большей осторожности в пограничном вопросе. В своих мемуарах он писал, что "желал для Польши присоединения только той части Беларуси, в которой в сумме будут составлять квалифицированное большинство католики. Но в случае включения в состав Польши минских земель среди белорусов численно преобладали бы православные. При этом Минск был главным центром православной церкви в Беларуси"19. Таким образом, оставить Минск в руках поляков значило получить в границах Речи Посполитой своего рода "белорусский Пьемонт". Был и еще один аргумент, традиционный для лагеря эндеков: как вспоминал негативно относившийся к Грабскому Л. Брель-Плятер, бывший офицером связи при польской делегации: "Грабский заявил, что Минск нам не нужен, там якобы одни евреи"20.

 

Б. Кубиш в 2005 г. представил типичную для недавней польской историографии точку зрения по "минской проблеме": "Если бы столица Беларуси (в которой, кстати, проживало немалое польское население) оказалась бы в границах Речи Посполитой, на что соглашались Советы, Польша в то время стала бы главным игроком в белорусском вопросе. Против этого высказался Станислав Грабский, который считал, что в Риге нужно окончательно похоронить все федеративные "фантазии" и не забивать себе голову концессиями

 

стр. 115

 

 

для белорусов. Он склонил на свою сторону остальных членов сеймовой делегации. Его позиция удивила даже Иоффе"21. Это мнение восходит к пропагандистским протестам, раздававшимся среди политических противников эндеков и у Грабского сразу после подписания мирного договора в марте 1921 года.

 

Однако в таком подходе присутствует некритическое восприятие реалий 1920 - 1921 годов. Примечательны данные тогдашней польской статистики о составе населения Минска, приводимые в львовской публикации 1921 г. за период 1897 - 1919 гг.: поляков 1/5, 1/3 русские и православные и около половины евреи22. Такой расклад прямо противоречил концепции границ Дмовского и Грабского, что служило серьезным аргументом в пользу отказа от Минска. К тому же Грабский в своих воспоминаниях, а вслед за ним в 1990-х годах и исследователь его общественно-политической концепции В. Войдыло выразили сомнение, готова ли была Советская Россия отдать Минск или даже всю Беларусь "до Смоленских ворот", как выражался известный историк послевоенной польской эмиграции Вл. Побуг-Малиновский?

 

Сомнения эти более чем оправданны. В этом случае стоит поверить и такому пропагандистскому документу, как официальная декларация Совнаркома РСФСР правительству и народу Польши от 28 января 1920 г., содержавшая предложение провести границу по линии Борисов-Полоцк-Дрисса, что по подсчетам Е. Куманецкого добавляло бы II Речи Посполитой на 60 тыс. кв. км территории и 5 млн. населения больше, чем по Рижскому договору23. О готовности большевиков пойти на уступку в минском вопросе известно из мемуаров главы польской делегации в Риге, заместителя министра иностранных дел людовца Яна Домбского, которому были ближе взгляды Л. Василевского на эту проблему: "Более уступчивыми были большевики в вопросе о передаче под польское влияние Белой Руси, но попытки поставить этот вопрос в Риге наткнулись на решительное сопротивление с польской стороны"24. Грабский имел на этот счет иное мнение: "Лично я не убедился в готовности советской делегации отдать всю Беларусь под польское влияние. Но может быть, Домбский об этом узнал в ходе своих бесед с Иоффе"25.

 

Глава советской делегации мог давать широковещательные обещания полякам в духе заявления Г. В. Чичерина от 17 сентября 1920 г.: "Советская Россия охотно пойдет на всяческие уступки, если Польша признает советское правительство Украины"26. Когда 21 сентября признание делегации УССР состоялось на первом же заседании рижских переговоров (польская делегация, по признанию Домбского, совещалась на этот счет чуть больше десяти минут), в Ригу по решению ВЦИК немедленно выехал А. Г. Червяков - руководитель вторично провозглашенной 31 июля 1920 г. буферной ССРБ, состоявшей из шести уездов бывшей Минской губернии с губернским центром. Буферное государство не должно было подписывать мира с Польшей, что и произошло в конечном итоге в марте 1921 года. Это оставляло большевикам свободу рук на случай нового похода за Вислу, но при этом Иоффе предупредил Червякова, что советская власть Беларуси воспользуется своими правами не раньше, чем будет разгромлен Врангель27. Червяков в конечном итоге получил всего лишь статус эксперта, а все его попытки играть более самостоятельную роль наткнулись на жесткое противодействие Иоффе.

 

Можно согласиться с В. Войдыло, который полагает, что "лучшую границу" в Риге получить было невозможно28. "Минский вопрос" был гораздо менее значим для польской стороны, нежели проблема Вильно, явочным порядком решенная Л. Желиговским как раз в ходе успешных договоренностей о границе в Риге в октябре 1920 года. Примечательно, что формальный протест по этому поводу был подан большевиками только 11 декабря 1920 г., то есть два месяца спустя после захвата Желиговским Вильно, и никаких практических последствий не имел. Обе стороны остались довольны прелиминарным соглашением о мире, достигнутым 12 октября 1920 г. и пограничным размежеванием на основе идей эндеков об "инкорпорации". Советская власть в итоге получила возможность расправиться с Врангелем, а поляки де-

 

стр. 116

 

 

факто инкорпорировали древнюю столицу Великого Княжества Литовского, которую, а вовсе не Минск, рассматривала в качестве потенциальной столицы большая часть деятелей белорусского национального движения, в том числе и национал-коммунистов, вплоть до 1939 г., когда этот вопрос был волевым порядком решен И. В. Сталиным.

 

Примечания

 

Публикация осуществлена при поддержке РГНФ (грант N 05 - 01 - 90104а/Б).

 

1. На путях становления украинской и белорусской наций. Факторы, механизмы, соотнесения. М. 2004, с. 86.

 

2. Государственность Беларуси. М. 1999, с. 61, 129.

 

3. На путях становления украинской и белорусской наций, с. 87.

 

4. СТАНКЕВІЧ А. Да гісторыі беларускага палітычнага вызваленьня. Вільня. 1935, с. 80.

 

5. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 37, с. 234

 

6. Звезда. 5.11.1919.

 

7. ПАРАШКОУ С. А. Гісторыя культуры Беларусі. Мінск. 2004, с. 244 - 246.

 

8. Нацыянальны архіу Рэспублікі Беларусь (НАРБ), ф. 4, оп. 1, д. 5, л. 43.

 

9. PIETRZAK B. Leon Wasilewski na konferencji w Rydze. - Traktat Ryski po 75 latach. Torun. 1998, s. 351.

 

10. НАРБ, ф. 60, оп. 3, д. 425, л. 22 - 25.

 

11. WASILEWSKI L. O wschodniji granicq panstwa polskiego. Warszawa. 1917.

 

12. См., напр.: KUBISZ B. Traktat ryski czyli jak wygrac wojnq i przegrac pokoj. - Mowia. wieki. 2005, N 2, s. 95 - 96.

 

13. KUMANIECKI J. Pokoj polsko-rosyjski 1921: geneza, rokowania, traktat, komisje mieszane. Warszawa. 1986, s. 14.

 

14. KUBISZ B. Op. cit., s. 95.

 

15. WAPINSKI R. Traktat ryski a polskie oczekiwania. - Traktat Ryski po 75 latach, s. 13.

 

16. Ejusd. Polska i maie ojczyzny Polakow. Wroclaw; Warszawa; Krakow. 1994, s. 307 - 309.

 

17. KUMANIECKI J. Op. cit., s. 49.

 

18. KAWALEC K. Narodowa Demokracja wobec traktatu Ryskiego. - Traktat Ryski po 75 latach, s. 34 - 35.

 

19. Pamictniki. T. II. Warszawa. 1989, s. 173 - 174.

 

20. WOJDYLO W. Traktat w Rydze w koncepcjach politycznych obozu narodowego ze szczegolnym uwzglcdnieniem roli Stanislawa Grabskiego. - Traktat Ryski po 75 latach, s. 55 - 56.

 

21. KUBISZ B. Op. cit., s. 99.

 

22. CZEKANOWSKI J. Wschodnie zagadnienia graniczne Polski i stosunki etniczno-spoteczne. Lwow. 1921, s. 53.

 

23. KUMANIECKI J. Op. cit., s. 19.

 

24. DABSKI J. Pokoj ryski. Warszawa. 1931, s. 78.

 

25. GRABSKI S. Op. cit. T. II, s. 172.

 

26. БЕРЕЖАНСКИЙ Н. Польско-советский мир в Риге. - Историк и современник. Ч. 2. Берлин. 1922, с. 123.

 

27. LATYSZONEK O. Biatoruskie elity polityczne wobec traktatu ryskiego. - Traktat Ryski po 75 latach, s. 289.

 

28. WOJDYLO W. Op. cit., s. 58 - 59.


Новые статьи на library.by:
БЕЛАРУСЬ:
Комментируем публикацию: "БЕЛОРУСИЗАЦИЯ" 1920-Х ГОДОВ: ПРЕДЫСТОРИЯ

© Ю. А. БОРИСЁНОК () Источник: Вопросы истории, № 6, Июнь 2006, C. 111-117

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

БЕЛАРУСЬ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.