"Китайская стена", "укрыться за китайской стеной" - эти и им подобные выражения в нашем языке стали крылатыми, вошли в широкий обиход. Их смысл ясен каждому: оградиться стеной и жить за ней (разумеется, "стена" здесь чаще всего лишь метафора), отгородить себя от всех других, замкнуться в себе и очень мало интересоваться тем, что происходит вокруг. Корни этих выражений уходят в глубь веков, а связаны они с теми представлениями о китайской цивилизации, которые сложились у европейцев после первых контактов с Китаем и укрепились, когда в Европе стало известно о существовании мощного сооружения, охватывающего Китай почти на всем протяжении его северных сухопутных границ, от берегов Желтого моря до Тибета.

Великая китайская стена ("Ваньли чан-чэн" - "стена длиной в 10 тысяч ли") - одно из самых грандиозных сооружений древности. За тысячелетия своего существования она неоднократно ремонтировалась, перестраивалась, изменяла свой облик. К стене пристраивались новые участки и дополнительные ответвления, в результате чего общая длина всех ее линий (3930 миль) вдвое превысила первоначальную длину (1850 миль)¹ . Однако основной профиль сооружения от Шань-хайгуаня на востоке до Цзяюйгуаня на западе, со всеми его сторожевыми башнями, сигнальными вышками и гарнизонными поселениями, приобрел свои законченные формы еще в III в. до н. э., во времена императора Цинь Ши-хуанди.

Этот правитель вошел в историю как властный и жестокий деспот, железной рукой ломавший старые и устанавливавший новые порядки в созданной им империи. Рушились привычные жизненные устои, горели на кострах древние книги; бывшие удельные князья и аристократы теряли свое влияние и имущество, а их крестьяне, став подданными императора, все острее ощущали увеличивавшийся с катастрофической быстротою гнет новых налогов и повинностей. Миллионы крестьян были оторваны от земли и от своих семей для выполнения задуманной императором гигантской программы общественных работ. Наряду с возведением императорских дворцов и строительством столицы крупнейшим объектом в этой программе была Великая стена.

Что же побудило взяться за ее сооружение? Вопрос не так прост, как может показаться с первого взгляда. Обычно принято считать, что стена была воздвигнута для защиты от набегов кочевников. Действительно, жившие к северу от плодородных северокитайских равнин племена

¹ R. Silverberg. The Great Wall of China. Philadelphia. 1965, p. 49.

стр. 204

Степняков издревле совершали время от времени набеги на древнекитайские царства. Для защиты от таких набегов сооружались защитные валы еще задолго до Цинь Ши-хуанди. Подобные валы возводились в эпоху Чжаньго ("Враждующие царства", V - III вв. до н. э.) и на северных и на южных границах и служили защитой от вторжения не только степняков-кочевников, но и войск соседних китайских царств² . Однако на южных границах стенвалов было сравнительно немного, тогда как северные границы северокитайских государств уже на рубеже IV - III вв. до н. э. были покрыты ими почти сплошь. Это обстоятельство является достаточно веским аргументом против общепринятого взгляда, будто стена Цинь Ши-хуанди была сооружена прежде всего и главным образом для защиты от набегов кочевников. Защитный вал, построенный до первого императора, был достаточно крепок и вполне удовлетворял требованиям, которые могли предъявляться к сооружениям такого рода. Следует добавить, что и кочевые племена, обитавшие к северу от Китая, в эпоху Цинь Ши-хуанди были слабы и раздробленны, переживали еще период постепенной консолидации и не представляли собой серьезного источника тревог и беспокойств, как это имело место несколько позже, с начала эпохи Хань. Синологи, изучавшие историю создания стены и взаимоотношений китайцев с их северными соседями, обратили особое внимание на некоторые другие аспекты проблемы, подчас остающиеся в тени, несмотря на их первостепенное значение. Прежде всего это касается роли стены как могучей преграды не только для кочевых народов, но и для самих китайцев³ . Стена должна была служить крайней северной линией возможной экспансии китайцев, той линией, которая предохраняла подданных "Срединной империи" от перехода к полукочевому образу жизни, от слияния с "варварами". Разумеется, для этого одних лишь защитных валов было недостаточно; требовалась мощная, надежно отделявшая территорию Китая преграда. К тому же стена, резко разграничивавшая две различные природные зоны, два типа экономики - земледельческий и скотоводческий, была призвана четко зафиксировать границы китайской цивилизации, способствовать консолидации только что составленной из ряда завоеванных царств единой империи, противопоставившей себя "варварскому" миру. В этой связи интересна одна из бытующих в Китае легенд о причинах сооружения стены. Как-то душа спящего Цинь Ши-хуанди взлетела на Луну и оттуда бросила взгляд на Землю. С заоблачных высот его империя казалась лишь маленькой точкой. Вот тогда-то и появилась у императора идея соорудить стену, которая окружала бы всю империю, превратив ее тем самым в "единую семью"⁴ .

Видимо, потребность в политической консолидации действительно сыграла свою роль как одна из побудительных причин сооружения стены. Разумеется, строительство столь грандиозного объекта поднимало также престиж нового императора и являлось орудием его экономической политики. Важно, однако, сказать о еще одном, на первый взгляд несколько неожиданном для серьезного научного анализа обстоятельстве, на которое как на чуть ли не основной стимул для возведения стены обратил внимание один из первых исследователей проблемы, У. Гейл. Цинь Ши-хуанди был очень суеверен. Отрицательно относясь к конфуцианству, в котором император видел враждебную идеологию, император симпатизировал сторонникам даосской религии, верил в их поиски бессмертия, астрологические выкладки, толкования снов и вообще был склонен к мистике. Существует такая легенда: императору приснился сон, будто один заяц держит в руках солнце, а другой хочет отнять его, затем появляется третий, черный заяц и забирает солнце себе. Проснувшись, император потребовал под страхом смертной казни объяснить ему смысл виденного. Тогда один из приближенных предположил, что речь шла о том, как два враждующих китайских царства были побеждены пришельцем извне. Чтобы избежать такого рода опасности, следует соорудить стену⁵ .

² Чжу Се. Ваньли чанчэн сюцзянь ды яньгэ. (История сооружения стены в 10 тысяч ли). "Лиши цзяосюэ", 1955, N 12, стр. 17 - 18; R. Silverberg. Op. cit., pp. 17 - 25.

³ На это обстоятельство обратил внимание О. Латтимор (O. Lattimore. Origins of the Great Wall of China: A Frontier Concept in Theory and Practice. In: O. Lattimore. Studies in Frontier History. "Collected Papers, 1928 - 1958". P. 1962, pp. 98 - 99, 110, 117 etc.).

⁴ W. E. Geil. The Great Wall of China. L. 1909, p. 155.

⁵ Ibid., p. 311.

стр. 205

Эта легенда представляется продуктом более позднего мифотворчества; в ней идет речь об угрозе со стороны "черного зайца". Со словом "черные" у китайцев обычно ассоциировались кочевые племена, обитавшие на северных границах Китая в эпоху средневековья. Не случайно и то, что здесь сделан упор на опасность извне, тогда как во времена Цинь Ши-хуанди эта опасность не представлялась еще серьезной. Но легенда интересна тем, что она связывает решение строить стену именно с вещим сном императора, то есть с его суевериями и предрассудками. В работе Гейла даже ставится вопрос о том, нет ли оснований полагать, что суеверный император видел в строительстве стены в первую очередь защиту от злых духов суровых северных районов. Не можем ли мы увидеть в ломаных очертаниях стены образ гигантского извивающегося дракона, навеки застывшего и надежно охраняющего спокойствие и благополучие империи?⁶ .

Предположения Гейла не получили поддержки со стороны других исследователей, которые по-прежнему обращали внимание на более "материальные" причины сооружения стены. Однако едва ли правильно вовсе отметать эти предположения как несостоятельные: зафиксированный источниками суеверный характер первого императора с его склонностью к мистике даосского толка делает гипотезу Гейла достаточно правдоподобной. И, уж во всяком случае, очевидно, что не однозначный импульс, а весьма сложный комплекс причин и обстоятельств самого различного плана побудил Цинь Ши-хуанди принять решение о возведении стены, призванной навечно закрепить северные границы Китая и отгородить "Срединную империю" от воздействий извне, максимально ограничив ее контакты с внешним миром.

Сооружение стены велось исключительно быстрыми темпами и заняло не более 9 - 10 лет. По приказу императора на северные границы страны в 221 г. до н. э. была послана трехсоттысячная армия во главе с полководцем Мэн Тянем, на которого и была возложена задача построить стену. Эта нелегкая работа стоила немалых средств и сил. Мэн Тянь должен был не просто соединить существовавшие прежде защитные валы, заполнив разрывы между ними: в его задачу входило создание принципиально нового сооружения, в основном из камня и кирпича, с различного рода фортификационными укреплениями. При этом надо иметь в виду, что значительная часть стены располагалась в горных районах, доступ к которым был затруднен. Мэн Тянь начал с того, что создал в непосредственной близости от линии стены по всему ее фронту 34 основные базы, которые были связаны дорогами с южными районами страны. На базы под строгой охраной направлялись нескончаемые обозы со строительными материалами и продовольствием, а также мобилизованные для обслуживания стройки крестьяне. А оттуда материалы, продовольствие и людские ресурсы распределялись по расположенным неподалеку от них гарнизонным поселкам, где жили строители. Каждый из поселков, в свою очередь, рассылал строителей, оборудование и запасы на переднюю линию стройки, в районы сооружения сторожевых башен. С возведения башен, число которых достигало 25 тыс., и начались строительство и реконструкция прежних защитных валов. Башни были неодинаковыми по размеру и сооружались, как и вся стена, из различных материалов, однако каждая из них являла собой внушительное строение в форме усечённой квадратной пирамиды шириною и высотою около 12 метров. Башни располагались на расстоянии, не превышавшем "два полета стрелы", и соединялись толстой отвесной стеной высотою около 7 м и шириною, достаточной для того, чтобы по ней могла пройти шеренга из восьми человек⁷ .

Как же производилась демаркация границы и выбиралась трасса будущей стены, особенно в тех случаях, когда стена сооружалась заново? Легенда, известная едва ли не каждому китайцу, гласит, что первый император имел волшебную белую лошадь, которая с легкостью преодолевала и горы и долины. Верхом на этой лошади Цинь Ши-хуанди самолично проехал по трассе будущей границы. Там, где лошадь оступалась (а это происходило примерно трижды на протяжении каждого ли, то есть полукилометра), возводили сторожевую башню. Разумеется, в действительности все было и проще и сложнее. "Ваньли чанчэн" проходила по северной границе Китая и создавалась с учетом уже существовавших

⁶ Ibid., pp. 207 - 217.

⁷ R. Silverberg. Op. cit., pp. 44 - 47. Остатки первоначальной стены, сооруженной Мэн Тянем, сохранились в ряде районов, особенно в западной части страны, и поныне.

стр. 206

валов, которые в свое время тоже с достаточной тщательностью отграничивали плодородные территории земледельческих равнин от горных и степных безлюдных районов, малопригодных для земледелия и населенных сравнительно редкими ордами кочевников. В тех случаях, когда трасса создавалась заново, строители учитывали природные условия местности, степень ее доступности, обитаемость, наличие дорог, возможность доставки материалов. Насколько можно судить по результатам, линия стены должна была служить наиболее удачно выбранным водоразделом между коренными районами Китая и "варварскими" территориями, лежавшими к северу. Подразумевалось, что земли к северу от стены уже не являются китайскими. Линия стены от побережья (Шаньхайгуань) и до излучины Хуанхэ проходила примерно по 40-й параллели, оставляя к югу плодородные долины среднего и нижнего течения Желтой реки. После пересечения реки стена шла южнее, отграничивая с юга расположенные в районе излучины пустынные и степные земли Ордоса. Далее, вторично форсировав Хуанхэ, линия стены снова поднималась к северу, достигая в своем конечном пункте (Цзяюйгуань) все той же 40-й параллели.

Исследователи специально подчеркивают, что с точки зрения природно-географических условий район расположения стены представлял и представляет собой своеобразную переходную зону, состоявшую из ряда полос, которые, по существу, определяют грань между кочевым севером и земледельческим югом. При этом надо иметь в виду, что стена, несмотря на ее ярко выраженную линейность, на деле являла собой достаточно широкую полосу защитных и оборонительных сооружений. Так, с китайской стороны стену предваряли гарнизонные поселения сторожевой охраны, разветвленная сеть различного рода складов и баз. С внешней стороны неподалеку от стены высились сигнальные вышки, своеобразные дозорные пункты сторожевой охраны. Еще дальше в сторону степей уходили специальные башни (числом до 15 тыс.), игравшие роль передовых форпостов пограничной линии⁸ . Кроме того, после сооружения стены часть территории за стеной, особенно в Ордосе, была колонизована китайскими поселенцами⁹ .

Строительство стены в основном было завершено в 213 г. до н. э. Оно дорого обошлось китайскому народу. Кроме трехсоттысячного войска Мэн Тяня, в строительстве стены принимали участие сотни тысяч мобилизованных крестьян. Оторванные от семей, страдавшие от голода и лишений и работавшие буквально на износ, долго они не выдерживали. На смену погибшим присылали новых, но и их ждала та же участь. Буквально вся трасса стены была покрыта костями погибших. По некоторым данным, на этом "самом длинном кладбище в мире" захоронено до 400 тыс. человек¹⁰ . В памяти народа строительство стены запечатлелось как страшный кошмар и нашло отражение в различного рода сказах, плачах и преданиях о трагической судьбе людей, мобилизованных на стройку. Наиболее известно сказание о Мэн Цзян-нюй, муж которой погиб на строительстве. Не зная о смерти мужа, женщина отправилась к нему с теплой одеждой на зиму. Услыхав весть о его гибели, Мэн так горько рыдала, что обвалилась та часть стены, под которой были погребены останки мужа. Трагедия Мэн была усугублена тем, что она имела несчастье понравиться императору, который выразил желание взять ее к себе. Притворно согласившись на это, дабы иметь возможность достойно похоронить мужа, женщина затем покончила с собой, бросившись в реку¹¹ .

Вскоре после окончания строительства стены и последовавшей за этим в 210 г. до н. э. скоропостижной смерти первого императора династия Цинь пала под ударами победоносного крестьянского восстания, предводитель которого основал новую династию - Хань, правившую страной вплоть до III в. н. э. Эпоха Хань была периодом укрепления империи, роста ее вооруженных сил. Она ознаменовалась беспощадными войнами с кочевыми племенами, большими завоевательными походами и отторжением огромных территорий, простиравшихся за пределами Китая. Однако именно в эпоху Хань значение Великой стены как стабильной северной границы

⁸ R. Silverberg. Op. cit., pp. 46 - 47.

⁹ В Ордосе было поселено около 30 тыс. семей, однако из-за того, что ордосские земли были малопригодны для земледелия, освоить их в то время так и не удалось. Начиная с эпохи Хань здесь хозяйничали сюнну (см. O. Lattimore. Op. cit., pp. 111 - 112).

¹⁰ R. Silverberg. Op. cit., p. 45.

¹¹ Предание имеет множество вариантов (см. Б. Л. Рифтин. Сказание о Великой стене и проблема жанра в китайском фольклоре. М. 1961).

стр. 207

выявилось в полной мере, ибо экспансия ханьских императоров была направлена в основном на юг и на запад. Правда, ряд крупных военных экспедиций был предпринят и на севере, где в степных районах жили племена сюнну (гунны), создавшие сильное военно-политическое объединение. В ходе этих экспедиций, равно как и при осуществлении экспансии в сторону Восточного Туркестана, ханьские императоры использовали стену и все ее сооружения в качестве наступательной базы. Тем не менее даже в случае удачных походов территории к северу от стены, как правило, лишь захватывались, но не осваивались победителями. Рано или поздно они снова оказывались во владении кочевых племен, прежде всего сюнну. Стена продолжала быть северной границей империи, а при ханьском императоре У-ди ее линия была даже продолжена на запад, достигнув Дуньхуана, причем под этим прикрытием было создано несколько новых военных поселений и опорных пунктов. Западная часть стены использовалась для организации защиты торговых караванов, шедших по открытому в период Хань "Великому шелковому пути", соединявшему Китай через Восточный Туркестан со странами Запада.

С падением династии Хань ситуация на северных границах Китая значительно изменилась. Внутренняя слабость империя, то и дело дробившейся и управлявшейся существовавшими параллельно династиями, в сочетании с усилившимся натиском кочевников привела к упадку роли стены как пограничного рубежа. Вторжения кочевников и "варваризация" Северного Китая в III - VI вв. свидетельствуют об упадке защитной функции стены. Однако эта функция была далеко не единственной и, видимо, даже не главной. По существу, намного более важную роль играла функция "консолидирующая". Оказавшись за стеной, во внутреннем Китае с его земледельческим населением и традиционной конфуцианской культурой, племена-завоеватели тем самым не только отрывались от привычной для них сферы обитания, но и вынуждены были существовать в условиях ограниченных стеной контактов с внешним миром, в частности с миром кочевников. Результатом явился процесс китаизации завоевателей, который намного перекрывал параллельный процесс "варваризации" и приводил к тому, что бывшая "варварская" династия за короткий срок превращалась в обычную" китайскую. Китаизированные потомки завоевателей воспринимали это как должное и, оказавшись теперь уже китайскими императорами, в свою очередь, предпринимали меры по упрочению своей власти и укреплению государственных границ. В частности, все они уделяли должное внимание ремонту, восстановлению и реконструкции стены, а подчас пристраивали к ней новые участки.

"Консолидирующая" функция стены стала наиболее отчетливо преобладать после воссоединения империи при династиях Суй (VI - VII вв.) и Тая (VII - X вв.). Так, в начале VII в. императором Янь-ди была возведена еще одна секция стены, к востоку от излучины Хуанхэ, и проведены восстановительные работы на других участках. По свидетельству источников, на этих работах трудилось около миллиона строителей. Из них свыше половины погибло¹² . Возможно, что Янь-ди предпринял столь серьезные и так дорого обошедшиеся народу работы по реконструкции стены в связи с активизацией к северо-западу от Китая восточнотюркского каганата. Однако огромное значение имело и стремление Янь-ди с помощью этой стройки и других аналогичных мероприятий (реконструкция Великого канала) поднять свой престиж как объединителя империи и внести вклад в консолидацию страны, долгие века пребывавшей в состоянии раздробленности. В том, что это предположение имеет основания, убеждает и политика танского императора Тай-цзуна, взошедшего на престол спустя каких-нибудь два десятка лет после окончания упомянутых работ. Тай-цзун относился откровенно пренебрежительно к оборонительным возможностям стены. Своим генералам, отправлявшимся на войну с тюрками, он заявлял, что считает их "более эффективной Великой стеной, нежели ту, которую отстроил Янь-ди". Тай-цзун видел в стене главным образом элемент консолидации страны. Не случайно именно он издал эдикт, воспрещавший китайским подданным без специального разрешения выходить за пределы стены, - эдикт, побудивший в 629 г. знаменитого впоследствии буддийского путешественника Сюань-цзана покинуть страну краду-

¹² Как сказано в источнике, Янь-ди послал "свыше миллиона работников для строительства стены", причем "из каждого десятка" их "5 - 6 человек умерли" ("Суй-шу". Изд. "Эрши сы ши соинь бонабэнь". В 24-х тт. Пекин. 1958. Т. 9, стр. 10916).

стр. 208

чись, ночью, под градом стрел пограничной охраны¹³ .

С X в. политическая карта Северного Китая стала подвергаться сильным изменениям. На северо-западных границах страны появилось Си-Ся, государство тангутов; на северных и северо-восточных - Ляо, государство киданей. Оба они испытали сильное влияние китайской культуры. Однако для империи Сун, основная территория которой располагалась к югу от Хуанхэ, они были враждебными, "варварскими" государствами, от которых императоры вынуждены были откупаться данью. В этих условиях стена уже не могла играть прежней роли в истории Китая. Поделенная между Си-Ся и Ляо, она оказалась для собственно китайской империи Сун чем-то вроде недосягаемой мечты, символом былой мощи. Напротив, теперь уже для Си-Ся и особенно для Ляо стена играла консолидирующую роль. Характерно, что киданьские правители не только уделяли внимание ремонту и восстановлению прежних линий, но и строили новые, в том числе на южных границах, то есть там, где Ляо граничило с империей Сун. Сооружение укреплений на этих участках в корне меняло концепцию о стене как о грани между миром кочевников и земледельческой цивилизацией. Для Ляо стена была просто пограничной линией, имевшей одновременно и защитные и консолидирующие функции, столь важные для жизнеспособности молодого государства.

Государство Ляо просуществовало недолго. В начале XII в. оно было разгромлено пришедшими с севера чжурчженями, действовавшими в союзе с Сун. Чжурчжени основали новое государство - Цзинь, многое переняли из китайской культуры и государственности и продолжили политику украшения стены. Правда, значительная часть ее проходила как раз посредине их государства. Однако чжурчжени построили к западу от современного Пекина дополнительные линии, сыгравшие впоследствии определенную роль в их борьбе с монголами. В начале XIII в. монгольские племена начали продвижение в сторону Китая, завоевав сначала государство Си-Ся. Затем, перейдя через стену, они подступили к цзиньской столице Яньцзину (Пекину), подход к которой закрывала вторая линия стены, почти неприступной в этих гористых районах Восточного Китая.

Несколько раз атаковали ее монголы, но все было напрасно. Подкрепленная свежими силами, монгольская армия обошла цзиньские войска с тыла, и только тогда проход в стене был открыт. Завоевав Цзинь, а затем империю Сун, монгольские ханы основали империю Юань, правившую Китаем на протяжении столетия. Центр политической жизни страны переместился на север, а столицей вновь объединенного Китая стал Пекин.

При династии Юань, когда границы империи монгольского хана выходили далеко за пределы собственно Китая, значение стены, по-видимому, свелось к минимуму. Можно полагать, что политическая роль стены оказалась практически ничтожной. Показательно, что Марко Поло, первый из европейцев описавший в своей книге Китай, вообще не упоминает о стене. Едва ли она к этому времени настолько пришла в упадок, что превратилась в нечто несущественное. Видимо, здесь сыграло свою роль другое: к стене в эпоху Юань относились как к бесполезному пережитку далекого прошлого. Все переменилось лишь с изгнанием монголов и воцарением новой, на этот раз чисто китайской династии Мин, основатель которой пришел к власти на гребне победоносного крестьянского восстания. Были восстановлены прежние границы страны, северная линия которых, как и встарь, проходила вдоль стены. Столицей страны в 1421 г. снова стал Пекин, а близость его к северным границам побудила минских императоров уделить особое внимание укреплению стены, символизировавшей теперь незыблемость китайских границ и территории.

С начала XV в. началась энергичная деятельность по генеральной реконструкции всей линии стены. Работы шли медленно, но основательно. Они продолжались с перерывами свыше двух столетий и достигли своего наивысшего размаха в царствование Ваньли, одного из наиболее известных и могущественных минских императоров. В ходе этих реставрационных работ были обновлены, укреплены и заново воздвигнуты все сторожевые башни и сигнальные вышки. В ряде случаев башни модернизировали и снабдили добавочными укрепленными проходами. Изменился и внешний облик стены, верхняя часть которой обзавелась зубчатым бруствером и приняла тот вид, который знаком почти каждому по многочисленным фотографиям. В тех районах, где этого раньше не дела-

¹³ R. Silverberg. Op. cit., p. 116.

стр. 209

лось, укрепили камнями фундамент, а повержность стены облицевали каменными глыбами или большими кирпичами. Вдоль всей линии стены соорудили до 1200 укрепленных фортов и гарнизонных поселений. В районе фортов в XV в. некоторые сторожевые башни впервые в истории страны были оснащены пушками, получившими у китайцев наименование "Да цзянь-цзюнь" ("Большой генерал"). Гарнизонная служба, сторожевая охрана, сигнальные дозоры, своевременное обеспечение дозорных запасами оружия и продовольствия - все это было поставлено на серьезную основу. После проведенной реконструкции охранительная функция стены выступила на передний план. Оно и не удивительно: к этому вынуждали столетия господства иноземных династий.

Заслуги Ваньли в укреплении и реконструкции стены чрезвычайно велики. Как сообщает У. Гейл, в начале XX в., когда он проезжал вдоль трассы стены, некоторые из местных жителей считали именно Ваньли создателем стены и даже расшифровывали ее китайское наименование как "стена Ваньли"¹⁴ . Однако эпоха Ваньли была своеобразной "лебединой песнью" китайской стены. С его смертью ситуация в стране заметно изменилась. Силы империи оказались подорванными, наступил период упадка, сопровождавшийся ростом голода, бедствий и лишений. Нарушилось, в частности, снабжение гарнизонов, расположенных вдоль стены. Перестали выплачивать жалованье солдатам. Усилилось дезертирство, так что заботливо налаженная сторожевая охрана заградительного кордона стала рушиться. Близлежащие военные поселения приходили в упадок и забрасывались. К этому времени на северных границах страны появился новый опасный враг - маньчжуры, правитель которых Нурхаци в 1616 г. объявил себя императором. Натиск маньчжур все усиливался. Уже в 1629 г. преемник Нурхаци Абахай предпринял дерзкий рейд к Пекину, прорвав укрепления в районе Шаньхайгуаня. Только умелый маневр командующего местными войсками У Сан-гуя, угрожавшего отрезать армию Абахая и запереть ее в ловушке, побудил маньчжурского предводителя отступить. Однако последующие военные экспедиции Абахая оказались более успешными, а в 1635 г. усилившийся Абахай присвоил своей династии наименование Цин.

Кризис минской империи завершился мощным народным восстанием, в результате которого к власти в 1644 г. пришел крестьянский вождь Ли Цзы-чэн. Новый император был весьма озабочен положением дел на северо-восточных границах, так что одним из первых его шагов явились переговоры с командующим войсками в районе Шаньхайгуаня У Сань-гуем. Однако исход переговоров оказался трагическим для судеб страны. Как сообщают историки, отец и любимая наложница У Сань-гуя оказались во власти Ли Цзы- чэна. Молодая женщина понравилась императору, и он, нарушив свое обещание, взял ее в гарем. Разгневанный У Сань-гуй вступил в сговор с маньчжурами, открыл им ворота в стене и с помощью маньчжурской кавалерии разбил войско Ли Цзы-чэна. У Сань-гуй и маньчжурский предводитель вошли в Пекин. Ожидали, что будет восстановлена династия Мин, но в этот момент маньчжуры заявили, что они сами намерены основать новую династию. Попытки У Сань-гуя превратить маньчжурского императора в свою марионетку не имели успеха, а его восстание против новой династии было подавлено. В короткий срок маньчжуры распространили свою власть на всю страну. Началась эпоха правления новой, последней в истории Китая императорской династии Ци".

С завоеванием Китая маньчжурами и воцарением Цин наступил период упадка значения Великой стены. Серия походов императора Канси (1661 - 1722 гг.) привела к захвату маньчжурской империей значительных территорий к северу от стены. Захватническая политика Канси была продолжена его внуком Цяньлуном (1736 - 1795 гг.). В результате их экспансионистской внешней политики к собственно Китаю были присоединены обширные территории Синьцзяна, Монголии и Тибета. Во власти маньчжурских императоров оставалась и их родина, Маньчжурия. Захват значительных территорий к северу от стены лишил ее одной из основных функций - защитной, оборонительной. Не случайно Цяньлун с гордостью заявлял, что он установил мир в "Поднебесной" и что теперь нет нужды в сторожевых башнях и не нужно более зажигать сигнальные огни на вышках стены. Была сведена к минимуму и консолидирующая функция стены. В задачу династии не входило сплачивать население внутристенных районов в противовес населению внешних территорий.

¹⁴ W. E. Geil. Op. cit., p. 71.

стр. 210

Правда, это не означало, что между теми и другими различия исчезли. Напротив, они оставались весьма существенными. Колонизация застенных территорий осуществлялась силами прежде всего военных поселений и гражданской администрации. Массовых переселений крестьянства вплоть до конца XIX в. не наблюдалось, а на территорию Маньчжурии китайцы не допускались вовсе. Пожалуй, единственной серьезной функцией, которую продолжала выполнять стена при маньчжурах, была ограничительная, то есть ограничивавшая распространение подданных "Срединной империи" за пределы стены. Иными словами, несмотря на присоединение к Китаю завоеванных Канси и Цяньлуном территорий к северу от стены, все эти земли по своему статусу да и по существу не были приравнены к землям внутристенного Китая¹⁵ . Между теми и другими высилась стена, которая по-прежнему, хотя уже далеко не в столь полном объеме, как раньше, была рубежом, разделявшим исконные земли Китая и недавно завоеванные колонии, населенные по преимуществу некитайским населением, этнически резко отличавшимся от китайцев. Более того, не только иностранцы, но и сами китайцы даже в начале XVII в. продолжали считать стену именно границей, как об этом убедительно свидетельствуют, например, данные отчета о поездке в Китай первой русской экспедиции во главе с И. Петлиным (1618 г.): "И мы у китайских людей спрашивали: для чего та стена делана от моря и до Бухар и башни стоят на стене часто? И китайские люди нам сказывали, та де стена ведена от моря и до Бухар потому, что 2 земли - одна земля Мугальская, а другая Китайская, и то промеж землями рубеж..."¹⁶ .

Таким образом, политическое и военно-стратегическое значение стены практически резко уменьшилось. Кроме того, с течением веков все возрастала роль стены как великого памятника прошлого, своеобразного символа китайской цивилизации. Не случайно в то время, как многие участки стены за ненадобностью приходили в упадок и разрушались, те ее части, которые стояли близ дорог, заботливо сохранялись и восстанавливались. Иностранцы, прибывавшие в Китай сухопутным путем, обязательно пересекали проходы в стене, вделанные в мощные сторожевые башни и окруженные внушительными крепостными сооружениями. И это всегда производило на них сильное впечатление. Известно, например, как описал такой проход через стену русский посол Н. Спафарий, отдавший в своем отчете о посольстве должное этому грандиозному сооружению. К стене специально возили и прибывшего с юга морским путем первого английского посла Маккартнея, который также не преминул подробно рассказать о ней, заявив, что если вся полуторатысячемильная стена такова, как та часть ее, которую он видел, то это "наиболее изумительное произведение рук человеческих"¹⁷ .

Престижно-представительная функция стены продолжала не только сохраняться, но и возрастать. Это становилось особенно заметным по мере ослабления и упадка императорского Китая, который упорно цеплялся за архаические представления о необыкновенной роли "Поднебесной" и первом месте "Срединного государства" среди прочих стран мира. Все, что лежало за пределами "Срединного царства", считалось территорией, населенной "варварскими" народами, которые не могли оказать никакого влияния на исключительно самобытную древнекитайскую культуру. Великая стена становилась как бы олицетворением мощи и величия, символом замкнутости и надменности грозной империи, всегда считавшей себя средоточием мудрости, истины и культуры. Как и в далеком прошлом, на протяжении долгих веков и тысячелетий стена являлась символом самого Китая, мерой достижений его цивилизации, олицетворением единства его территории, выразителем потенций его населения.

Стоит заметить, что если для всех других народов "китайская стена" была тесно связана с понятием "закрыться ото всех", "отгородиться", то для самих китайцев Великая стена - это символ мощи, прочно-

¹⁵ В ряде трудов проблеме взаимоотношений китайцев с населением завоеванных династией Цин северных, застенных районов уделено много внимания. Специалисты убедительно показали, что все разговоры о том, что Монголия "сотни лет" была китайской, не имеют под собой никакой почвы. Если не говорить о тех временах, когда сам Китай находился под властью монгольских ханов, следует считать монголов лишь союзниками завоевателей Китая, то есть маньчжур (O. Lattimore. Open Door of Great Wall? In: O. Lattimore. Studies in Frontier History, p. 78).

¹⁶ Н. Ф. Демидова, В. С. Мясников. Первые русские дипломаты в Китае. М. 1966, стр. 46.

¹⁷ R. Silverberg. Op. cit, pp. 200, 206.

стр. 211

сти, неприступности. Так с течением времени Престижно-представительная функция стены вытеснила остальные. Безусловно, значение стены как памятника культуры первостепенно. Однако постоянное напоминание об этом еще не исключает необходимости оценки географической, социальной и военно-политической роли стены на протяжении всей истории Китая.