J. BLUM Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton (New Jersey). "Princeton University Press". 1961. X, 656 p.

Американский буржуазный историк Джером Блюм¹ известен как автор ряда работ по различным проблемам аграрной истории России и других стран Восточной Европы² .

Рецензируемая книга подводит своего рода итог многолетним изысканиям Дж. Блюма в этой области. Формирование привилегированного землевладения, история русского крестьянства и его взаимоотношений с крупными земельными собственниками составляют главное содержание названной

¹ В последнее время Дж. Блюм возглавлял департамент истории в Принстонском университете и руководил колледжем этого университета, готовящим специалистов высшей квалификации.

² Важнейшие работы Дж. Блюма: Noble Landowners and Agriculture in Austria, 1815 - 1848. Baltimore. 1948; Russian Agriculture in the Last 150 Years of Serfdom. "Agricultural History", vol. XXXIV, N 1, January 1960; The Early History of the Russian Peasantry. "Journal of Economic History", vol. XIII, 1951; The Smerd in Kievan Russia. "The American Slavic and East European Review", vol. XII, N 1, 1953; The Beginnings of Large-scale Private Landownership in Russia. "Speculum", vol. XXVIII, N 4, 1953; The Rise of Serfdom in Eastern Europe. "American Historical Review", vol. LXII, N 4, 1957; Prices in Russia in the Sixteenth Century. "Journal of Economic History", vol. XVI, 1956. Критический разбор взглядов Дж. Блюма в советской литературе содержится в статье Л. В. Черепнина "Проблема крестьянского закрепощения в России в освещении буржуазной историографии" ("Критика буржуазных концепций истории России периода феодализма". М. 1962, стр. 96 - 103) и в заметке В. А. Федорова о статье Дж. Блюма "Русское сельское хозяйство в последние 150 лет существования крепостного права" ("Вопросы истории", 1961, N 7, стр. 196 - 197). В США книга Дж. Блюма "Господин и крестьянин в России" рецензировалась М. Шефтелем ("Slavic Review", vol. XXI, N 3, pp. 527 - 529).

книги. В центре внимания автора - проблема крепостничества. Дж. Блюм не приемлет марксистского учения об общественно-экономических формациях; феодализм в его понимании - это система политической раздробленности. Поэтому понятно, что применительно к России о феодализме речь идет в книге только для XIII - XV веков (стр. 90 - 92). Однако избранные автором хронологические рамки - IX-XIX вв. - практически охватывают всю феодальную эпоху в России.

Автор претендует на объективное научное исследование. В книге широко используются русские дореволюционные и советские документальные публикации", работы марксистских и дворянско-буржуазных историков, мобилизован обширный материал.

Дж. Блюм прибегает в своей работе к сравнительно-историческому методу. Отмечая особенности аграрных отношений в России, он привлекает для сопоставлений соответствующий материал по истории разных стран Западной и особенно Восточной Европы. В работе делается попытка подойти к истории России как к составной части общеевропейской истории. "Структура русского сельского общества имеет те же самые основные черты, - замечает автор, - которые характеризуют и сельские общества других европейских стран" (стр. 6). Для каждого исторического этапа Дж. Блюм пытается выявить сходство главных тенденций и различия в развитии России и других европейских стран. Однако сравнения его касаются преимущественно юридических институтов, хотя в ряде случаев он и обращается к явлениям экономической и социальной жизни (системы земледелия, сельскохозяйственные орудия, формы сельских поселений, типы крестьянской общины, виды зависимого держания, организация вотчинного управления и т. д.).

Однако в отношении политических институтов Дж. Блюм, следуя традиционной в реакционной буржуазной историографии схеме, стремится показать коренное различие стран Восточной Европы и Запада. В России, по его мнению, не создалось условий для развития духа свободы и независимости. Из факта более длительного господства крепостничества в России и других странах Восточной Европы он делает политически тенденциозный вывод о "различии между Востоком и Западом" в наше время, о традициях крепостничества и принуждения у восточноевропейских народов, составляющих, по его выражению, "водораздельную черту в истории свободы в современном мире" (стр. 606).

Дж. Блюм ведет изложение фактического материала с позиций буржуазной методологии, чем определяется неубедительность его общих выводов и заключений. Дж. Блюм - типичный эклектик, в основе его концепции лежит плюрализм, объяснение исторических закономерностей разнородными факторами. При решении конкретно-исторических вопросов плюрализм приводит Дж. Блюма ко многим противоречиям.

В судьбах крепостничества, по его мнению, решающую роль играли политический и экономический факторы, но какой из них являлся первостепенным, он затрудняется сказать. В разные исторические периоды, по его мнению, преобладал то экономический, то политический фактор. В свою очередь, и характер взаимоотношений крестьян и землевладельцев имел определяющее влияние на экономическую и политическую жизнь (стр. 601 и др.). Выясняя причины падения крепостного права, Дж. Блюм называет в качестве главной его предпосылки распространение в России с конца XVIII в. идей гуманизма и просвещения, то есть вводит новый фактор, но уже из области идеологии.

Столь же противоречив подход автора к определению существа крепостничества. С одной стороны, он характеризует его как базис существовавшего в течение столетий социального строя, как режим, порожденный ростом крупного землевладения, а с другой - ищет определение существа данного явления в сугубо юридической сфере. Наиболее характерным признаком крепостничества Дж. Блюм считает осуществление вотчинниками публично-правовых функций в отношении крестьянства за счет ущемления соответствующих прав государства. Приводя в конкретном исследовании примеры определяющего значения базисных явлений для развития аграрных отношений (стр. 24, 46, 606 и др.)³ , в своих общих суж-

³ Например; ухудшение в правовом и материальном положении смердов в Киевской Руси Дж. Блюм выводит из потери ими земли и роста экономической зависимости от земельных собственников (стр. 46). В период феодальной раздробленности и в первые столетия существования единого Русского государства крестьяне, по Блюму, - это не просто свободные арендаторы, как считает большинство буржуазных историков, а экономически и юридически зависимые плательщики ренты, положение которых неуклонно ухудшается.

дениях Дж. Блюм отрывает правовой статут зависимого крестьянина от его реального социально-экономического положения.

Формально-юридическая трактовка крепостничества становится для Дж. Блюма камнем преткновения при решении важнейших проблем аграрной истории России в изучаемую им эпоху. Так, в книге выдвигается тезис, будто до XVI в. в России не существовало ограничений в праве владения землей. Представители любого общественного класса могли держать землю на аллодиальном праве. "Крестьяне, ремесленники, духовенство и их наследники, купцы и даже рабы, - пишет Блюм, - все выступают в источниках как землевладельцы наряду с крупными духовными и светскими магнатами, а также дворянством" (стр. 73). В качестве доказательства в работе приводится ссылка на свободную мобилизацию земельных участков (купля-продажа, обмен, дарение и т. д. - стр. 73, 97). Даже оставив в стороне споры о причинах, вследствие которых крестьянские земли оказались в собственности феодалов, нельзя без искажения источников отрицать факт экспроприации крестьянства. И автор его не отрицает. Напротив, характеризуя княжеское, боярское и церковно-монастырское землевладение, он пишет, что не одна колонизация необжитых территорий была источником его расширения. И в то же время в книге есть утверждения, что "право крестьянина на использование и распоряжение землею, которую он держал, представляло серьезное ущемление (?!) прав земельных собственников" (стр. 98). Никто не станет возражать Дж. Блюму, что в России монополия на владение землею - явление сравнительно позднее. Однако на протяжении средневековья состав владельческих прав у собственников разных социальных категорий был неодинаковым. Различными были и практические возможности для реализации этих прав. Большинство частновладельческих крестьян к XVII в. потеряло право распоряжения своими наделами. Этот определяющий классовую структуру феодального общества процесс Дж. Блюм ставит в один ряд с процессом изменений в формах земельной собственности господствующего класса.

Исходя из традиционной в буржуазной историографии теории "княжеского пожалования", автор, с одной стороны, пишет о связи первых признаков ослабления крепостничества с укреплением центральной власти и с вторжением ее в отношения крестьянина и господина. А с другой, он не однократно подчеркивает, что к XVI - середине XVII в. крепостничество достигло такой степени развития, что власть господина над крестьянином стала почт" всеобъемлющей (стр. 89 - 90 и др.). Он высказывает мнение, что "история аграрных институтов в России пошла бы тем же самым путем и без создания абсолютистского государства" (стр. 606 и др.). На практике же политический фактор очень часто выступает у него как самодовлеющий, а крепостничество - как следствие централизации. Описав пагубные последствия, какие имела для крестьян передача их во власть помещиков, автор торопится уведомить читателя, что "помещики должны были заплатить за преимущества, которые они получили" (стр. 605). Плата эта заключалась в отправлении военной службы.

В книге немало страниц, рисующих бедственное положение русского крестьянства, особенно в XVIII - XIX веках. Но тема борьбы его против землевладельцев фактически выпала из поля зрения Дж. Блюма, который ограничивается лишь отдельными упоминаниями о фактах пассивного и активного сопротивления крестьян усилению феодального гнета. Много места занимает в книге описание отсталости сельского хозяйства России в XVIII - начале XIX века. Главными причинами этой отсталости автор считает приверженность крестьян и помещиков к "традиционным методам земледелия", существование общинной формы землевладения с ее принудительным севооборотом, чересполосицей, периодическими переделами земли, лишавшими крестьян заинтересованности в улучшении агротехники. Все эти явления действительно имели место. Однако их нельзя считать определяющими, так как сами они были следствием сковывающего влияния крепостного права. Напрасно также Дж. Блюм утверждает, что "не крепостное право, а недостаток в путях сообщения и неравномерное распределение на территории страны природных ресурсов были препятствием роста русской экономики" (стр. 615).

Отрицание тормозящей роли крепостного права вытекает из проводимой в книге концепции "жизнеспособности" помещичьего хозяйства, выдвинутой в свое время П. Струве. Вслед за ним автор пытается доказать, что помещичье хозяйство накануне падения крепостного права в России не только не исчерпало своих возможностей, но даже достигло расцвета. Вся его аргументация при этом сводится к указанию на имевшие

место в первой половине XIX в. попытки помещиков улучшить свое хозяйство путем введения "рациональных" методов земледелия. Но ведь известно, что такого рода "рационализаторство" не получило широкого распространения и в конечном счете потерпело неудачу. Это, кстати сказать, признает и автор. Однако, по его мнению, помещики-рационализаторы не могли поднять общий уровень сельского хозяйства в России потому, что им не удалось убедить своих не в меру консервативных собратьев по классу отказаться от рутины и принять рекомендуемые нововведения (стр. 513).

Дж. Блюм категорически отрицает наличие накануне падения крепостного права кризиса феодально-крепостнической системы хозяйства. Застойность сельскохозяйственного производства в центрально-черноземных губерниях, где особенно сильно проявлялось тормозящее влияние крепостного права, он объясняет конкуренцией южных губерний России, имевших более благоприятные условия для экспорта хлеба. Но в действительности южные губернии были серьезным конкурентом на хлебном рынке не в силу своей близости к портам, а вследствие более сильного развития там капиталистических отношений. Весьма показательным явлением, свидетельствующим о кризисе крепостного хозяйства и опровергающим утверждение автора об "устойчивости" помещичьего хозяйства, служит рост задолженности дворянских имений. Сам Дж. Блюм приводит такие данные: если в 1820-х гг. в кредитных учреждениях было заложено 20% дворянских имений, то к концу 1850-х гг. - уже свыше 66% (стр. 379 - 385).

Факт имущественного неравенства среди крестьян автор считает "имеющим малое значение в структуре крестьянской жизни", своего рода "отклонением" от нее (стр. 472). Развитие крестьянских промыслов объясняется в книге сокращением крестьянских наделов (стр. 531). При этом остается непонятным, почему в черноземных губерниях, где промыслы были развиты сравнительно слабее, сокращение крестьянских наделов происходило сильнее, чем в промышленных, в то время как в последних крестьяне часто забрасывали свои наделы и уходили на заработки в город. Дж. Блюм подробно пишет об ухудшении экономического и правового положения помещичьих крестьян в XVIII - начале XIX века. Но он умалчивает о связи между усилением феодальной эксплуатации, приведшим к ухудшению положения крестьян, и разложением феодально- крепостнической системы, о том, что помещики, хозяйство которых было втянуто в товарно-денежные отношения, стремились извлечь максимум дохода из своих имений, применяя старые методы (увеличение барщины и оброка, введение наиболее тяжелых форм барщины - месячины и урочной системы).

Говоря о политике царизма в крестьянском вопросе, автор утверждает, будто Екатерина II, Александр I и Николай I имели серьезное намерение освободить крестьян от крепостной зависимости. Подобные утверждения - результат отрицания Дж. Блюмом классового характера политики самодержавия, стоявшего на страже интересов крепостников- помещиков. Именно поэтому в книге преувеличивается значение правительственных мер по крестьянскому вопросу, начиная от указов Павла I о трехдневной барщине и о запрещении на Украине продавать крестьян без земли и кончая реформами П. Д. Киселева и введением инвентарей в западных губерниях России (стр. 462). Все эти меры в действительности не затронули основ феодально-крепостнического строя, а следовательно, и не могли сколько-нибудь существенно улучшить положение крестьян. Восстания государственных крестьян в 1841 - 1845 гг. и волнения, связанные с инвентарной реформой, являются наглядным тому свидетельством.

Крестьянскую реформу 1861 г. Дж. Блюм признает важной гранью, завершившей почти тысячелетний период зависимости крестьян от помещиков. Но причины реформы он рассматривает с субъективистско-идеалистических позиций и пытается опровергнуть точку зрения советских историков, выдвигающих на первый план экономические и социальные факторы. Исходя из теории "жизнеспособности" крепостного хозяйства, Дж. Блюм утверждает, что крепостное право нисколько "не мешало" развитию промышленности, ибо владельцы фабрик и заводов будто бы легко находили рабочую силу в лице отходников. На самом же деле личная зависимость существенно ограничивала их возможности свободно распоряжаться своей рабочей силой, и ликвидация в 1861 г. этой зависимости значительно ускорила формирование рынка рабочей силы в пореформенной России.

Дж. Блюму свойственна недооценка крестьянского движения против крепостного гнета и его роли в крушении крепостничества. Между тем советские историки давно установили, что накануне реформы 1861 г.

значительно усилилась борьба крестьян за отмену крепостной зависимости и ее влияние на позицию господствующего класса. По данным акад. Н. М. Дружинина, в 1857 г. произошло 192, в 1858 г. - 528, а в 1859 г. - 938 массовых крестьянских выступлений⁴ . А Дж. Блюм пытается убедить читателя, будто основной предпосылкой падения крепостного права явилось распространение среди образованной части помещиков и в правящих кругах гуманно-прогрессивных идей, то есть повторяет довод, задолго до него выдвинутый русскими либерально-буржуазными историками (И. Иванюковым, А. Корниловым и Г. Джаншиевым).

Таким образом, предлагаемая в книге интерпретация процесса возникновения, развития и ликвидации крепостничества несостоятельна.

⁴ Н. М. Дружинин. Крестьянское движение 1857 - 1861 гг. по документам центральных исторических архивов СССР. "Вопросы архивоведения", 1961, N 1, стр. 19, 21, 24.