Область Траз-уж-Монтиш (загорье), где родился около 1480 г. Фернан Магеллан, лежит на севере Португалии. Здесь, несколько в удалении от океана, на горных склонах с давних пор снимают прекрасные урожаи винограда, а вино - всем известный портвейн - везут в Порто, океанские ворота Северной Португалии. В завещании, написанном перед тем, как уйти в знаменитое плавание, Магеллан писал о себе, как о жителе Порто. Наверное, он это делал для упрощения, чтобы никто не задавался вопросом, где найти мало кому ведомый Траз-уж-Монтиш, родные места мелкопоместной дворянской семьи Магелланов. Но если сам мореплаватель относил себя к жителям Порто, то можно сказать, что в этом городе он бывал. Скорее всего, его возили туда в детстве, до того, как он в юные годы попал на придворную службу в Лиссабон. В Порто Магеллан впервые увидел океан, рыбацкие лодки, каравеллы с приподнятыми бортами.

Молодость и даже зрелые годы Магеллана до его переезда из Португалии в Испанию известны лишь по скудным и отрывочным данным. Архивных документов почти не сохранилось, что во многом объясняет печально знаменитое лиссабонское землетрясение 1755 года. Фамилия Магеллан (по-португальски Магальяйнш) была распространенной; у мореплавателя были тезки, носившие его фамилию и имя, а подчас служившие, как и он, в колониях. Историкам нелегко установить, когда речь идет действительно о великом мореплавателе, а когда - о его однофамильцах. О ряде событий в его жизни приходится догадываться, судить по косвенным сведениям, встречающимся в трудах португальских историков XVI - XVII вв. Как правило, эти историки относились к Магеллану недоброжелательно, поскольку он покинул лиссабонский двор и отправился служить конкуренту - испанскому королю. Здесь следует искать ответ на вопрос, почему о Магеллане португальские современники писали мало и неохотно, почему историкам позднейшего времени зачастую приходится писать о нем предположительно, так сказать, в сослагательном наклонении.

У королевы Леоноры, жены Жуана II', Магеллан был пажем. Королева овдовела в 1495 г., и будущий мореплаватель, к тому времени повзрослев, должен был перейти на службу к новому королю Мануэлу. Обстановка при дворе изменилась, в частности, после того, как Мануэл принял титулы властителя Гвинеи, Индии и т. д. Манеры Мануэла были в чем-то

Субботин Валерий Александрович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института Африки РАН.

стр. 64

заимствованы в восточных деспотиях. Парадность королевских выходов, подчеркнутое коленопреклонение перед монархом вряд ли воспринимались всеми с положенным смирением. В дальнейшем, после службы в колониях, Магеллан столкнулся с недоброжелательством Мануэла и нашел в себе силы не держаться за выгоды придворной жизни.

О внешнем облике Магеллана свидетельств современников не сохранилось. Но есть портреты и гравюры XVI в., а в испанских исторических сочинениях после его смерти было упомянуто, что мореплаватель был невысок ростом. В 1514 г. в бою с маврами Марокко он был ранен в ногу, после чего стал прихрамывать ¹ .

Португальские историки, не жаловавшие мореплавателя после его разрыва с лиссабонским двором, писали о нем как об изменнике, авантюристе и т. д. Но, осуждая его, те же авторы сообщали, что он был храбр и упорен, добросовестно нес воинскую службу, много общался с маэстрес (кормчими), не жалел времени на изучение морских карт. По архивным данным, готовясь к экспедиции, в которой он погиб, Магеллан постоянно тратил собственные средства на моряков, находившихся в стесненном положении. Португальский представитель, посетивший его, чтобы отговорить от путешествия, застал Магеллана за обычной работой, которая никому не перепоручалась: он сам укладывал корзины, ящики с продуктами, всевозможное снаряжение для экспедиции.

В 1505 г. Магеллан отправился в португальские владения, на Восток, в эскадре вице-короля Ф. де Алмейды. За годы, проведенные в колониях, он повидал немало, хотя для него и других португальцев прибрежные города Индии и Восточной Африки со значительным арабским населением не были совершенно новым миром. Их собственные города в Европе сохраняли черты арабского прошлого. Магеллан провел молодость в Лиссабоне в королевских замках, в том числе замке св. Георгия - бывшей арабской крепости, резиденции королевы Леоноры и короля Мануэла. Недалеко от Южной Португалии, за Гибралтаром, лежало Марокко, где португальцы имели свои форпосты, включая Сеуту. Не исключено, что Магеллан мог там побывать до отплытия с Алмейдой, подобно другим дворянам, направлявшимся в Марокко для поддержки португальских гарнизонов.

Магеллан объехал весь Малабарский берег с его кокосовыми пальмами, лагунами, рисовыми полями, за которыми лежали предгорья, покрытые джунглями. Подходы к портам нередко перекрывались мелями, что требовало от моряков особого внимания. Пришлось учиться судовождению в сложных прибрежных условиях, что помогло позднее Магеллану удачно лавировать в Магеллановом проливе, выйти оттуда в Тихий океан, не повредив корабли. Малабарский берег стал для мореплавателя школой военного дела (он был несколько раз ранен) и торговли - неотделимых друг от друга занятий португальцев и их противников-арабов. В бою при Диу (1509 г.) корабль, на котором находился Магеллан, прорвался сквозь строй египетского флота, воевавшего за индийцев, взял на абордаж флагман противника и, несмотря на потери, принудил его к сдаче. Поражение флагмана предопределило капитуляцию египтян, заставило индийцев подписать мир с Алмейдой.

В том же году из Лиссабона в Индию прибыла флотилия Д. Л. де Секейры. Его заданием было открыть новые земли и, в частности, распространить португальское влияние к востоку от Индии, на путях к Молуккским островам, главному производителю пряностей. Алмейда присоединил к флотилии корабль, на котором находились Магеллан и его друг Франсишку Серран. В сентябре 1509 г. оба они оказались в Малакке - перевалочном пункте между бассейном Индийского океана и Южно-Китайским морем.

Появление флотилии Секейры в Малакке встревожило местных "арабских торговцев, поскольку против их соотечественников в Индии европейцы вели беспощадную войну. Конфликт с малайцами, по одним сведениям, разожгли арабы, уговорив местного султана напасть на португальцев врасплох. По другим, Секейра сам спровоцировал малайцев. Основываясь на

стр. 65

слухах о возможном нападении, он отправил султану тела двух убитых местных жителей якобы в назидание тем, кто злоумышлял против европейцев.

Как бы то ни было, португальцы оказались не подготовлены к нападению. Секейре, по словам хронистов, было бы несдобровать, если бы не Магеллан, вовремя приплывший на флагман и предупредивший об опасности. Около восьмидесяти моряков, находившихся в городе, были схвачены. Немногие, в том числе Серран, смогли, отбиваясь от малайцев, добраться до стоявшей у берега лодки. Тут их выручило мужество Магеллана и нескольких его товарищей. Невзирая на опасность, они быстро отчалили от флагмана, подплыли к берегу, вступили в бой с малайцами и вызволили из беды тех, кого еще можно было спасти.

Путешествие с Секейрой, казалось бы, завершало пребывание Магеллана в колониях, поскольку обычный пятигодичный срок службы у него кончался. Мореплаватель отправился в обратный путь в Португалию. Но случилось так, что ночью корабль, на котором он плыл, вместе с другим кораблем потерпел крушение на мелях близ Индии, в сотне миль от Каннанура. За несколько часов корабли почти целиком ушли под воду; с трудом удалось выгрузить пряности и часть продовольствия на соседний небольшой остров. Было решено на шлюпках добраться за помощью до Каннанура. Шлюпки не могли всех вместить, и к тому же следовало оставить часть людей на острове охранять грузы, которые могли быть унесены волнами. Конечно, дворяне уселись в лодки, не пожелав брать с собой простых матросов, которым предстояло сидеть на неведомом острове, охранять чужое добро и ждать, когда придет подмога. Матросов вряд ли это устраивало, но накал страстей сбил Магеллан. "Пусть едут капитаны и идальго, а я остаюсь с матросами. Ведь они поклялись, дали слово, что потом пришлют за нами" ² .

Шлюпки благополучно дошли до Каннанура, и через десяток дней Магеллан с его матросами был снят с мелей. Прибыв со спасателями в Каннанур, он отложил планы возвращения в Португалию. Возможно, причиной был материальный ущерб, причиненный ему кораблекрушением, и теперь он желал поправить дела, оставшись в Индии. По-видимому, в это время Магеллан занялся торговлей, что не помешало ему в 1511 г. принять участие в захвате Малакки.

Сведения о том, что делал Магеллан после захвата Малакки до 1514 г., противоречивы. Часть авторов XVI - XVII вв. писала, что он был в составе экспедиции, направившейся к Молуккским островам из Малакки сразу после ее захвата. Достоверно лишь то, что в этой экспедиции одним из кораблей командовал его друг Серран, тот самый, которого он спас от малайцев, напавших на спутников Секейры. Оставив военную службу и занявшись торговлей, Магеллан мог уйти в плавание к Молуккам на свой страх и риск. Если это так, то, начиная с 1505 г. до своей смерти в 1521 г., он пересек все меридианы Западного и Восточного полушарий, впервые в истории объехал вокруг света, правда, не за одно плавание.

Архивные документы свидетельствуют, что в 1514 г., покинув Индию, Магеллан провел десять месяцев в Марокко. Экспедиция, в которой он там участвовал, захватила город Аземмур, в приатлантической низменности, к юго-западу от современной Касабланки. Магеллан не раз участвовал в боях. В одном из столкновений он был ранен в колено, в другом - под ним убили лошадь. За ее гибель он получил незначительную компенсацию, которая его не устроила. Сохранилось письмо мореплавателя королю с просьбой - о ее последствиях ничего не известно - возместить ущерб полностью.

В 1514 или 1515 г. Мануэл отказал Магеллану в другой, более существенной просьбе. На этот раз речь шла об увеличении мурадии (кормовых денег), которые ему причитались как придворному. Отказ стал причиной, или одной из причин, побудивших Магеллана покинуть Португалию и отправиться в Испанию.

Со своим ходатайством об увеличении мурадии Магеллан прибыл

стр. 66

в Лиссабон без разрешения войскового начальства. Возможно, он считал, что после завершения военных действий ему, раненому, можно отправиться в короткий отпуск без особых формальностей. В Лиссабоне ему было объявлено, что он ошибался и что по этой причине его ходатайству не будет дан ход. Более того, ему было сообщено, что он обвинен в рас-хитительстве, о чем Магеллан слышал еще в Марокко, где ему удалось опровергнуть обвинение. Дело было в том, что португальцы - жители Аземмура пустили слух, будто бы с помощью Магеллана были похищены (фактически возвращены владельцам) несколько сот коз, отобранных у мавров. Вернувшись в Марокко, Магеллан доложил начальству о неудачной поездке и попросил снять с него недоказанное обвинение. Его известили, что он получит официальное разрешение на новую поездку в Лиссабон, если захочет. Что касается обвинения в расхитительстве, то военные власти им заниматься не станут, так как никаких претензий к Магеллану не имеют.

Будь Магеллан расчетливым придворным, он, наверное, временно воздержался бы от нового ходатайства об увеличении мурадии, подождал бы, пока изгладится неблагоприятное впечатление от его поездки в Лиссабон. Но, судя по всему, мореплаватель руководствовался иными соображениями. Есть сведения о том, что в эти годы он обменялся письмами с Серраном, который поселился на Молукках, не то как торговец, не то как советник местных султанов. После гибели Серрана в 1521 г. (скорее всего по наущению португальцев) корреспонденция, отправленная ему Магелланом, попала в руки колониальной администрации. По словам Ж. де Барруша, португальского автора XVI в., Магеллан писал Серрану, что "если Богу будет угодно, то он скоро с ним встретится, и если не по пути через Португалию, то по пути через Кастилию" ³ . Упоминание двух путей к Мо-луккам было намеком на то, что Магеллан не исключал своего перехода на службу Кастилии, то есть Испании.

Вторичный отказ в увеличении мурадии - всего на пол-дуката в месяц - Магеллан получил на аудиенции у короля. Возможно, речь шла, помимо мурадии, о планах экспедиции на Молукки в обход Южной Америки. Ходатайство Магеллана о пол-дукате было отклонено. Перед тем, как уйти, Магеллан спросил Мануэла, может ли он попытаться подыскать иную службу. Король ответил, что он может делать, что угодно, после чего Магеллан собрался, согласно придворному этикету, поцеловать руку Мануэла, но тот ему этого не позволил.

Магеллан просил разрешения служить не при лиссабонском дворе, и, таким образом, он считал себя связанным с Мануэлем обязательствами дворянской чести. Но это не значило, что его эмиграцию в Испанию можно было рассматривать как предусмотренный старинными правилами отъезд вассала к другому сюзерену. Эти полузабытые правила обычно касались высшего дворянства, а не таких людей, как Магеллан. Для Мануэла он был не рыцарем былых времен, а воином, служившим за жалование и мурадию. Законы и мораль не могли осудить Магеллана, который не скрывал своих намерений. Эмиграция в Испанию выглядела как естественный поступок свободного человека нового времени, желающего самому выбрать, где ему жить.

Подобно другим португальским эмигрантам, Магеллан поселился в Севилье. В то время это был небольшой старинный город, развивавший заморскую торговлю а помощью Kaca де контратасьон (Палаты контрактов), ведомства, которому были поручены организация экспедиций, надзор за торговлей с колониями и т. д. Севилья, речной порт на Гвадалквивире, принимала морские корабли и ремонтировала их.

Комендантом арсенала Севильи испанцы назначили одного из знатных португальских эмигрантов. В его отсутствие за арсеналом присматривал другой португалец, Диогу Барбоза, родственник мореплавателя, на дочери которого, Беатриче, Магеллан женился в конце 1517 или начале 1518 года. В семье, с которой его связал брак, знали морскую службу. Глава семьи одно время служил в Индии, как и его племянник Дуарте, возможно,

стр. 67

знакомый Магеллану по колониям, а теперь готовый принять участие в новой экспедиции к Молуккам.

В Каса де контратасьон Магеллан не получил поддержки. Каса не желала рисковать, и ему было сказано, что пути к Молуккам отрезаны демаркационной линией, проведенной римским папой через Атлантику, чтобы разделить испанские и португальские владения (с правом прохода испанцев на запад до широты острова Иерро в Канарском архипелаге). Каса готова была считать, что Молукки лежат недалеко от Вест-Индии, что Испания может на них претендовать, но она не может нарушать демаркационнукинию. Вероятно, у Магеллана опустились бы руки, если бы не помощь X. де Аранды, одного из руководителей Касы. Он не стал спорить со своими коллегами, но дал понять мореплавателю, что разговор не окончен.

Коммерсант и царедворец, Аранда разглядел в Магеллане человека, способного осуществить задуманное плавание, сулившее немалые выгоды. Доходы португальцев от торговли с Моллуками были достаточно велики, чтобы подтолкнуть Аранду помочь экспедиции, исходя из собственных интересов. Суть того, что он предложил мореплавателю, сводилась к следующему. Чтобы получить в Испании средства на экспедицию, Аранда был готов использовать свое влияние в придворных кругах за плату в виде части (одной пятой) будущих прибылей Магеллана. Предложение Аранды можно было рассматривать как вымогательство. Но что мог поделать Магеллан, эмигрант, которому, не будь Аранды, пришлось бы дневать и ночевать в приемных знатных особ, далеко не всегда расположенных к рискованным проектам.

По совету Аранды в январе 1518 г. Магеллан отправился в Вальядолид, где временно располагался королевский двор. Успех поездки был полным. Магеллана представили высоким чиновникам, в том числе кардиналу Адриану Утрехтскому (бывшему опекуну молодого короля), и самому королю Карлу I, который вскоре к испанской короне присоединил корону германского императора как Карл V. Проект экспедиции был одобрен, появились документы о ее составе, о правилах поведения в будущих колониях, о правах Магеллана и т. д. Для поощрения капитанов и маэстрес Карл, по просьбе Магеллана, обещал им после возвращения домой дворянство. Магеллан назначался капитан-генералом. В июле 1518 г. на королевском совете Карл посвятил его в командоры ордена Сантьяго (св. Якова Меченосца).

Экспедицию несколько раз откладывали из-за затянувшегося ремонта кораблей, недобора моряков и т. п. Фактически всему была одна причина: нехватка денег. В общей сложности было потрачено 8,75 млн. мараведи, то есть около 22 тыс. дукатов (в дукате обычно было 3,45 г золота высокой пробы). Карл дал более 15 тыс., используя, прежде всего, вест-индские доходы. Разницу покрыл, главным образом, антверпенский дом де Аро. Созданный выходцами из Испании, этот дом неплохо зарабатывал на пряностях, торгуя в Лиссабоне.

Сохранилось письмо, адресованное Мануэлу португальским послом в Испании, о мерах, которые он принимал, чтобы помешать экспедиции на Молукки. Посол постоянно находился при дворе Карла, поскольку готовилась свадьба Мануэла (после смерти двух первых жен) на сестре испанского короля. В беседе с Карлом, как доносил посол в сентябре 1518 г., он сказал, что в Кастилии хватает своих людей для заморских путешествий, а потому незачем брать на службу вассалов другого короля, своего друга. Карл рекомендовал послу побеседовать с кардиналом Утрехтским; эта беседа состоялась, но ничего не дала. Послу было сказано, что, во-первых, Магеллан намерен отправиться за пределы португальской зоны влияния, и, во-вторых, на испанскую службу переходили всего несколько бывших вассалов Мануэла, тогда как сама Португалия набирала на свой флот немало кастильцев ⁴ .

В октябре 1518 г. произошло столкновение между Магелланом и его моряками, с одной стороны, и, с другой - праздной толпой севильцев,

стр. 68

наблюдавших за ремонтными работами на одном из кораблей экспедиции. Поводом к столкновению стало водружение на корабле личного флага капитан-генерала, флага, принятого севильцами за государственный португальский. Его появление они расценили как оскорбление испанцев и вызвали полицию, которая их поддержала. Столкновение привело к тому, что один из маэстрес был ранен, а рабочие, нанятые капитан-генералом, разбежались. Инцидент, оставшийся без последствий, показал, в какой обстановке готовилась экспедиция. Севильцы видели в португальских морях конкурентов, нанимавшихся на флот по низким ставкам, а потому сбивавших заработки. Магеллан в докладе королю писал, что рассматривал поведение толпы и полиции, как оскорбление, нанесенное самому Карлу, принявшему португальцев на службу. Флаг не был спущен, писал капитан-генерал, в частности, потому что все происходило на глазах одного португальского дворянина, прибывшего для переговоров о возвращении его, Магеллана, в Лиссабон. Если бы флаг спустили, это было бы ударом для капитан-генерала, свидетельством приниженного положения португальцев в Севилье.

Португальского дворянина, которого поминал Магеллан, звали С. Ал-вариш. В архивах найдено его донесение от 18 июля 1519 г., в котором он давал оценку готовности испанской экспедиции к плаванию. По его словам, он видел старые, не раз чинившиеся корабли, которые были вытащены на берег для нового ремонта. Починка длилась одиннадцать месяцев, а затем суда, спущенные на воду, конопатили и смолили. Алвариш поднимался на палубы, и, как он утверждал, он вряд ли согласился бы плыть к Канарским островам на этих кораблях с гнилыми креплениями для шпангоутов.

Возможно, корабли Магеллана были не самыми лучшими, но они через полтора года пересекли Тихий океан, а один из них смог совершить кругосветное путешествие, длившееся три года. Конечно, в пути Магеллан, как и другие мореплаватели, ходившие в Америку и страны Востока, вел ремонтные работы. И все же, надо думать, за два месяца до отплытия, когда на кораблях побывал Алвариш, готовность экспедиции была довольно высокой, и гнилые детали, если они были, оказались вовремя заменены. Не исключено, что Алвариш брался судить о предмете, в котором не разбирался, или выдавал желаемое за действительное.

В плавание шли пять кораблей. Их водоизмещение измерялось в тоне-лее де порте - фрахтовых бочках. Крупнейший из кораблей, "Св. Антоний", имел 120 тонелес. Исследователи XX в. считают, что тонелес равнялись 2,43 куб. м каждая. При таком значении тонелес окажется, что "Св. Антоний" имел 290 т водоизмещения. Прочие корабли должны были иметь 266 т (флагман "Тринидад"), 218 т ("Консепсьон"), 206 т ("Виктория"), 182 т ("Св. Яков") ⁵ .

Это были двух- и трехмачтовые парусники. Они имели в длину 20-30 м, в ширину - 7 - 10 метров. На каждом из них было по две башни, на баке и корме. На мачтах крепились в один-два яруса паруса, обычно прямые. Когда на Молукках меняли паруса, А. Пигафетта, оставивший наиболее полные записи о путешествии, отметил, что на новых полотнищах был изображен крест св. Якова (апостола, по преданию крестившего Испанию). Крест сопровождала надпись: "Се знамение нашего успеха". Корабли на наиболее длинном участке пути, при переходе через Тихий океан, шли, используя сравнительно благоприятные ветры, со средней скоростью 3,7 узла в час. "Виктория", завершая кругосветное путешествие, прошла в Индийском океане медленнее, делая по 3 узла.

На вооружении кораблей были в общей сложности семь десятков бомбард разного типа, десяток фальконетов (бивших свинцовыми ядрами), полсотни аркебуз, латы на сотню солдат, луки и стрелы, ракеты, зажигательные снаряды. Каждый капитан был снабжен пергаментными картами, парой компасов с запасными иглами, астролябией, несколькими квадрантами, песочными часами. Помимо всевозможных припасов были взяты товары для обмена в заморских странах: носильное платье, металлические изделия, женские украшения, колокольчики (их в Юго-Восточной Азии

стр. 69

считали стимулом в любовных наслаждениях), ртуть для лечения сифилиса.

Корабли снаряжались под контролем Каса де контратасьон. Были установлены штаты: 235 человек, хотя фактически в экспедицию ушли не менее 280. Магеллан и его спутники получали из казны жалование. Капитан-генералу причиталось ежегодно 50 тыс. мараведи и ежемесячно - по 8 тыс. в течение плавания. Главным интендантом флотилии стал один из капитанов, X. де Картахена, "конхунта персона", то есть лицо, руководящее флотилией совместно с Магелланом. Матросы получали невысокую плату (по 1200 мараведи в месяц), маэстрес - в два с половиной раза больше.

Набор маэстрес и матросов в экспедицию затягивался, найти опытных людей было нелегко. Объяснялось это невысоким жалованьем, нежеланием многих моряков отправляться в неведомые края, за пределы Вест-Индии, туда, где была угроза столкновений и с коренным населением, и с португальцами, обосновавшимися на подступах к Молуккам. Часть маэстрес была зачислена в штат лишь после того, как король предложил Каса де контратасьон оказать на них давление, напомнить, что их карьера зависела от государства.

Давали о себе знать антипортугальские настроения, особенно среди капитанов и маэстрес. В упомянутом донесении Алвариша говорилось, что у Магеллана возникли острые разногласия с Картахеной и К. де Аро, финансировавшим экспедицию. Магеллан не желал медлить с комплектованием экспедиции, но он был связан по рукам и ногам низкими ставками жалованья, не устраивавшими испанских моряков. Картахене и Аро, в свою очередь, хотелось набрать побольше испанцев, людей, на которых именно они могли бы положиться. К тому же подчинение иностранцу, Магеллану, было для Картахены препятствием в собственной карьере. Среди капитанов и маэстрес шли разговоры о том, что капитан-генерал, в отличие от руководителей других экспедиций, им не доверяет, скрывает точный маршрут, по которому пойдут корабли. Открой Магеллан этот маршрут, он сыграл бы на руку таким людям, как Алвариш, умевшим добывать информацию (в своем донесении Алвариш писал, что имел двух осведомителей, в доме Аро и в самой экспедиции). Намного вырос бы риск встретить на пути к Молуккам португальские эскадры, готовые помериться силами с испанцами.

Противостояние испанских капитанов и маэстрес Магеллану принимало характер вражды, которую Картахена, по-видимому, не очень скрывал. На совещании с капитан-генералом он и Аро заявили Магеллану, что не станут платить португальским морякам жалованье, поскольку их "так много". Всего, по сведениям Алвариша, к тому времени было набрано пятнадцать португальцев, не считая слуг. Был послан запрос королю, который ответил, что хватит и пяти португальцев.

Магеллан был готов к уступкам, во всяком случае, на словах. Он объявлял о наборе моряков через глашатаев по городам Андалусии, но безрезультатно. Стало ясно, что недобор моряков будет слишком велик, если исключить иностранцев. С согласия (по-видимому, молчаливого) испанских властей в экспедицию включили около сорока португальцев, в том числе группу маэстрес. Среди них был брат Ф. Серрана, Ж. Серран, которому Магеллан в ходе экспедиции поручил командование "Св. Яковом". Кроме португальцев с Магелланом отправились 5 фламандцев, 19 французов, 27 итальянцев. Одним из итальянцев был Пигафетта, числившийся внештатным моряком ⁶ .

10 августа 1519 г. экспедиция покинула Севилью и спустилась к устью Гвадалквивира, в атлантический порт Санлукар-де-Баррамеда. Это было сделано по рекомендации Каса де контратасьон, которая желала показать, что завершила в Севилье все приготовления. Фактически погрузка припасов и набор моряков продолжались, как продолжались споры Магеллана с его испанскими офицерами. Детали споров неизвестны, но в архивах сохранились сведения, что двух португальцев отстранили от плавания, а одному из испанских капитанов, Л. де Мендосе, было передано распоряжение короля,

стр. 70

чтобы он прекратил препирательства и подчинился капитан-генералу. Надо думать, у Магеллана было нелегко на сердце, когда 20 сентября 1519 г. экспедиция, наконец, подняла якоря и вышла в Атлантический океан.

Путь до Канар занял всего неделю, а далее к Южной Америке пришлось идти почти два месяца. На Канарах испанские капитаны выразили недовольство тем, что у них не было письменных указаний о маршруте. Они должны были иметь такие указания в соответствии с морскими правилами. Но у Магеллана, который отмалчивался, могли быть секретные инструкции на этот счет. Перед отплытием из Испании он в общих словах говорил, что пойдет к Южной Америке. Тем не менее от Канар он повел экспедицию к Островам Зеленого Мыса и далее вдоль гвинейского побережья, словно бы направляясь к мысу Доброй Надежды. Путь на юг у африканских берегов, где отсутствовали попутные ветры, был тяжел. Магеллан, знакомый не понаслышке с условиями плавания в этой части Атлантики, казалось, уводил экспедицию от ее цели.

Никаких объяснений избранному курсу Магеллан никому не давал, ни капитанам, ни маэстрес. Обстановка не располагала к откровениям. И, надо думать, у капитан-генерала были основания отклоняться от обычного пути к бразильским берегам. При этом изменение курса, на которое он пошел, было не так велико, учитывая, что где-то близ Сьерра-Леоне флотилия резко повернула на запад. Причина, по которой Магеллан задержался у берегов Африки, могла быть двоякой. Во- первых, капитан-генералу в начале пути, пока не поздно, не мешало оценить реакцию испанских капитанов на его решения, пусть непредсказуемые. Оказалось, что все капитаны, помимо Картахены, предпочли смолчать, если не считать того, что ими было сказано на Канарах. Во- вторых, капитан-генералу следовало подумать, как "замести следы", лишить Лиссабон точной информации о маршруте флотилии. Ему не встретился ни один португальский корабль, а португальские Острова Зеленого Мыса флотилия прошла вне видимости берегов. Всего этого было достаточно, чтобы считать разумным избранный маршрут.

В конце октября - начале ноября, когда флотилия еще не повернула на запад к Бразилии, Картахена решил вмешаться в события. Согласно регламенту, ежедневно, если позволяла погода, корабли должны были подходить к флагману и запрашивать новые инструкции. Картахена дважды включал в запрос просьбу сообщить о причинах, по которым экспедиция шла на юг, а не на запад. Оба раза от Магеллана был получен резкий (возможно, нарочито резкий) ответ: следуйте за флагманом и не задавайте вопросов. Задетый за живое, капитан "Св. Антония" решил расквитаться с капитан-генералом, нарушая уставную форму приветствия. При очередном запросе он обратился к Магеллану, как к капитану, опуская звание капитан-генерала. На замечание флагмана о необходимости соблюдать устав со "Св. Антония" прокричали, что Магеллана приветствовал лучший моряк корабля, и, если он хочет, в следующий раз это сделает паж.

В последующие три дня "Св. Антоний продолжал нарушать устав, не получая, однако, более замечаний с "Тринидада". Картахена решил - не в добрый час,- что добился своего, и что Магеллан был "поставлен на место". Но в отличие от Картахены, прошедшего школу мелких интриг при дворе, Магеллан познал науку командования у таких людей, как Перейра, который в свое время не постеснялся сломить будущего вице-короля А. де Албукерки. Отказ именовать Магеллана капитан-генералом можно было толковать как намерение не признавать его руководства флотилией. Это был вызов, который Магеллан не собирался оставлять безнаказанным.

Случилось так, что на "Виктории" было совершенно преступление. Предстоял военный совет капитанов, чтобы решить судьбу преступника. После совета, состоявшегося на флагмане, прошло обсуждение курса флотилии и неуставных обращений, адресованных Магеллану. Капитан "Св. Антония" имел неосторожность повторить допущенные им выходки, не сообразив, что он уже не на борту своего корабля. Когда Магеллан взял его за шиворот и сказал "вы арестованы", было поздно. Сопротивляться на

стр. 71

флагмане в окружении моряков, верных капитан-генералу, не имело смысла. Единственное, что смог Картахена, так это искать сочувствия присутствовавших капитанов, из которых никто его не поддержал. Правда, капитаны попросили Магеллана - и он пошел им навстречу - отправить Картахену в кандалах на их корабли (сначала на "Викторию", потом на "Консепсьон"), где режим для узника мог быть не так строг ⁷ .

К берегам Южной Америки подошли в последних числах ноября 1519 года. Почти две недели отдыхали в бухте Гуанабара, где ныне стоит Рио-де-Жанейро. За мысом Пунта-дель-Эсте берег повернул на запад, Магеллан подошел к заливу Ла-Плата. Было решено обследовать залив в поисках юго-западного прохода, в обход Южной Америки. Магеллан не полагался на сведения испанской экспедиции X. Д. де Солиса, побывавшей здесь ранее. Вперед был выслан Серран на "Св. Якове". Он сообщил, что морского прохода на запад нет, и экспедиция, покинув Ла-Плату, продолжила путь на юг.

С февраля 1520 г. Магеллан медленно продвигался за 35° ю. ш. вдоль полупустынной страны, где никто из европейцев еще не бывал. Местные индейцы, изредка показывавшиеся на берегу, носили одежду из шкур гуанако, разновидности ламы, а ноги для сохранения тепла обматывали сеном. Получались громоздкие "валенки", которые дали повод назвать страну Патагонией, то есть краем людей, рожденных с лапами (от испанского "пата" - лапа и греческого "гонос" - "порождение"). Магеллан обследовал обширные заливы, не жалея времени. Экспедиция шла в штормовую погоду, у берегов были велики приливы, нередко встречались рифы и мели, из-за которых корабли несколько раз получали повреждения. В конце марта Магеллан решил остановиться в бухте Сан-Хулиан, отдохнуть, заняться ремонтом, переждать приближавшуюся зиму южного полушария.

На время зимовки Магеллан распорядился урезать рационы. Распоряжение вызвало недовольство, усугублявшееся разговорами о бесполезности поисков юго-западного прохода. За разговоры, расшатывавшие дисциплину, были вынесены взыскания, а по кораблям было объявлено, что капитан-генерал вынужден экономить продовольствие, так как экспедиция еще далека от завершения. В то же время морякам рекомендовалось не сидеть сложа руки, а заняться охотой на водоплавающую дичь и рыбной ловлей, чтобы запасы продовольствия не так быстро убывали. Заявления Магеллана, по-видимому, несколько успокоили матросов, но они никак не повлияли на тех офицеров, которые были близки к Картахене. Судя по всему, эти офицеры сочли, что настал удачный момент, чтобы свести счеты с капитан-генералом, воспользоваться непопулярностью его приказов и желанием многих скорее вернуться в теплые края.

Подозревал ли Магеллан, что недовольство моряков могло вылиться в бунт? Было бы наивно думать иначе после всего, что произошло, включая арест Картахены. Но капитан-генерал не собирался хватать и наказывать всех, на кого могло пасть подозрение. В свое время Картахена был закован в кандалы за конкретный проступок, также как другие получили взыскания за разговоры, подрывавшие веру в то, что экспедиция находится на правильном пути. Теперь, чувствуя, что обстановка накаляется, Магеллан, судя по всему, не терял головы и ждал - если уж бунту было суждено вспыхнуть,- когда друзья Картахены примут явные меры к осуществлению своих замыслов. Позиция Магеллана могла кому-то показаться нерешительной, беспомощной. Но это было не так. Отказываясь карать лишь по подозрению, обрушиваться на правых и виноватых, капитан-генерал выказывал уверенность в своих действиях и спокойствие. Тем, кто выбирал, к кому присоединиться, стоило лишний раз все взвесить, подумать, куда может завести бунт. Возможно, благодаря этому, не одна горячая голова была спасена.

1 апреля 1520 г., в вербное воскресенье, капитан-генерал предложил всем экипажам сойти на берег, отстоять церковную службу, а затем подняться к нему на "Тринидад" и сесть за общий стол. На службу и обед не

стр. 72

прибыли Г. де Кесада (капитан "Консепсьона") и Л. де Мендоса (капитан "Виктории"). Не исключено, что оба побаивались, как бы эта служба и обед не кончились тем, чем кончилось для Картахены совещание капитанов в Атлантическом океане. В ночь на 2 апреля начался мятеж, поднятый обоими капитанами и освобожденным ими Картахеной ⁸ .

Ближайшей целью бунтовщиков был захват "Св. Антония", так как в его команде нашлось немало сочувствовавших Картахене, своему бывшему капитану. Три десятка матросов и офицеров "Консепсьона" во главе с Кесадой явились на "Св. Антоний" и призвали экипаж не подчиняться Магеллану, который-де, вопреки приказам короля, вел флотилию к верной гибели. Мятежники тут же арестовали А. де Мескиту, португальца, родственника Магеллана, назначенного им командовать "Св. Антонием" вместо Картахены. Когда за Мескиту вступился один из маэстрес, Кесада нанес ему несколько ударов кинжалом (позднее тот скончался от ран). Никто никакого сопротивления больше не оказывал, и можно было считать, что мятежники близки к полной победе. Три корабля, считая крупнейший, "Св. Антоний", были в их руках; против них оставались лишь "Тринидад" и "Св. Яков", причем последний, самый мелкий из кораблей, не мог представлять серьезной опасности.

О мятеже Магеллан узнал утром, когда шлюпка с "Тринидада" отправилась к другим кораблям собрать людей для забора пресной воды на берегу. Капитан-генерал сделал вид, что готов на переговоры. Кесаде была отправлена записка с предложением прибыть на "Тринидад" и в личной беседе изложить свои обиды. Ответ на записку пришел без промедления: мятежники сообщили, что опасаются того, кто с ними "дурно обращался", а потому настаивали, чтобы переговоры шли на "Св. Антонии".

Действия Магеллана говорили о точности его расчетов. Переговоры затянулись; шлюпка с шестью гребцами из мятежного лагеря спокойно курсировала между кораблями, создавая иллюзию, что все может кончиться миром. Выбрав удобное время, капитан-генерал предложил гребцам подняться на борт "Тринидада", где их без лишнего шума арестовали. Следующий удар был нанесен не по Кесаде и "Св. Антонию", а по "Виктории", где было немало португальцев и других иностранцев, а потому позиции мятежных капитанов не были достаточно прочными. На "Викторию" с новым порланием отправился ялик с "Тринидада", тоже с шестью гребцами во главе с альгвасилом - судьей флотилии, Г. Гомесом де Эс-пиносой. Капитан "Виктории" Мендаса всех принял на борт, и ему вручили новую записку Магеллана. Мендоса начал было ее с ухмылкой читать, когда Эспиноса воткнул ему нож в горло, а другой моряк с "Тринидада", тоже ножом, прикончил мятежника. Команда "Виктории" не успела опомниться, как с подвалившей к борту шлюпки, которая отошла от "Тринидада", на палубу ворвалась еще дюжина верных Магеллану моряков во главе с Барбозой. Экипаж, застигнутый врасплох, сопротивления не оказал, и активных мятежников тут же скрутили.

Приближалась ночь. Картахена и Кесада, надо думать, поняли, что с Магелланом лучше не тягаться в открытом бою. "Консепсьон" и "Св. Антоний" стояли в глубине бухты, тогда как три корабля капитан-генерала перекрывали им выход в океан. Под покровом темноты можно было попытаться вырваться из бухты и уйти от преследования. Среди ночи "Св. Антоний" выбрал два якоря, рассчитывая держаться на последнем, третьем, пока поднимут паруса. Но грунт не дал нужного сцепления, течение понесло корабль к выходу из бухты, и он оказался у борта флагмана.

Со стороны "Тринидада" по "Св. Антонию" ударили бомбарды, а с другого борта его взяла на абордаж "Виктория". Вслед за тем на палубу "Св. Антония" прыгнули люди Магеллана, восклицая при виде мятежников: "Вы за кого?" В ответ было слышно лишь: "За короля и вашу милость". После этого не составило труда арестовать Кесаду и его приближенных. На "Консепсьоне", где поняли, что случилось, ни о каком сопротивлении не было речи, и Картахена разделил участь прочих бунтовщиков.

стр. 73

Мятеж потерпел поражение, предстоял суд. По утверждению Г. Кор-реа, португальского хрониста начала XVI в., сразу после подавления бунта на "Виктории" шестеро моряков были повешены на топреях. Испанский архивист М. Ф. де Наваррете в тексте, который он в XIX в. предпослал публикации документов о Магеллане, сообщал, что более сорока человек были признаны заслуживающими смертной казни. Почти все были помилованы капитан-генералом, но три месяца носили кандалы и качали в трюмах насосы. Кесада по приговору суда был заколот кинжалом. Обязанности палача исполнил один из его приближенных, который за это сам был избавлен от смерти. Тела Кесады и Мендосы были четвертованы и развешены на кольях. Картахена и один из монахов, подстрекавший к мятежу, были наказаны тем, что их оставили на берегу после ухода экспедиции из бухты Сан-Хулиан. В дальнейшем они бесследно исчезли. Несколько бунтовщиков, в том числе прикрепленный к флотилии астролог, были трижды вздернуты на дыбу. Один из моряков после этого прожил недолго, а астролог перенес наказание и смог по-прежнему заниматься предсказаниями и ясновидением ⁹ .

Поражение мятежников в бухте Сан-Хулиан, казалось, положило конец неповиновению. Но не могла исчезнуть одна из причин мятежа - тревога моряков за свою судьбу в неведомых странах. Тревога заставляла верить всяким слухам, в том числе злонамеренным, например, тому, что Магеллан - или сумасшедший, или агент Португалии, что он губит экспедицию ради интересов короля Мануэла, ненавистника испанцев. Пожалуй, это более всего касалось экипажа "Св. Антония", где с самого начала было немало противников Магеллана.

Другой причиной беспокойства для членов экспедиции было уменьшение запасов продовольствия. Его недостаток стал особенно заметен, когда погиб вместе со своими припасами "Св. Яков", уходивший в разведку. Экипаж из 38 моряков спасся, за исключением одного человека, и был распределен по прочим кораблям, встав на их довольствие. Целью разведки "Св. Якова" был поиск прохода на запад, что требовало тщательного обследования побережья. Пока шел ремонт остальных кораблей, "Св. Яков" мог облегчить задачу всей флотилии. Далеко уйти ему не удалось ввиду встречных ветров. В бурю корабль потерял управление, напоролся на прибрежные скалы и разбился.

Стоянка в Сан-Хулиане длилась четыре с лишним месяца. За это время Магеллан потерял около тридцати человек: казненных после мятежа, умерших от болезней, погибших из-за несчастных случаев. В руководстве экспедиции произошли перемены. Помимо Мескиты (на "Св. Антонии") капитаном стал Барбоза (на "Виктории"); Серран, потерявший "Св. Якова", был переведен на "Консепсьон". 24 августа 1520 г. флотилия покинула Сан-Хулиан, но уже через два дня, зайдя в бухту Санта-Крус, она вновь прервала путешествие. Причина была в непогоде и в новых повреждениях кораблей, днища которых несколько раз задевали грунт.

На этот раз стоянка затянулась почти на два месяца. Только 18 октября Магеллан смог выйти в океан и двинуться дальше на юг. А 21 октября 1520 г. экспедиция оказалась перед входом в какое- то подобие залива, который уходил в глубь материка. Магеллан стоял перед проливом, получившем его имя. Проход из Атлантики в Тихий океан был открыт.

Плавание испанских кораблей по незнакомому проливу было опасным. В его восточной части с берегов дули сильные ветры; лишь в глубине пролива, и то далеко не везде, горы защищали корабли от бурь. Останавливаться было неудобно, грунт не держал якоря, и для стоянок приходилось искать места, где на берегу можно было закрепить швартовы. Капитан-генерал выслал "Св. Антоний" и "Консепсьон" на поиски прохода, а остальные корабли оставил у входа в пролив. Поднялась буря, и стоять у берега вблизи скал было нельзя. В течение многих часов пришлось лавировать в проливе, поджидая ушедших вперед. Они, наконец, вернулись и сообщили, что прошли в бурю с немалым риском несколько десятков миль, что дальнейшее продвижение на запад вполне возможно.

Новость была радостной, но, по-видимому, не для экипажа "Св. Анто-

стр. 74

ния". Затянувшееся пребывание на дальнем юге грозило новыми лишениями. Вне зависимости от того, был ли открыт проход на запад или нет, среди маэстрес "Св. Антония" преобладали те же настроения, что и во время мятежа в бухте Сан-Хулиан. 8 ноября 1520 г., когда флотилия прошла Огненную Землю, Магеллан снова отправил "Св. Антоний" и "Консепсьон" в разведку. "Св. Антоний" больше не вернулся. По одним сведениями, он ушел на юг и, обойдя мыс Горн, оказался в Атлантике. По другим сведениям, корабль ночью проскользнул мимо Магеллана и добрался по проливу до мыса Вирхенес ¹⁰ .

Когда "Св. Антоний" пришел в Севилью (через полгода после своего дезертирства), испанские власти посадили в тюрьму всех, кто там был, включая ни в чем не виновного капитана Мескиту, закованного мятежниками в кандалы. Мятежники как один показали на следствии, что-де сбежали из-за жестокости Магеллана, который не знал, где находятся Молукки и, скорее всего, выполнял задание португальцев. Через несколько месяцев власти всех освободили, за исключением Мескиты, которому пришлось сидеть до возвращения "Виктории". Подозревая капитан-генерала в измене, власти, как сообщал Наваррете, взяли "под наблюдение" его жену, чтобы она не могла покинуть Испанию. Трудно сказать, что собой представляло такое наблюдение, похожее на домашний арест. Для молодой жены капитан-генерала это был удар, возможно, способствовавший ее скорой кончине, как и смерть ребенка, сына Магеллана, в конце 1521 года.

стр. 75

Капитан-генерал оставался в проливе более месяца, причем ряд дней ушел на безнадежные поиски "Св. Антония". 28 ноября 1520 г. флотилия, уменьшившаяся до трех кораблей, вышла из Магелланова пролива. Позади остались одни гористые острова, а к северу вдоль американского побережья тянулись такие же другие. На западе лежали водные просторы. Можно было предполагать, что они были частью Южного моря, которое открыл В. Н. де Бальбоа, когда он в 1513 г. пересек Панамский перешеек. Капитан-генерал был встречен хорошей погодой и легким ветром, благоприятным для продвижения на север. Он дал этому морю новое название, которое сохранилось на века: Тихий океан.

Две недели экспедиция плыла вдоль Южной Америки, то удаляясь в открытый океан, то приближаясь к берегу. Казалось бы, Магеллану следовало идти на северо-запад, к Молуккским островам. Но капитан-генерал, по-видимому, желал убедиться, что берег Америки тянется к Вест- Индии и не смыкается с Азией, во всяком случае, в этих широтах. Путь в Вест-Индию мог стать запасным вариантом при возвращении экспедиции в края, контролируемые испанцами. Кроме того, экспедиция зашла далеко на юг, и лишь севернее, по аналогии с Атлантикой, можно было ожидать юго-восточных ветров, пассатов, которые были способны помочь продвижению в сторону архипелагов, примыкающих к Азии.

За 38° ю. ш. Магеллан отклонился к северо - северо-западу, затем был взят курс на запад- северо-запад, к Молуккским островам, используя благоприятные ветры, течения и в целом неплохую погоду. Этот путь затянулся на срок, превысивший три месяца. Его большая часть прошла в Южном полушарии между экватором и тропиком Козерога. Были покрыты огромные расстояния - более 9 тыс. миль,- чего никто не мог предвидеть. Магеллан достиг экватора, еще не покинув Западного полушария. Он там не обнаружил ни Молуккских островов, ни каких-либо признаков земли вообще. Тем не менее он знал, что Молукки лежат где-то близ экватора, а далее на запад находится Малакка. После пересечения экватора флотилия некоторое время придерживалась прежнего курса, потом пошла на запад. Изменение курса было вызвано непредвиденным обстоятельством: переход затягивался, обрекая команду на голод и цингу. Ввиду этого следовало быстрее выйти к берегам Азии или к островам, примыкающим к ней с юго- востока. Все решения капитан-генерала были продуманы, определены складывающейся обстановкой. К несчастью, на пути экспедиции вплоть до Марианских островов не было обитаемой земли, отсутствовала возможность пополнить на суше запасы воды, рыбная ловля лишь изредка восполняла нехватку продовольствия.

Пока шли недалеко от берегов Южной Америки, можно было время от времени ловить рыбу. Пигафетта утверждал, что в Тихом океане "ели сухари, но не собственно сухари, а крошево, полное червей, так как хорошие сухари съели некие живые существа. Крошево воняло мышиной мочой, а питьевая вода была желтой, протухшей за много дней". Но тот же Пифагетта сообщал, что в "море - океане" (не уточняя в каком, то ли в Тихом, то ли в Атлантическом) встречались дорады, тунцы и макрели. 24 января 1521 г. впервые увидели необитаемый остров (из архипелага Туамоту), а через десять дней - еще один, по-видимому, о. Флинт из архипелага Лайн. Около второго острова было много акул. Максимилиан Трансильванский, секретарь Карла V, беседовавший с экипажем "Виктории" после его возвращения в Европу, писал о стоянке в течение двух дней "ради своего здоровья, чтобы подкрепить силы, ибо там была очень хорошая рыбная ловля" ¹¹ .

Надо полагать, голод и цинга ударили по экспедиции в конце перехода через Тихий океан, то есть в середине февраля - начале марта 1521 года. Скорее всего, к этим дням относятся замечания Пигафетты о том, что моряки ели опилки, кожу с рей, мышей, которых продавали друг другу по пол-дуката. У больных цингой опухали десны, они не могли принимать пищу. По материалам, опубликованным Наваррете, умерли 11 человек, но Пигафетта писал о 19, считая, видимо, и тех, кто скончался вскоре после перехода через океан.

стр. 76

Записи участников экспедиции и другие документы довольно скупо говорят об этом переходе. Не ясно, почему экспедиция не смогла существенно пополнить запасы продовольствия, например, в Магеллановом проливе, где было немало морского зверя и рыбы. Скорее всего, для засола не хватало соли; ее брали на борт в Севилье, но не исключено, что она хранилась на "Св. Антонии" или на "Св. Якове". Максимилиан Трансильванский, вопреки утверждениям о хорошей погоде в Тихом океане, писал, что Магеллан шел и в хорошую, и в плохую погоду. Часто ли удавалось собирать дождевую воду? Почему не стали задерживаться у о. Флинт, где ловили рыбу? Только ли из-за того, что там не было стоянок, о чем сообщали записи спутников Магеллана? Эти и многие другие вопросы остаются без ответа.

6 марта 1521 г. показались какие-то острова; на горизонте замаячили косые паруса, сделанные из матов. Экспедиция была спасена. Она вышла к обитаемой западной части Тихого океана, где можно было получить свежую пищу, поставить на ноги тех, кто еще не был безнадежно болен. На корабли, приставшие к наиболее крупному острову, Гуаму, поднялись хорошо сложенные, обнаженные рыбаки с длинными черными волосами, с кожей оливкового цвета. Но торговля с ними продолжалась недолго. Мирные отношения с чаморро, как называли себя островитяне, прекратились, когда выяснилось, что они то и дело забирались на корабли с единственной целью похитить там что удастся. Отбиваться от них становилось все труднее, а когда ночью была угнана лодка, привязанная к флагману, капитан генерал решил, что пора взяться за оружие. Он назвал эти острова Воровскими (Ладронес). Со второй половины XVII в., когда они были официально аннексированы Испанией, их стали именовать Марианскими. Новое название было дано в честь королевы Марианы Австрийской, вдовы Филиппа IV, при котором Испания утратила ряд владений в Европе.

Покинув Марианы, Магеллан через десять дней увидел Филиппины. Часть их была названа архипелагом св. Лазаря. Название не было сохранено, и с середины XVI в. вся островная группа стала именоваться Филиппинами в честь короля Филиппа II, сына и преемника императора Карла V. Первым островом Филиппин, которого достиг Магеллан, был обширный и сравнительно населенный Самар. Капитан-генерал не стал у него задерживаться, предпочитая остановки у близлежащих мелких и менее людных островов, где он чувствовал себя в большей безопасности. Там филиппинцы установили с экспедицией добрые отношения, доставили свежие продукты. Эти острова стали для испанцев лазаретом под открытым небом, и спустя три недели многие больные выздоровели. На одном из островов раб Магеллана Энрике, уроженец Суматры, впервые был понят местными жителями - висайя, среди которых нашлись моряки, говорившие по-малайски и по-явански.

Капитан-генерал не упускал из виду главную цель - поиск Молуккских островов. Филиппины на них не походили, хотя здесь встречались пряности (например, имбирь), также как золото, что заставляло не торопиться с отъездом в другие края. Нужны были сведущие моряки, знавшие путь к Молуккам. Таких людей легче всего было найти в торговых центрах, а потому был взят курс на Себу - остров и одноименный город, который, судя по всему, представлял собой скопление нескольких деревень. По мнению местных жителей, Себу был наиболее крупным из ближайших портов. Магеллан прибыл туда в начале апреля 1521 г. и был встречен без какой-либо враждебности.

Висайя и другие народности, населявшие Себу, Самар, Минданао и другие острова, в культурном отношении были схожи со своими индонезийскими предками. Рисоводы и рыбаки, они жили по берегам Филиппин в свайных постройках, недоступных океанским волнам во время прилива или в бурную погоду. Население делилось на знать, простолюдинов и рабов. Правитель Себу, стареющий раджа Хумабон, обнаженный до пояса, покрытый татуировкой, в торжественных случаях восседал перед народом на площади в окружении знати. Велась торговля с дальними

стр. 77

странами: Малаккой, Бирмой, Китаем. Существовала письменность на индийской графике.

По словам Пигафетты, висайя злоупотребляли пальмовым вином и с легкостью относились к интимным отношениям. "Женщины любили нас больше, чем своих мужей",- замечал он. Это замечание, казалось бы, свидетельство пикантной экзотики, настораживает, если учесть события в начале мая 1521 г., которые привели к нападению висайя на испанцев, понесших большие потери. Что касается рассуждений о супружеской неверности висайя, то, как писал один из филиппинских комментаторов европейских текстов, "покоренный народ всегда изображается в невыгодном свете" ¹² .

В ходе переговоров, проходивших на флагмане, представители Себу заявили, что готовы немедленно заключить договор о мире, а заодно принять христианскую веру. Капитан-генерал стал рассказывать им о сотворении мира, о необходимости почитать отца своего и мать свою, о вечном огне для грешников, затем прослезился, обнял представителей раджи и объявил, что мир заключен. В середине апреля раджа был крещен в присутствии нескольких десятков испанцев, в том числе Магеллана и двух моряков, облаченных в рыцарские доспехи. В тот же день крестили жену Хумабона и его приближенных, а в течение недели - чуть ли не всех жителей острова, что фактически означало подчинение Испании.

Отношения с Хумабоном, казалось, складывались удачно, тем более, что через несколько дней раджа объявил себя вассалом испанского короля. Однако подчинение Себу и соседних мелких островов, населенных висайя, не было полным. Лапулапу, один из вождей на о. Мактан, недалеко от столицы Себу, соглашался платить дань радже и европейцам лишь в ограниченном размере. В конце концов Магеллан решил сам отправиться на этот остров, взяв с собой 60 испанских моряков и группу воинов, верных Хумабону.

Набег, кончившийся гибелью Магеллана, был совершен 27 апреля 1521 года. С военной точки зрения он, судя по всему, не был продуман, и кое-кто из испанцев тщетно пытался отговорить капитан-генерала. Отправившись на Мактан на шлюпках в полночь, Магеллан подошел туда до рассвета. На берег был отправлен парламентер, предложивший Лапулапу смириться и уплатить дань, чтобы европейцам не пришлось показывать, "как разят наши копья" ¹³ . На это обращение было отвечено, что у островитян тоже есть копья, и, помимо них, - палицы.

Бой, завязавшийся с восходом солнца, шел у кромки воды. По утверждению Пигафетты, более полутора тысяч островитян разделились на три группы, атакуя европейцев. Стрельба из мушкетов и арбалетов, длившаяся полчаса, оказалась малоэффективна. Пули и стрелы европейцев пробивали щиты, которыми прикрывались висайя, но теряли убойную силу и, самое большее, могли ранить. Воины Лапулапу, ободряя себя громкими криками, все время перемещались прыжками, не давали европейцам вести прицельную стрельбу. Поскольку на моряках были кирасы и каски, висайя, целились главным образом в ноги противников, забрасывая их копьями, дротиками, камнями. По приказу Магеллана несколько моряков добрались до ближайших хижин и подожгли их, по- видимому, с целью отвлечь внимание висайя. Маневр ничего не дал, и давление на европейский отряд не ослабло.

Натолкнувшись на решительное сопротивление, моряки растерялись и стали вести беспорядочную стрельбу. Двое моряков, поджигавших хижины, были убиты. Получив ранение в ногу, капитан- генерал приказал начать постепенный отход, но большинство моряков обратилось в бегство, спеша добраться до шлюпок. Беглецов прикрыла небольшая группа, человек шесть-восемь, которые продолжали сражаться рядом с Магелланом, стоя по колено в воде. Им пытались помочь воины Хумабона, тогда как моряки из шлюпок в свою очередь открыли было огонь из мортир. О точности их огня можно судить по тому, что ядрами были убиты четверо воинов Хумабона.

По словам Пигафетты, Магеллан и сгрудившиеся вокруг него моряки

стр. 78

сражались более часа. Ясно, что у тех, кто находился в шлюпках и не был ранен, имелось время поддержать капитан-генерала, и не только неумелой пальбой из мортир. Никакой помощи помимо этой пальбы не было оказано, моряки в шлюпках предпочли роль зрителей. Наверняка у Магеллана и тех, кто остался с ним, в течение часа иссякли боеприпасы, и бой они вели лишь холодным оружием. Но почему Лапулапу, имея, по словам Пигафет-ты, полторы тысячи воинов, так долго не мог справиться с горсткой европейцев? Скорее всего, число воинов Лапулапу было на порядок меньше. Конечно, близ берега могли толпиться женщины и дети, ободрявшие воинов, подносившие камни и т. д. Всех их Пигафетта, по-видимому, и отнес к полутора тысячам воинов, из которых, по его подсчету, погибли всего-навсего 15 человек против 9 европейцев, не говоря о раненых.

Небольшая группа моряков вокруг Магеллана таяла. С капитан-генерала дважды сбивали каску, затем ранили в руку, державшую шпагу. Висайя опознали капитан-генерала и целились только в него. От удара по ноге он упал плашмя, лицом в воду, после чего оставалось лишь добить его. По словам одного из моряков, капитан-генерала прикончили ударом копья в горло ¹⁴ .

Спасшиеся участники набега без помех вернулись в Себу. Ввиду гибели Магеллана экипажами трех кораблей были избраны руководители экспедиции - Д. Барбоза и Ж. Серран. Раджа Хумабон с согласия моряков известил Лапулапу, что за выдачу тела Магеллана и других убитых европейцев жители Мактана могут требовать любой выкуп. В ответ было сообщено, что тело Магеллана не будет выдано ни при каких условиях, что оно останется на Мактане "на память".

Трудно сказать, что сделали жители Мактана с останками мореплавателя. Об обычаях, исчезнувших после крещения висайя, не так много сведений. Неизвестно, можно ли отнести висайя тех времен к "охотникам за черепами". К ним долгое время принадлежали калинга - жители глубинных районов о. Лусон. Многие калинга делали из основания черепа убитых неприятелей ручки, на которых подвешивали гонг. У других племен отрезанные головы передавались местному сторожу, помогая охранять деревню от теней усопших и от здравствующих недругов.

За гибелью Магеллана последовал новый удар: в начале мая 1521 г. экспедиция потеряла более двух десятков моряков, в том числе нескольких маэстрес, в столкновении с жителями Себу. Согласно почти всем рассказам об этом событии, раджа заманил европейцев под предлогом угощения в город, где на них напали его воины. П. М. д'Ангиера, священник при испанском дворе, был единственным, кто в своих записях опроверг эти рассказы. Ангиере исповедался один из спасшихся, генуэзский моряк с "Виктории" М. Юдицибус. По его словам, в Себу произошли "волнения, вызванные надругательством над женщинами" ¹⁵ . Замечание Пигафетты о победах над филиппинками, которые "любили нас больше, чем своих мужей", получило объяснение в устах моряка, назвавшего вещи своими именами.

При жизни Магеллана выходки моряков в отношении женщин Себу, по-видимому, сдерживались. Во всяком случае, на переговорах с раджой капитан-генерал утверждал, что испанцы как христиане не имели права вступать в связь с язычницами-филиппинками. Запрет должен был отпасть, когда жители Себу приняли крещение. Но и до этого, конечно, трудно было предотвратить бесчинства моряков. С начала экспедиции Магеллан должен был знать, что в далеких странах его спутников не удастся остановить религиозными поучениями. А после гибели руководителя европейцев и неизбежного падения их авторитета не приходилось ждать, что висайя станут безропотно сносить надругательства.

События конца апреля - начала мая 1521 г. привели к тому, что экспедиция поспешно покинула Себу и оказалась в открытом море на кораблях, нуждавшихся в ремонте, не успев погрузить ни воду, ни продовольствие. Численность экипажей к этому времени сократилась приблизительно до 150 человек, среди которых было немало больных и раненых. Справиться с управлением тремя кораблями было нелегко, а потому было

стр. 79

решено сжечь "Консепсьон", плыть дальше на "Тринидаде" и "Виктории". В южной части Филиппин, где с европейцами еще не были знакомы, удалось выменять немного съестных припасов, что позволило добраться до Брунея - наиболее крупного из островных портов, а затем уйти к одному из островов на север от Борнео (ныне Калимантан), где был произведен ремонт кораблей. Лишь через полгода после гибели Магеллана экспедиция, наконец, добралась до Молуккских островов, цели путешествия. Здесь "Виктория" и "Тринидад" нагрузились пряностями, главным образом гвоздикой. Экипаж "Виктории", избравший капитаном Хуана Себастьяна Элькано, опытного кормчего, баска по происхождению, решил возвращаться в Испанию через Индийский океан. Что касается "Тринидада", то он задержался на Тидоре из-за ремонта, после чего его экипаж был намерен пересечь Тихий океан в обратном направлении и достичь Вест-Индии. Расчет строился на том, что в северной части Тихого океана режим ветров должен был походить на атлантический, позволяющий продвигаться на восток. Далее моряки собирались найти проход из Тихого океана в Карибское море через Панамский перешеек. В существование такого прохода готовы были поверить многие, наслушавшись рассказов о водных путях в Центральной Америке.

Судьба "Тринидада", флагмана Магеллана, была плачевна. Корабль покинул Молукки в конце марта 1522 г. и пошел на север в соответствии с планами экипажа. После долгих странствий испанцы достигли 42° с. ш., то есть оказались на широте южной части Хоккайдо. Здесь "Тринидад" попал в бурю, из которой вышел с порванными парусами, проломленной палубой и рухнувшей грот-мачтой. Было решено отказаться от плавания в Вест-Индию и вернуться на Молукки. Когда после полугодового отсутствия корабль прибыл на Тидоре, в живых оставались 24 человека из 53. К этому времени на Молукках появилась португальская флотилия. Узнав о возвращении испанцев, португальцы их всех арестовали. "Тринидад" едва дотянул до берега и тут же затонул; все, что португальцы нашли нужным, с него сняли, в том числе документы, принадлежавшие Магеллану. Арестованных испанцев содержали без всякого суда как каторжан, большинство их погибло. Лишь четверых через несколько лет отпустили на родину ¹⁶ .

Путь в Европу "Виктории", которая завершила кругосветное путешествие, был также трагичен, но все же часть ее экипажа через девять месяцев добралась до Испании. Элькано расстался с Молукками в декабре 1521 г., имея на борту 47 европейцев и 13 индонезийцев. До Европы доплыли 18 европейцев и 4 индонезийца. Через Индийский океан шли почти три месяца. С трудом преодолев неблагоприятные ветры и течения у мыса Доброй Надежды, Элькано вышел в Атлантику и еще через два месяца добрался до португальских Островов Зеленого Мыса.

7 сентября 1522 г. корабль, наконец, вошел в испанский порт Санлукар-де-Баррамеда, тот, который он покинул без малого за три года до этого.

Вскоре "Викторию" отбуксировали в Севилью. Там ее экипаж со свечами в руках, босиком, в одних рубашках, отправился по церквям на благодарственные службы. Элькано вызвали в Вальядолид ко двору. Мореплаватель был награжден знаменитым гербом с изображением земли и надписью "Ты первым меня объехал" (по другим сведениям, "Первым меня измерил"). Император Карл объявил, что дает ему ежегодную пенсию в 500 дукатов. Элькано погиб через несколько лет в новом плавании, не получив своих дукатов, поскольку испанская казна была как обычно пуста ¹⁷ .

Возвращение "Виктории" и опрос ее экипажа опровергли слухи о том, что капитан-генерал был ставленником Португалии. О гибели Магеллана в Испании знали еще до прибытия "Виктории" через португальцев, которых в свою очередь известили индонезийские или малайские моряки, связанные с Филиппинами. Известие о смерти капитан-генерала свело через несколько месяцев в могилу его жену Беатриче. В Португалии сведения о том, что Магеллан пересек Тихий океан и достиг Малайского архипелага, привели в гнев короля Мануэла. По его приказу каменный герб Магелланов, прикрепленный к воротам их имения в Траз-уж-Монтиш, был разбит. Близких

стр. 80

родственников у покойного не осталось, имение вскоре пришло в запустение, на его месте новые владельцы возвели другие здания. Никаких монументов Магеллану в Европе не воздвигали, но память великого путешественника почтили в XIX в. на Филиппинах, где недалеко от места его гибели была поставлена стела ¹⁸ .

Испанской короне путешествие Магеллана позволило считать своими владениями ряд территорий в Южной Америке, претендовать на острова Тихого океана и часть Малайского архипелага, включая Филиппины и Молукки. От притязаний на Молукки император Карл отказался в пользу Португалии в 1529 г. за отступные деньги. Предварительно его представители вели с Лиссабоном долгие споры о том, где проходит продолжение линии, установленной папой для разграничения между испанскими и португальскими владениями. Эту линию предстояло провести вне Атлантики через северный и южный полюсы, то есть следовало исходить из шарообразности земли, несмотря на церковные каноны ¹⁹ .

Все эти споры в той мере, в какой они исходили из географических знаний, указывали на непреходящее значение экспедиции Магеллана. Португальцам, чтобы доказать, что Молукки были в их сфере влияния, приходилось скрывать свои географические карты, на которых, вопреки открытиям Магеллана, размеры земного шара были занижены, и Молукки чуть ли не примыкали к испанской Вест-Индии. Долгие годы Лиссабон считал непререкаемым авторитетом немецкого космографа М. Бехайма, умершего в Португалии в 1507 году. На глобусе Бехайма, самом старом из сохранившихся до наших дней, для Евразии отводилось 90° северного полушария, тогда как после путешествия Магеллана стало ясно, что нужны все 200°.

Значение открытий Магеллана состояло, в частности, в том, что он дал цельное и очень близкое к современному представление о размерах нашей планеты. Американский континент был обойден с юга, Тихий океан был пересечен, кругосветное путешествие было завершено спутниками Магеллана. Ввиду этого не только удалось определить расстояние между Евразией и Америкой. Стали известны размеры суши и моря на большей части земной поверхности. Выяснилось соотношение между различными океанами. Оказалось, что Тихий океан растянулся по экватору на 150°, то есть больше, чем на две пятых его протяженности. Открытия Магеллана касались, прежде всего, морей и океанов. Если Колумб открыл Новый Свет, а Васко де Гама проложил морской путь в Индию, то Магеллан доказал, что существует мировой океан, что он покрывает намного большую площадь, чем все известные в то время континенты. Открытия Магеллана свидетельствовали об обширности нашей планеты, о ее огромных ресурсах.

Примечания

1. GUILLEMARD F. H. H. The Life of Ferdinand Magellan and the First Circumnavigation of the Globe. 1480 - 1521. N. Y. 1890, p. 260-261.

2. HERRERA A. de. Historia General de los Hechos de los Castellanos. Decada II. Lib. II. Cap. XIX. Madrid. 1730, p. 53.

3. ARGENSOLA B. L. de. Conquista de las Islas Malucas al rey Felipe Tercero. Zaragoza. 1891, p. 15 - 16.

4. HARROS ARANAD. de. Vida e viagens de Fernаo de Magalhаes. Lisboa. 1881. Appendice, p. 181.

5. NAVARRETE M. F. de. Coleccion de los viages у discubrimientos. T. IV. Buenos Aires. 1946, p. III; VELHO A. Roteiro da primeira viagem de Vasco da Gama. Lisboa. 1960. Anexo II, p. 162 - 163.

6. [Denuce J.]. Pigafetta. Relation du premier voyage autour du monde par Magellan. Anvers - Paris. 1923, p. 32.

7. MEDINA J. T. Coleccion de documentos ineditos para la historia de Chile. l-a serie. T. I. Santiago de Chile. 1888, p. 164.

8. Ibid., p. 165 - 166.

9. CORREAG. Lendas da India. T. 2. Lisboa. 1860, p. 628 - 630.

стр. 81

10. HARROS ARANA D. de. Op. cit., p. 89.

11. PIGAFETTAP. Il primo viaggio intorno al mondo. Milano. 1956, p. 79; A Letter from Maximilianus Transylvanus to the Most Reverend Cardinal of Salzburg.- /Stanley of Alderley, Lord/. The First Voyage Round the World, by Magellan (Hakluyt Society. 1st Ser. N LII) Lnd. 1874, p. 197.

12. PIGAFETTAA. Op. cit., p. 110; BLUMENTRITT F. An Attempt at Writing a Philippine Ethnography. Marawi City /Philippine Islands/. 1980, p. 196.

13. PIGAFETTAA. Op. cit., p. 111.

14. MAFRA G. de. Libro que trata del descubrimiento del Estrecho de Magallanes. - Publicaciones de la real sociedad geografica. Madrid. 1920, p. 199 - 204.

15. MOSTO A. de. Il primo viaggio intorno al globo di Antonio Pigafetta. - Raccolta di documenti e studi pubblicati dalla R. Commissione Colombiana. Pte V. Vol. III. Roma. 1894, p. 81.

16. /Piloto Genoves/. Roteiro da viagem de Fernam de Magalhaes. - Colleccao de noticias para a historia e geografia das nacoes ultramarines. T. I. N II. Lisboa. 1812, p. 174 - 175.

17. KOELLIKER O. Die erste Umseglung der Erde durch Fernando de Magallanes und Juan Sebastian del Cano. München - Leipzig. 1908, S. 239 - 240.

18. GUILLEMARD F. H. H. Op. cit., p. 24 - 25.

19. NAVARRETEM. F. de. Op. cit., p. 351 - 367.