публикация №1581937116, версия для печати

Деятельность М. Н. Муравьева в Северо-Западном крае, 1863-1865 гг.


Дата публикации: 17 февраля 2020
Автор: С. В. Ананьев
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1581937116)
Рубрика: БЕЛАРУСЬ
Источник: (c) Вопросы истории, № 8, Август 2013, C. 89-95


Михаил Николаевич Муравьев (1796 - 1866) известен в истории как Муравьев "Вилейский" и "Вешатель" - оценка, полученная им за подавление польских восстаний 1830 и 1863 гг., один из самых одиозных министров Александра II, зарекомендовавший себя как реакционер и крепостник. Наиболее важными моментами политической деятельности Муравьева были участие в декабристском движении, управление рядом губерний Западного края в царствование Николая I, руководство Министерством государственных имуществ и участие в разработке крестьянской реформы в правление Александра П. Самыми главными государственными делами Муравьева были подавление польского восстания 1863 года и расследование покушения на жизнь царя в 1866 году. При Николае I он зарекомендовал себя в качестве одного из самых принципиальных политиков, а при Александре II стал крупной политической фигурой в России.

 

Правительство поставило Муравьеву задачу русификации и "усмирения" Северо-Западного края в чрезвычайно тяжелых условиях, в разгар польского восстания 1863 г., когда определялась судьба западных губерний империи. Одним из направлений политики при подавлении восстания 1863 г. была русификация края, которая проводилась жестко и последовательно. Борьба за души литовцев, белорусов, евреев стала важной составляющей русско-польской "войны за цивилизацию"1. Политика русификации ставила задачей "усмирение" не только непокорных поляков, но и остальных жителей Западного края на основе интеграции края в структуры империи.

 

Назначение Муравьева генерал-губернатором Северо-Западного края произошло 1 мая 1863 г., когда обстановка в крае была для царского правительства плачевной. При Николае I правительство стремилось превратить поляков в лояльных подданных путем переселения и "перевоспитания" их, регулированием браков между православными и католиками. Однако к 1860-м годам самодержавие так и не смогло выбрать единой, четкой и последовательной линии.

 

Руководители русской политики к этому времени перестали верить в возможность обрусения территорий и примирились с их неопределенным положением и характером. Высшие администраторы в повседневной служебной речи

 

 

Ананьев Сергей Валерьевич - кандидат исторических наук, доцент Саратовского военного института внутренних войск МВД России.

 
стр. 89

 

чаще именовали эти земли "польскими губерниями". Военный министр ДА. Милютин отмечал: "На этот край так привыкли смотреть польскими глазами, что смешивали массу народа литовского и белорусского с наносным верхним слоем польским"2. Сохранились свидетельства того, что в январе 1863 г. и сам Муравьев не верил в возможность удержания Польши.

 

В январе 1861 г. в Варшаве, а впоследствии и во всех губерниях Царства Польского и в Северо-Западном крае начались беспорядки в форме манифестаций, религиозных процессий и траурных шествий. Тогдашний генерал-губернатор В. И. Назимов не знал, как с этим справиться. В крае продолжало господствовать ортодоксальное католичество, так как он был полонизирован еще с XVI века. Состояние православной церкви там было тяжелым3. Современник вспоминал: "Поляки распевали гимны во славу "ойчизны" и, возбуждая в себе воинственность, задорно ругали москалей, тщеславно кичились будущими военными подвигами и романсовали с прелестным полом. Разгул был бесшабашный"4. Это отчасти стало реакцией на насильственную русификацию 1830-х годов. В советской историографии было принято писать, что в событиях 1863 г. проявился подъем национального самосознания не только польского, но и белорусского и литовского народов. Повсеместно распространялись нелегальные издания на литовском и на белорусском языках. В большинстве случаев они были польского и белорусского происхождения, имели антирусский характер: "Мужицкая правда", "Гуторка старого деда", "Гуторки двух соседей" и т.п.5 В то же время в этой агитации проводилось противопоставление всего литовского "господской" в крае польской культуре и языку. Так возникала идея литовского сепаратизма - как от России, так и от Польши.

 

В январе 1863 г. манифестации переросли в восстание, которое из Польши перекинулось и на губернии Северо-Западного края. Вооруженное восстание практически было подавлено еще Назимовым. От нового генерал-губернатора Муравьева требовалось главное - "усмирить" регион.

 

Муравьев вступил в должность с убеждением, что в крае народ - русский; шляхта - "ополяченная"; католическая вера - знамя в борьбе6. Одной из форм русификации, по мнению Муравьева, должно было стать культивирование в русском сознании полонофобии. Первым делом генерал-губернатор счел необходимым наказать участников восстания путем публичных казней и высылкой во внутренние губернии империи. С мая 1863 г. по декабрь 1864 г. по официальным данным было казнено 128 человек7. Высылке подверглись около 10 тыс. человек. Был проведен ряд других репрессивных мер по отношению к польскому дворянству, духовенству, мятежной шляхте8.

 

Начал он с укрепления положения православной церкви в Северо-Западном крае9. Большое внимание уделялось возрождению нравственного влияния церкви на жителей края путем более широкого привлечения духовенства в сферу народного просвещения. Создавались народные школы для детей всех сословий, в основном для крестьян. По мысли правительства, народные школы должны были не только конкурировать с польскими частными учебными заведениями, но и, по возможности, их вытеснить. Значительно увеличилось число народных школ. Если к началу 1863 г. в крае их насчитывалось 115, то до конца года было открыто еще 120 школ, а в конце 1864 г. их было уже 520. Все эти школы находились на попечении православного духовенства.

 

Православная церковь рассматривалась как важный инструмент русификации. Муравьев был убежден, что большинство польскоязычного населения Северо-Западного края вовсе не поляки по национальным корням, а переродившиеся в католицизм во времена Речи Посполитой русские10. Власть края считала необходимым сократить процент польских воспитанников в школах, но остерегалась решительных шагов, чтобы не обострить национальные проти-

 
стр. 90

 

воречия. Генерал-губернатор объявил конкурс на составление учебника истории Западного края и приглашал из Великороссии русских преподавателей для народных школ. При этом было запрещено изучение истории и географии Польши жителями края в пределах 1772 года (т.е. до первого раздела Речи Посполитой)11.

 

Культивировалось чувство морального превосходства над польской цивилизацией. Муравьев писал шефу жандармов В. А. Долгорукову: "Надобно решиться окончательно объявить край этот русским... Мы должны всеми средствами, не жалея ни трудов, ни издержек, усиливать и возвышать русскую в здешнем крае народность... Нужна система твердая и единообразная во всех Западных губерниях, неподверженная... колебаниям"12. С 1864 г. полным ходом шла пропаганда православия. Циркуляр 1 января 1864 г. также запрещал преподавание польского языка и употребление польских букварей для обучения крестьян13. Летом 1864 г. было издано 10 тыс. букварей литовского языка с русским алфавитом. Повсеместно закрывались польские гимназии и женские пансионы14.

 

Северо-Западный край был широковещательно объявлен "древним достоянием России". К 1865 г. во всех гимназиях края были уже русские учителя. Проводились меры по приобщению литовцев к русскому языку, православию и отделению их от польской культуры (введение кириллицы, издание букварей, молитвенников на русском языке и т.п.). Муравьев заявлял: "Крестьяне везде с охотой изучают русскую грамоту и сами просят о назначении русских учителей. Они принимают уже радушное участие в устройстве православных церквей и гордятся званием русских"15.

 

Официальная пропаганда представляла дело так, что "сельское население, которое в душе русское", было загнано и забито, но "теперь русская речь всюду утверждена среди населения, которое еще так недавно думало, что навеки порабощено поляками"16. Для еврейского населения края Муравьев снял существовавший запрет селиться вне "гетто", на главных улицах Вильны17.

 

Решение ввести в литовских школах русский алфавит и издать новый букварь вызвало недовольство. Один из современников отмечал, что литовцы не знали ни русского, ни польского языка и своим "стойким упрямством заставили польских панов учиться говорить с ними по-литовски"18. Русским чиновникам зачастую приходилось общаться с литовским населением через переводчиков-поляков19.

 

В польских, немецких и еврейских школах края стало обязательным преподавание русского языка, польских учителей повсеместно замещали русскими. Та же политика проводилась по отношению к белорусскому языку (до начала XX в. не появилось ни одного учебника на белорусском языке). В мае 1864 г. Муравьев отмечал: "Бедственная идея о разъединении народностей в России, введении малороссийского, белорусского и иных наречий уже глубоко проникла в общественные взгляды. Необходимо положить этому твердую преграду и вменить министру народного просвещения (А. В. Головнину. - С. А.) в обязанность действовать в духе единства России, не допуская в учебных заведениях развития противных тому идей"20. Помимо образования, унификация по русскому образцу распространялась на пути сообщения, таможенную и почтовую службу21.

 

Официальная переписка на польском языке запрещалась22. Все делопроизводство вплоть до низшего уровня надлежало вести на русском языке. Русским было запрещено жениться на польках23. Издавались циркуляры, касающиеся наружного оформления построек: на основании циркуляра Муравьева от 24 марта 1864 г. все вывески, объявления, надписи и т.п. на польском языке должны были быть заменены русскими за короткий срок24. Попечитель ви-

 
стр. 91

 

ленского учебного округа П. Н. Батюшков писал: "Литвы как термина, законом установленного, не существует"25. Борьба с польской символикой возлагалась на инспекции, создаваемые в типографиях и фотостудиях. "Польский говор был изгнан", а раньше "польская речь царила всюду", "даже семейство Назимовых училось польскому языку", - отмечал И. А. Никотин26.

 

Газета "Виленский вестник", печатавшаяся в двух столбцах, по-польски и по-русски, с 1864 г. выходила только на русском языке27; начальники края были обязаны подписываться на эту газету28. Распространение и поддержание в обществе польских начал преследовалось. В Вильне появился русский театр, однако ни поляки, ни евреи его не посещали. В театре ставились исключительно русские пьесы. Распоряжение Муравьева гласило: "Прекратить всякую мысль в обитателях сего края, что они могут составлять какое-либо одно целое с Царством Польским"29.

 

Появившийся в Вильне в 1856 г. музей древностей также подлежал реконструкции - его коллекция подлежала замене. Музей был объявлен "средоточием полонизма"30. Муравьев давал указания и по этому поводу: "Большую часть музейной коллекции составляет коллекция, относящаяся к чуждой этому краю польской народности. Это напоминает о временном владычестве польском в здешнем крае. Это способствует возникновению в здешней публике мнения, что этот край польский, а также польских идей... Нужно будет сообщить Виленскому музею, чтобы выставлял предметы, напоминающие о русской народности, православии... Устроить предметы русские в первых рядах на видном месте, чтобы могли быть ясны и понятны эти живые свидетели искони присущей здешнему краю русской народной жизни... Предметы, принадлежащие к польской народности, портреты польских королей и магнатов, статуи собрать и разместить в отдельном зале"31.

 

Впоследствии, уже в период наместничества В. Н. Троцкого в Вильне был открыт музей Муравьева (сбор материалов для него начался сразу после восстания 1863 г.), содержавший богатую коллекцию о польском восстании, в том числе картины. На одной из них одноглавый польский орел повалил на землю двуглавого и терзает его, а возле него в отчаянии рвет на себе волосы православный "москаль", которого, как схизматика, с неба поражает молнией сам Господь; на второй картине Спаситель воскрешает Польшу; на третьей - Польша распята на кресте32. Польский художник Ян Матейко написал большую картину: казаки бьют нагайками польскую даму, стоящую на коленях перед Муравьевым33.

 

Политика царизма в Северо-Западном крае строилась на трех принципах: русификации, унификации, бюрократизации. В Литве и Белоруссии русификаторство Муравьева выражало представление об этом крае как исконно русском, впоследствии ополяченном. Он писал Долгорукову: "Польская пропаганда принимает характер панславизма, стараясь привлечь к этой... мысли некоторых русских.., но цель их, видимо, та же самая, то есть желание во что бы то ни стало со временем освободиться от русского владычества и не называться даже именем русским"34. Племянник Муравьева отмечал в частном письме в июне 1864 г.: "У Михаила Николаевича только и речи, что о Литве, и выражения его при посторонних и подчиненных об усмиренных уже поляках возмутительны; наедине он человечнее, видно, такая система"35. Борьба с полонизмом и его носителями - панами и ксендзами - должна была, по мысли начальника края, восстановить "историческую справедливость". В апреле 1865 г. Муравьев писал Александру II: "Я знаю, что многие осуждают принятые меры для подавления в крае польского элемента, но это единственное средство к удержанию края"36.

 

Генерал-губернатор предлагал продолжить начатую им политику в Северо-Западном крае (так как считал, что ее воздействие еще не в полной мере

 
стр. 92

 

сказалось), а именно: не снимать военного положения еще несколько лет, не отменять 5% сбора с польских помещиков - "их надобно, как говорится, бить по карману, тогда все будет спокойно", не возвращать еще долгое время высланных из края, продолжать устраивать быт крестьян, продолжать утверждение православия в крае37. Все эти меры были приняты правительством. Царь в ноябре 1863 г. заявил: "Все идет хорошо, и я очень хотел бы, чтобы Михаил Николаевич продолжил им начатое"38. Таким образом, в крае сложилась "система Муравьева".

 

Основной целью администрации Муравьева в 1863 - 1865 гг. была русификация края, а окончательное подавление уже разгромленного восстания являлось второстепенной задачей. В придворных кругах к нему относились с презрением, но правительству в крае необходим был "мясник", и Муравьев был обласкан и возвеличен39. Например, в 1865 г. по модели генерала Цейдлера было вылито и распространено в России несколько статуэток Муравьева40.

 

Искусственным образом раздувалось значение интеграции Литвы в русско-православный мир, нагнеталось ощущение сплошного окружения знаками и символами "полонизма", служившее поводом для форсирования русификации в крае. Успех этой политики был бы невозможен без призрака "полонизма". "Русское дело" как целостный социально-политический проект Муравьева - это русский богатырь, способный превозмочь злую колдовскую волю и развеять дурные чары. Это представление было раздуто до демонического масштаба. "Русскость" преподносилась как жизненно необходимый антипод крайне негативным чертам и свойствам, приписываемым носителям "полонизма"41. Историк Д. И. Иловайский вспоминал беседу с начальником края: "В разговоре Муравьев моего мнения не спрашивал, а высказывал свои суждения авторитетным тоном и неоднократно повторял, что это край русский, русский и русский"42. Что же касается отношения наместника к Польше, то там, по его мнению, все можно было оставить под влиянием польского элемента43. Относительно русификаторской политики Муравьева в Северо-Западном крае А. И. Герцен не без сарказма заметил: "И хороша, должно быть, эта коренная (русская) народность, которую поддерживать надобно такими виселицами и конфортативами"44. Главный политический оппонент Муравьева граф П. А. Валуев писал о недопустимости говорить языком племенной вражды и ненависти, так как это бросает на Россию пятно как на варварскую страну45, на что Муравьев как бы отвечал: "Заграничная брань России полезна, а вот от иноземных похвал русскому не поздоровится"46. Есть версия, что применяемую систему устрашения Муравьев заимствовал у герцога Альбы, кровавого подавителя нидерландской революции.

 

Несмотря на жесткую и последовательную политику самодержавия по русификации Северо-Западного края, искоренить полностью польскую культуру в крае (которая там занимала более прочные позиции, чем русская культура) не удалось. Подавление "польского элемента" в крае застопорилось. Сильный русский землевладельческий класс там не удалось создать, зато удалось вызвать процветание бюрократии47. Крестьянство края (которое громогласно объявлялось главным союзником царской администрации) сохраняло свои отличия от великорусского по внешности, обычаям, нравам. Оно отделяло себя от крестьян Великороссии, и у него не было явного тяготения к Москве48. Успехи русификации не смогли подавить стремление поляков к независимости. В правительственных кругах формировалось мнение, что Польша - инородное тело в составе империи.

 

Муравьев обвинял своих политических оппонентов в космополитизме, по его мнению, они мешали политике русификации края; по его словам, они

 
стр. 93

 

только "носят личину русских" и "популярность в Европе ставят выше интересов России". Он жаловался на них в письме министру государственных имуществ А. А. Зеленому: "Здесь я с поляками справлюсь, лишь бы мне не мешали, но кажется, что хотят вмешиваться в военно-судное дело... Ежели они хотят распоряжаться из Петербурга, то мне здесь нечего делать, пускай присылают другого на мое место"49. Сторонник политики русификации в крае П. Майков отмечал, что тогда в "высшем" обществе господствовало мнение о том, что отрекаться от отечества, его чести, интересов - есть верх либерализма и признак образованного человека50.

 

В притязаниях повстанцев на Северо-Западный край Муравьев усматривал вызов единству Российской империи, но предрекал, что рано или поздно этот край может отсоединиться от России51. Он также отмечал, что в условиях польского восстания 1863 г. гуманность и законность были бы неуместны, "ибо с законностью нас вынесли бы из края, как выносят сонных детей"52.

 

Генерал-губернатор предчувствовал свою отставку, которая произошла в 1865 году. Однако он был уволен с милостивым рескриптом и возведен в потомственное графское достоинство. Вероятно, правительство сменило тактику дальнейшей интеграции края. Впоследствии Александр II оценивал Муравьева как единственного чиновника, который умел "держать в руках" поляков53. Современники признавали, что Муравьев был чрезвычайно умен, отличался самостоятельностью суждений, имел беспощадную логику, отличался энергией, находчивостью, не боялся ответственности, действовал прямолийно, в авторитарном стиле.

 

Деятельность Муравьева в Северо-Западном крае всегда вызывала много споров. Н. Е. Врангель в воспоминаниях оставил такую его характеристику: "Не знаю, был ли он другом Отечества, но дара правления у него не было. Но он был безжалостным усмирителем. Литву он успокоил, но он же и привел ее к хозяйственной разрухе... Наша политика не только в Польше, но и на всех окраинах, ни мудра, ни тактична не была. Мы гнетом и насилием стремились достичь того, что достижимо лишь хорошим управлением. Увлекаясь навеянной московскими псевдопатриотами идеей русификации, мы мало-помалу восстановили против себя Литву, балтийский край, Малороссию, Кавказ... Некоторые считали Муравьева гением, чего он не заслуживал, а некоторые - извергом рода человеческого, чего он также не заслуживал"54. М. В. Довнар-Запольский так подытожил взаимоотношения Муравьева с польским населением Западного края: "Хотя у поляков М. Н. Муравьев оставил тяжелые воспоминания, которые оставляет в памяти каждого восставшего народа его усмиритель, однако это был один из выдающихся деятелей эпохи... Поляки прозвали Муравьева "вешателем". Этот эпитет обычно повторяют и русские. Муравьев, безусловно, был очень суров. Но выделялся ли он излишней жестокостью, каждый может считать согласно своим взглядам на то, каких жертв стоит обычно вооруженное восстание, если мы сообщим, что количество осужденных к разным видам наказания составило 4,5 тыс. человек (на самом деле примерно в два раза больше. - С. А.), из которых около 170 поплатились жизнью"55.

 

Действительно, Муравьев был жестоким проводником русификации. В целом ему удалось справиться с возложенными на него обязанностями в тяжелых условиях. Именно в 1863 - 1865 гг. в Северо-Западном крае правительство вырабатывало стандарт многих русификаторских проектов, систему административной, правовой, социальной, культурной интеграции западных окраин в состав империи. "Муравьевская" модель русификации национальных окраин была взята за основу в годы правления Александра III, а Северо-Западный край еще долго ощущал последствия политики М. Н. Муравьева.

 
стр. 94

 

Примечания

 

1. ЩУКИН В. Pro et contra "честной чичиковщины". - Новое литературное обозрение, 2006, N 81, с. 345.

 

2. ДОЛБИЛОВ М. Д. Конструирование образов мятежа: политика М. Н. Муравьева в Литовско-Белорусском крае в 1863 - 1865 гг, как объект историко-антропологического анализа. В кн.: Actio nova, 2000, с. 338; ЕГО ЖЕ. Культурная идиома возрождения России как фактор имперской политики в Северо-Западном крае в 1863 - 1865 гг. - Ab imperio, 2001, N 1 - 2, с. 231.

 

3. ЛИПРАНДИ А. П. Польша и польский вопрос. - Русский вестник, 1898, N 11, с. 10 - 11.

 

4. ВОЙТ В. К. Воспоминание о графе М. Н. Муравьеве. СПб. 1898, с. 3 - 4.

 

5. Революционная Россия и революционная Польша. М. 1967, с. 6.

 

6. РАТЧ В. Ф. Сведения о польском мятеже 1863 г. в Северо-Западной России. Вильна. Т. 1. 1867, с. 239 - 240.

 

7. ВОЙТ В. К. Ук. соч., с. 11.

 

8. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 811, оп. 1, д. 57, л. 8; д. 51, л. 2.

 

9. МИЛОВИДОВ А. И. Заслуги М. Н. Муравьева для православной церкви в Северо-Западном крае. Харьков. 1900, с. 56.

 

10. ДОЛБИЛОВ М. Д. Консервативная программа М. Н. Муравьева в реформаторском аспекте. В кн.: Либеральный консерватизм: история и современность. М. 2001, с. 174.

 

11. ГАРФ, ф. 811, оп. 1, д. 48, л. 7об.

 

12. Там же, д. 45, л. 12.

 

13. Там же, д. 50, л. 2об.

 

14. Там же, д. 48, л. 6.

 

15. Там же, л. 66.

 

16. Всеподданнейший доклад графа М. Н. Муравьева. - Русская старина, 1902, N 6, с. 497.

 

17. ВЛАДИМИРОВ А. П. О виленском памятнике Муравьеву. - Русское обозрение, 1895, N 6, с. 890.

 

18. Из записок Н. А. Никотина. - Русская старина, 1902, N 2, с. 365.

 

19. БУТКОВСКИЙ Я. Н. Из моих воспоминаний. - Исторический вестник, 1883, N 10, с. 329.

 

20. АЛЯНЧИКОВ У портрета графа М. Н. Муравьева. - Русский архив, 1897, N 11, с. 390.

 

21. ТИХОНОВ А. К. Власти и католическое население России в XVIII-XIX веках. - Вопросы истории, 2004, N 3, с. 144.

 

22. ЦЫЛОВ Н. И. Сб. распоряжений графа М. Н. Муравьева по усмирению польского мятежа в северо-западных губерниях 1863 - 1864 гг. Вильна. 1866, с. 280.

 

23. БУТКОВСКИЙ Я. Н. Ук. соч., с. 101.

 

24. МОСОЛОВ А. Н. Виленские очерки 1863 - 1865 гг. СПб. 1898, с. 136 - 137.

 

25. АЛЕКСЕЕВ Л. В. Судьба Виленского музея древностей. - Вопросы истории, 1993, N 4, с. 160.

 

26. Из записок Н. А. Никотина, с. 511 - 517.

 

27. МОСОЛОВ А. Н. Ук. соч., с. 105.

 

28. МИЛОВИДОВ А. И. Первая русская газета в Северо-Западном крае. М. 1902, с. 14.

 

29. ГАРФ, ф. 811, оп. 1, д. 48, л. 15.

 

30. АЛЕКСЕЕВ Л. В. Ук. соч., с. 161.

 

31. ГАРФ, ф. 811, оп. 1, д. 56, л. 1 - 2.

 

32. КАСПИЙСКИЙ М. И. Муравьевский музей в Вильне. - Исторический вестник, 1901, N 7, с. 276 - 277.

 

33. ВЛАДИМИРОВ А. П. Ук. соч., с. 879.

 

34. ДОЛБИЛОВ М. Д. Культурная идиома возрождения России, с. 234 - 235.

 

35. Письма М. Н. Муравьева к А. А. Зеленому. - Голос минувшего, 1913, N 12, с. 269.

 

36. ГАРФ, ф. 811, оп. 1, д. 48, л. 65.

 

37. Там же, л. 65 - 66.

 

38. Там же, д. 79, л. 2.

 

39. ТОКТ С. В.; КАРЕВ Д. В. Граф М. Н. Муравьев - проводник политики и идеологии царизма в Белоруссии в 30-е - 60-е гг. XIX в. В кн.: Наш радавод. Кн. 3. Ч. 3. Гродно. 1991, с. 587.

 

40. К торжеству открытия памятника М. Н. Муравьеву. - Русский вестник, 1898, N 11, с. 438.

 

41. ДОЛБИЛОВ М. Д. Культурная идиома возрождения России, с. 242.

 

42. ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Мелкие сочинения, статьи и письма 1857 - 1887 гг. М. 1888, с. 195.

 

43. ГАРФ, ф. 811, оп. 1, д. 48, л. 14об.

 

44. ГЕРЦЕН А. И. Собр. соч. Т. 18. М. 1959, с. 54.

 

45. ГАРФ, ф. 678, оп. 1, д. 1133, л. 3.

 

46. Из записок Н. А. Никотина, с. 328.

 

47. ДМОВСКИЙ Р. Германия, Россия и польский вопрос. СПб. 1909, с. 43 - 44.

 

48. КАРНОВИЧ Е. Раздумье над "Записками" графа Муравьева. - Наблюдатель, 1883, N 12, с. 28 - 29.

 

49. Письма М. Н. Муравьева к А. А. Зеленому, с. 200.

 

50. МАЙКОВ П. Памяти графа М. Н. Муравьева. - Русская старина, 1898, N 11, с. 276.

 

51. ГАРФ, ф. 811, оп. 1, д. 45, л. 16об.

 

52. Всеподданнейший доклад графа М. Н. Муравьева, с. 504.

 

53. ФЕОКТИСТОВ Е. М. Воспоминания. За кулисами политики и литературы. Л. 1929, с. 397.

 

54. ВРАНГЕЛЬ Н. Е. Воспоминания от крепостного права до большевиков. М. 2003, с. 105 - 112.

 

55. ДОВНАР-ЗАПОЛЬСКИЙ М. В. Псторыя беларусі. Мінск. 1994, с. 277 - 279.

Опубликовано 17 февраля 2020 года


Главное изображение:

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА (нажмите для поиска): Муравьев-Вешатель, Михаил Николаевич Муравьев, Муравьев вешатель губернатор


Полная версия публикации №1581937116 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY БЕЛАРУСЬ Деятельность М. Н. Муравьева в Северо-Западном крае, 1863-1865 гг.

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network