Еще раз о "куплях" Ивана Калиты

"Journal des savants". Paris. 1974, N 2.

Профессор Парижского университета В. А. Водов посвятил весьма обстоятельную статью давно дискутируемому вопросу о "куплях" Ивана Калиты: упомянутых во второй духовной грамоте Дмитрия Донского (1389 г.) присоединенных княжествах - Галицком, Белозерском и Углицком. Касаясь того, в каком смысле употребляется термин "купля" в актовых источниках кон-

стр. 189

ца XIV-XV вв., автор приходит к выводу, что: 1) в соединении с определением он всегда обозначает лишь конкретную недвижимость, приобретенную путем покупки; 2) величина подобной собственности не превосходит размеры волости; 3) слово "купля" не применяется без особых оговорок при указании владений, приобретенных предками лица, от чьего имени составляется документ. Поэтому характеристика Галицкого, Белозерского и Углицкого княжеств во второй духовной Дмитрия Донского представляется автору вдвойне исключением из правила. Такие большие территории никогда не назывались "куплями", а кроме того, на "купли" деда не делались столь глухие ссылки. Употребление слова "купля" в значении "договор" или "союз", на что обратил внимание С. Ф. Платонов¹ встречается, согласно автору, только в источниках неактового характера - нарративных, дидактических (стр. 97 - 109). Расположение известия о "куплях" в тексте второй духовной Дмитрия Донского автор считает опять-таки исключительным с точки зрения общей структуры формуляра княжеских завещаний XIV - первой четверти XV в. (во- первых, Галич, Белоозеро и Углич указаны не среди земель собственно Московского княжества, а после статьи о наследовании Владимирского великого княжения, выступая как часть последнего; во-вторых, "купли" деда упоминаются после всех других территорий, то есть там, где обычно перечисляются приобретения самого завещателя).

Далее в работе исследуется политическое положение рассматриваемых областей в середине и второй половине XIV в. (стр. 109 - 123). Автор в целом разделяет мнение о распаде или ослаблении при сыновьях Калиты тех политических союзов, которые он создал. Пытаясь выяснить обстоятельства и время реального присоединения верхневолжских княжеств, Водов приходит к выводу, что это явилось делом рук Дмитрия Донского, а не его деда. Сравнивая различные летописные источники, Водов обращает внимание на молчание московского свода 1479 г. о насильственных действиях Дмитрия в отношении Галича, Белоозера и Углича. Эту особенность официального московского летописания автор ставит в связь с наблюдающейся во второй духовной Дмитрия Донского "маскировкой" под "куплю"

Ивана Калиты действительного способа приобретения названных княжеств. Идея "маскировки" была выдвинута еще В. И. Сергеевичем, затем поддержана А. Н. Насоновым² .

В заключение Водов поднимает вопрос о том, почему редактор второй духовной Дмитрия Донского прибегнул к формуле "купля", не располагая для этого реальными историческими основаниями (стр. 123 - 127). Ответ он ищет в политической обстановке времени составления духовной. Основной причиной, согласно автору, была необходимость сделать менее спорными права московской династии на присоединенные княжества, отнести их к числу наследственных владений. Автор хочет дать ответ и на другой вопрос: почему приобретения, приписываемые Калите, не рассматривались как часть Московского княжества? Водов полагает, что дело заключалось здесь в стремлении избежать претензии со стороны серпуховской ветви московских князей, имевшей право на долю московского наследства, но лишенной права претендовать на часть великого княжения (от притязаний на него Владимир Андреевич Серпуховской отказался в договоре 1389 г.).

Таким образом, автор полностью отвергает вероятность какой-то действительной "купли" Иваном Калитой Галича, Белоозера и Углича, считая это известие второй духовной Дмитрия Донского историческим мифом, созданным с определенной политической целью.

Мы бы не ограничивали значение слова "купля" сугубо землевладельческим содержанием, как это делает Водов. Хотя именно этот смысл господствует в актовых формулах, тем не менее, когда речь идет о целых княжествах, нельзя отвергать и побочные значения, выясняющиеся из употребления термина в источниках других видов. С известием о "куплях" Ивана Калиты можно сопоставить сообщение родословца Типографской летописи о том, что последний ярославский князь Александр Федорович "прода Ярославль" ³ . В соответствии с этим

¹ С. Ф. Платонов. Прошлое русского Севера. Птгр. 1923, стр. 28 и драм. L

² В. И. Сергеевич. Древности русского права. Т. I. СПБ. 1909, стр. 59 - 60, прим. 1; А. Н. Насонов. Монголы и Русь. М. -Л., 1940, стр. 105 - 106, прим. 3.

³ ПСРЛ. Т. 24. Птгр. 1921, стр. 229. В некоторых других родословных говорится, что при Александре Федоровиче "Ярославль отошел за великого князя" ("Родословная книга". "Временник" Московского общества истории и древностей российских. Кн. X. М. 1851, стр. 148, 234).

стр. 190

выражением Ярославль оказывается как бы "куплей" Ивана III. Поскольку здесь в роли "продавца" предстает только сам владетель княжества, а татарского хана, дающего за деньги инвеституру, не видно, мысль о "купле" как трехсторонней сделке между двумя продавцами (местный князь и хан) и одним покупателем (московский князь)⁴ не получает фактического подкрепления в более позднем материале, оставаясь чисто логическим построением, тем более что условия "купли-продажи" Ярославля выяснить очень трудно. Летописный рассказ позволяет думать, что произошел некоторый неравноценный "обмен" вотчинами: Иван III приобрел право на Ярославское княжение, отправил туда своего наместника (чинившего затем насилия), а ярославским князьям "подавал" в пределах своего государства отдельные "волости и села". Актовый материал второй половины XV - начала XVI в. показывает своеобразие присоединения Ярославского княжества: центральная часть его с Ярославлем перешла в руки Ивана III, но в то же время сохранился ряд уделов, владетели которых обладали определенными суверенными правами⁵ . Имея это в виду, можно, кажется, в известных случаях понимать "продажу" как невыгодную сделку, неэквивалентный обмен, потерю земель и прав, а "куплю" - как выгодное приобретение вообще. Если "продажа" Ярославля в середине XV в. не сразу привела к ликвидации удельной системы внутри этого княжества, то тем более "купля" Галича, Белоозера и Углича в середине XIV в. должна была сопровождаться сохранением в них прежних князей на правах владетелей части княжества.

Прав был С. М. Соловьев, писавший о "купле" самих городов Галича, Белоозера и Углича, а не княжеств целиком⁶ . Во второй духовной Дмитрия Донского употреблены выражения: "своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми...", "куплею же деда своего, Белымозером, со всеми волостми...", "куплею же своего деда, Угличем полем, и что к нему потягло"⁷ . Из этого еще не следует, что "купля" Калиты касалась "волостей" в территориальном смысле. Вероятно, вся территория княжеств была присоединена только при Дмитрии Донском, и редактор его духовной прикрыл ссылкой на покупку Калитой городов присоединение Дмитрием княжеств в целом. Приобретение отдельных городов входит, как показал Водов (стр. 101 и прим. 40), в число тех случаев, когда в актовом материале употребляется термин "купля" (в качестве "купли" фигурируют, например, "Романов городок", Венев и др.⁸ ). Сведение "купель" Калиты к приобретению городов снимает противоречие между применением термина "купля" в актах и свидетельством второй духовной Дмитрия Донского - противоречие, которое Водов считает неразрешимым без допущения о ложности известия духовной.

В первой половине XIV в. "купля" скорее всего выражалась в праве посылки данщиков и таможенников в центр "купленного" княжества и равнялась взятию на откуп основных сборов в главных городах княжеств за определенное вознаграждение князьям-владетелям. Отсюда непрочность пребывания Галича, Белоозера и Углича в руках Калиты и его сыновей, отсутствие у них права передачи этих земель по наследству. Тут мы сталкиваемся, возможно, с пережитком тех ленных отношений, которые состояли, по выражению К. Маркса, только из получения "даней", но не предполагали создания прочной территориальной власти⁹ . Само представление об Иване I как "денежном мешке", "калите" чрезвычайно характерно для эпохи, когда деньги, доходы ценились, может быть, не меньше, чем расширение вотчины, когда под "волостьми" подразумевались пошлины и на "трети" делилась не территория Москвы, а доходы с нее. Среди потомков Калиты найдется не один, кто был богаче его не только землями, но и казною, однако другие времена-? другая система ценностей: никто из них не получил прозвища, в котором проскальзывало бы уважение к финансовым способностям монарха.

⁴ См. В. А. Кучкин. Из истории генеалогических и политических связей московского княжеского дома в XIV в. "Исторические записки". Вып. 94. М. 1974, стр. 377 - 378.

⁶ "Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV- начала XVI в.". Т. III. M. 1964, NN 193 - 207.

⁶ С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. II (тт. 3 - 4). М. 1960, стр. 342, прим. 417; ср. В. А. Кучкин. Указ. соч., стр. 373.

⁷ "Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV- XVI вв.". М. -Л. 1950, N 12, стр. 34.

⁸ Там же, N 70, стр. 233, N 76, стр. 285.

⁹ K. Marx. Secret Diplomatic History of the Eighteenth Century. L. 1899, p. 76.