публикация №1479503631, версия для печати

ВИЗАНТИЙСКАЯ СЕМЬЯ


Дата публикации: 19 ноября 2016
Автор: А. П. КАЖДАН
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1479503631)
Рубрика: ТЕОРИЯ ПРАВА
Источник: (c) Вопросы истории, № 5, Май 1969, C. 212-215


Хорошо известно, сколь непрочной социальной группой была римская семья в конце Республики и особенно в первые века существования Римской империи. Римлянин был прежде всего гражданином муниципия, членом социальной или профессиональной корпорации: солдат принадлежал легиону; ремесленник - коллегии; философ - научной школе. По-видимому, во второй половине III в. произошли существенные сдвиги в римском обществе: принадлежность к городу, к профессии в принципе стала рассматриваться как наследственная. Именно с этого времени наблюдается заметное упрочение семьи - элементарной общественной ячейки. Процесс этот

 
стр. 212

 

шел медленно; он затянулся на столетия, порой становясь попятным1 . Византийская же семья оказалась более устойчивой и прочной, чем древнеримская. Она отличалась от римской и тем, что в ней строго придерживались внешних атрибутов брака. Бракосочетание, которое, согласно еще Юстинианову кодексу, было свободно от каких-либо формальностей, превратилось теперь в обязательную процедуру. Ее основным элементом становится церковное венчание. Кстати, средневековый Запад не сразу пошел по этому пути. Сохранились любопытные ответы папы Николая I (858- 867 гг.) на вопросы болгарского царя Бориса (852 - 889 гг.). Папа подчеркивал различие константинопольской и италийской практики в вопросах брака. Тогда как греки, писал он, объявляли брак, заключенный вне церкви, греховным, его соплеменники считали "брачное согласие" достаточным условием создания семьи2 . Постепенно формализуется и помолвка, которая в римском праве была простым обещанием вступить в брак. Устанавливалась так называемая "арра", своего рода залог, что, возможно, вытекало из восточного представления о браке-покупке и придавало помолвке ту обязательность, какой она не обладала в римском праве. Затем помолвка превратилась в составную часть брачной процедуры, а законодательством византийского императора Алексея I Комнина (1081 - 1118 гг.) практически была приравнена к браку. С формализацией бракосочетания связано и вырождение римского конкубината (сожительства) - брачного союза "второго сорта", не приносившего женщине достоинства супруги. В законодательном памятнике VIII в. "Эклоге" он приравнивается к браку, а позднее, с утверждением церковного бракосочетания, конкубинат вообще становится невозможным. Упрочение семейных связей проявилось и в прямом запрещении многоженства (в Риме оно находило лишь моральное, но не законодательное осуждение), и в строгих карах, вплоть до усечения носа, за нарушение супружеской верности, ив разрешении оскорбленному супругу убить любовника его жены.

 

Согласно римскому праву, расторжение брака осуществлялось по добровольному согласию. Римские писатели постоянно жаловались на непрочность брачных связей, на беспрестанные разводы. Тертуллиан даже был убежден, что женщины выходят замуж только для того, чтобы развестись. А по словам философа Сенеки, иные женщины считают календарные годы не по консулам (магистратам, сменявшимся ежегодно), а по своим мужьям. Однако от них не отставали и римляне-мужчины. Цезарь был женат четыре раза, Помпеи - пять. Такое отношение к браку сохранялось еще и в ранневизантийский период: это подтверждает один из законов императора Юстина II (565 - 578 гг.). С течением времени расторжение брака, как и бракосочетание, было поставлено на формальную почву. "Эклога" устанавливала, что развод допустим только в трех случаях, а в XI в. один византийский юрист называл развод по обоюдному согласию вообще противозаконным, если он не сопровождался уходом супругов в монастырь. К XII в. принцип нерасторжимости брака окончательно утвердился в византийском праве. Римские нормы не создавали препятствий для человека, желавшего вступить в брак после развода или тем более после смерти супруга; византийское же право, напротив, второй брак лишь терпело и накладывало церковное наказание на человека, вступавшего в брак в третий раз. Наконец, в Византии имущественные связи внутри семьи стали более прочными, чем в императорском Риме. Имущественные отношения супругов у римлян основывались на принципе раздельности: женщина имела право самостоятельно распоряжаться своим имуществом, а муж рассматривался как простой пользователь принесенным женой на время брака приданым. В византийском праве имущество супругов трактуется в известной степени как единое целое: помимо собственности каждого из супругов, в результате брака образовывалась собственность семьи, составлявшаяся из приданого и предбрачного дара. Фактическая независимость имущественных прав супругов, признававшаяся Юстиниановым кодексом, исчезла3 .

 

В византийской семье муж был главой. Император Лев VI (886 - 912 гг.) недвусмысленно заявил об этом в одной из новелл (так называли византийцы императорские указы), а в другой новелле предоставление женщинам мужских прав он называл "сокрушением естественных границ". Еще в XI в. затворничество было нормальным образом жизни для византийской женщины. Византийский писатель и военачальник Кекавмен, внук грузинского князя, в книге "Советы и рассказы" (своего рода моральный кодекс аристократа) наставлял: "Дочерей своих держи взаперти". Его современник историк и юрист Атталиат описывает бедствия, вызванные землетрясением, когда под открытым небом внезапно оказалось множество напуганных женщин, обычно "проводивших дни в тишине своих покоев". Правда, следующее

 

 

1 Об этой эволюции см. H. Hunger. Christliches und Nichtchristliches im byzantinischen Eherecht. "Osterreichisches Archiv fur Kirchenrecht", 1967, N 18, S. 305 - 325. Ср. также J. Gaudernet. Les Transformations de la vie familiale et l'influence du christianisrne. "Romanitas", 1962. N 4, pp. 58 - 85; ejusd. L'Eglise dans l'Empire Romain IVe-Ve siecles. P. 1958; З. В. Удальцова. Законодательные реформы Юстиниана. "Византийский временник". Т. XXVII. 1967, стр. 7 - 20.

 

2 K. Ritzer. Formen, Riten und religioses Brauchtum der. Eheschliessung in den christlichen Kirchen des ersten Jahrtausends. Mtinster. 1951, S. 104.

 

3 А. Гуляев. Предбрачный дар в римском праве и в памятниках византийского законодательства. Дерпт. 1891,. стр. 132 - 142 сл.

 
стр. 213

 

поколение уже столкнулось со стремлением женщин к известной эмансипации. Некоторые знатные дамы устремились в политику. До нас дошли сведения о женщине, которая возглавляла аристократический бунт в Редесто; о матери императора Алексея I, управлявшей вместе с сыном государственными делами; о дочери Алексея I писательнице Анне, составившей заговор против своего брата Иоанна, наследника императорского престола. Аристократки XII в. охотно играли роль покровительниц наук и искусств. Они собирали вокруг себя писателей и ученых, которые посвящали им книги по грамматике и астрономии, и даже позволяли себе играть роль политических оппозиционерок.

 

Да и нравы при дворе становятся в XII столетии свободнее. Хотя именно в то время окончательно утвердился принцип нерасторжимости брака, придворные императора Мануила I Комнина (1143 - 1180 гг.) афишировали свои внебрачные связи и открыто поддерживали внебрачных детей. Сам Мануил, не скрывавший длительного романа с собственной племянницей Феодорой, служил в этом отношении своеобразным примером. Двоюродный брак Мануила Андроник, позднее овладевший императорским престолом (1183 - 1185 гг.), хотя и был женат, но сожительствовал со своей родственницей Евдокией. Семья Евдокии была возмущена этой связью, и Андронику даже пришлось бежать из шатра возлюбленной. Его отправили служить на восточные границы империи, в Киликию, но внезапно он бросил службу и умчался в Антиохию. Оказывается, Андроник влюбился в Филиппу, младшую сестру антиохийского князя. Приличия были позабыты: византийский аристократ в честь прекрасной дамы устраивал торжественные шествия по антиохийским улицам. Роман с Филиппой длился недолго, и вскоре Андроник перебрался в Иерусалим, к своей племяннице, вдове иерусалимского короля-крестоносца Балдуина III. И вновь, пренебрегая родством и вступив в связь с этой женщиной, увез ее с собой в долгие странствия - в Дамаск, в Багдад, в Тбилиси... Насколько обыденными для византийцев XII в. были подобные связи, сказать трудно. Вероятнее всего, они коснулись лишь узкого слоя правящей элиты. В отличие от императорского Рима в Византии семьи были многодетными. У императора Алексея I было семеро детей, у Иоанна II (1118 - 1143 гг.) - шестеро, у Мануила I - четверо. То же самое известно о феодальной знати. Например, писатель Николай Месарит был восьмым ребенком в семье константинопольского чиновника, У некоей Кали, дочери придворного Василакия, было по меньшей мере три сестры и два брата. Конечно, эти цифры носят лишь иллюстративный характер. Ведь наряду с многодетными семьями существовали семьи без детей или с одним ребенком. По так называемой Кефалоникийской описи 1264 г. можно установить, что больше половины семей насчитывало трех и четырех детей, а чуть более 10 процентов может быть причислено к бездетным или однодетным (в это число включены и люди, только еще начинавшие семейную жизнь и не успевшие поэтому обзавестись большим числом детей). Но по более поздним описям, датируемым первой половиной XIV в., прослеживается сокращение числа детей в семье: средняя численность их в то время приближалась к двум.

 

Если византийская семья не просто упрочивалась по сравнению с римской, но и оказывалась, по существу, наиболее прочной малой группой в системе социальных связей Византийской империи, то в этом можно найти одно из объяснений некоторых особенностей византийского мировоззрения. Действительно, не раз уже обращалось внимание на то, что средневековому западному корпоративизму соответствует (лучше сказать, противостоит) византийский индивидуализм. Этот индивидуализм проявляется и в праве (сохранение римских частнособственнических принципов), и в этике (здесь наиболее поразительным явлением оказывалось осуждение дружбы, сулящей, если верить Кекавмену, одни опасности), и в политической структуре (неразвитость вассально-ленных связей, представленных в Византии лишь в зародышевых формах), и в монастырской организации (общежительная обитель уже в XII в., по словам правоведа Вальсамона, превратилась в пустое название, а в XIV в. в Византии распространялось движение за создание независимых монастырей-келий), и даже в представлениях о путях к "спасению": если на Западе функцию "спасения" должна была осуществлять церковь с помощью магических действий - таинств, то в Византии выше пути к "спасению" ставился путь индивидуального приближения к божеству, "обожение", как это называло греческое богословие. Здесь считалось, что отдельный человек и вне церкви способен приблизиться к божеству, увидеть "божественный свет".

 

Византийская официальная идеология восхваляла брак как великий и ценный "дар божий" (формулировка одного из законов Льва VI). Но вместе с тем византийское учение о браке руководствовалось и иными, отчасти противоположными принципами: христианская мораль видела в целомудрии добродетель и ставила безбрачие выше брака. Противоречие между идеализацией брака и идеализацией безбрачия порождало такие своеобразные формы семейных отношений, как супружество "святого" Кирилла Филеота, жившего на рубеже XI и XII веков. По словам его биографа, Кирилл женился лишь ради продления рода. После рождения ребенка он убедил жену жить почти в целомудрии4 . Подобная форма отношений, по сути дела, являлась пере-

 

 

4 E. Sargologos. La Vie de S. Cyrille le Phileote. Bruxelles. 1964, p. 48.

 
стр. 214

 

ходной. Нужно было сделать еще только шаг, чтобы семья растворилась в монашестве. И действительно, вскоре Кирилл и его жена постриглись.

 

Государственная власть тоже оказывала свое воздействие на византийскую семью. Святость брака и его нерасторжимость обращались в ничто, если брак, как представлялось властям, нарушал социальные устои. Вот два примера из истории XII века. Феодор Месарит, секретарь императорской канцелярии, женился на женщине из рода Вриенниев (этот род принадлежал к высшей византийской элите). Брак Месарита был расторгнут по распоряжению императора5 . Сын мелкого чиновника Стефан Айохристофорит дерзнул на брак со знатной женщиной и подвергся за это суровому наказанию - урезанию носа6 . О еще более драматических событиях рассказывают хронисты XI века. У императора Константина VIII (1025 - 1028 гг.) не было сыновей. Тогда придворные решили выдать царскую дочь Зою за видного вельможу Романа Аргира, которого тут же развели с его женой Еленой. Чтобы придать этим действиям видимость законности, несчастную женщину постригли в монашество. Прошло некоторое время, и Роман скончался. Умер затем и второй муж Зои, Михаил IV (1034 - 1041 гг.). Снова встал вопрос о замужестве царицы, и снова кандидатом оказался женатый мужчина. Это был Константин Артоклин, наместник одной из провинций. Приглашенный во дворец, он произвел благоприятное впечатление на немолодую уже царицу и, что было особенно важно, на окружавших ее вельмож. Новое супружество Зои было решено. Однако жена Артоклина не была столь покладистой, как Елена, супруга Романа Аргира: она предпочла отравить мужа.

 

Имущественная стабильность семьи также оказывалась сомнительной: смерть главы семьи нередко оборачивалась для семьи экономической катастрофой. Дело не только в том, что она влекла за собой потерю важнейшего источника доходов, но нередко сопровождалась конфискацией имущества. Писатель XII в. Михаил Хониат упоминает даже о существовании подобного обычая7 . В другом сочинении он сообщает о смерти жены своего племянника. Бедняге следовало позаботиться, наставляет Хониат, чтобы имущество умершей не пропало: ведь на вещи умершей жены налагают пеню, и вдовец может лишиться всего8 . Пассаж не очень ясный, но он дает основание предполагать, что после смерти одного из супругов, а не только главы семьи, конфисковалась какая-то часть его имущества, В конце XIII в. это право властей на имущество скончавшегося человека проступает в преобразованном, окрашенном феодальными чертами виде, Так называемый авиатик, впервые упомянутый в жалованной грамоте 1294 г., представлял собой право феодала на треть имущества его зависимого крестьянина, Вторую треть получала церковь, а третья часть оставалась жене крестьянина.

 

Контролируя семейную жизнь, византийское государство привлекало к ответственности ближайших родственников за преступления членов семьи. Особенно настойчиво этот принцип проводился в жизнь в правление Андроника I: в тюрьмы бросали не только государственных преступников, но и их родню. Арестовывались родственники тех лиц, кто бежал из Константинополя, опасаясь императорского террора. Когда в 1185 г. наместник Солуни Давид Комнин сдал город сицилийским норманнам, император распорядился арестовать его мать и брата "из-за него" (то есть из-за Давида), как говорит рассказывающий об этих событиях их современник Евстафий Солунский9 , Так в Византийской империи проступало в характере семейных отношений своеобразное противоречие между тенденцией к индивидуализации, к замкнутости малых групп - и их растворением в императорском государстве.

 

 

5 J.P. Migne. Patrologiae cursus completus. Series Graeca. T. 138, col. 173 C.

 

6 Eustazio di Tessalonica. La espugnazione di Tessalonica. Palermo. 1961, p. 44.

 

7 Michael Choniates. Ta sozomena. T. I. Athenai. 1879, p. 176.

 

8 Ibid. T. H. Athenai. 1880, p. 332. 9 Eustazio di Tessalonica. Op. cit., p. 72.

Опубликовано 19 ноября 2016 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1479503631 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ТЕОРИЯ ПРАВА ВИЗАНТИЙСКАЯ СЕМЬЯ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network