Кирилл Владимирович на любимой работе с юными художниками.

Кирилл Владимирович Зеленой - искусствовед, преподаватель, известный своими научно-методическими трудами, публицистическими работами, замечательный воспитатель и педагог. 14 октября 2004 года его не стало... Научное и творческое наследие К. В. Зеленого еще ждет полной публикации. О том, как сформировался этот человек, оказавший существенное влияние своей педагогической, просветительской и научной работой на многих молодых и вполне зрелых людей, рассказывает он сам.

***

Мне суждено прожить
65 лет, 10 месяцев, 13 дней -
Потому, что умру
На пороге третьего тысячелетия.
Сколько осталось мне жить,
Помню всегда.
Так молодой солдат знает,
Сколько лет, месяцев и дней
Осталось ему служить.

Кирилл Зеленой

1971

В неопубликованном при жизни великого поэта стихотворении "Моя родословная" Александр Сергеевич Пушкин рассказал, хоть и немногое, о своих предках, которыми, несомненно, гордился. Упомянул и о себе самом, настойчиво уверяя, что он, Пушкин, - "просто русский мещанин", "мелкий мещанин", "слава Богу, мещанин", "сам большой: я мещанин".

Велик Пушкин, и безрассудно тягаться с ним. Но, может быть, позволительно хоть изредка брать с него пример? Могу же и я, в самом деле, сказать о себе как и он: "я, братцы, мелкий мещанин" и вспомнить Зеленых. Не в стихах, конечно, но хоть в прозе. Да и вправе ли мы, живущие, обрекать на вечное забвение наших кровных предков, даже если они и не были людьми особо выдающимися?

Впервые мне, еще пятикласснику, о моих дедушке и прадедушке рассказал мой отец, когда наша семья вернулась из эвакуации в Ленинград. Позже двоюродная сестра отца Екатерина Михайловна Миленко и другие мои родственники иногда кое-что рассказывали мне о Зеленых. Я располагаю теперь их воспоминаниями и изысканиями. Кое-что отыскал и сам. Мои поиски длились много лет с большими перерывами. Но вот они подошли к концу. Что ж дальше? Тут было над чем задуматься. Никто из моих знакомых не порадовал сколько-нибудь определенным советом. Написать, именно - написать о Зеленых и, пока не поздно, о себе самом настоятельно посоветовал верный и дальновидный друг Виталий Чернобрисов. Потому и решаюсь на своекорыстный экскурс в минувшее. Вдруг скромная хроника рода Зеленых натолкнет моих добрых сограждан попристальнее вглядеться в его родородословную, чтобы вернее осознать себя как личность,

Надежда Ливенцева. "Прикосновение. Портрет искусствоведа Кирилла Зеленого".

Холст, масло. 100х110. 2004

стр. 25

--------------------------------------------------------------------------------

что в наступившем XXI столетии будет, предчувствую, совсем не просто.

Скупые, но, по-видимому, достоверные данные о Зеленых можно отыскать в книге, к которой все реже обращаются историки: В. В. Руммель и В. В. Голубцов, Родословный сборник русских дворянских фамилий, том I, Санкт-Петербург, издание А. С. Суворина, 1886, стр. 295 - 301. Кроме того, в 1902 году в печатне г-на Голике была издана совсем тоненькая, в малое число листов, брошюра "Родъ Зеленыхъ", где в кратком, но достоверном изложении перечислены все мои пращуры. Там же воспроизведен герб Зеленых: в богатом декоративном обрамлении, увенчанном короной, помещен щит, разделенный на четыре части. В каждой части щита по рисунку: внизу справа нечто среднее между букетом и веником, очевидно - зелень, указание на происхождение фамилии и слева, корабельный якорь в память о том, что на флоте служили 32 мужчины из рода Зеленых. Есть еще в гербе, в верхней его части, птичье крыло и молодой месяц, но их значение ни моим родным, ни мне разгадать не пришлось. Внизу герба девиз рода: "Лучше истереться, нежели заржаветь".

Как и откуда появились они, Зеленые?

Литературные источники о том умалчивают, да и вообще ответить на подобные вопросы удается далеко не всегда. Затруднителен ответ и в нашем случае. Существует, однако, семейное предание, передававшееся изустно четыре столетия. Ничем не подтверждается его достоверность, но и не опровергается, по-видимому, тоже ничем. Вот оно в том виде, как передал мне его мой отец.

Когда государю Иоанну IV не в первый, вероятно, раз были поданы не лучшие фрукты, он, вспылив, распорядился найти в заморских странах порядочного садовника для Москвы. Отыскался таковой садовник в Чехии. Дело свое он знал, на Руси прижился. Его, сообразно роду его занятий, прозвали Зеленной и поначалу писали его фамилию с двумя буквами "н". Довольно быстро одно из двух "н" затерялось, зато все остальное сохранилось вплоть до сего дня.

Правда, одно время, в середине девятнадцатого века, наша фамилия почему-то и писалась, и произносилась несколько иначе: Зелёные. Мой прадед, Александр Сергеевич, добивался и добился возвращения изначального написания, соответственно и произношения, фамилии и уж лет полтораста, как мы снова отнюдь не Зелёные, но - Зеленые.

Если происхождение рода Зеленых документально не подтверждается, то упоминания о Зеленых в анналах истории есть. К сожалению, чаще только одни упоминания, но и за них можно сказать спасибо судьбе. Думаю, что мне позволительно на старости лет взяться за перо: то, что будет мною написано, не напишет уж никто.

Открывает род Зеленых живший в XVI веке Мирон Богданович (иначе: Мирон-Богдан). О нем сведений не сохранилось никаких. Солтан Семенович и Федор Зеленые в конце шестнадцатого века были помещиками в Полоцком уезде. В 1591 году Василий Зеленой, сын боярский,

стр. 26

--------------------------------------------------------------------------------

был послан к шведам, но чем закончилась его миссия, выяснить не удалось. Семен Зеленой в числе многих подписал грамоту об избрании на престол Михаила Федоровича Романова.

Как-то отличился, но как именно опять-таки неизвестно Денисий Миронович Зеленой (1599-1652), прозванный Неупокой, и за то ему были пожалованы в Псковской губернии, в Холмском и Торопецком уездах, села и пустоши. Оказался толковым хозяином, что можно сказать далеко не о каждом из Зеленых. Так, Иван Алексеевич Зеленой служил по Великолуцким кабацким сборам, чем, понятно, гордиться теперь не приходится. К счастью, мытарей в роду оказалось не много.

Одни Зеленые, окончив Морской корпус, служили на флоте, другие в пехотных (Тамбовском, Шлиссельбургском, Смоленском и других) полках. Служили небесславно.

В войне с Наполеоном Зеленые участвовали. Капитан Ширвинского полка Ипатий Иванович в августе 1812 года был ранен в сражении под Смоленском. Из госпиталя вернулся в строй. 23 февраля 1814 года он и его брат, штабс-капитан того же Ширвинского полка, Егор Иванович были убиты в бою во Франции, близ Краопа, что удостоверено записью на стене в московском храме Христа Спасителя.

Приходившийся близкой родней Зеленым, дед моей бабушки по отцу Надежды Николаевны, в девичестве Прохоровой вместе с Корниловым и Нахимовым защищал Севастополь. С его слов бабушка часто рассказывала мне о защитниках Севастополя, да слишком мал был внук, чтобы хоть что-то толком запомнить. Даже имя бабушкиного деда забылось, но сохранился его небольшой портрет масляными красками на холстике с надписью, возможно авторской, на лицевой стороне: "Рис. Клименко 20 мая 1858".

В роду Зеленых встречались самые разные люди. Писатель И. А. Гончаров участвовал в длительном морском плавании, которое описал в широко известной книге "Фрегат "Паллада". На страницах этой книги мичман Павел Алексеевич Зеленой, офицер со странностями и не всегда уравновешенный, упомянут не раз, например: "...Было довольно весело, так что П. А. Зеленой ни разу не затягивал похоронного марша, а пел все про любовь". Со временем П. А. Зеленой дослужился до генерала и стал градоначальником Одессы. По воспоминаниям современников, оказался рачителен, крут и вспыльчив.

Генерал-адъютант Александр Алексеевич Зеленой стал министром Государственных имуществ и членом Государственного совета.

Адмирал Семен Ильич Зеленой, вышедший из Морского корпуса в 1888 году, запомнился как директор Лазаревского института восточных языков в Москве и как председатель военно-морского суда, так же, как астроном.

Были в роду и незаурядные педагоги. Илья Александрович Зеленой на протяжении многих лет воспитывал великих князей Константина, Дмитрия и Вячеслава Константиновичей. В знак дружеской приязни в августе 1883 года ему посвятил свой стихотворный отрывок из "Апокалипсиса" поэт К. Р. - Константин Романов. В сочинениях К. Р., издававшихся как до, так и после 1917 года, я неизменно, с чувством трудно объяснимой признательности, нахожу строки, посвященные Илье Александровичу и через него, может быть, всем Зеленым.

О моем прадеде, потомственном дворянине Александре Сергеевиче Зеленом (1821-1875) хочется сказать поподробнее, ибо он, уверен, того заслуживает.

Двенадцатилетний Александр Зеленой был отдан родителями в Морской корпус. "Мне казалось, да и теперь кажется, что не было и нет учебного заведения в России лучше прежнего кадетского корпуса моего Бремени..." - вспоминал он впоследствии. После его смерти его дочь, Мария Александровна, нашла в бумагах отца воспоминания о корпусе и передала, их в "Исторический вестник", где они и были опубликованы в феврале 1901 года. Там же дается биографическая справка об авторе, из которой явствует, что по слабости здоровья А. С. Зеленой рано вышел в отставку и поселился в селе Матенец Холмского уезда Псковской области, в своем имении. Жизнь свою посвятил заботам о крестьянах. Так, он основал одну из первых в России школу для крестьянских детей, в которой сам же и преподавал. В какой-то момент в этой школе учились 38 мальчиков и 3 девочки. Нашелся у прадеда и преемник: Филипп Полуектов, один из его учеников, позже, по настоятельной и покорнейшей просьбе селян, учил крестьянских детей в Ульяново, что в двух верстах от Матенца.

Прадед оказался человеком пишущим. "Опыт книги для грамотного простонародья" представлял из себя руководство по ведению крестьянского хозяйства, домашний лечебник для скота, также собрание басен, песен и сказок - все под одним переплетом. Свой "Опыт" странный помещик Зеленой препроводил в самый что ни на есть передовой по тем временам журнал "Современник". Н. Г. Чернышевский новинку одобрил и опубликовал свой отзыв, в котором можно прочесть: "... мы смело

стр. 27

--------------------------------------------------------------------------------

рекомендуем всем добросовестный труд г. Зеленого, изданный с искренним и единственным желанием доставить простому народу полезное чтение. Издание г. Зеленого по дешевизне своей у нас небывалое. Книга в 17 печатных листов, изданная очень приятно, стоит всего 30 коп." Отзыв Чернышевского был напечатан в журнале "Современник", в N 9 за 1860 год, еще при крепостном праве.

На протяжении многих лет А. С. Зеленой помещал свои статьи, очерки и драматические сценки в журнале "Современник" и в "Земледельческой газете". Вышла книга его статей "Современные вопросы". Все это сблизило прадеда с Чернышевским. В какой-то момент их близость вышла за рамки литературного сотрудничества.

Известно, что в процессе суда над Чернышевским его обвинителям решительно недостовало материалов, которые обличали бы подсудимого. Как это могло произойти? Неужели обыск, произведенный при аресте Чернышевского, не дал желанных результатов? Семейное предание Зеленых отвечает на этот вопрос так. Жандарм, посланный арестовать Чернышевского и произвести у него обыск, заглянул к жившему тогда в Петербурге прадеду для получения некоторых необходимых ему сведений. Получив сведенья, намекнул о рюмочке. Рюмочка ему нашлась незамедлительно, и не одна, так что страж порядка, придя в самое благодушное настроение, проболтался о поручении, которое ему предстояло в тот день выполнить. Прадед, не поскупившись на очередную рюмочку для незваного гостя, тихонько послал надежного человека предупредить Чернышевского. Когда жандарм приступил к исполнению предписания, ни ему, ни его помощникам никаких уличающих Чернышевского материалов отыскать так и не удалось: предупрежденный Чернышевский успел сокрыть следы своей предосудительной, с жандармской точки зрения, деятельности.

А. С. Зеленой и Н. А. Некрасов хоть особенно близки и не были, но несомненно симпатизировали друг другу. Так, в личной библиотеке прадеда была книга стихотворений Некрасова, и в эту книгу поэт от руки вписал все то, что изъяла цензура. Любопытные подробности литераторского быта тех далеких теперь уже времен находятся в редкой книге "Переписка Чернышевского с Некрасовым,

стр. 28

--------------------------------------------------------------------------------

Добролюбовым и А. С. Зеленым", вышедшей в издательстве "Московский рабочий" в 1925 году.

К сожалению, из личной библиотеки прадеда сохранилось всего несколько книг, причем далеко не самых ценных. На одной из них, "Описание примечательных кораблекрушений", отпечатанной в Петербурге в Морской типографии в 1822 году, надпись черными чернилами от руки: "Кадету Александру Зеленому за благородное поведение и успехи в науках". 9 сентября 1841 года, на внутренней стороне обложки другим почерком: "Инв. библ. Ал. Серг. Зеленого. N 81".

Больше по мужской линии запомнился род Зеленых. Исключений из этого правила немного, но они все-таки есть. Так, одна из моих прапрабабушек - шведка. Имя ее забылось, но сохранился дагерротип (металлическая пластинка, близкая предшественница фотографии) с ее портретом: холодная и замкнутая, но очаровательная особа, ставшая близкой родней Зеленым, так и не обрела в России вторую родину.

Ни года рождения, ни точной даты смерти моей прабабушки Екатерины Акимовны, в девичестве Войно-Курицкой, установить так и не удалось. Она была много моложе своего мужа Александра Сергеевича Зеленого и умерла в глубокой старости, пережив супруга-благодетеля никак не меньше, чем на тридцать лет. Она увлеченно играла на рояле не только "Итальянскую польку" Рахманинова, акварельной живописи училась у академика, Ф. П. Толстого. Два натюрморта ее кисти, отмеченные здоровым и тонким вкусом, хранятся в нашей семье до сих пор. Когда Екатерина Войно-Курицкая возвращалась со своей помолвки, лошади чего-то испугались и понесли, коляска опрокинулась. Как потом старенькая няня объясняла барыниной внучке, "бабушкины ножки хрусть и сломались", жениху было отослано письмо с освобождением от данного им слова, но Александр Сергеевич не захотел и слышать о разрыве. Одну ногу и вовсе пришлось ампутировать и под венец невеста пошла на костылях, с которыми не расставалась до самой смерти. Жизнь ее дальнейшая сложилась, однако, вполне благополучно, даже счастливо: помогала сколь могла мужу в сельскохозяйственных и литературных трудах и растила детей. Родилось шесть дочерей и, наконец-то, долгожданный сын Петр - мой дедушка. На старости лет, вдовствуя в Петербурге, чаще сидела у окна, смотрела на Сенную площадь и тихонечко приговаривала: "Идут, идут мужички - и все не ко мне..." Привыкла Екатерина Акимовна, что за советом и за помощью, со всеми заботами и бедами мужички в ее Матенце приходили в помещичий дом, к ее мужу, а после его смерти к ней.

Дед мой, Петр Александрович Зеленой (1869-1921), по семейной традиции окончил Морской корпус и много лет служил на флоте. В 1893 году П. А. Зеленой участвовал в гидрологических работах у берегов Кореи и в один прекрасный день первым заметил не нанесенный на тогдашние карты остров: 3953' северной широты, 12750' восточной долготы. По давней морской традиции, остров был назван в честь того, кто его обнаружил: остров Зеленого. Правда, позже местные власти переименовали остров, назвав его Тэдо. На корвете "Витязь" П. А. Зеленой совершил длительные, едва ли не кругосветные плаванья. Сейчас я пишу о Зеленых, сидя за небольшим столиком-шкафчиком из дедовой каюты. Этот столик-шкафчик вместе с дедом четырежды пересекал экватор.

Одно время П. А. Зеленой плавал на крейсере "Азов". Тут он и стал свидетелем и в какой-то степени соучастником случая хоть и малозначительного, но о котором умолчать мне не хотелось бы. С крейсера, шедшего предписанным курсом, заметили: терпит бедствие небольшое судно. Поспешили на помощь и приняли на борт всех, кто там был. Терпела же бедствие императорская яхта "Штандарт", так что неожиданными гостями "Азова" оказались Николай II и все, кто его тогда сопровождал. Понятно, гостям оказали самый душевный прием. Капитан уступил свою каюту государю, его помощник, мой дед, - императрице. Тут же передали на землю известие о случившимся, так что утром на палубе "Азова", как потом вспоминал дедушка, выстроилось все руководство российского флота. Едва государь поднялся на палубу, как министр подлетел к нему и отрапортовал, что на вверенном ему флоте все благополучно. Николай II возмутился, затопал ногами: "Как так у вас на флоте все благополучно, если я вчера чуть не утонул?!" Но отошел быстро. Разговаривал больше с матросами. Прощаясь с моим дедом, Александра Федоровна вынула из манжет бывшей на Николае II рубашки запонки и тихонько вручила их деду на память... Теперь и я изредка оснащаю свою рубашку даром последней русской императрицы.

В 1921 году во время так называемого Кронштадского мятежа восставшие матросы несли караул у дверей квартиры капитана I ранга Зеленого, оберегали от случайных проходимцев. Когда же был подавлен мятеж, Петр Александрович утром простился с родными и, как всегда, пошел на свою службу. Домой не вернулся: разделил участь многих кронштадцев, был расстрелян, о чем как нельзя казеннее уведомили осиротевшую семью.

У Петра Александровича выросли два сына. Старший его сын, Александр Петрович (1895-1953), вместе с армией адмирала Колчака отступал по Сибири на восток до Маньчжурии, где и обрел, без предоставления подданств, пристанище. Когда в 1945 году советские войска приблизились к Маньчжурии, последним пароходом отправил в Америку жену и сына, а сам, в Харбине, сдался на милость победителей. Милость же оказалась такова: Уссурийский военный трибунал приговорил моего дядю к 15 годам лишения свободы в исправительно-трудовом лагере. Он и умер в исправительно-трудовом лагере на территории Иркутской области. Впоследствии стараниями близкого родственника Зеленых В. П. Орлова было добыто нечто вроде справки о том, что А. П. Зеленой в соответствии со статьей Закона РФ от 18 октября 1991 года "0 реабилитации жертв политических репрессий" подлежит реабилитации. Если бы мой дядя дожил бы до ста лет, он вкусил бы радость освобождения!

Младший сын, Владимир Петрович (1908-1881), мой отец, осиротел в тринадцать лет. Мечтал стать астрономом, поступил в петербургский университет. Сочувствовал тем студентам, кто мечтал преобразить Отечество. Для них и для себя самого изучал экономические системы процветавших капиталистических стран с мыслью освоить их у себя на родине. Юных вольнодумцев сплотил Константин Козёлкин. Кружок был раскрыт, Козёлкин и его ближайшие сообщники расстреляны. С Володей Зеленым, как и с сочувствовавшими Козёлкину студентами, по молодости их лет обошлись несколько мягче: были направлены в Соловецкий лагерь особого назначения. Место на нарах Зеленому отвели в Филипповской церкви, на внутренней части стены которой, как раз перед его глазами, было изображение преподобного Германа и надпись: "Братия, препояшьте чресла ума вашего истиной. Бодрствуйте, бдите". Запомнились эти слова Володе Зеленому на всю жизнь. Дальнейший свой срок он отбывал на Дальнем Востоке и в Сибири. Наконец был освобожден, хоть и не вполне реабилитирован: ему было запрещено проживать в шести крупнейших городах страны (тогда это называлось "минус шесть"). Поселился в уютной и спокойной Старой Руссе, где было суждено родиться и мне, и позже верному другу моего бедного детства моей сестре Наташе, давно уже Наталии Владимировне, знатоку вычислительной техники. Сначала взяли рабочим, позже служил счетоводом и, наконец, бухгалтером. Свое образование мой отец продолжил заочно. Повестку из военкомата получил к вечеру первого дня войны. Войну сержант Зеленой провоевал сначала минометчиком, позже артиллеристом на ленинградском фронте, на Невском пятачке. После войны завершил-таки свое образование, получил диплом. Преподавал математику сначала в общеобразовательной школе, позже в одном из техникумов Ленинграда.

Моя матушка, Александра Александровна Зеленая (1908-1997), в молодости увлекалась поэзией, сама писала стихи. Жизнь свою прожила неприметно, прозаично: долгие годы трудилась по бухгалтерской части, позже, до глубокой старости, клеила коробки на прядильно-ниточном комбинате. В войну вывела свою семью за линию фронта под бомбами, по нейтральной полосе. Семья была эвакуирована в оренбургскую глушь. Случалось, что в промерзшей комнатенке, утешая голодных детей, вспоминала часами не только детские стихи, но и совсем иные: Ахматовой, Мандельштама. Очень много из Гумилева, всю поэму "Дракон" помнила. Читала она нам, детям, и свои стихи. До сих пор помню:

В гроте из скал, янтаря и волны
Гроб королевы поставить должны,
Льдом он и блеском Венеры закован.
Спи, королева, твой сон зачарован.

............................................

Ты не услышишь, как всадник несется,
Звон от копыт далеко раздается.

Был я еще ребенком, мало что понимал в стихах и очень уж немногое, к сожалению, запомнилось мне.

Чтобы как-то свести концы с концами, родители мои с утра до ночи пропадали на службе. На коленях у дедушки ни мне, ни моей сестре посидеть не пришлось: один наш дед, Петр Александрович, был расстрелян при Ленине, второй, Александр Петрович, при Сталине. Так что и до детского сада, и позже нас растили бабушки.

Надежда Николаевна Зеленая (1875-1943) была кроткой и терпеливой. Мне, маленькому, казалось, что она понимает все на свете. Любила и сказку рассказать, и спеть шубертовского "Лесного царя". Очень уж интересно вспоминала о гимназии, в которой училась когда-то. Потихоньку

стр. 30

--------------------------------------------------------------------------------

учила французскому. Именно от нее я узнал о Христе. Изредка с надеждой и верой говаривала: "Был Христос коммунистом". Еще под бомбами в уцелевшей аптеке купила она некую коробочку и потом много дней, уже на месте эвакуации, мы с сестрою находили на своих подушках эвкалиптовые конфетки. Маленькие, круглые. Иные конфеты мы пробовали только после войны. Пока была жива бабушка Надя учился я очень хорошо, главным образом на "отлично". Бабушку можно было спросить обо всем на свете. Вот однажды, когда на улице завывал буран, я и спросил ее: "Бабушка, как это - умереть?" - "Не знаю пока. Вот скоро умру, так буду знать. Только как я тогда расскажу тебе о смерти?" Она и в самом деле вскоре, простудившись, умерла. Долго приходила ко мне в моих снах, но о таинстве смерти не поведала.

Елена Васильевна Тифлова (1883-1951) закончила Тимирязевскую академию, но жизнь свою посвятила дому и семье. Ее муж, мой дед, Александр Петрович Тифлов, видный юрист, был расстрелян в 1937 году. В строгости держала трех дочерей и, попозже, четырех внуков. Исповедывала потребительский житейский материализм. Любила и чувствовала землю. Помнится, в Старой Руссе, где у нас при доме был огородик, по весне брала бабушка ножницы и направлялась к своей помидорной рассаде. Соседи приходили в ужас: "Елена Васильевна, что ВЫ делаете, не губите, отдайте лучше нам!". Никому своей рассады в общем-то нескупая Елена Васильевна не отдавала и стригла свою рассаду так, что от нее почти ничего не оставалось. К концу августа на ее кустах краснели по семи-восьми здоровенных помидорин, тогда как у соседей - по три десятка, но величиною с грецкий орех и зеленых...

Мне, как и моей сестре, было суждено родиться в Старой Руссе. Крестили меня в простенькой церковке Жен мироносиц, ее давно уже нет. Крестил меня, как впоследствии поведала мне моя крестная Надежда Павловна Усова, отец Владимир Орлов, вскоре сосланный и пропавший где-то в Сибири. Окончил школу вполне прилично. Затем был филологический факультет Ленинградского университета. Девять лет тянул лямку корреспондента областной комсомольской газеты на южном Урале. Заочно выучился на искусствоведа. Отвращение к социалистическому реализму удавалось скрыть не всегда. Внял Иосифу Бродскому: "Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря". Досталось Минское море, Минск же в дни моей молодости для искусствоведа был глухой провинцией. Остался беспартиен и бессоюзен, пошел в школьные учителя и всей душой полюбил школу.

Судьба послала мне любящую и преданную, родом из Одессы, жену Лидию Ефимовну Лиходед (она осталась при своей девичьей фамилии - Лиходед) и двух дочерей - Марьяну и Юлию. Боюсь, не минуют их непомерные тяготы жизни, выпавшие на долю многих Зеленых. Но вот сына у меня нет. Неужели я - последний в роду по мужской линии?

Правда, где-то в Америке, может быть, здравствуют внуки Александра Петровича Зеленого, родного брата моего отца. Вот этого я выяснить так и не смог. Пока не смог.

* * *

Сколько сегодня известных за рубежом Беларуси художников разных поколений с гордостью вспоминают о о том, что им посчастливилось слушать лекции выдающегося искусствоведа и педагога Кирилла Владимировича Зеленого, жизнь которого внезапно оборвалась на недосказанном слове, на недописанном стихотворении...

Больше всего горевали учащиеся Республиканского колледжа искусств имени И. О. Ахремчика, которые не успели дослушать его авторский курс "Мировая художественная культура". Они стояли под дождем с цветами в руках и со слезами на глазах утешали друг друга: "Кирилл Владимирович успел рассказать нам о самых гениальных художниках - о Леонардо, Микеланджело и Рафаэле". А рядом удрученные стояли коллеги-преподаватели, студенты Белорусской академии художеств, многие из которых не знали, что в своем архиве Кирилл Владимирович сохранял их первые наброски и зарисовки. Это было прощание не просто с преподавателем, это было прощание с человеком высокой культуры, который учил и воспитывал каждым словом, жестом, взглядом.

Кирилл Владимирович Зеленой родился в 1935 году. Он пережил военное лихолетье, и совсем недавно в альманахе "Монолог" появилась трогательно искренняя публикация его детских писем к отцу на фронт. В 1957 году Кирилл Владимирович окончил Ленинградский университет, в 1966 - Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина в Ленинграде. И более 30 лет занимался научно-педагогической деятельностью в специальных художественных учреждениях республики. С 1971 года и до последних дней он работал в Белорусском республиканском учебном комплексе гимназия-колледж искусств имени И. О. Ахремчика заместителем директора по изобразительному искусству, а с 1998 года - учителем мировой художественной культуры. Он воспитывал в своих учениках любовь и уважение к национальному и мировому искусству, создавал условия для самореализации каждого.

Необычайная эрудиция, высокая образованность, скромность и воспитанность делали Кирилла Владимировича интеллигентом с большой буквы. Он был не только замечательным лектором, но и автором многочисленных публикаций по вопросам мирового белорусского искусства. В последнее время было издано 6 подготовленных им программ по изобразительному искусству, мировой художественной культуре для художественных школ республики. Он - автор книг "Орифламмы прошедших веков" (из истории живописи Западной Европы ХIV-XIX веков), "Из истории Белорусского искусства" (скульптура и живопись от древнейших времен до начала XX века), "Музейная тишина", "Цель достижимая и обязательная", "Очерки о белорусских художниках". В 2002 году увидел свет прекрасно иллюстрированный альбом "Лица и судьбы. Портрет XVIII - начала XX века в собрании Национального художественного музея Республики Беларусь", который К. В. Зеленой подготовил в соавторстве с Н. П. Марченко. И еще К. В. Зеленой был поэтом и его ученики со слезами на глазах читают друг другу стихи из его сборника поэзии.

Преподаватели и ученики Республиканского колледжа искусств имени И. О. Ахремчика, его друзья и коллеги будут всегда помнить Кирилла Владимировича Зеленого.