публикация №1581326209, версия для печати

НАПОЛЕОН В ОШМЯНАХ


Дата публикации: 10 февраля 2020
Автор: А. И. ПОПОВ
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1581326209)
Рубрика: БЕЛАРУСЬ
Источник: (c) Новая и новейшая история, № 5, 2012, C. 112-127


Во время русского похода 1812 г. судьба дважды уберегала Наполеона от смерти или, по меньшей мере, от плена: под г. Малоярославцем и в м. Ошмяны, на которые незадолго до приезда императора напал отряд А. Н. Сеславина. Первый случай подробно описан в статье А. А. Васильева, а второй был рассмотрен нами еще в 1997 г.' Но с тех пор мы обнаружили несколько новых мемуаров и исследований, что и вынуждает нас еще раз обратиться к данной теме.

 

Отъезд императора из армии описан многими мемуаристами - А. О. Коленкуром, А. Фэном, мамлюком Р. Рустамом и первым лейтенантом польских гвардейских шволежёров2 С. Луниным, графом Вонсовичем; рассказ последнего дошел до нас в переложении су-лейтенанта Молодой гвардии П. Ш. Бургуэна (похоже, многое напутавшего при пересказе). Немало данных приведено и русской стороной. Однако обилие свидетелей и "пересказчиков" имеет и оборотную сторону - большое число расхождений и противоречий в их показаниях, о которых пойдет речь ниже. Кроме того, вне поля зрения историков практически остались воспоминания капитана Х. Э. Бойльвица, лейтенантов В. Шаурота, Г. Якобса, хирурга К. Гайслера, полковника А. К. Эглофштайна. Правда, К. А. Военский перевел книгу Г. Бернэ, основанную на воспоминаниях упомянутых офицеров, но этот перевод остался неопубликованным. К тому же, после этого было издано немало новых мемуаров. Попытаемся рассмотреть события с учетом дополнительных источников.

 

После переправы остатков Великой армии через Березину для всех спасшихся, по словам Коленкура, "Вильно стало землей обетованной". "Это была гавань, укрытая от всех бурь, - конец всех бедствий... перспектива лучшего будущего почти полностью заставила забыть наши страдания". Но именно теперь ко всем несчастьям прибавилось еще одно: ударили жесточайшие морозы. Они чрезвычайно затрудняли марши и делали почти невыносимым пребывание на бивуаках. 3 декабря, продолжает Коленкур, "были в Молодечне, где получили сразу 14 парижских эстафет, депеши из всех пунктов нашей коммуникационной линии, сообщения герцога Бассано... о передвижениях дивизии Луазона, которая направлялась в Ошмяны". Сообщения из Парижа вновь дали пищу для разговоров о заговоре Мале3. Наполеон пишет последний, 29-й бюллетень, получивший позднее прозвище "похоронный", и, видя полный развал своей армии, решает оставить ее. "При нынешнем положении вещей, - сказал он Коленкуру, - я могу внушать почтение Европе только из дворца в Тюильри".

 

 

Попов Андрей Иванович - доктор исторических наук, профессор Поволжской социально-государственной академии.

 

1 Попов А. И. Несостоявшаяся встреча. - Исторические исследования. Сб. научных трудов. Самара, 1997, с. 31 - 49; Васильев А. А. Императорское "Ура"... - От Тарутино до Малоярославца. Калуга, 2002, с. 150 - 158.

 

2 Шволежёры - вид легкой конницы.

 

3 Генерал Клод Франсуа Мале в октябре 1812 г. пытался произвести государственный переворот, распространяя слухи о гибели Наполеона, но был схвачен и расстрелян.

 
стр. 112

 

4 декабря из Молодечно Наполеон написал министру иностранных дел Ю. Б. Маре, герцогу Бассано: "Я надеюсь, что Вы приедете мне навстречу в Сморгонь. Прикажите разместить соответственно станции для смены лошадей и эскорты для трех экипажей между Вильно и Сморгонью... Я жду Вас 5-го вечером в Сморгони". В следующем письме, адресованном Маре, он написал: "Необходимо остановить движение 34-й дивизии в Ошмянах. Если она уже отправилась, как ее кормить? Она разбредется, как остатки армии. Магазины в Сморгони имеют мало вещей. Меня уверяют, что в Ошмянах также очень мало запасов"4. По словам Коленкура, император торопился с отъездом, рассчитывая, что в первое время после переправы пути сообщения будут еще безопасны и не подвержены нападениям русских партизан. Он выбрал немногих людей, которых решил взять с собой. "Эскорт должен сопровождать его только до Вильно; он будет выделен неаполитанской кавалерией, прикомандированной к дивизии Луазона. После Вильно он будет путешествовать под моим именем - герцога Виченцского", - пишет Коленкур5. 4 декабря Наполеон перенес главную квартиру в усадьбу Беницы, в 6,5 лье от Молодечно, возле Марково.

 

Бригада гвардейских шволежёров генерала Э. Кольбера встретила в Бенице отряд из 200 кавалеристов из свежих сил, стоявших в Сморгони под командой аджюдан-командана (штабного полковника) Ф. д'Альбиньяка. Дело в том, что еще 22 ноября Хогендорп сообщил императору, что поручил д'Альбиньяку занять позицию в Сморгони. Майор П. Дотанкур с колонной спешенных шволежёров, которая сопровождала обоз с казной, выступил из Беницы в Сморгонь с приказом для д'Альбиньяка выделить ему несколько сотен пехотинцев. В Заскевичах она соединилась с отрядом из 78 шволежёров 1-го польского гвардейского полка, который прибыл из Данцига, был хорошо экипирован и обеспечен продовольствием6.

 

Генерал-губернатор Литвы Д. ван Хогендорп вспоминал, что в Вильно в его распоряжении находились дивизия Луазона, пришедшая в последних числах ноября, один полк польских улан и два неаполитанских полка, собранных из великолепно обученные волонтеров; одним из них командовал герцог Рокка Романа, главный конюший неаполитанского короля, а другим - еще один неаполитанский князь". По словам губернатора Вильненской губернии генерала Р. Годара, "в конце ноября в город прибыла 34-я дивизия, состоявшая из 12 батальонов пехоты. В ней было от 10 до 12 тысяч немцев и итальянцев и один эскадрон Вюрцбургского легкоконного полка". Далее Хогендорп пишет: "Командование дивизией генерала Луазона, еще не прибывшего, я отдал временно генералу Грасьену, который... в Вильно лечился и в то время чувствовал себя достаточно хорошо. Я приказал ему занять пост в Ошмянах..., чтобы ждать там Великую армию и помочь ей при отступлении. Я поместил также небольшой отряд, сформированный из пехоты, под начальством генерала д'Альбиньяка по правую сторону, лицом к югу, чтобы прикрыть эту сторону от набегов казаков, которые начали показываться повсюду. Полк польских улан и два полка неаполитанской кавалерии были расположены в промежутках между ними, где еще оставались не уничтоженные огнем деревни; они должны были служить аванпостами и помогать отступлению отрядов маршалов Удино и Виктора"7.

 

 

4 Correspondance de Napoleon I-er, t. 24. Paris, 1868, 19371, 19373.

 

5 Коленкур А. Мемуары. Смоленск, 1991, с. 265 - 269.

 

6 Chambray G. Histoire de 1'expedition de Russie, pt. 3. Paris, 1839, p. 106; Французы в России, т. III. М., 1912, с. 253 - 264; Chuquet А. 1812. La Guerre de Russie. Ser. 3. Paris, 1912, p. 103 - 104, 141; idem. Lettres de 1812. Paris, 1911. P. 234; Kukiel M. Woina 1812 roku, t. 2. Krakow, 1937, s. 456; Pawly R. Les lanciers rouges de la Garde. Historique du 2-е Regiment de chevau-legers lanciers de la Garde Imperiale. Les freres de Stuers au service de Napoleon I-er. Bruxelles, 2008, p. 175.

 

7 Reboul F. Campagne de 1813: les preliminaires, t. I. Paris, 1910, p. 58; Французы в России, т. III, с. 263; Военский К. А. Исторические очерки и статьи, относящиеся к 1812 г. СПб., 1912, с. 360.

 
стр. 113

 

Следует уточнить состав упомянутой выше дивизии, так как в рапорте Сеславина ее численность определена неверно, а историки, помимо того, пишут, будто командовал ею сам Л. А. Луазон, и что состояла она в основном из немцев, либо из итальянцев и вестфальцев. Принадлежавшая к 11-му армейскому корпусу 34-я пехотная дивизия именовалась "княжеской" (division princiere), поскольку значительную ее часть составляли контингенты мелких немецких княжеств: 3-й, 4-й, 5-й и 6-й полки Рейнской конфедерации. В нее входили также так называемая "эрфуртская бригада" и 17-я рота 8-го полка пешей артиллерии. По просьбе маршала И. Мюрата, короля Неаполитанского, в пределы России вместе с этой дивизией вступила часть 33-й (неаполитанской) дивизии под командованием бригадного генерала Ф. Пепе: 2 батальона пеших велитов8 королевской гвардии (полковник Ж. Б. Ларок, 1200 чел.), 3 эскадрона Почетной гвардии (полковник князь А. ди Кампана, 350 человек), 2 эскадрона конных велитов (полковник Л. Карачиоло герцог Рокка-Романа, 400 человек). Шаурот вспоминал, как в начале ноября к 34-й дивизии присоединились два полка неаполитанской конной гвардии: "Их личный состав состоял из молодых людей знатнейших и богатейших семей Неаполя, и был одет с большим вкусом, а также имел превосходных лошадей. Хотя они были собраны... только для того, чтобы встретить своего короля на границе своей родины и сопроводить его в столицу, этих молодых людей умудрились мало-помалу довести до далекого севера"9. Таков был состав последнего подкрепления Великой армии, вошедшего в пределы России.

 

Генерал Луазон лишь формально числился командиром 34-й дивизии, все еще находясь в Кёнигсберге из-за болезни. Первая бригада дивизии прибыла в Вильно к 21 ноября. Дивизией командовал генерал П. Г. Грасьен, которому подчинялся бригадный генерал Г. Р. Вивье. Она включала 6 - 8 французских, 5 немецких и 3 итальянских батальона. Истинная ее численность была гораздо меньше указанной Гайслером. Согласно одному документу от 25 ноября, она насчитывала под ружьем 7485 человек (еще 1767 находились в госпиталях), неаполитанская кавалерия - 755 человек, отряд д'Альбиньяка - 2 тыс. человек10.

 

Дивизия двинулась по большой дороге навстречу остаткам Великой армии, о состоянии и местонахождении которой солдаты ничего не знали. Было объявлено, что они направляются за фуражом. По выходе из предместья орудия были распределены между частями, оружие заряжено, к ружьям примкнули штыки, и марш продолжали в сомкнутых колоннах. Эти меры предосторожности вызвали удивление солдат. Они не понимали, откуда здесь мог взяться неприятель, если, как полагали, сама армия находится за 20 немецких миль от Вильно. "Днем было не очень холодно, - пишет Гайслер. - После марша в 28 верст, или 4 немецкие мили, в наступившей уже темноте дивизия добралась до местечка Медники, покинутого всеми жителями". Ночью мороз внезапно достиг 20 градусов, так что спать под открытым небом было невозможно. Медники представляли собой "деревню в сорок домов с одним господским домом из кирпича", как гласит одно французское описание.

 

Вечером Хогендорп в сопровождении эскорта конных егерей прибыл в усадьбу Беницы (по словам Ч. Ложье, с ним приехал и герцог Рокка Романа) и явился к императору. Сообщив о своем решении оставить армию, Наполеон просил генерала обеспечить ему лошадей и эскорт. Перед самым отъездом к Хогендорпу подошел ге-

 

 

8 Род элитной пехоты, однако иногда велиты служили и в коннице.

 

9 Schauroth W. Im Reinbund-Regiment. Berlin, 1905, S. 185.

 

10 Chuquet A. Ordres et apostilles de Napoleon, t. 2. Paris, 1911, p. 472; idem. La Guerre..., t. I, p. 170, 175 - 178; Geissler C. Geschiechte des Regiments Herzoge zu Sachsen. Eisenach, 1840, S. 132, 231; Theuss K. Ruckblicke und Erinnerungen aus den Tagen meiner russischen Gefangenschaft: aus dem Tgebuche eines Deutschen. Leipzig, 1816, S. 17; Jacquemot P. Carnet de route d'un officier d'artillerie. - Bismark, Jacquemont. Memoires et carnet sur la campagne de Russie. Paris, 1998, p. 129 - 130; Bernavs G. Schicksale des Grossnerzogthums Frankfurt und seiner Truppen. Berlin, 1882, S. 375, Anm."

 
стр. 114

 

нерал М. Сокольницкий, "заведовавший секретными корреспонденциями, шпионами и переводчиками". "Он спросил меня, куда я собрался, - рассказывает Хогендорп. -"В Вильну", - ответил я. "В таком случае вы будете взяты в плен, казаки завтра войдут в Ошмяны". "Я знаю, но они будут встречены ружейными и пушечными выстрелами". Однако я не был полностью спокоен. Казаки умели проникать всюду"11.

 

В 8 час 5 декабря бригада Кольбера выступила из Беницы в Сморгонь, колонна Дотанкура дошла до с. Седанишки, потеряв множество повозок. Наполеон продиктовал инструкции маршалам А. Бертье и И. Мюрату по реорганизации армии, покинул Беницу и около полудня прибыл в Сморгонь. Упомянутое выше описание гласит, что это был "город из двухсот деревянных домов", а по словам Д. Фюзейе, "в местечке имеется прекрасная католическая церковь, несколько синагог. Там есть также прекрасный замок". Император призвал Коленкура и продиктовал ему свой последний приказ:

 

"Сморгонь, полдень 5 декабря. Император выезжает в 10 часов вечера. Его сопровождают 200 человек из его гвардии. После перекладного пункта между Сморгонью и Ошмянами его сопровождает до Ошмян маршевый полк, расположенный в четырех лье отсюда; передать распоряжения этому полку через генерала ван Хогендорпа. 150 отборных гвардейских кавалеристов будут посланы на расстояние одного лье от Ошмян. Штаб маршевого полка и эскадрон гвардейских улан будут размещены на этапах между Сморгонью и Ошмянами. Неаполитанцы, которые ночевали сегодня ночью между Вильно и Ошмянами, поместят 100 всадников в Медниках и 100 в Румжишках (двор Рукони. - А. П.). Генерал ван Хогендорп остановит там, где его встретит, маршевый полк, который должен прибыть 6-го в Вильно, и прикажет ему выставить 100 всадников на полпути в Ковно. Он распорядится, чтобы в Вильно были наготове 60 человек эскорта и почтовые лошади".

 

Хогендорп пишет, что, следуя этому приказу, он заехал сначала "в деревни, где размещались полк польских улан и два полка неаполитанской кавалерии, чтобы обеспечить императору эскорт". "Потом я пустился в обратный путь по большой дороге в Сморгони, чтобы заказать на всех почтовых станциях сменных лошадей, и для большей уверенности у каждой почтовой станции поставил отряд, чтобы никто не мог увести лошадей". (Речь об уланах 10-го полка маршевой кавалерии, недавно прибывшем в Сморгонь в распоряжение д'Альбиньяка. 25 ноября полк насчитывал 702 человека.)

 

Гвардейский эскадрон был хорошо обмундирован и вооружен; по словам капитана Ю. Залуского, "он был экипирован в свою парадную униформу и укомплектован молодыми, еще неопытными людьми". Вонсович также упоминает эти два отряда польских улан, определяя их численность в три эскадрона, 260 человек, в том числе 100 гвардейцев, но ошибочно помещает их в Ошмяны; он также "был поражен хорошей выправкой и здоровым видом этих солдат". X. Дембиньский слышал, что Наполеона сопровождали 600 гвардейских кавалеристов. По Дотанкуру, Стоковский, уезжая 5-го числа из Сморгони, сказал, что "должен разместиться в одной деревне между Сморгонью и Ошмянами, чтобы ожидать императора, которого он должен эскортировать"; "действительно, он обосновался в деревне Седанишки, куда наша колонна прибыла примерно за полтора часа до полуночи". Император прибудет в Седанишки в 2 час ночи12.

 

 

11 Geissler С. Op. cit, S. 132; Schauroth W. Op. cit., S. 192; Bernays G. Op. cit., S. 376; Chuquet A. La Guerre..., t. I, p. 206; Journal de marche du grenadier Pils. Paris, 1895, p. 157; Ложье Ц. Дневник офицера Великой армии в 1812 г. М., 1912, с. 345; Военский К. А. Войска великого герцогства Франкфуртского... - ОР РНБ, ф. 152, оп. 1, д. 34, л. 22; Французы в России, т. III, с. 259 - 260; Hogendorp D. Memoires. Paris, 1887, p. 329 - 332; Fabry G. Campagne de 1812. Documents relatifs a I'aile droite. Paris, 1912, p. 248; Raven O. Tagebuch des Feldzuges in Rupland im Jahre 1812. Rostock - Bremen, 1998, S. 154.

 

12 Коленкур А. Указ. соч., с. 271; Французы в России, т. III, с. 265; Chuquet A. La Guerre..., t. I, p. 206; t. Ill, p. 103 - 104; Rembowski A. Sources documentaires concernant l'Histoire de regi-

 
стр. 115

 

В половине восьмого вечера Наполеон собрал "нечто вроде совещания" маршалов и объявил им о своем решении отправиться в Париж. "Он сделал вид, что передает этот проект на их рассмотрение, и все единогласно заявили, что он должен ехать", -заметил Коленкур13. Тем временем эскадрон польских гвардейских шволежёров шефа эскадрона В. Шептыцкого получил приказ сесть на лошадей. "Эскадрон собрался, -пишет Залуский. - Нам было приказано идти во двор поместья, обширной, античного стиля деревянной постройки. Мы нашли, что правое крыло двора уже занято конными егерями". По словам капитана 2-го шволежёрского полка гвардии Ж. Ф. Дюмонсо, голландцы, стоявшие в длинной деревне за городом, также получили приказ к 21 час выделить людей для эскорта императора. Командовать этим отрядом был назначен капитан Ж. Пост (75 человек, в том числе два лейтенанта)14. Польские уланы не знали причины этого сбора, пока между 20 и 21 час не увидели, как "выехали два экипажа с зажженными фонарями. Император с многочисленной свитой показался на ступенях дома". Таким образом, следует полагать, что первоначально эскорт императора составили отряды по 50 человек из 1-го и 2-го шволежёрских и конно-егерского полков гвардии.

 

"Ровно в 10 часов вечера, - продолжает Коленкур, - император сел вместе со мною в свой дормез; милейший Вонсович поехал верхом рядом с экипажем; Рустам и берейторы Фагальд и Амодрю тоже были верхом: один из них выехал вперед, чтобы заранее заказать почтовых лошадей в Ошмянах. Герцог Фриульский15 и граф Лобо выехали через некоторое время вслед за нами в коляске, в другой поехали барон Фэн и Констан. Все было так хорошо налажено и держалось в таком секрете, что никто не подозревал ни о чем".

 

Воспоминания Вонсовича в пересказе Бургуэна отличаются некоторыми деталями. По его словам "отъезд произошел в восемь часов вечера. Поезд состоял из трех повозок и одних саней. В первой повозке - дорожном купе - поместился император и генерал Коленкур..., мамелюк Рустам сидел на козлах. Во второй поместились маршал Дюрок и граф Лобау; в третьей - генерал-лейтенант граф Лефевр-Дэнуэтт, полковник гвардейских егерей, камердинер и два денщика. В сани император велел сесть, наконец, графу Вонсовичу и рейткнехту именем Амодрю... Взвод из тридцати гвардейских конных егерей, выбранных генералом Лефевром-Дэнуэттом из наиболее здоровых и наилучших ездоков этого полка, служил в качестве конвоя". В третьем экипаже ехали секретари императора Фэн и Э. Мунье, его личный хирург А. У. Иван и начальник топографического кабинета штабной полковник Л. А. Бакле д'Альб.

 

"Егеря отправились, - пишет Залусский, - наш эскадрон последовал за экипажем галопом". Свидетелем отъезда императора был и Бургуэн; сначала он заметил двоих гвардейских конных егерей в темно-зеленых шинелях и огромных мохнатых медвежьих шапках. "Несколько минут спустя, - пишет он, - мимо меня проехали

 

 

ment des chevau-legers de la Garde. Varsovie, 1899, p. 212, 214 - 215; Peyrusse G.J. Memorial et archives. Vienne-Moscou-ilc d'Elbe. Carcasone, 1869, p. 132; Fuzellier D. Journal de captivite en Russie (1813 - 1814). Boulogne, 1991, p. 221;Raven О. Op. cit., S. 152; Pawly R. Op. cit, p. 176; Reboul F. Op. cit., v. I, p. 40, 53; Kukiel M. Op. cit., t. II, S. 457; Austin P.B. 1812. The Great Retreat. London, 1996, p. 347. Я. Вальтер вспоминал, что в Сморгони повстречал, к своему "величайшему изумлению, хорошо организованные полки, которые пришли из Данцига к нам на помощь. Там были два полка поляков. Едва прибыв из Испании, они пришли разделить нашу участь. Некоторое число вюртембергских войск, вероятно, прибывших из депо, присоединилось к 7-му полку". 3 декабря через Таборишки проследовал сводный отряд из 3-го, 10-го, 13-го и 16-го полков польской кавалерии под командой капитана Л. Буковского (Journal de marche du grenadier Pils, 156; Les memoires de Jakob Walter. 1812 - La marche en Russie des fantassins wurtembergeois au service de l'Empire. Paris, 2003. P. 49; По пути Великой армии, ч. 1, вып. 1. Вильна, 1912, с. 47 - 48).

 

13 Коленкур А. Указ. соч., с. 273.

 

14 Pawly R. Op. cit., p. 176; Austin P. Op. cit., p. 443, n. 18.

 

15 Герцог Фриульский - маршал Ж. Б. М. Дюрок (1772 - 1813).

 
стр. 116

 

сначала сани, затем три экипажа различного вида, среди которых... купе императора; два последних экипажа были запряжены по обычаю этой местности, большими и маленькими лошадьми. Сзади следовал взвод солдат". Шассерами'6 командовал командир 4-го эскадрона Ж. Рабюссон. Они сопровождали императора до д. Седанишки, где на следующий день их однополчанин бригадир Ж. М. Шевалье "нашел полковника Рабюссона и эскорт, который сопровождал императора; все вместе они втиснулись в один дом".

 

По словам Дюмонсо, в 22 часа эскорт капитана Поста в деревне сменил конных егерей. В Солах эскорт был усилен шволежёрами 1-го польского полка, которые прежде присоединились к колонне Дотанкура. Примерно в миле от Сморгони капитана X. Брандта догнал "большой экипаж - род кареты, на которой было устроено переднее сиденье, продвигавшейся с большой скоростью через массу беглецов. Перед ней ехал всадник в зеленом рединготе, который не предпринял ничего для защиты от невообразимого холода, кроме как обернул уши небольшой шалью". Далее Дюмонсо продолжал: "Не знаю, что случилось, но вдруг я увидел, как он выхватил свою саблю и ударил стоявшего на дороге человека, который пошатнулся и упал навзничь. Экипаж проследовал далее. Позже стало известно, что это был императорский экипаж, всадник - офицер-ординарец, а солдат, наказанный таким способом, вероятно, сказал какие-то непристойные слова". При виде императорского кортежа такие "непристойные слова" слетали с уст не только этого неизвестного солдата. Заметив на дверях экипажа буквы "SA" (Son Altissime - Его Величество), французы зло шутили, что они означают "Sans adieu" (не прощаясь). А офицер гвардейских шволежёров Грабовский слышал, как некоторые из "старых ворчунов" бормотали: "О да, это Colin-qui-court (Колен, который убегает)" - саркастический каламбур с именем Коленкура (Coulaincourt)17.

 

Здесь, разумеется, можно было бы, подобно одному писателю, съязвить насчет того, что "полководец, приведший с собою в Россию полмиллиона солдат, отправился из нее со скромным поездом". Думается, однако, что ту сложную ситуацию нельзя оценивать столь примитивно и однозначно. Конечно, как полководец, развязавший эту войну, Наполеон не имел морального права покидать остатки своей армии, и этот поступок нанес ему непоправимый нравственный урон в глазах собственных солдат, вызывая, естественно, аналогии с Египетской экспедицией. Но как государственный деятель, как правитель огромной империи он был обязан совершить этот шаг (в очередной раз доказывая, что политика и мораль - вещи несовместимые). Трезвомыслящие люди осознавали неизбежность такого решения. "Генерал Делаборд, - пишет Бургуэн, -сказал мне тогда со своим обычным здравым смыслом: "Он прав, ему больше нечего здесь делать, долг призывает его немедленно во Францию; значение его в Париже, как императора, в десять раз большее, чем среди нас, при армии, идущей в беспорядке"". Генерал А. Б. Дедем ван де Гельдер также считал, что, хотя все и ругали Наполеона за отъезд, "но надо быть справедливым; присутствие императора в армии тогда не могло принести никакой пользы, а напротив, его приезд в Париж был в интересах его самого, империи". Такого же мнения придерживался и генерал К. Гюйо.

 

Если рассматривать отъезд императора как конкретную операцию, то следует признать, что она была подготовлена хотя и быстро, но тщательно. Благодаря Хогендорпу

 

 

16 Вид легкой пехоты.

 

17 Французы в России, т. III, с. 252, 262, 264, 269; Коленкур А. Указ. соч., с. 273; Rigau D. Souvenirs des guerres de l'Empire. Paris, 1846, p. 70; Fain A. Manuscrit de l'an 1813, t. I, p. 2; Denniee P. Itineraire de l'Empereur Napoleon. Paris, 1842, p. 167; Bourgoing P. Souvenirs militaires. Paris, 1897, p. 176; Be/lot de Kergorre A. Un Commissaire des guerres pendant le premier Empire. Paris, 1899, p. 98; Chevallier J.M. Memoires des guerres napoleonienne. Paris, 1970, p. 240 - 243; Reboul F. Op. cit, v. I, p. 39. Современники по-разному называли время отъезда императора. Думается, что версия Коленкура (10 час) является наиболее точной, поскольку это время указано в приказе императора; ее подтверждают Сегюр и Кастеллан (Thiry J. La campagne de Russie. Paris, 1969, p. 318. n. I; Austin P. Op. cit., p. 443, n. 14).

 
стр. 117

 

и Маре Наполеон хорошо знал расположение своих войск. До последнего момента отъезд держался в тайне даже от большинства участвовавших в нем лиц. На отдельных этапах следования эскорт должен был сменяться, учитывая усталость лошадей и личного состава. Император, похоже, предусмотрел все, кроме погодных условий и действий русских партизан, что, впрочем, в тех условиях сделать было весьма сложно.

 

Еще утром 5 декабря 34-я дивизия выступила из Медников. В первые утренние часы лежал густой туман, но, когда сквозь него пробилось солнце, мороз стал почти невыносимым; блеск широкой заснеженной равнины вызывал режущую боль в глазах. Между тем Хогендорп прибыл в Ошмяны еще до подхода дивизии. "С большим нетерпением, - вспоминал он, - я ожидал ее, желая дать несколько новых инструкций по поводу путешествия императора генералу Грасьену... В четыре часа дня дивизия пришла". По данным немецких офицеров, за 8 час она проделала путь в 32 версты и в 16 час с поразительно малыми потерями достигла "города Ошмяны, удобно расположенного в долине, насчитывавшего несколько сотен хорошо сохранившихся деревянных домов, большей частью покинутых своими жителями, и населенных лишь несколькими еврейскими семьями". В упомянутом французском описании сказано, что Ошмяны - это "окружной город в двести пятьдесят деревянных домов". Фюзейе записал, что этот "маленький город довольно хорошо построен из дерева, где квадратная площадь окружена лавками, занятыми евреями. Там имеются четыре римских католических церкви и две синагоги".

 

Хогендорп переговорил с Грасьеном и продолжил свой путь в Вильно. Через некоторое время был получен приказ каждому подразделению самому отыскивать себе квартиры, вследствие чего возник большой беспорядок, и полк саксонских герцогств, составлявший арьергард и пришедший последним, с величайшим трудом устроился на ночлег. В хлевах нашлось много свиней и даже несколько голов крупного рогатого скота. Ружья были поставлены в пирамиды, ранцы и патронташи повешены на них. В это время в город прибыл адъютант 2-го батальона Мекленбург-Шверинского полка И. Вальсманн, который разместился у одной еврейской семьи вместе с саксонским капитаном и его ротой. "Весь город, - записал он, - был наполнен солдатами, которые лишь сегодня вступили сюда и которых генерал Луазон заново организовал в Кенигсберге. Герцог Бассано, находившийся в Вильне, послал эту дивизию вслед за войском. Она состояла из отряда итальянской кавалерии, полка неаполитанцев, полка саксенваймарцев и полка поляков, вместе 9 - 10 тысяч человек, все хорошо снаряженные. Их полевые принадлежности были еще новыми и едва использованными. Эти войска пришли к нам навстречу в Ошмяны"18.

 

Солдаты рассеялись по городу, но гренадерские роты (2-я из полка саксонских герцогств и одна из 113-го линейного) были выставлены в качестве караула перед квартирой Грасьена. И все же при размещении войск командиры проявили беспечность, аванпосты отсутствовали. "Мороз был очень сильный, - пишет Коленкур. - Наши части были уверены в своей безопасности, думая, что их прикрывает армия, позиции были выбраны плохо, сторожевое охранение тоже плохое; дивизия разместилась в самом городе. Все попрятались по домам, стараясь укрыться от жесточайшего мороза"19. Солдаты еще только получали или готовили пищу, когда барабанный сигнал тревоги и сразу затем грянувшие выстрелы из пушек потревожили войска".

 

Нарушителем спокойствия был отряд Сеславина, который, двигаясь слева от большой дороги, 22 ноября/4 декабря с боя занял местечко Забрез, а вечером 23-го подошел к Ошмянам. Генерал А. П. Ермолов писал, что "проводником его был схваченный еврей, житель города, знавший о пребывании в нем самого Наполеона и ничего о том,

 

 

18 Walsmann J. Mit Napoleon nach Russland: Tagebuch des mecklenburgischen Offiziers Walsmann aus den Kriegsjahren 1812 - 13. - Berichte aus groBen Zeiten. Hft. 3 - 6. Wiirzburg, 1918, S. 146 - 147.

 

19 Коленкур А. Указ. соч., с. 274.

 
стр. 118

 

какой дом он занимает. Еврей провел отряд чрез лежащие в стороне мельницы по тропинке, покрытой глубоким снегом, едва приметной. В городе было спокойно и в совершенной беспечности. Сеславин обратился к дому, отличавшемуся наружностью, на обширном дворе его были толпы людей. Внезапное появление казаков произвело большое смятение... Дом, на который ударил Сеславин, по количеству при нем расположенных войск принят был за квартиру Наполеона, но в нем расположен был комендант города... В отдаленном конце города была квартира Наполеона, и он с конвоем своей гвардии, не теряя минут, отправился в Вильну"20.

 

Эта версия имеет хождение до сих пор. "Зная о пребывании в городе французского императора, Сеславин напал на дом, отличавшийся пышностью и множеством солдат, офицеров, различных чиновников..., но Наполеона в доме не оказалось. Весьма опытный в подобных делах, французский император ночевал в неприметном домике на окраине Ошмян" и "при общем смятении поспешно уехал в сторону Вильно". "Если бы не тьма, Сеславин мог бы увидеть Наполеона, в разгар боя въехавшего в Ошмяны". Другой сочинитель писал, будто у Ошмян "отряд А. Сеславина обратил в бегство несравненно более крупный неприятельский отряд, при котором находился сам Наполеон"21.

 

Между тем в рапорте Сеславина подобных сведений нет. "23 ноября в сумерки, -пишет он, - я ворвался в Ошмяны, где находилось 9 баталионов пехоты и 1000 конных, пришедших только из похода. Пехота ставила ружья в козлы, как гусары со всех сторон врубились и производили ужасное кровопролитие. В то же самое время бранскугелями зажжен один магазейн. Весь караул у коменданта был изрублен, сам же скрылся. В страхе и смятении неприятель бросился из города, кавалерия их преследовала, но когда неприятель был подкреплен устроенною пехотою, я приказал отступить и пошел к Табаришкам. Ахтырские гусары служат превосходно". Никакого упоминания о присутствии в городе Наполеона, равно как и о казаках, здесь нет.

 

Но через несколько дней в "Журнале военных действий" появился пересказ указанного рапорта, который завершается такими словами: "Неприятель в страхе и смятении бросился из города, к устроенной за оным пехоте, преследуем будучи кавалериею, поспешно отступил к Табаришкам. Жители города единогласно утверждают, что Наполеон в сие время сам находился, но, предуведомлен будучи ему приверженными, переодевшися, ускакал к Вильне". Штабной писарь здесь явно напутал, ибо противник из города не убегал - на эту ошибку указал еще Бургуэн. Сообщение же жителей легко объясняется небольшим временным перерывом между налетом партизан и приездом императора, тем более что той же ночью на город совершила налет и партия из отряда П. С. Кайсарова. В донесении последний сообщил о событиях в ночь с 23 на 24 ноября: "От отряда моего майор Копылков, командированный с партиею для сожжения неприятельского магазейна в Ошмянах, собранного со всего Ошмянского повета и состоявшего из 2000 бочек муки и овса, исполнил сию препорученностъ с благоразумием и расторопностью, несмотря на неприятельские войска, находившиеся в городе"22.

 

34-я дивизия пришла в Ошмяны в 16 час, как раз на заходе солнца. Налет отряда Сеславина произошел в сумерки, видимо, между 17 и 18 час, вскоре после прибытия дивизии и отъезда Хогендорпа, который, по его же словам, "не проехав и версты... услышал позади себя ружейные и пушечные залпы: то казаки атаковали Ошмяны".

 

 

20 Записки А. П. Ермолова. М., 1991, с. 256.

 

21 Ильин М. А. Память истории. Тверской край в Отечественной войне 1812 г. Калинин, 1962, с. 19; Астапенко М., Левченко В. Атаман Платов. М., 1988, с. 180; Пушкин В., Костин Б. Из единой любви к Отечеству. М., 1988, с. 27.

 

22 Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 г., ч. 4. СПб., 1840, с. 225; Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 г., т. 3. СПб., 1860, с. 310, 315; Отечественная война 1812 г. Материалы ВУА, т. XX, с. 134, 178, 180; т. XV, с. 82; т. XVII, с. 97, 98.

 
стр. 119

 

Партия же Копылкова подожгла магазин уже ночью. А. Д. Пасторе, проезжавший через город вскоре после императора, вспоминал, что Наполеон "в час ночи проехал Ошмяны, где казаки, предуведомленные своими шпионами, дважды прокричали "ура": без четверти час и в четверть второго ночи". Нечто подобное писал и Белло де Кергор: "Между полуночью и часом ночи прибыл в Ошмяны, где за четверть часа до этого шестьсот казаков напали (avaient fait un hourra) на дивизию Луазона, расположившуюся бивуаками в этом местечке... Суматоха еще продолжалась, когда прибыл император". Поясним, что французские мемуаристы часто употребляли слово "ура" как синоним внезапного нападения казаков. По словам Кастеллана, казаки "прибыли за несколько часов до его приезда в Ошмяны, где они сожгли магазины". Капельмейстер 4-го полка Рейнского союза К. Тойсс - правда, с чужих слов - написал, что полк казаков напал на Ошмяны в 23 часа, а в 1 час ночи "приехал император, окруженный так называемым священным отрядом". Не беря на веру указанное Пасторе время, заметим, что и у него речь идет о двукратном нападении партизан на Ошмяны: до прибытия императора и после его отъезда23.

 

О том, что творилось в это время в городе, сообщают немецкие офицеры. Шаурот вместе с офицерами неаполитанской Почетной гвардии расположился постоем в одной еврейской семье. Едва только он снял кивер и саблю, как на улице раздался пушечный выстрел; прибежавший хозяин сказал, что в местечко ворвались казаки и безжалостно изрубили всех, кто был на улице. Постояльцы бросились на улицу, где Шаурот действительно нашел всех в величайшем возбуждении и замешательстве. Он вспоминал: "В темноте и давке одни с разбега налетали на других, посреди них казаки, которые наносили по сторонам удары пиками и саблями и стреляли из ружей и пистолетов. Много солдат и даже местных жителей было убито и ранено, так как на улицах стреляли даже гранатами из орудий. Все же наша дивизия построилась очень быстро; она значительно превосходила по численности упомянутых косматых гостей, и они, явно захваченные врасплох нашим присутствием, вынуждены были поспешно отступить".

 

По мнению Гайслера, это был лишь казачий патруль из отряда Сеславина, силою около 80 человек с двумя пушками на санях. Ему "удалось пробраться переулками к квартире генерала, которому, однако, удалось убежать через заднюю дверь, а патруль был встречен частым огнем гренадерской роты (4-го полка Рейнского союза). Эти храбрые солдаты, быстро поддержанные 1-м и 3-м батальонами полка Саксонских герцогств, после короткого боя отбросили неприятеля за город, казалось, удивленного тем, что здесь находилось так много линейных войск". Преследуя казаков, немецкие солдаты кричали им вослед: "До свидания!" Русские остановились на возвышенности за городом, выстрелили несколько раз картечью из своих пушек на санях и затем исчезли также быстро, как и появились, оставив нескольких убитых, но увезя с собою раненых. Со слов однополчан Тойсс заявил, что "два полка неаполитанских гвардейских улан выступили и рассеяли неприятельскую легкую кавалерию".

 

Гайслер пишет, что за время этого налета пистолетными выстрелами было убито и ранено несколько жителей. Немецкие батальоны также понесли потери, поскольку

 

 

23 Записки маркиза Пасторе. - Русский архив (далее -РА), 1900, N 12, с. 541; Bellot de Kergorre A. Op. cit., p. 99; Castellane V.E.B. Journal, t.I. Paris, 1895, p. 202; Theuss K. Op. cit., S. 21; Французы в России, т. III, с. 261. Лейтенанту Х. Л. Йелину Сморгонь запомнилась "потому, что звезда Наполеона спасла его здесь от погибели; здесь поджидал Наполеона отряд казаков, в тот самый день, когда он проезжал мимо; но он долго не появлялся, и казаки отлучились на полчаса, чтобы раздобыться кормом для лошадей в ближайшей деревне. В это время приехал Наполеон, и спрятавшийся французский офицер предупредил его об опасности. Наполеон, не меняя лошадей, поехал дальше в Вильно, захватив с собой офицера, а когда вернулись казаки, он уже был так далеко, что гнаться за ним было бы напрасным трудом. Это рассказывал мне мой квартирохозяин еврей; и другие, у кого я спрашивал, подтвердили его слова" (Иелин X. Записки офицера армии Наполеона. М, 1912, с. 52).

 
стр. 120

 

"некоторые их егеря, увлеченные горячкой боя, приблизились к неприятелю ближе, чем на картечный выстрел, из-за чего 50 - 60 человек были ранены". Шаурот, возможно имея в виду тот же случай, говорит о потере "одной роты, которая была послана на рекогносцировку в ту сторону, откуда русские предприняли свою атаку, и при выходе из города подверглась нападению русских и была полностью уничтожена".

 

Жертвой этого нападения стал и упомянутый выше лейтенант артиллерии Лебрён, который "на исходе дня прибыл в Ошмяны. Тогда как его капитан отправился на свою квартиру, он припарковал [пушки] и разместил охрану, затем направился на площадь, чтобы разыскать ночлег. Внезапно он услышал позади себя крик "ура!"; сначала он посчитал, что это шутка нескольких неаполитанских кавалеристов и пошел ему навстречу, чтобы удостовериться. В этот момент перед ним на рысях появились 60 - 80 казаков. Один из них нанес ему удар пикой, который он отбил левой рукой, но который пробил ему руку и опрокинул его. Другие прошлись по его телу, так что вывихнули ему колено, а один из последних, желая убедиться, что он уже мертв, ударил его пикой, пронзив воротник его шинели с пелериной и сняв с него одежду. В 9 часов вечера один офицер, проезжавший в санях, поднял его и увез с собой".

 

По словам Коленкура, несколько человек из дивизии попали в плен, что весьма вероятно, поскольку Сеславину позднее стал известен состав неприятельских войск, находившихся в городе24. Вальсманн писал: "Поскольку казаки показались так близко, то командовавший [здесь] генерал мог полагать, что и другие русские войска находятся не так далеко, и все должны были выступить. После того как всё разведали надлежащим образом и убедились в обратном, сторожевые заставы были удвоены и в полночь все вновь вступили в назначенные квартиры"25. "Хотя хозяйничание господ русских, - сокрушался Шаурот, - было кратковременным, все же досадным последствием их неожиданной атаки стало то, что нашей дивизии пришлось всю эту ночь располагаться бивуаками на улицах"26. Гайслер также отметил неприятные последствия нападения казаков: "Войска, после столь изнурительного марша ожидавшие покоя в теплых квартирах, должны были при сильном морозе расположиться лагерем на улицах и площадях и даже не могли теперь снять свою кожаную амуницию. Бивуачные огни полка Саксонских герцогств располагались на рыночной площади. Хотя солдаты были утомлены и обессилены голодом и холодом, все же они сразу раздобыли солому и топливо, чтобы развести огонь. Войска были собраны и находились в боевой готовности"27. Через некоторое время неожиданно распространилась весть о прибытии маршала Лефевра, которая была подтверждена затем полковым адъютантом капитаном фон Зеебахом, лично с ним разговаривавшим28. Трудно сказать, был это действительно маршал или мемуарист перепутал его с генералом Лефевр-Дэнуэттом, ехавшим в поезде императора.

 

Мороз той ночью достигал -33 - 34° по Цельсию, и потому, по словам Вонсовича, из 266 всадников на конечный пункт прибыло всего 36! Польский генерал Е. Сангушко также сокрушался, что "прекрасный уланский полк Стоковского... весь погиб из-за двадцатипятиградусного мороза и очень резкого ветра". Из 50 голландских швoлежёров эскорта до Вильно доберутся только четверо. Вонсович пишет, что комендант Ошмян "был очень удивлен, узнав, что император имел намерение проследовать дальше. Он сказал, что количество неприятеля, обгонявшего нашу армию, ежедневно увеличивается. Эти новости вызвали некоторое беспокойство, и императора ждали с нетерпением". Опасались, что если он поедет дальше, то "встретит впереди русские отряды, возможно, уже осведомленные об его проезде. Действительно, такое не мог-

 

 

24 Коленкур А. Указ. соч., с. 274.

 

25 Walsmann J. Op. cit., S. 147.

 

26 Schauroth W. Op. cit., S. 195 - 196.

 

27 Geissler С. Op. cit., S. 135 - 136.

 

28 Военский К. А. Войска..., л. 23 - 24; Jacquemot P. Op. cit., p. 130 - 131; Bernays G. Op. cit., S. 37.

 
стр. 121

 

ло долго сохраняться в тайне". Через некоторое время прибыл Наполеон, "он крепко спал в своей повозке. Граф Вонсович разбудил его и сообщил о том, что только что узнал. Император мало смутился этим: он заранее предвидел все опасности и по своей воле подвергался им. Прежде всего он спросил, будет ли у него кавалерийский конвой..., потом вышел из повозки, чтобы переговорить с генералом, командовавшим данном пунктом"29.

 

По словам Гайслера, почти сразу после прибытия Лефевра, около 22 час Наполеон, "в сопровождении отряда польской кавалерии прибыл в Ошмяны. Он ехал в повозке, обитой мехом и запряженной шестеркой маленьких литовских лошадей... был одет в зеленую шубу, отделанную золотыми кистями, и такую же шапку. Выглядел серьезным, но весьма здоровым"30. Шаурот утверждал, что император приехал около 24 час и что повозкой управлял еврей. Вальсманн записал, что "в полночь через местечко быстро проехали две кареты, сопровождаемые примерно двадцатью голландскими уланами. Это был Наполеон в сопровождении герцога Бассано, Дюрока и Мутона".

 

По свидетельству Коленкура, они прибыли около полуночи, буквально сразу после отступления русских партизан: "Хогендорп, который вез продиктованные императором приказы, и даже почтовый курьер проехали только что перед нами. Нам пришлось ожидать лошадей и неаполитанцев"31. Конечно, Коленкур здесь явно сокращает временной интервал между этими событиями, но все же неудивительно, что их относительная близость вкупе с их полной неожиданностью для солдат гарнизона и жителей городка породили различные домыслы у очевидцев и современников.

 

"Если бы император, - пишет Шаурот, - прибыл сюда несколькими часами ранее, или если бы, что было очень вероятно, задержалось наше прибытие сюда, то он, без сомнения, попал бы в руки русских". Шаурот был даже уверен, что русский отряд специально "предназначался для того, чтобы любой ценой перерезать отступление императору Наполеону и его генералам и по возможности захватить самого императора. Поскольку этот неприятельский отряд был осведомлен о верном и скором прибытии императора в Ошмяны, он попытался во что бы то ни стало, даже ценой огромных жертв, овладеть этим местечком... Однако наше неожиданное присутствие расстроило их планы"32. В том же смысле высказывался и Гайслер, но при этом он прибавил, что отборный отряд польских улан, конвоировавший Наполеона до Ошмян, бился бы до последней возможности и не позволил бы казакам взять такую бесценную добычу. Давыдов также считал, что "будь атака сия часом позже, то Наполеон не избежал бы плена"33.

 

В таком же духе выражались Ж. Шамбрэ, А. И. Михайловский-Данилевский и другие историки. М. И. Богданович писал: "Если бы Сеславин, стоявший на биваках в пяти или шести верстах от большой дороги, знал о проезде мимо него Наполеона, то мог бы захватить его, тем более что преданность к нему войск, стоявших в Ошмянах, была весьма сомнительна". Ошибочно трактуя сообщение известной русской листовки "Отступление французов", историк пишет, что "дивизия Луазона, выступившая из Вильны в числе десяти тысяч человек, сделав в трескучие морозы переход к Ошмянам, считала в рядах своих не более трех тысяч; а неаполитанские велиты почти все погибли. И офицеры и солдаты, озлобленные страданиями, не скрывали неудовольствия, тогда господствовавшего в странах порабощенных французами". Далее Богданович

 

 

29 Французы в России, т. III, с. 264 - 265; Мемуары князя Сангушки. - ИВ. 1898, N 9, с. 1079; Van Vlijmen B.R. Vers la Beresina (1812) d'apres des documents noveaux. Paris, 1908, p. 326; Kukiel M. Op. cit., t. II, S. 461.

 

30 Geissler С. Op. cit, S. 136 - 138.

 

31 Коленкур А. Указ. соч., с. 274.

 

32 Schauroth W. Op. cit., S. 195 - 196.

 

33 Давыдов Д. В. Стихотворения. Проза. М., 1987, с. 194 - 195.

 
стр. 122

 

излагает рассказ Бернхарди, который, ссылаясь на "свидетельство непосредственного соучастника", рассказывает о заговоре против Наполеона34.

 

"В Ошмянах, - пишет Бернхарди, - он встретил дивизию Луазона, состоявшую из 7 французских батальонов, 2 батальонов неаполитанских велитов и 10 батальонов Рейнского союза... Поскольку Наполеон прибыл и остановился в одном из домов, то все гренадерские роты... немецких полков были сведены вместе и поставлены перед домом в качестве почетной охраны. Майор одного из французских полков (113-го, если мы не ошибаемся) Лапи обратился к офицерам с многозначительными словами: "Теперь, господа, самая удобная минута". Для чего этот момент был подходящим -это было ясно всем без лишних слов, хотя ни о чем подобном между ними раньше речи не шло, и о каком деле договаривались - это подразумевалось само собой. Они тотчас столпились вокруг Лапи, чтобы посоветоваться об исполнении задуманного и, шепотом посовещавшись, решили, что самый старший из присутствующих капитанов должен со своей ротой ворваться в дом, убить мамлюков у дверей и вообще всякого, кто станет сопротивляться и, конечно, самого Наполеона. Затем немецкие полки хотели перейти к русским с распущенными знаменами, с музыкой и барабанным боем; что касается личного состава 113-го французского полка, состоявшего почти полностью из пьемонтцев, то они были убеждены, что он весьма охотно сделает то же самое. Исполнение не представляло трудности: Сеславин со своим отрядом стоял совсем близко к югу от города. Из присутствовавших ротных командиров старшим по рангу являлся господин фон С. - капитан саксен-ваймарских гренадер; его и назначили".

 

Но капитан С. по здравом размышлении счел, что порученное ему дело является убийством, которое несовместимо с честью немецкого дворянина и офицера. "Он считал, что поскольку Лапи сделал это предложение, то ему и следует его исполнить; Лапи же возразил, что он не командует конкретной ротой, и потому у него нет людей, в которых он был бы так же уверен, как капитан в своей роте. Пока он и капитан С. сваливали друг на друга исполнение дела, в дверях появился Коленкур, хлопнул в ладоши и закричал нетерпеливо: "Ну, отчего же мы не едем?" Тотчас подкатили возок Наполеона и сани; Наполеон, закутавшись в шубу, сел в повозку с Коленкуром и уехал. "Момент" был упущен"35. Этот рассказ стал популярен после пересказа его Богдановичем. Ныне эта версия, давно и справедливо забытая, может получить известность из-за переиздания книги Э. Людвига. Вот что он писал в 1925 г.: "При нападении казаков над Наполеоном вновь нависает опасность, но тут же и сами французы пытаются убить императора. Пятого декабря майор Лапи перед палаткой императора призывает офицеров прусской почетной гвардии: "Пора, господа! Момент настал!" Пожилой капитан должен был сперва прикончить мамелюка, потом его господина... Но пруссак перекладывает эту задачу на француза, а тот возражает, что не уверен в своих подчиненных. Тут из палатки выходит Коленкур, выражение лиц и жесты стоящих у входа кажутся ему подозрительными, он хлопает в ладоши и кричит: "Итак, господа, в путь!" Вечером император, так ничего и не узнавший об утреннем происшествии, собирает своих маршалов... хвалит и подбадривает, улыбается и очаровывает: очевидно, хочет таким путем предотвратить мятеж", после чего покидает армию36.

 

Еще очевидец происшествия капитан Бойльвиц опровергал эту историю, ибо "немецкие офицеры в тот момент еще восторгались личностью Наполеона как военного вождя". Историки Г. Бернэ и Ф. Ребуль также считали, что весь этот рассказ наверняка является грубой подделкой. Бернэ располагал пятью сообщениями очевидцев о встрече Наполеона с "княжеской дивизией", все они единодушно говорили о том, что личность императора по-прежнему очаровывала солдат; о заговоре нигде нет и

 

 

34 Богданович М. И. Указ. соч., т. III, с. 310 - 311.

 

35 Bernhardt Th. Denkwurdigkeiten des Grafen von Toll. Bd. 2. Leipzig, 1856, S. 343 - 344.

 

36 Русская старина (далее- PC), 1870, N 6, с. 162; PA, 1895, N 10, с. 157. Прим.; Ильинский В. К. Отечественная война и партизан Сеславин. Тверь, 1912, с. 35; Людвиг Э. Наполеон. М., 1998, с. 362 - 363.

 
стр. 123

 

речи. Мы также считаем, что рассказ Бернхарди не выдерживает критики, хотя в нем и названы конкретные имена и части, а майор Лапи, по уверению Богдановича, и впрямь числился в 113-м полку. На самом же деле в этом полку служил капитан Паоло Лапи, уроженец о. Эльба, но, по словам Ребуля, "военный архив не содержит никаких подробностей по этому сюжету"37.

 

Анонимный "соучастник заговора" неверно указал число батальонов: неаполитанский, возможно, был один, а немецких - всего пять. Будучи уверенным, что 113-й полк охотно переметнется на сторону русских, Лапи в то же время утверждал, что у него нет надежных людей. Учтем при этом, что гренадерская рота этого полка также находилась в охране императорской квартиры. Саксен-ваймарский, а правильнее ваймар-айзенахский, контингент составлял батальон легкой пехоты 4-го полка, и потому в нем была не гренадерская, а карабинерная рота. Командовал этой ротой капитан фон Бойльвиц (позднее попавший в плен); Бернхарди же его фамилию обозначает буквой С. Среди командиров гренадерских рот названного полка нет капитана с фамилией, начинающейся с этой буквы. Шесть человек из 4-го полка оставили мемуары, и ни один из них ничего не знает о заговоре. Очевидцы свидетельствуют, что прибытие императора явилось полной неожиданностью для войск, и его пребывание в городе оказалось недолгим, и времени для организации заговора просто не имелось.

 

Дивизия была свежая, она еще не испытала на себе всех ужасов похода, кроме трескучих морозов. О состоянии Великой армии эти войска в тот момент не имели ни малейшего представления и узнали о нем лишь на следующее утро, так что каких-то особых оснований ненавидеть императора у них тогда не было. Каким образом собирались заговорщики перейти к русским, если не знали точно, где находится их армия, или хотели сдать дивизию небольшой партизанской партии? Сеславин, кстати, располагался не к югу от города, а в 10 верстах к западу от него. О настроении немецких войск в Ошмянах свидетельствуют истинные, а не анонимные очевидцы. Когда весть о прибытии императора облетела войска, они хотели встретить его традиционным приветствием, но, поскольку он ехал инкогнито, аккламацию отменили.

 

"Мы с величайшим вниманием смотрели, - вспоминал Гайслер, - на этого могущественнейшего из смертных с расстояния всего нескольких шагов, так как он случайно велел остановиться перед нашей квартирой, в то время как генералы Грасьен и Вивье с командирами полков выстроились полукругом возле дверей кареты. Разговор шел о сильном морозе и о совершенном налете, что, кажется, раздосадовало императора... Личность этого необыкновенного человека самая интересная в новейшее время, черты его лица, отмеченные печатью величественной оригинальности, значительные деяния, посредством которых он двигал свое время и мир - все это приводило нас в невольное восхищение. Неужели голос, который мы только что слышали, был тем же самым, мельчайшие интонации которого повторялись по всей Европе, который объявлял войны, решал исход сражений, определял судьбы государств и возвеличивал или уничтожал славу столь многих людей?"38 Разве могли офицеры и солдаты с подобными настроениями предать императора и сдаться неприятелю!? Похоже, что об этом "заговоре" не знал вообще никто, кроме самого анонимного сочинителя приведенного выше рассказа.

 

"Наполеон, - пишет Вонсович, - спросил свою карту Литвы и рассмотрел ее очень внимательно. Все генералы советовали ему не подвергаться столь очевидной опасности; некоторые из них умоляли подождать, по крайней мере, до утра. Он отверг этот совет". Коленкур рассказывает, что, узнав о недавнем налете партизан, "несколько мгновений император колебался, не подождать ли до следующего дня. Коляска, выехавшая вслед за нами, еще не прибыла... Мы решили... выслать на дорогу небольшой

 

 

37 Pascal A. Histoire de l'armee et de tous les regiments... T. 3. Paris, 1850; Heyne E. Geschichte des 5. Thuringischen Infanterie Regiments Nr. 94 (Grossherzog von Sachsen)... Weimar, 1869, S. 120; Reboul F. Op. cit, v. I, p. 41; Austin P. Op. cit., p. 393, 457.

 

38 Geissler С. Op. cit., S. 137 - 138.

 
стр. 124

 

авангард из числа неаполитанцев; они сели на коней, а вслед за ними мы отправили отдельно друг от друга два других авангардных отряда. Остальные неаполитанцы были разделены на две группы: одна должна была ехать впереди нас, а другая - следовать за нами"39.

 

По словам Шаурота, "император был окружен взводом конных офицеров, как священным караулом. После остановки всего на несколько минут он немедленно продолжил свою поездку в Вильно, сопровождаемый почетной неаполитанской гвардией. Один пехотный полк должен был следовать за ним; эта почетная задача выпала полку Примаса"; мемуарист имеет в виду полк великого герцогства Франкфуртского полковника Хорадана40.

 

В 2 часа ночи кортеж покинул Ошмяны и двинулся "на максимальной скорости". По словам Рустама, русские находились в нескольких сотнях метров от дороги, и "там, где туман был менее густым, их огни были видны на горизонте как раз за Ошмянами, особенно слева от дороги. Молчаливая процессия могла даже слышать голоса неприятельских часовых". Но казаки не заметили конвоя. Мороз был настолько жестоким, что через несколько миль в эскорте осталось всего 50 человек; "лошади продолжали падать и в результате всадники, не имея более запасных лошадей", отставали от экипажей. Спустя несколько часов (расстояние составляло 24 версты) кортеж благополучно добрался до Медников, где его встретил герцог Бассано, приехавший из Вильно.

 

От Медников конвой состоял то ли из сотни (как требовал приказ императора), то ли из 50 (как пишет Шамбрэ) неаполитанских кавалеристов под командою герцога Рокка-Романа. Судьба этих людей была еще более трагична, чем участь польских улан. Термометр, по словам Фэна, опустился до минус 35° по Цельсию. "Мороз крепчал, -вспоминал Коленкур, - и лошади нашего эскорта не в состоянии были передвигаться. Когда мы прибыли на почтовую станцию, от всех наших отрядов оставалось не больше 15 человек, а когда мы приближались к Вильно, их было только восемь, считая в том числе генерала и нескольких офицеров". Через три дня по дороге от Рукони в Вильно Ложье видел "трупы неаполитанских велитов, которых всегда можно было распознать по богатым, совершенно новым одеждам, они показывали нам, что здесь проходил император". "Эти неаполитанские кавалеристы, - писал Ложье, - в легких парадных мундирах не могли вынести переездов, многие из них замерзли, и весь путь был усеян их трупами". Голландцы также видели на снегу трупы неаполитанцев в великолепной красной форме, совсем новой.

 

В 10.15 6 декабря экипаж Наполеона остановился "у деревянного дома, полуразрушенного огнем", в Ковенском, предместье Вильно, а Коленкур отправился в город. Годар вспоминал: "В семь часов утра император прибыл под именем обер-шталмейстера Коленкура. У меня потребовали 27 почтовых лошадей, которых я, к счастью, нашел. Но лишь с большим трудом мне удалось из всех кавалеристов, находившихся здесь, набрать десятков шесть верховых для сопровождения экипажей". Заметим, что именно столько людей для эскорта требовал приказ императора.

 

В половине двенадцатого экипаж императора отправился дальше - "так он спешил" - резюмировал Хогендорп. После полудня подъехал экипаж с Дюроком и Мутоном. Жакмон записал 7 декабря: "Император инкогнито проехал через город в 11 часов. Он лишь сменил лошадей и продолжил свой путь в Ковно, без эскорта, оставив его, когда прибыл из Ошмян. Он был составлен из остатков 3 полков неаполитанской кавалерии, которые не могли противостоять ночью в лагере морозу в 22 градуса".

 

В Ковно Наполеон с Коленкуром приехали в 5 час 7 декабря, здесь их нагнали Дюрок и граф Лобо. На заре 8 декабря Наполеон, проведя в России 5 месяцев и 14 дней, выехал за ее пределы. На следующий день, 8 декабря (26 ноября ст. стиля), в России отмечался праздник св. Георгия Победоносца. Несколько дней спустя, император добрался до м. Сейны в герцогстве Варшавском. Епископ Буткевич видел, как

 

 

39 Коленкур А. Указ. соч., с. 274 - 275.

 

40 Schauroth W. Op. cit., S. 196.

 
стр. 125

 

он "в экипаж сел со своим человеком Рустамом; сзади экипажа сел генерал Рапп, а на козлах полковник Вонсович. На других санях ехал маршал Коленкур с генералом Сокольницким и с одним служителем. На третьих санях был багаж и два лакея"41.

 

Думается, вероятность пленения Наполеона в Ошмянах была не столь велика, как это казалось современникам и вслед за ними многим историкам. Между налетом отряда Сеславина и приездом Наполеона прошло на самом деле 5 - 6 часов. Поэтому трудно согласиться с Давыдовым, написавшим: "Будь атака сия часом позже, то Наполеон не избежал бы плена". Как раз напротив, в этом случае возрастала вероятность подхода дивизии Грасьена, если бы она вдруг задержалась в пути. Отъезд Наполеона был быстро, но довольно тщательно подготовлен: на всем пути следования расставлены небольшие, но свежие и боеспособные отряды, а Хогендорп заблаговременно выдвинул в Ошмяны и Сморгонь целую дивизию. "Если бы, - полагал Данилевский, -разъезды Сеславина стояли тогда на большой дороге, чему, впрочем, препятствовал трескучий мороз, плен Наполеона был бы неизбежен". После нападения на Ошмяны это было маловероятно, так как император, извещенный о близости партизан, предпринял соответствующие меры предосторожности. Партия Копылкова вряд ли представляла серьезную опасность для эскорта императора. Так что остается только вслед за Давыдовым признать, что "подобная развязка была бы против правил драматического искусства".

 

О судьбе "княжеской дивизии" можно сказать следующее. Вскоре после отъезда императора солдаты ее окончательно удостоверились в полнейшем развале Великой армии. "За императором, - вспоминал Шаурот, - последовали король Неаполитанский, многие герцоги, маршалы и высшие офицеры всех рангов в самом плачевном состоянии. Мы ничего не могли ожидать хорошего от этого, отступление с каждой минутой приобретало все больше характер бегства, а не марша. Главная дорога все более заполнялась возвращавшимися солдатами всех родов войск, в величайшем беспорядке и самом жалком состоянии. Кавалеристы без лошадей, в основном без оружия, на ногах вместо сапог разноцветные лохмотья. Пехотинцы, наоборот, частично ехали на лошадях, а на головах вместо военных головных уборов шапки, старые дамские соломенные шляпки, платки и чулки, чтобы хоть как-то защититься от мороза. 6-го, около полудня, наплыв этих несчастных стал уже настолько велик, что не только все дома, но даже улицы были переполнены. Хотя и прилагались все силы, однако эта неорганизованная масса двигалась вперед или, скорее, в сторону, все же очень медленно, напор и толкотня увеличивались, и наше печальное положение усугублялось на глазах". Мороз все усиливался, во многих частях городка вспыхнули пожары, послужившие сигналом для всеобщего грабежа.

 

Насколько солдаты "княжеской дивизии" были поражены обликом представителей некогда Великой армии, настолько же последних изумил вид первых. Пейрюсс заметил о новых войсках: "Хорошее обмундирование, состояние здоровья этой дивизии тягостным образом контрастируют с нашими солдатами, покрытыми лохмотьями". "Они были еще в хорошем состоянии, - писал вюртембергский лейтенат К. В. Йелин, - и для нас, пропитанных грязью и дымом людей, было неземным зрелищем снова видеть опрятно одетых солдат и слышать звуки их барабанов". Лейтенант Ю. Льотэ вспоминал об "одной прекрасной дивизии, совершенно свежей, новой, хорошо одетой, которая была выслана нам навстречу из Вильно и была для нас как видение, но которой хватило двух ночей посреди этой эпидемии страданий, чтобы исчезнуть".

 

Генерал-интендант М. Дюма встретил в Ошмянах своего "бывшего адъютанта, храброго полковника Ларока, который командовал полком вольтижёров неаполитан-

 

 

41 Французы в России, т. III, с. 291; Ложье Ц. Указ. соч., с. 345, 349; Коленкур А. Указ. соч., с. 275 - 276; Jacquemot P. Op. cit., р. 131; Theuss К. Op. cit, S. 21; Castellane V.E.B. Op. cit., t. I, p. 203; Chambray G. Op. cit., pt. III, p. 108; Bernays G. Op. cit., S. 378; Reboul F. Op. cit., v. I, p. 53; PC, 1875; N 12, с 612.

 
стр. 126

 

ской гвардии, за два дня марша потерявшего почти половину своих войск". Хогендорп сетовал на то, что прибывший в Ошмяны Мюрат приказал 34-й дивизии освободить места для Главной квартиры и гвардии, что при морозе в -24 - 25° по Реомюру привело к полнейшей дезорганизации войска. "Я прибыл вечером в Ошмяны, - вспоминал Белло де Кергор, - где была ужасная давка, остатки дивизии Луазона занимали город полностью. Эти войска, которые должны были образовать арьергард и служить нам важной поддержкой, оказались для нас совершенно бесполезными и даже вредными, поскольку увеличивали число изголодавшихся беглецов. Солдаты не могли больше держать ружья, не обморозив рук, хотя и сберегли бы их, обмотав тряпками".

 

6 декабря Бертье приказал Грасьену отходить к Вильно. Дивизия составляла арьергард армии. По свидетельству Ж. Д. Ларрея, термометр ночью показывал -26 градусов, а на рассвете 7-го - 27 градусов мороза по Реомюру (-33 - 34° по Цельсию). "По дороге, - пишет он, - нам попадалось много трупов, все принадлежали 12-й дивизии, пришедшей нам навстречу в Ошмяны". 7 декабря Бертье сообщил, что у Грасьена под ружьем осталось 3 тыс. чел. Когда поздно ночью остатки дивизии добрались до Вильно, в ее рядах насчитывалось всего 500 человек. Правда, позднее подтянулись те, кто отстал, и вместе с оставленными в городе частями набралось 3 тыс. солдат, командование которыми принял, наконец-то, генерал Луазон. Большая часть этих солдат погибла затем на пути в Ковно, куда остатки дивизии прибыли 12 декабря42.

 

Такова была трагическая судьба последнего подкрепления Великой армии, вошедшего в пределы России. Спасти остатки этой армии "княжеская дивизия" никак не могла, но ценою нескольких тысяч жизней помогла ускользнуть главному виновнику этой гигантской катастрофы43.

 

 

42 Schauroth W. Op. cit, S. 196 - 202; Geissler С. Op. cit, S. 221 - 228; Bernays G. Op. cit., S. 380 - 383; Chuquet A. La Guerre..., t. II, p. 250; t. III, p. 166; Yelin Ch. In Russland 1812. Munchen, 1911, S. 33; Иелин X. Указ. соч., с. 30; Lyautey H.La retraite de Russie. - La Revue des deux Mondes. 15.01.1963, p. 241, 245 - 246; Dumas M. Souvenirs. Paris, 1893, t. 3, p. 478 - 479; Bellot de Kergorre A. Op. cit., p. 100; Военский К. А. Войска..., л. 27 - 42; Французы в России, т. III, с. 240 - 241, 246, 269, 272, 281, 285 - 286, 320.

 

43 Трагическую судьбу этих войск не преминула обыграть русская пропаганда. В одной из листовок говорилось: "В четыре дни дивизия сия, не бывшая в сражении, маршами и бивуаками уменьшена была до 3 тыс. человек, и сии в Вильне отчасти были изрублены, и отчасти взяты в плен" (Листовки Отечественной войны 1812 г. М., 1962, с. 108). Наполеон, пораженный огромными потерями дивизии, приказал провести расследование и арестовать Луазона (Chuquet A. La Guerre..., t.I, p. 218 - 231).

 

 

Опубликовано 10 февраля 2020 года


Главное изображение:

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА (нажмите для поиска): НАПОЛЕОН В ОШМЯНАХ


Полная версия публикации №1581326209 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY БЕЛАРУСЬ НАПОЛЕОН В ОШМЯНАХ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network