ИСТОРИЯ РОССИИ (последнее)
А. Л. ШЛЕЦЕР И РУССКО-НЕМЕЦКИЕ УНИВЕРСИТЕТСКИЕ СВЯЗИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX В.
Актуальные публикации по вопросам истории России.
А. Л. ШЛЕЦЕР И РУССКО-НЕМЕЦКИЕ УНИВЕРСИТЕТСКИЕ СВЯЗИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX В.
Автор: А. Ю. АНДРЕЕВ
Выдающегося немецкого ученого, ординарного профессора, а позже иностранного почетного члена Санкт-Петербургской Академии наук Августа Людвига Шлецера нельзя отнести к забытым именам в отечественной историографии. Его вклад в изучение истории России определяется, в первую очередь, подготовленными Шлецером в Петербурге в 1760-х годах публикациями важнейших исторических источников - Никоновской летописи, Русской правды по Академическому списку, Судебника Ивана Грозного, а также первым критическим изданием Повести временных лет ("Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке"), которое он осуществил в Геттингене в 1802 - 1809 гг.1 В этом последнем труде Шлецер впервые в исторической науке обратился к подробному и широкому критическому анализу русских летописей, включающему изучение их различных списков с целью восстановления "истинного", "неиспорченного" текста, работу над истолкованием отдельных слов и выражений в их историческом контексте, оценку достоверности описанных событий с привлечением "здравого смысла" и сведений из других исторических источников. "Нестор" Шлецера фактически явился первым фундаментальным источниковедческим исследованием в русской исторической науке, оказавшим огромное влияние как на последующее поколение русских историков (Н. М. Карамзина,
стр. 136
--------------------------------------------------------------------------------
М. Т. Каченовского, М. П. Погодина), так и на развитие источниковедения в России XIX в. в целом2. И хотя в ходе этого процесса практически все конкретные выводы Шлецера были оспорены, все же его методология неизменно заслуживала высокую оценку русских ученых, продолжавших критическое изучение летописей, среди которых, прежде всего, был А. А. Шахматов. В советской исторической науке, не без колебаний, также закрепилось признание вклада Шлецера как источниковеда и историка периода складывания феодального государства в Киевской Руси3.
С точки зрения современных исследований русско-немецких научных и культурных взаимосвязей можно выделить, по крайней мере, три момента, которые позволяют рассматривать Шлецера в качестве одного из важнейших посредников в процессе культурного обмена, происходившего между Европой и Россией во второй половине XVIII - начале XIX в. Во-первых, Шлецер, как во время своего пребывания в России, так и вернувшись в Германию, продолжительное время выступал исследователем и публикатором источников по истории России, стимулируя ее изучение не только в отечественной, но и в европейской науке4. Во-вторых, Шлецер активно занимался распространением в Европе сведений о современной ему России, писал о русской науке, просвещении, и как публицист способствовал созданию у европейского (в особенности, немецкого) читателя определенной картины России в благоприятном свете, в противовес господствовавшему мнению о всеобщем "варварстве" и невежестве русских5. В-третьих, Шлецер являлся инициатором научных контактов между немецкими университетами и Россией, и во многом благодаря ему в последней трети XVIII в. были налажены связи между нашей страной и лучшим в Европе того времени Геттингенским университетом, кульминация этих связей достигла наивысшей точки в начале XIX в. и, помимо собственно вклада в российскую науку и университетское образование, оставила свой самостоятельный след даже в русской поэзии, дав рождение представлению о "геттингенской душе"6. К этому можно добавить еще и ту роль, которую Шлецер сыграл как один из основоположников изучения и преподавания в университетах науки о государственном хозяйстве - статистики (от нем.: Staat - государство), которая в первые десятилетия XIX в. не без его влияния начала свое развитие и в университетах России.
Если первая из названных функций Шлецера-историка, как указывалось выше, нашла свое достаточно полное освещение в отечественной историографии, то вторая - Шлецер как публицист, участник русско-немецкого научного и культурного обмена - служила предметом исчерпывающих исследований в немецкой историографии (в особенности, в бывшей ГДР)7. В них было показано, что Шлецер выступал протагонистом просвещенной монархии и считал, что среди всех стран Европы этот идеал ближе всего воплотился
стр. 137
--------------------------------------------------------------------------------
именно в России с восшествием на престол Екатерины П. Выделяя среди главных качеств "вновь (т. е. второй раз после петровских преобразований. - А. А.) обновленной России" ее успешно идущую европеизацию, открытость, оживление культурных, экономических и политических контактов с западными странами, ученый одновременно предсказывал России грядущую роль мировой державы, от которой будут зависеть судьбы Европы. "Русский патриотизм" Шлецера был не только одним из центральных факторов его научного творчества, но и объяснял долговечность контактов Шлецера с Петербургской Академией наук, а затем с Московским университетом, и даже служил причиной отдельных конфликтов, возникавших в его отношениях с коллегами в Геттингене8.
Третий сюжет - роль Шлецера как университетского профессора в налаживании образовательных контактов России с Западной Европой - в изучении его наследия, по сравнению с первыми двумя, занимал куда меньшее место, и именно ему посвящена настоящая статья. Однако, чтобы уяснить некоторые вехи в становлении этих контактов, необходимо сначала обратиться к основным фактам биографии ученого.
Август Людвиг Шлецер родился 5 августа 1735 г. в городке Кирхберг, принадлежавшем княжеству Гогенлоэ и располагавшемуся в одном из живописных уголков гористой Швабии (совр. земля Баден-Вюртенберг, ФРГ). Отец и дед Шлецера были пасторами, и он должен был унаследовать семейную традицию, а для этого поступил на богословский факультет Виттенбергского университета, однако затем перешел в Геттингенский университет. Это событие стало ключевым в судьбе будущего ученого, его "переходом через Рубикон", от которого в результате и потянулись нити, связавшие его с Россией, и обратно, Россию с Геттингеном.
В 1754 г. Шлецер принял решение порвать с предназначенной ему карьерой пастора, с тем, чтобы посвятить себя античной филологии и восточным языкам. В Геттингене, под влиянием крупнейшего немецкого филолога И. Д. Михаэлиса, рождается восточный или "библейский" проект Шлецера - план ученого путешествия по местам ветхозаветных событий. Здесь важно подчеркнуть проявившуюся уже у юного Шлецера изначальную установку на критический анализ и проверку библейских текстов с помощью личных впечатлений и найденных на месте источников - в этом сошлись его исходная теологическая подготовка и приобретенные в Геттингене навыки филологической критики. Серьезными приготовлениями к будущему путешествию Шлецер занимался несколько лет, в ходе которых счел нужным отправиться из Геттингена на учебу в Упсальский университет (Швеция), осваивал необходимые, как ему казалось, для путешественника знания из области ботаники, антропологии, медицины, навигации и т. п., написал здесь свою первую книгу по истории
стр. 138
--------------------------------------------------------------------------------
финикийской торговли. С 1759 г. он вновь продолжил занятия в Геттингене, но все больше, понимал, что его план нереализуем, прежде всего из-за финансовых трудностей. Однако судьба неумолимо звала его на Восток, а первой страной в этом направлении лежала Россия, на историю которой Шлецер впервые обратил внимание еще в Швеции, познакомившись там с теорией, согласно которой скандинавские мореплаватели основали на востоке Европы "государство русов". Поэтому полученное им в 1761 г. через посредничество своих геттингенских учителей Михаэлиса и Бюшинга, приглашение в Петербург на должность помощника придворного историографа Г. Ф. Миллера, Шлецер принял без особых колебаний. Он ехал в Россию с тем, чтобы разбирать древние манускрипты из архива Миллера, думая, тем самым, стать чуточку ближе к Земле Обетованной, и, кто знает, при удаче найти средства, чтобы продолжить путешествие на Восток, где он надеялся открыть целый новый мир библейских преданий. Но, в результате, Шлецер, как и Колумб, ошибся - этим новым миром для него стала древняя русская история9.
Отношения Шлецера с ученым миром Петербурга 1760-х годов не раз являлись предметом подробного описания, поэтому укажем в них только основные события10. В апреле 1762 г. Шлецер был назначен адъюнктом Петербургской Академии наук по историческому классу, при профессоре Миллере. Начало его академической карьеры в области русской истории, однако, довольно быстро привело к острым столкновениям Шлецера с М. В. Ломоносовым, к трудам которого, несмотря на неприкрытую вражду последнего, Шлецер питал впоследствии неизменное уважение. Одновременно, через посредничество советника И. К. Тауберта, Шлецера привлекли к обучению детей президента Академии наук графа К. Г. Разумовского: в специально нанятом для этого доме на 10-й линии Васильевского острова образовался своего рода образовательный институт (в шутку называемый "Академией 10-й линии"), где вместе с сыновьями графа учились еще несколько отпрысков высшего петербургского дворянства, в том числе сын секретаря Екатерины II Г. Н. Теплова. Влиятельные покровители помогли Шлецеру в конце 1764 г., в один из критических моментов его пребывания в Петербурге, добиться должности ординарного профессора истории в Академии наук с предписанием заняться изучением древней русской истории. Условия нового контракта, подписанного императрицей Екатериной II в январе 1765 г. сроком на пять лет, предполагали, в том числе, трехмесячный отпуск в Германии летом того же года "для поправления здоровья и свидания с семьей". Поэтому в июне историк покинул Петербург, чтобы вновь направиться в Геттинген, но не один, а сопровождая четырех предназначенных для учебы там русских студентов, с поездки которых фактически и начинается период постоянных контактов России с Геттингенским университетом.
стр. 139
--------------------------------------------------------------------------------
Интересно отметить, что уже раньше Шлецер содействовал появлению нескольких новых русских студентов в немецких университетах. Весной того же 1765 г. трое его учеников, сыновья К. Г. Разумовского Алексей, Петр и Андрей, были отправлены в Страсбургский университет, а сын Г. Н. Теплова Алексей - чуть позже, в Кильский университет (он учился потом также в Лейпциге и Виттенберге). Лекции, которые Шлецер преподавал им в "Академии 10-й линии", служили таким образом лишь начальной ступенью перед их обучением за границей. Эти поездки являлись лишь частным примером, отражавшим общее желание российского дворянства обучать своих отпрысков в немецких университетах, которое четко обозначилось с середины XVIII в. и достигло одного из пиков во второй половине 1760-х годов11.
Титулованных студентов привлекали те изменения, которые немецкие университеты приобрели под влиянием эпохи Просвещения, соединив науку со светскими манерами и расширив круг предметов в сторону потребностей дворянина. Среди них особо выделялся Геттингенский университет. Первыми представителями российского дворянства в 1751 - 1755 гг. здесь были сыновья барона Г. А. Демидова, но затем наступил длительный перерыв. Широкое возобновление поездок русских студентов в Германию стало возможным только после окончания Семилетней войны. Помимо интереса со стороны дворянства такие университеты с высоким научным уровнем преподавания, как Геттингенский, привлекали внимание в России в качестве возможных центров подготовки будущих русских ученых. Поэтому отпуск Шлецера за границу, позволивший ему взять с собой четверых студентов из Академии наук, был лишь удобным поводом, отражавшим назревшие в России потребности к установлению прочных университетских контактов с Европой.
Идея необходимости регулярных командировок обучающихся при Академии студентов в немецкие университеты была выдвинута и обоснована в 1764 г. Ломоносовым, который сам некогда побывал в одной из таких первых и тогда еще редких поездок в конце 1730-х годов. Ломоносов предлагал ввести в готовившийся устав и штат Академического университета постоянную расходную статью, которая бы позволила "всегда содержать природных российских студентов за морем не меньше десяти человек, которое число в каждые пять лет из Академического университета производить можно будет удобно"12. Это не смогло законодательно закрепиться в XVIII в., хотя на практике реализовывалось при подготовке ученых при Академии наук и в Московском университете, но окончательно оформилось с принятием в 1804 г. первого Устава российских университетов (Московского, Харьковского и Казанского), в котором такие командировки получили официальный статус необходимой части образования будущих русских профессоров. Тем самым резерв русской на-
стр. 140
--------------------------------------------------------------------------------
уки соединялся с европейской, и без ущерба для самостоятельности российского образовательного пространства в нем осуществлялся свободный и плодотворный обмен идеями с Европой, что и показала история контактов с Геттингенским университетом.
К этому нужно добавить наличие встречных тенденций к сближению с Россией со стороны отдельных немецких университетов. Так, деятельность Шлецера в Петербурге совпала по времени с появлением у куратора Геттингенского университета, барона Г. А. фон Мюнхгаузена, желания сделать свой университет крупным центром изучения русской истории и литературы в европейском ученом мире (для этой цели он планировал даже открыть здесь русскую типографию). В 1762 г. именно, в Геттингене, впервые в немецких университетах, профессором И. Ф. Мурраем был прочитан отдельный курс лекций, посвященных русской истории. Поэтому работа по сбору источников по русской истории, которую Шлецер в это время должен был вести, в том числе и за пределами России, в немецких архивах, представляла интерес не только для Петербургской Академии наук, но и для Геттингенского университета.
Перед отъездом Шлецеру было дано задание выявить документы по истории Московской Руси в архиве Любека. В помощь к нему и для дальнейшего обучения в Геттингенском университете Академия по инициативе Ломоносова отобрала двоих студентов, Василия Венедиктова и Василия Светова, которых Шлецер считал наиболее способными для занятий русской историей. В последний момент к этим двум юношам присоединили еще двоих, предназначавшихся ранее к отправке в другие немецкие университеты для подготовки по математическим наукам, Петра Иноходцева и Ивана Юдина. Программы занятий для студентов были составлены академиками, в том числе для Бенедиктова и Светова - самим Шлецером13. Он же должен был не только отвезти всех четверых в Геттинген, но и распоряжаться там "порядком их жития": "к кому именно из тамошних профессоров на лекции ходить", где жить на квартирах, следить, чтобы "жительством расположить их разно, дабы больше привыкали к обхождению с иностранными и одни б только между собой всегдашних компании не водили". Последнее требование, впрочем, тот выполнить не смог: Геттинген был переполнен студентами, и для своих русских учеников Шлецеру удалось нанять лишь одну квартиру на всех. Шлецер же помог им найти подходящий трактир для обеда, "одеться по здешней моде и приобрести необходимый студенческий инвентарь, а также познакомил их со здешними горожанами и представил профессорам"14. 6 сентября (н. ст.) 1765 г. четверо юных россиян были официально занесены в матрикулы Геттингенского университета и получили все права студентов. При этом с них была взята лишь половинная плата за обучение, поскольку Шлецер дал письменное свидетельство, что они уже были студентами в Петербурге.
стр. 141
--------------------------------------------------------------------------------
Намеченная Шлецером программа учебы была обширной и давала возможность русским студентам заниматься у всех ведущих геттингенских профессоров того времени. Бенедиктову и Светову Шлецер рекомендовал курсы лекций профессоров И. К. Гаттерера, И. С. Пюттера, И. Ф. Муррая, И. Бекмана, Г. К. Гамбергера. Основными предметами их занятий должны были стать, помимо истории, политическая экономия и статистика, современное европейское право. Студенты-математики должны были слушать ведущего в этой области немецкого специалиста А. Г. Кестнера, а также лекции по экспериментальной физике у С. Х. Гольмана, геометрии - у Мейстера, истории - у И. Ф. Муррая15.
Обучение в Геттингене для русских студентов не сводилось только к лекциям. По приглашению Шлецера, который следовал инструкции Академии наук, в их доме поселился репетитор (молодой доктор Х. Вестфельд, экономист и минералог), который давал им уроки немецкого языка, читал немецких поэтов, и, кроме того, постоянно общался с ними по-немецки. С ним же студенты приступили к совершенствованию в латинском языке и обучению греческому, что естественным образом привело их в дом знаменитого филолога Х. Г. Гейне, семинары которого (прообраз современной формы семинарских занятий) по древним языкам были известны широко за пределами Геттингена и посещались не только теми, кто решил специализироваться по истории античности, но и другими любителями наук. Вообще, общение студентов с геттингенскими профессорами являлось более близким, чем во многих других университетах: так, А. Г. Кестнер пригласил занимающихся у него Иноходцева и Юдина посещать его для частных бесед по всем интересующим его научным вопросам, которые потребуют более подробного объяснения, а в последующем аттестате выражал восхищение, что студенты, кроме посещения лекций стремились "добровольно расширить круг научных работ"16. Свой вклад в установление этих дружественных отношений с русскими студентами Шлецер объяснял так: "Я сумел внушить идею, что они - не просто люди из страны, откуда до сих пор в Геттинген не приезжал ни один экипаж, но что они - ученики Академии, и если их учеба получит успех, то при необыкновенной заботе нашей великой монархини о том, чтобы взрастить новые поколения среди своего народа, без сомнения за ними последуют и другие"17.
В конце февраля 1766 г. Шлецер, отлучавшийся на некоторое время по поручениям Академии наук из Геттингена, вернулся и, не найдя тех успехов, которых бы желал, решил сам вплотную заняться образованием своим питомцев: жил с ними в одном доме, руководил учебой и "все дни не спускал с них глаза"18. Результаты трудов он смог оценить уже в мае, когда сообщал в Петербург, что "оба историка, которые приехали сюда с запасом школьных знаний, не
стр. 142
--------------------------------------------------------------------------------
больших, чем у немецкого мальчика десяти лет, тем не менее, чрезвычайно продвинулись: они уже могут с пониманием слушать все лекции, и даже Венедиктов, который еще в августе не знал ни одного немецкого слова, теперь может полностью объясняться"19. В это же время Шлецер непосредственно подключил студентов к своим историческим трудам: Василий Светов помогал ему в работе над введением к "Опыту изучения русских летописей". Сохранившиеся письма Светова родителям говорили о его большой загруженности занятиями, проявлениях усталости и тоски по родине20. Однако уже в июле 1766 г. Шлецеру пришлось выехать обратно в Петербург, а студенты перешли на попечение к профессору истории и философии И. Ф. Мурраю.
О бытовых условиях жизни русских студентов в Геттингене подробно рассказывают полугодовые финансовые отчеты, представляемые ими в Академию наук (по предложению Шлецера, с начала 1766 г. все денежные расходы были вверены самим студентам, которые, однако, должны были тщательно фиксировать их в специальной ведомости). По словам студентов, положенным им окладом в 250 рублей в год "не без нужды себя содержать можно". В Геттингене питание было "нарочито недешевым", особенно же дорого стоили хорошие книги и лекции, из которых по математике они вынуждены были заниматься privatissime "за неимением здесь охотников"21. Представивший в Петербурге эти отчеты Шлецер, объяснив, что, Геттинген, по его мнению самый дорогой из университетов Германии, добился увеличения с 1767 г. жалования студентам до 300 рублей в год.
Из геттингенских ученых, помимо Шлецера и Муррая, наибольшее влияние на студентов-математиков оказал А. Г. Кестнер. Еще в Петербурге Иноходцов прочитал перевод статьи "Похвала астрономии", и теперь в Геттингене под влиянием профессора он именно астрономию избрал своей окончательной специальностью. Вернувшись в Петербург в июне 1767 г., Иноходцов, сдав экзамен и представив научную работу "Геодезическое сочинение об уровне мест", был избран адъюнктом Академии (впоследствии он достиг звания ординарного академика). Много надежд подавал и Юдин, но спустя год по возвращении из Германии, он скончался.
Студенты же историки продолжали свою учебу в университете, и вновь под руководством Шлецера, который в сентябре 1767 г. добился в Петербурге очередного отпуска и отправился в Геттинген, не предполагая больше вернуться в Россию. Студентов он обучал теперь практическим приемам работы с историческими источниками, по собственным методам "критики источника". Светов пробыл в университете до конца лета 1768 г., а Венедиктов по рекомендации Шлецера остался в Геттингене еще на год, до сентября 1769 г. (в последних семестрах он дополнительно слушал лекции по церковной
стр. 143
--------------------------------------------------------------------------------
истории, естественному праву, статистике и философии). Однако надежды на создание самостоятельной научной школы русских историков, которые Шлецер возлагал на них, Венедиктов и Светов не оправдали. Первый из них умер от туберкулеза спустя два года после возвращения в Россию, не успев оставить заметных трудов, а второй служил при Академии переводчиком и учителем русского языка в гимназии, перевел несколько важных в учебном и научном отношении трудов немецких ученых, но самостоятельных исторических работ не имел22.
В августе 1766 г. в Геттинген прибыла новая группа из пяти русских студентов. Они были посланы св. Синодом по предписанию Екатерины II обучаться богословию, причем распоряжение императрицы было частью ее проекта реформирования богословского образования в России и, в частности, открытия богословского факультета в Московском университете (предназначенные для этой же цели другие группы студентов были направлены в Лейденский и Оксфордский университеты)23. Выбор Геттингена для студентов-богословов осуществился, очевидно, не без влияния уже идущего успешного опыта учебы здесь четырех академических студентов (и, таким образом, в нем присутствовала и косвенная заслуга Шлецера). Получая широкое образование, студенты слушали не только лекции профессоров богословия, но и Михаэлиса, Гейне, Бекмана, Кестнера и др. В ноябре 1766 г. к русским студентам в Геттингене добавился переехавший сюда из Страсбургского университета А. Я. Поленов (в будущем - русский законовед и историк права, после возвращения из Геттингена в Россию вместе с Шлецером он начал издание Судебника Ивана Грозного, а в 1768 г. продолжил начатую немецким ученым публикацию Никоновской летописи)24. Таким образом, в 1766 - 1767 гг. вокруг Шлецера в Геттингене сформировалась большая группа из десяти русских студентов, учившихся у него или, по крайней мере, находившихся с ним в тесном общении25.
Серьезных успехов в Геттингене добился студент-богослов Дмитрий Семенов (Руднев), который активно занимался здесь историей, филологией, древними языками и под влиянием филологической школы Гейне подготовил (к сожалению, несохранившуюся) диссертацию "О следах славянского языка в писателях греческих и латинских". В последние годы учебы он особенно сблизился с профессором всеобщей истории и дипломатики И. К. Гаттерером, в доме которого квартировал и которого сам обучал русскому языку (что лишний раз свидетельствовало о характерном для геттингенских ученых повышенном внимании к России). Вернувшись в Россию весной 1773 г., Руднев был зачислен преподавателем в Московскую славяно-греко-латинскую академию, пострижен там в монахи под именем Дамаскина, а в 1778 - 1782 гг., уже в сане архимандрита, возглавлял Академию как ректор, главные усилия которого были направ-
стр. 144
--------------------------------------------------------------------------------
лены на улучшения преподавания и "освобождения академической науки от уз схоластики". Его просветительская деятельность была широко известна в Москве, где Дамаскин был избран членом Вольного российского собрания при Московском университете, а еще раньше Ученое общество при Геттингенском университете избрало его (едва ли не первого из россиян) своим членом-корреспондентом. Свою духовную карьеру ученик Шлецера завершил на епископской кафедре в Нижнем Новгороде, оставил после себя много научных трудов и переводов (среди них - издание Собрания сочинений М. В. Ломоносова). В конце жизни он был избран почетным членом Петербургской Академии наук26.
Летом 1769 г., в связи с истечением срока его академического контракта, Шлецер направил в Петербург, где не был уже два года, официальное прошение об отставке с русской службы и одновременно получил в Геттингенском университете место ординарного профессора истории. О своих настроениях перед отставкой, вызванной нежеланием Шлецера возвращаться в Россию, тот так писал секретарю академической Конференции Я. Штелину: "Я смеюсь над тем, что мое возвращение лишь тем было бы вызвано, чтобы то, что я подготавливаю к изданию в Германии, появилось бы в свет из Петербурга - прямо как будто бы сущность русской службы состояла лишь во вдыхании русского воздуха. А ведь, тем более, я именно поэтому и подготавливаю страшно много к изданию, что в Геттингене я в своей области, как рыба в воде"27.
Последующие научные интересы Шлецера как профессора Геттингенского университета расширились, охватив область всеобщей истории и статистики. Его занятия по русской истории в 1770 - 1780-е годы не угасали полностью, однако отошли на второй план, хотя именно в те годы сформировался его огромный авторитет в Европе как специалиста по России. Для Геттингена это было тем более важно, что университетская библиотека, начиная с 1770-х годов, пополнялась огромным количеством книг из России, которые регулярно высылал геттингенский выпускник на русской службе, один из руководителей Медицинской коллегии барон Георг фон Аш. Если ранее, в 1760-е годы, в пополнении университетской библиотеки русской литературой участвовал сам Шлецер, передавая туда труды Петербургской Академии наук, то после развертывания деятельности Аша (длившейся до 1800-х годов) Геттинген окончательно сформировался как центр славистики, обладающий лучшим за пределами славянских стран научным собранием книг и рукописей по изучению России - "музеем истории российской науки XVIII века"28.
Русские студенты в Геттингене в те годы по-прежнему оставались предметом частых хлопот Шлецера, хотя в отличие от государственных командировок 1760-х годов, в 1770 - 1790-е годы большинство приехавших из российских губерний студентов в Геттинген бы-
стр. 145
--------------------------------------------------------------------------------
ли выходцами из семей русских немцев, и собственно русские студенты, как правило, имели знатное происхождение и учились за собственный счет. Так, среди русских студентов-дворян в Геттингене этого периода встречаются имена Василия Адодурова, сына куратора Московского университета, трех братьев Татищевых (возможно, родственников историка), барона Григория Александровича Демидова (сына старшего из упоминавшихся выше братьев Демидовых, впоследствии гофмейстера и мецената), двух графов - Василия Мусина-Пушкина и Петра Разумовского (старшего сына бывшего ученика Шлецера, графа А. К. Разумовского).
Можно легко представить, что большинство этих студентов участвовали в занятиях русской историей с профессором Шлецером, хотя конкретных свидетельств об этом сохранилось не так много: Шлецер упоминал в письмах в Петербург русских студентов в связи с какими-то обстоятельствами, при которых требовалась его помощь. Так, студент из Петербурга Христиан Берг (учился в 1770 - 1776 гг. на медицинском факультете) попал в затруднительное, но весьма распространенное в немецких университетских городах положение, когда одна из городских семей требовала от него через университетский суд уплаты долгов и признания отцовства двух незаконнорожденных детей. Шлецер защищал интересы Берга по просьбе его родителей перед лицом проректора университета29. Барон Г. А. Демидов, приехав в мае 1788 г. в Геттинген, около года, не имея наставника, пытался беспорядочно слушать лекции. Шлецер составил для Демидова учебный план на летний семестр 1789 г. и сам занимался с ним русской историей30. С 1782 г. в Геттингене находились двоюродные братья Милорадовичи: Михаил Александрович, будущий известный генерал, герой 1812 г., и Григорий Петрович, черниговский генеральный судья и таврический гражданский губернатор. Они учились на юридическом факультете, тогда как их наставник, впоследствии известный врач И. Л. Данилевский - на медицинском (в 1786 г. он защитил в Геттингене диссертацию на степень доктора медицины). На приехавших россиян, естественно, обратил внимание А. Л. Шлецер, который в свою очередь благоприятно отзывался об успехах братьев в своих письмах в Россию. Одного из Милорадовичей он характеризовал как "истинного выдающегося гения (genie superieur), от которого все здешние знатоки людей ожидают, что он рано или поздно будет играть выдающуюся роль в своем отечестве". За три с лишним года, проведенные в Геттингене, Милорадовичи, помимо лекций Шлецера, слушали профессоров Ахенваля, Пюттера, Гаттерера и других, и покинули Германию (где, кроме Геттингена, занимались также в Кенигсбергском и Лейпцигском университетах), получив превосходную подготовку у лучших представителей немецкой науки31.
стр. 146
--------------------------------------------------------------------------------
В 1785 г. Петербургская Академия наук вновь направила в Геттингенский университет четырех студентов для обучения физико-математическим и естественным наукам: Яков Захаров должен быть пройти подготовку по химии, Алексей Кононов - по естественной истории, Григорий Павлов - по астрономии, Василий Севергин - по минералогии. Наблюдение за их поведением и прилежанием в Геттингене взял на себя доктор права Ф. К. Вилих. Инструкция, составленная академиками, среди которых уже были выпускники немецких университетов прежних лет И. И. Лепехин, Н. П. Соколов, П. И. Иноходцев, поощряла широту и разносторонность в занятиях студентов, предоставляла им разумную свободу в расходовании средств, но при этом ежегодное содержание, назначенное студентам, составляло как и раньше 300 рублей, что явно не учитывало происходившей в это время в России инфляции и падения курса рубля относительно европейских валют. В результате уже на первых порах студенты столкнулись в Геттингене с "дороговизной". Тем не менее с осени 1785 г. они успешно приступили к занятиям, где их руководителями были уже получившие европейскую известность профессора А. Г. Кестнер - по математике, Г. Лихтенберг - по физике, И. Ф. Гмелин - по химии, И. Бекман - по технологии (академические студенты одними из первых в России получали представления по этому новому в европейской науке предмету), И. Блуменбах - по естественной истории и др. Сохранились также и похвальные отзывы Шлецера: студенты посещали его лекции по русской истории и статистике, и Шлецер особенно отмечал большие способности в этих науках, проявленные Захаровым32.
Главным препятствием для продолжения успешного хода учебы в этой командировке было неурегулированное финансовое положение. Помимо высоких цен студентам пришлось переносить и хронические задержки выплаты денежного содержания. Денег не хватало не только для оплаты лекций и покупки книг, но порой и на жизнь: в отчете осенью 1787 г. студенты сообщали, что Захаров уже два месяца лежал в тяжелой лихорадке, не мог вызвать врача. Павлову из-за долгов грозила тюрьма.
Несмотря на такие условия, видимо, сам дух университета, питаемый бескорыстными стремлениями к научным занятиям, способствовал особенным успехам студентов во время этой командировки. Так, больших достижений добился Захаров, ученик Гмелина и Бекмана, представивший в Петербург одно из первых в русской науке сочинений по технологической химии. Своими учениками, Кононовым и Севергиным, были довольны профессора Кестнер, Лихтенберг и Блуменбах, сообщавшие в Петербург высокие оценки их знаний. Трое студентов, А. К. Кононов, В. М. Севергин и Я. Д. Захаров, после возвращения в Россию были избраны академиками33.
стр. 147
--------------------------------------------------------------------------------
С конца XVIII в. наступает новая фаза в контактах А. Л. Шлецера с Россией, в начале которой большую роль сыграли семейные связи. В 1796 г. по рекомендации бывшего геттингенского воспитанника, а затем лектора немецкой словесности и профессора всеобщей истории и статистики Московского университета И. А. Гейма, племянник которого, профессор И. Т. Буле, был товарищем А. Л. Шлецера по факультету и занимал в Геттингене кафедру философии, в Москву, на место домашнего учителя, отправился старший сын Шлецера Христиан Август. В 1801 г., видимо, благодаря тому же Гейму, Шлецер-младший был приглашен преподавать всеобщую историю и политику в Московский университет. К отцу в Геттинген поступали регулярные подробные отчеты сына о жизни в Москве34. Общаясь в культурной среде дворянской Москвы, Х. А. Шлецер сообщал, что Геттинген здесь "в большой моде". И, действительно, благодаря усилиям директора Московского университета И. П. Тургенева и посредничеству И. А. Гейма, в начале 1802 г., впервые после долгого перерыва, Московским университетом была организована новая поездка русских студентов в Геттинген, которая сочетала в себе командировку на государственном обеспечении (так должны были учиться несколько студентов-медиков, которым было в этот раз назначено достойное жалование в 750 рублей в год) и примкнувших к ней студентов из богатых семей, путешествовавших за собственный счет (в их числе был и сын директора Московского университета Александр Тургенев).
Таким образом, осенью 1802 г. в Геттингенском университете вновь училась достаточно большая группа русских студентов. Пятеро из них: Иван Воинов, Иван Двигубский, Алексей Гусятников, Андрей Кайсаров и Александр Тургенев были питомцами Московского университета (шестой - студент-медик из Москвы Михаил Успенский - в дороге заболел и прибыл в Геттинген лишь на следующий год). К этим москвичам добавились еще трое уроженцев Малороссии - Дмитрий Яншин, Мартын Пилецкий и Павел Сулима, а также юный чиновник Василий (Вильгельм) Фрейганг из Петербурга. Студенты жили вместе и образовали довольно тесный кружок. Некоторых из них, таких как Александра Тургенева и Андрея Кайсарова, связывала особенно близкая дружба, сложившаяся еще в Москве, где они вместе грезили о Германии образами своих любимых немецких писателей, надеясь найти там воплощение запечатленной в немецкой поэзии "прекрасной души" (schone Seele)35.
В Геттингене молодые люди встретили очень благоприятное отношение к России среди большинства профессоров, и не в последнюю очередь благодаря политической обстановке в Германии начала наполеоновских войн, когда многие немецкие политики обращали свой взор к могучему "северному соседу". Спустя несколько месяцев после приезда русских студентов стало известно об образова-
стр. 148
--------------------------------------------------------------------------------
тельных реформах в России, открытии новых университетов. Некоторые из геттингенских ученых получили приглашения занять там кафедры и показали себя готовыми на деле связать свою судьбу с Россией (набором профессоров от имени российского Министерства народного просвещения занимался профессор К. Мейнерс). Но самым пламенным геттингенским "поклонником" России был, конечно, А. Л. Шлецер. Александр Тургенев, побывав на его первых лекциях, писал родителям в Москву: "Шлецер мне отменно полюбился за свой образ преподавания и за то, что он любит Россию и говорит о ней с такою похвалой и с таким жаром, как бы самый ревностный сын моего отечества"36.
Шлецер горячо приветствовал восшествие на престол Александра I и начало нового этапа реформ в России, что как будто подтолкнуло его к завершению одного из главных дел жизни - в 1802 г. вышли в свет первые тома "Нестора", издание которого Шлецер посвятил новому российскому императору. На своих лекциях он совершенно искренне превозносил Александра I, видя в нем продолжателя той просвещенной политики, которая воссоединяла Россию с другими европейскими странами. Тургенев вспоминал об одной из его лекций: "Шлецер, говоря о ходе просвещения в Европе, упомянул и о России. Давно ли, говорил он, она начала озарятся лучами его? Давно ли Петр I сорвал завесу, закрывающую Север от южной Европы? и давно ли Елизавета, недостойная дщерь его, предрассудками своими, бездейственностью угрожала снова изгнанием скромных Муз из областей своих? И теперь, напротив - какая деятельность в Государе рассаждать Науки, какое рвение в дворянах соответствовать его благодетельным намерениям! "Смотрите"! - вскричал Шлецер, указывая на усаженную Русскими лавку: "вот тому доказательство"!"37
Эти высказывания Шлецера тем более льстили самолюбию наших студентов, поскольку отношение профессора к германским государствам было весьма критическим. Касаясь современных политических предметов, он часто мог остро обличать какого-нибудь немецкого властителя - корыстолюбца, предающего интересы своего княжества ради собственного обогащения. Россия увлекала Шлецера именно как великая европейская держава. Сравнивая ее с наполеоновской Францией, он говорил: "Между тем, как необузданная Франция предписывает законы почти всей Европе, пусть осмелится она хоть малейшую нанести обиду всемогущей, но не употребляющей во зло своего могущества России, и нарушительница всеобщего покоя претерпит должное наказание... Они одни только держат равновесие в Европе. Та и другая сильны; но могущество одной благословляют, а другой проклинают"38. (Опасения ученого вполне оправдались, когда летом 1803 г. французы без боя заняли ганноверские владения и Геттинген, к счастью, не нарушив жизнь университета.)
стр. 149
--------------------------------------------------------------------------------
Общение русских студентов со Шлецером не ограничивалось только часами лекций: так, профессор, заметив интерес Александра Тургенева к истории, сразу же пригласил навещать его по вечерам и спрашивать истолкования любых трудных мест его курса. Студенты наблюдали, как особенно расцветал Шлецер в домашнем общении: о его России профессор мог говорить часами. Нескольких лет, проведенных в Петербурге, ему хватило, чтобы каждого нового русского встречать словами: "Вы наполовину мой земляк!" Завязав добрые отношения с Тургеневым, Шлецер прислал ему неизвестно откуда взявшуюся русскую икру, а свидетельство о прослушанных лекциях, составлявшееся обычно по-латыни в строгой форме, написал потом для него по-русски39. Количество раз, когда Тургенев был у Шлецера (в гостях, на ужине, званном вечере и пр., судя по дневнику) не поддается счету. Чуть реже, но также регулярно посещал Шлецера и другой русский студент, специализировавшийся по древним языкам в семинаре у Х. Гейне, Алексей Гусятников40. Конец семестрового курса лекций Шлецера осенью 1803 г. его русские слушатели отметили бурной овацией и криками: "Да здравствует!"
Случались во взаимоотношения Шлецера с русскими студентами и курьезные истории, об одной из них рассказывает в письме Гусятников. Мартын Пилецкий (в будущем - инспектор Царскосельского лицея, печально известный своим столкновением с юным Пушкиным), уроженец г. Чугуева в Слободской Украине, служил до своего приезда в Геттинген в чине унтер-офицера в казачьих полках. Когда, представляясь Шлецеру, Пилецкий упомянул об этом, тот "отпрыгнул на десять шагов назад и поднял руки вверх". Причиной, естественно, преувеличенной в описании комичной реакции было "предубеждение, господствующее в Германии против казацкого народа" (можно вспомнить, какое "увлечение" казаками вскоре затем прокатилось по Германии, да и вообще, по всей Европе в период заграничных походов русской армии 1813 - 1814 гг.). Шлецер же завершил сцену словами, обращенными к Пилецкому: "Вы - желанный гость, и тем более, поскольку в состоянии это предубеждение опровергнуть делом", и обещал ему всяческую помощь. Вскоре после этого знакомства привести к ним "казака" и предложить ему свои услуги просили у русских студентов и другие геттингенские профессора41.
Вообще же, раскрывая свои лучшие душевные качества в общении с русскими студентами, почти достигший 70-летия Шлецер вел себя с ними как отец, опекал, поддерживал в трудные минуты. Например, именно он передал Александру Тургеневу письмо, в котором сообщалось о смерти в Москве его старшего брата Андрея. Гусятников писал, что во время его болезни зимой 1804/05 г. Шлецер навещал его несколько раз, а когда тому пришло время покинуть Геттинген, "прощался со мной по моем выезде с такой нежностью, как только с сыном своим прощаться может"42.
стр. 150
--------------------------------------------------------------------------------
Близкие, доверительные отношения русских студентов со Шлецером благоприятствовали успехам их научных занятий под его руководством. А. С. Кайсаров, в 1810 г. ставший профессором русского языка и литературы в Дерптском университете, а в период Отечественной войны вступивший в ополчение и безвременно погибший в 1813 г. в боях на территории Саксонии, занялся в Геттингене под прямым влиянием Шлецера изучением древней русской истории, а также фольклора славян. В 1804 г. им здесь было опубликовано на немецком языке сочинение "Опыт изучения славянской мифологии"43. Работа посвящена Шлецеру, "dem unsterblichen Wiederhersteller des unsterblichen Nestor" (букв. - "бессмертному восстановителю бессмертного Нестора") и представляет собой словарь славянских божеств с указанием источников и мест употребления соответствующих названий. Следуя методике Шлецера, Кайсаров широко использует различные источники, относящиеся как к восточным, так и к западным славянам (включая славянские реликты на территории немецких земель). Он подвергает резкой критике сомнительные этимологии и сближения, впрочем не избегая и некоторых натяжек, особенно в попытках выстроить пантеон славянских богов по аналогии с древнеримским44.
В 1806 г. Кайсаров защитил в Геттингене докторскую диссертацию "Об освобождении крепостных в России"45. Это был один из сравнительно редких случаев, когда русские студенты защищали в немецких университетах диссертации на философском факультете. В выборе Кайсаровым такой насущной для России начала XIX в. темы и ее критическом решении заметно не столько влияние Шлецера или другого конкретного учителя, сколько самого в высшей степени либерального духа Геттингенского университета, несшего убежденность в том, что даже самые острые общественные вопросы могут и должны решаться в свете науки46. Впрочем, видны в диссертации и столь же характерные для Геттингена, и Шлецера в особенности, надежды на Александра I как будущего "освободителя рабов" в России.
Интересно, что освобождению российских крепостных посвятил свою короткую диссертацию еще один русский студент той поры В. Фрейганг, который, впрочем, в дальнейшем в России отошел от научных занятий. Зато весьма серьезный выбор, благодаря Шлецеру, стоял перед Александром Тургеневым. Под влиянием своего наставника Тургенев глубоко увлекся русской историей: он собирался заняться сбором источников по ней, причем особенно его заинтересовало восшествие на престол династии Романовых и поиск "условия", поднесенного боярами царю Михаилу Федоровичу. "Является ли нынешняя неограниченная власть в России похищением?" - задавал в дневнике себе вопрос Тургенев, видимо, обсуждая подобные темы со Шлецером47. Тот активно поддерживал увлечение Тургене-
стр. 151
--------------------------------------------------------------------------------
ва, советовал ему продолжить ученую карьеру в России, а в феврале 1804 г. написал письмо президенту Академии наук Н. Н. Новосильцеву, рекомендуя зачислить Тургенева в исторический класс (рассматривалась даже идея, что тот уже в Геттингене мог бы получать жалование адъюнкта Академии). "Немецкий мечтатель рекомендует русского дворянина в профессора",48 - так охарактеризовал эту ситуацию историк В. М. Истрин. Действительно, странность этого положения для России была очевидна, прежде всего, потому, что на профессорских и академических кафедрах в XVIII - начале XIX в. практически отсутствовали дворяне. И, конечно, выбор такой карьеры для сына был немедленно отклонен его отцом И. П. Тургеневым, быть может, не вопреки, и а именно благодаря тому, что тот имел опыт управления Московским университетом и знал особенности жизни ученой корпорации. Несмотря на это, Александр Тургенев еще долго не забывал своей тяги к истории и, уже вернувшись в Россию, в течение некоторого времени служил в роли своего рода "научного посредника" между Шлецером и Карамзиным49.
Еще одно "напутствие" от Шлецера принять профессорскую кафедру в России получил А. М. Гусятников. После письменного отзыва о нем Шлецера (по-видимому, представленного через Гейма в Московский университет), с согласия попечителя М. Н. Муравьева, А. М. Гусятникова даже заочно и без собственного ведома возвели в Москве в доктора философии, чтобы облегчить ему восхождение по ступеням ученой карьеры - случай едва ли не уникальный для российского высшего образования! Однако молодой человек не захотел воспользоваться плодами усилий своих наставников и отказался от профессуры, написав в ответ на эту новость Гейму: "Вы знаете, что я занимался не как ученый, ex propero, а как охотник и любитель уединенной жизни. Мне Шлецер неоднократно и словесно, и письменно представлял пуститься в ученой carriere, но я всегда отклонял. Скромная и тихая жизнь образованного человека была всегда любезным предметом моему сердцу; напротив же того, узнав большую часть каверз и интриг ученых по Германии, я отнюдь не считаю их положение завидливым, с какими бы оное выгодами и славою сопряжено не было"50.
Характеристику отношений Шлецера с его русскими учениками в начале XIX в. закончим упоминанием события, которое поистине было достойным ответом русских студентов на гостеприимство ученого. Весной 1805 г. четверо молодых людей, среди которых были Гусятников и Кайсаров, отправились в поездку по южной Германии и, проезжая через Нюрнберг в Мюнхен, нарочно сделали большой крюк, поскольку "почли за священный долг" заехать в Кирхберг, совершив паломничество "на родину почтенного Шлецера". Здесь они оставили надпись по-французски на одной из колонн старинного дома пастора, где родился Шлецер, прославляющую историка, снис-
стр. 152
--------------------------------------------------------------------------------
кавшего известность "историческими анналами, в особенности же - для Россиян"51.
"Русский кружок", вновь образовавшийся вокруг Шлецера в Геттингене в начале XIX в., показывал в это время лишь одну из сторон возросших контактов геттингенского историка с Россией. Другую, внешнюю сторону этих контактов, составляла его переписка с российскими государственными деятелями, содержание которой касалось как личной судьбы Шлецера, так и русской науки в целом. Среди корреспондентов геттингенского профессора были министры граф Н. П. Румянцев и О. П. Козодавлев, президент Академии наук Н. Н. Новосильцев, ученые, занимавшие крупные посты при дворе Александра I, А. Н. Оленин, Х. Лодер, Н. М. Карамзин и др. Умение Шлецера находить влиятельных покровителей, проявившееся еще в период его пребывания в Петербурге, вновь дало прекрасные результаты, главным из которых было дарование ученому от имени императора, в качестве высочайшей милости, российского дворянства.
В начале 1803 г. Шлецер был очень озабочен тем, чтобы посланный им экземпляр "Нестора" с посвящением Александру I достиг царских покоев. После первой неудачи с посылкой книги он использовал для достижения цели помощь графа Н. П. Румянцева, знакомства, приобретенные в Москве его сыном Х. А. Шлецером, и даже семейные связи А. И. Тургенева. В мае Шлецер, наконец, дождался именного рескрипта Александра I, к которому был приложен бриллиантовый перстень и медальон для жены Шлецера (сопроводившей подаренный экземпляр книги своей вышивкой). Вскоре за этим последовало награждение ученого орденом св. Владимира IV степени (этой услугой Шлецер также обязан, в первую очередь, Н. П. Румянцеву). А в январе 1804 г. О. П. Козодавлев прислал Шлецеру проект его дворянского герба, за которым в июне последовала и сама грамота на дворянство52. Герб Шлецера на четырехчастном щите в одной из своих частей содержал изображение монаха Нестора и раскрытой книги; его дворянский девиз под щитом гласил: "Лета вечная помянух" (Пс. 76.6).
Одновременно активность Шлецера в этот период привела и к рождению первого в России университетского научного общества -Общества истории и древностей российских (ОИДР). В одним из своих обращений в Россию он предлагал "увековечить царствование императора Александра I выпуском полного свода всех сохранившихся древних летописей", чему сам немецкий историк готов был оказывать посильную помощь. Идея была одобрена, и министр народного просвещения граф П. В. Завадовский получил высочайшее указание создать для этой цели научное общество, организация которого была доверена Московскому университету, где предложение Шлецера встретило своего горячего сторонника в лице попечи-
стр. 153
--------------------------------------------------------------------------------
теля М. Н. Муравьева. ОИДР открылось в марте 1804 г. и стало, хоть и косвенным, но одним из самых весомых плодов деятельности Шлецера в области русской истории53. В члены ОИДР вошли Н. М. Карамзин и А. И. Тургенев, его задачей было развитие предложенных Шлецером критических методов изучения русских летописей. Однако до расцвета ученых трудов этого общества профессор дожить не успел - он скончался в Геттингене 9 ноября 1809 г., но в течение последнего года жизни он еще смог увидеть новую большую группу русских студентов в Геттингене, из которой вышли затем преподаватели Царскосельского лицея и Петербургского университета, друзья Пушкина, передавшие ему понятие о "геттингенской душе"54.
Итак, почти полувековой отрезок контактов Геттингенского университета с Россией, с середины 1760-х до конца 1800-х годов, прошел под знаком участия в них Августа Людвига Шлецера. Некогда обвиненный Ломоносовым в "презрении" ко всему русскому, Шлецер между тем доказал свой искренний русский патриотизм не только словами, звучавшими в его лекциях и публицистике, но и делом, взяв на себя заботу о нескольких поколених русских юношей, приехавших в лучший немецкий университет постигать глубины европейской науки. Учениками Шлецера разных лет были будущие российские академики, профессора университетов, общественные и государственные деятели. Все они попадали в Геттингене в ту уникальную ученую атмосферу, погружаясь в которую даже студенты из высшего дворянства проникались искренней тягой к науке и старались сохранить приобретенные идеалы через всю жизнь, воплотить их в служении Отечеству.
При этом можно вспомнить, что служить России продолжали и несколько поколений семьи Шлецеров. Два его сына выбрали здесь: один - ученую, а другой - дипломатическую карьеру; в Петербурге длительное время служили и два внука Шлецера, которые среди нескольких имен, даваемых при рождении, оба носили особое "фамильное" имя Нестор. Имя же их деда, "первооткрывателя Нестора" и друга России, должно остаться в истории русско-немецких научных и культурных взаимосвязей в качество одного из самых ярких символов успехов и взаимной пользы университетских контактов между странами.
-----
1 Русская летопись по Никонову списку. СПб., 1767. Т. 1; Правда Русская, изданная... А. Л. Шлецером. СПб., 1767; Nestor. Russische Annalen in ihrer Slavonischen Grundsprache verglichen, ubersetzt und erklart von August Ludwig Schlozer. Gottingen, 1802 - 1809. Bd. 1 - 5 (русский перевод - СПб., 1809. Т. 1; 1816. Т. 2; 1819. Т. 3).
2 См.: Лятошинский Н. Л. А. Л. Шлецер и его историческая критика. СПб, 1884.
3 Валк С. Н. Исторический источник в русской историографии XVIII в. // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. N 7/8. С. 40; Череп-
стр. 154
--------------------------------------------------------------------------------
нин Л. В. Шлецер и его место в развитии русской исторической науки // Международные связи России в XVII - XVIII вв. М., 1966. С. 188 - 199. Последняя работа явилась опровержением распространившихся в конце 1940 - 1950-х годов в советской историографии нападок на Шлецера, стремившихся заклеймить "вред, нанесенный им русской науке".
4 Помимо вышеназванных произведений, в Германии Шлецером был издан "Опыт изучения русских летописей" (Probe russischer Annalen, Gottingen, 1768) - критический этюд, в котором было указано на первостепенное значение "хроники Нестора" для изучения ранней русской истории и впервые обсуждалось наличие различных вариантов, разночтений и интерполяций этой хроники. Кроме того, Шлецер постоянно публиковал более или менее подробные сведения по истории России в своих учебных пособиях по всеобщей истории, имевших широкое хождение в немецких землях. См.: Schldzer A. L. Allgemeine Nordische Geschichte, Halle, 1771; Tableu de l'histoire de Russie (мн. изд.) и др.
5 Здесь, прежде всего, следует назвать прославивший имя Шлецера в Европе труд "Neuverandertes Russland oder Leben Catharinae der Zweyten Kayserinn von Russland aus authentische Nachrichten beschrieben" (Riga; Mitau; Leipzig, 1767 - 1772. Bd. 1 - 2), в котором были собраны указы и постановления первых лет царствования Екатерины П. Мелкими по объему, но затрагивавшими важные проблемы русской истории, как древней, так и современной, были многочисленные рецензии Шлецера на новые книги по русской тематике, помещавшиеся им в журналах "Gottingische Anzeigen von Gelehrten Sachen" (позже - "Gottingische Gelehrte Anzeigen") и "Allgemeine Deutsche Bibiliothek".
6 См.: Андреев А. Ю. "Геттингенская душа" Московского университета (Из истории научных взаимосвязей Москвы и Геттингена в начале XIX столетия) // Вопросы истории естествознания и техники. 2000. N 2. С. 73.
7 Lomonosov, Schlozer, Pallas: Deutsch-russische Wissenschaftsbeziehungen im 18. Jahrhundert, hrsg. von E. Winter (Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, 12). Berlin, 1962; Grothusen K. D. Zur Bedeutung Schlozers in Rahmen der slawisch-westeuropaischen Kulturbeziehungen // Russland - Deutschland - Amerika, Festschrift fur F. Epstein zum 80. Geburtstag, hrgs. von A. Fischer, Frankfurt/M, 1978. S. 37 - 45; Muhlpfordt G. A. L. Schlozer, 1735 - 1809 // Wegbereiter der deutsch-slawischen Wechselseitigkeit, hrsg. von E. Winter und G. Jarosch (Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, 26). Berlin, 1983. S. 133 - 156; Pohrt H. A. L. von Schlozers Beitrag zur deutschen Slavistik und Russlandskunde // Gesellschaft und Kultur Russlands in der 2. Halfte der 18. Jahrhunderts, hrsg. von E. Donnert (Beitrage zur Geschichte der UdSSR, 6). Halle, 1983. S. 150 - 176; Wolle S. A. L. von Schlozers Rossica-Rezensionen in den "Gottingischen Gelehrten Anzeigen" von 1801 bis 1809 // Jahrbuch fur Geschichte der sozialistischen Lander Europas. 1984. Bd. 28. S. 127 - 148.
8 Подробный анализ мировоззрения Шлецера и его восприятия современниками в Германии представлен в новейшей научной биографии ученого: Peters M. Altes Reich und Europa. Der Historiker, Statistiker und Publizist August Ludwig (v.) Schlozer (1735 - 1809), (Forschung zur Geschichte der Neuzeit. Marburger Beitrage), Munster; Hamburg; L., 2003. Bd. 6.
9 Этапы ранней биографии Шлецера традиционно излагаются согласно подготовленной им автобиографии, изданной его сыном: Schlozer Ch. August Ludwig von Schlozers offentliches und Privatleben, Leipzig, 1828. Bd. 1 - 2 (русский сокращенный перевод см.: Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим написанная // Сборник ОРЯС. СПб., 1875. Т. 13).
стр. 155
--------------------------------------------------------------------------------
10 Наиболее подробная подборка документов и писем, освещающих деятельность Шлецера в Академии наук вместе с комментариями к ним приведены в издании: August Ludwig von Schlozer und Russland, hrsg. von E. Winter (Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, 9). Berlin, 1961. См. также более раннее издание писем из геттингенского архива Шлецера: Frensdorff F. Von und uber Schlozer // Abhandlungen der koniglichen Gesellschaft der Wissenschaft zu Gottingen. Philologisch-historische Klasse NF 11. 1909. N 4. S. 3 - 114. См. также новые их публикации: Ziegengeist G. Ungedruckte Briefe von und an Schlozer aus den Jahren 1761 - 1809 // Zeitschrift fur Slavistik. 1985. Bd. 30. S. 480 - 525.
11 См. подробнее: Андреев А. Ю. "Учености ради изгнанники": Опыт изучения русского студенчества в немецких университетах XVIII - первой половины XIX века // Россия - Германия: Сб. статей. М., 2004. Вып. 3.
12 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1955. Т. 9. С. 595.
13 August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 79 - 84.
14 Ibid. S. 116.
15 Осипов В. И. Русские студенты Петербургской Академии в немецких университетах в XVIII веке // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник РАН. 1996. М., 1998. С. 17.
16 Цит. по: Кулябко Е. С. Замечательные питомцы Академического университета. Л., 1977. С. 80, 199.
17 August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 116.
18 Ibid. S. 159.
19 Ibid. S. 170.
20 Сухомлинов М. И. История Российской Академии. СПб., 1878. Вып. 4. С. 519 - 520.
21 Осипов В. И. Указ. соч. С. 19.
22 Кулябко Е. С. Указ. соч. С. 177 - 180.
23 Александренко В. Н. Проект Богословского факультета при Екатерине II // Вестник Европы. 1873. Т. 6. N 11. С. 301.
24 См. подробнее: Berelowitsch W. A. Ja. Polenow a l'universite de Strasbourg (1762 - 1766): l'identite naissante d'un intellectuel // Cahiers du Monde Russe. 2002. V. 43. N 2/3. P. 295 - 320.
25 Позднее Шлецер писал об образовании в Геттингене в 1766 г. первого "русского землячества", при котором сам Шлецер завел "русский клуб", посещавшийся и другими геттингенскими профессорами. Однако затем отношения Шлецера с посланцами св. Синода ухудшились: он обвинял их в том, что Синод присылал им из России слишком много денег (500 рублей в год), не заставляя давать отчета в тратах, и те расходовали вдвое больше необходимого. "Не было ни одного бала, маскарада, где не участвовали бы русские, ни одного праздника, где бы они не показались во взятых напрокат парадных костюмах". Этот образ жизни, "смешной в глазах города", вовлек и остальных русских студентов в чрезмерные расходы и долги. См.: August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 226.
26 См.: Горожанский Я. Д. С. Руднев. Киев, 1901.
27 A. L. Schlozer und Russland. S. 232.
28 См.: Buchholz A. Die Gottinger Russlandsammlungen Georgs von Asch. GieBen, 1961; Slavica Gottingensia. Aeltere Slavica in der Niedersachsischen Staats- und Universitatsbibliothek Gottingen, hrsg. von R. Lauer. Wiesbaden, 1995. Bd. 1. S. XXII - XXIV.
29 Frensdorff F. Op. cit. S. 81.
30 August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 307.
стр. 156
--------------------------------------------------------------------------------
31 См.: Милорадович Г. Биографические очерки замечательных Милорадовичей. Чернигов, 1857; Малышев В. Генерал М. А. Милорадович. СПб., 1904.
32 Шлецер даже выступил перед Академией наук с ходатайством изменить инструкцию для Захарова с тем, чтобы сделать основным предметом его занятий "историко-политико-экономические науки", где он "выказывает истинный талант" (August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 307).
33 Осипов В. И. Указ. соч. С. 23 - 25.
34 Письма Х. А. Шлецера хранятся к городском архиве Любека (Ф. 55. Фамильный архив фон Шлецеров. Ед. хр. 2). Ряд писем рубежа XVIII - XIX в., написанных А. Л. Шлецером к И. А. Гейму (впоследствии - ректору Московского университета), сохранился в фонде Т. А. Каменецкого в РГБ (ОР РГБ. Ф. 406. К. 1. Ед. хр. 3).
35 Истрин В. М. Русские студенты в Геттингене в 1802 - 1804 гг. // ЖМНП. 1910. N 7. С. 80 - 144.
36 Архив братьев Тургеневых. СПб., 1911. С. 29. Вып. 2: Письма и дневник А. И. Тургенева Геттингенского периода (1802 - 1804) и письма его к А. С. Кайсарову и братьям в Геттинген (1805 - 1811).
37 Там же. С. 234 - 235.
38 Там же. С. 237 - 238.
39 Там же. С. 184 - 185, 207.
40 См. письма А. М. Гусятникова к И. А. Гейму из Геттингена от 24 июня/6 июля и от 3/15 октября 1802 г. (на нем. яз.): ОР РГБ. Ф. 406. К. 1. Ед. хр. 3. Л. 165 - 167, 168 - 170.
41 Там же. Л. 169.
42 См. Письмо А. М. Гусятникова к И. А. Гейму из Лейпцига от 17 июня 1805 г.: ОР РГБ. Ф. 406. К. 2. Ед. хр. 1. Л. 162.
43 Versuch einer slavischen Mythologie in alphabetischer Ordnung, Gottingen, 1804 (рус. изд. "Мифология славянская и российская". СПб., 1807).
44 Lauer R. A. S. Kajsarov in Gottingen. Zu den russischen Beziehungen der Universitat Gottingen am Anfang des 19. Jahrhundert // Gottinger Jahrbuch. 1971. S. 145.
45 Dissertatio inauguralis philosophico-politica de manumittendis per Russiam servis, Gottingen, 1806 (рус. пер. см.: Русские просветители... М., 1966. Т. 1).
46 Подробный разбор диссертации Кайсарова см.: Лотман Ю. М. А. С. Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени. Тарту, 1958 (Ученые записки Тартусского гос. ун-та. Вып. 63).
47 Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. С. 226.
48 Истрин В. М. Указ. соч. С. 128.
49 Lehmann-Carli G. A. L. Schlozer als Russland-Historiker, sein Gottinger Studiosus A. I. Turgenev und der russische "Reichshistoriograph" N. M. Karamzin // Europa in der Fruhen Neuzeit. Festschrift fur Gunter Mtihlpfordt, hrsg. von Erich Donnert. Koln; Weimar; Wien, 1999. Bd. 2. S. 539 - 554.
50 ОР РГБ. Ф. 406. К. 2. Ед. хр. 1. Л. 162.
51 Надпись обнаружил и привел в биографии А. Л. Шлецера его сын: Schlozer Ch. Op. cit. Bd. 2. S. 205.
52 Peters M. Op. cit. S. 425 - 428. Дворянская грамота Шлецера хранится в Отделе рукописей Staats- und Universitatsbibliothek Gottingen (экспонаты Schlozer-Stiftung).
53 Попов Н. А. История Императорского московского Общества истории и древностей российских. М., 1884. Ч. 1 (1804 - 1812). С. 11.
54 Подробнее см.: Андреев А. Ю. "Геттингенская душа"... С. 99 - 100.
стр. 157
Автор: А. Ю. АНДРЕЕВ
Выдающегося немецкого ученого, ординарного профессора, а позже иностранного почетного члена Санкт-Петербургской Академии наук Августа Людвига Шлецера нельзя отнести к забытым именам в отечественной историографии. Его вклад в изучение истории России определяется, в первую очередь, подготовленными Шлецером в Петербурге в 1760-х годах публикациями важнейших исторических источников - Никоновской летописи, Русской правды по Академическому списку, Судебника Ивана Грозного, а также первым критическим изданием Повести временных лет ("Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке"), которое он осуществил в Геттингене в 1802 - 1809 гг.1 В этом последнем труде Шлецер впервые в исторической науке обратился к подробному и широкому критическому анализу русских летописей, включающему изучение их различных списков с целью восстановления "истинного", "неиспорченного" текста, работу над истолкованием отдельных слов и выражений в их историческом контексте, оценку достоверности описанных событий с привлечением "здравого смысла" и сведений из других исторических источников. "Нестор" Шлецера фактически явился первым фундаментальным источниковедческим исследованием в русской исторической науке, оказавшим огромное влияние как на последующее поколение русских историков (Н. М. Карамзина,
стр. 136
--------------------------------------------------------------------------------
М. Т. Каченовского, М. П. Погодина), так и на развитие источниковедения в России XIX в. в целом2. И хотя в ходе этого процесса практически все конкретные выводы Шлецера были оспорены, все же его методология неизменно заслуживала высокую оценку русских ученых, продолжавших критическое изучение летописей, среди которых, прежде всего, был А. А. Шахматов. В советской исторической науке, не без колебаний, также закрепилось признание вклада Шлецера как источниковеда и историка периода складывания феодального государства в Киевской Руси3.
С точки зрения современных исследований русско-немецких научных и культурных взаимосвязей можно выделить, по крайней мере, три момента, которые позволяют рассматривать Шлецера в качестве одного из важнейших посредников в процессе культурного обмена, происходившего между Европой и Россией во второй половине XVIII - начале XIX в. Во-первых, Шлецер, как во время своего пребывания в России, так и вернувшись в Германию, продолжительное время выступал исследователем и публикатором источников по истории России, стимулируя ее изучение не только в отечественной, но и в европейской науке4. Во-вторых, Шлецер активно занимался распространением в Европе сведений о современной ему России, писал о русской науке, просвещении, и как публицист способствовал созданию у европейского (в особенности, немецкого) читателя определенной картины России в благоприятном свете, в противовес господствовавшему мнению о всеобщем "варварстве" и невежестве русских5. В-третьих, Шлецер являлся инициатором научных контактов между немецкими университетами и Россией, и во многом благодаря ему в последней трети XVIII в. были налажены связи между нашей страной и лучшим в Европе того времени Геттингенским университетом, кульминация этих связей достигла наивысшей точки в начале XIX в. и, помимо собственно вклада в российскую науку и университетское образование, оставила свой самостоятельный след даже в русской поэзии, дав рождение представлению о "геттингенской душе"6. К этому можно добавить еще и ту роль, которую Шлецер сыграл как один из основоположников изучения и преподавания в университетах науки о государственном хозяйстве - статистики (от нем.: Staat - государство), которая в первые десятилетия XIX в. не без его влияния начала свое развитие и в университетах России.
Если первая из названных функций Шлецера-историка, как указывалось выше, нашла свое достаточно полное освещение в отечественной историографии, то вторая - Шлецер как публицист, участник русско-немецкого научного и культурного обмена - служила предметом исчерпывающих исследований в немецкой историографии (в особенности, в бывшей ГДР)7. В них было показано, что Шлецер выступал протагонистом просвещенной монархии и считал, что среди всех стран Европы этот идеал ближе всего воплотился
стр. 137
--------------------------------------------------------------------------------
именно в России с восшествием на престол Екатерины П. Выделяя среди главных качеств "вновь (т. е. второй раз после петровских преобразований. - А. А.) обновленной России" ее успешно идущую европеизацию, открытость, оживление культурных, экономических и политических контактов с западными странами, ученый одновременно предсказывал России грядущую роль мировой державы, от которой будут зависеть судьбы Европы. "Русский патриотизм" Шлецера был не только одним из центральных факторов его научного творчества, но и объяснял долговечность контактов Шлецера с Петербургской Академией наук, а затем с Московским университетом, и даже служил причиной отдельных конфликтов, возникавших в его отношениях с коллегами в Геттингене8.
Третий сюжет - роль Шлецера как университетского профессора в налаживании образовательных контактов России с Западной Европой - в изучении его наследия, по сравнению с первыми двумя, занимал куда меньшее место, и именно ему посвящена настоящая статья. Однако, чтобы уяснить некоторые вехи в становлении этих контактов, необходимо сначала обратиться к основным фактам биографии ученого.
Август Людвиг Шлецер родился 5 августа 1735 г. в городке Кирхберг, принадлежавшем княжеству Гогенлоэ и располагавшемуся в одном из живописных уголков гористой Швабии (совр. земля Баден-Вюртенберг, ФРГ). Отец и дед Шлецера были пасторами, и он должен был унаследовать семейную традицию, а для этого поступил на богословский факультет Виттенбергского университета, однако затем перешел в Геттингенский университет. Это событие стало ключевым в судьбе будущего ученого, его "переходом через Рубикон", от которого в результате и потянулись нити, связавшие его с Россией, и обратно, Россию с Геттингеном.
В 1754 г. Шлецер принял решение порвать с предназначенной ему карьерой пастора, с тем, чтобы посвятить себя античной филологии и восточным языкам. В Геттингене, под влиянием крупнейшего немецкого филолога И. Д. Михаэлиса, рождается восточный или "библейский" проект Шлецера - план ученого путешествия по местам ветхозаветных событий. Здесь важно подчеркнуть проявившуюся уже у юного Шлецера изначальную установку на критический анализ и проверку библейских текстов с помощью личных впечатлений и найденных на месте источников - в этом сошлись его исходная теологическая подготовка и приобретенные в Геттингене навыки филологической критики. Серьезными приготовлениями к будущему путешествию Шлецер занимался несколько лет, в ходе которых счел нужным отправиться из Геттингена на учебу в Упсальский университет (Швеция), осваивал необходимые, как ему казалось, для путешественника знания из области ботаники, антропологии, медицины, навигации и т. п., написал здесь свою первую книгу по истории
стр. 138
--------------------------------------------------------------------------------
финикийской торговли. С 1759 г. он вновь продолжил занятия в Геттингене, но все больше, понимал, что его план нереализуем, прежде всего из-за финансовых трудностей. Однако судьба неумолимо звала его на Восток, а первой страной в этом направлении лежала Россия, на историю которой Шлецер впервые обратил внимание еще в Швеции, познакомившись там с теорией, согласно которой скандинавские мореплаватели основали на востоке Европы "государство русов". Поэтому полученное им в 1761 г. через посредничество своих геттингенских учителей Михаэлиса и Бюшинга, приглашение в Петербург на должность помощника придворного историографа Г. Ф. Миллера, Шлецер принял без особых колебаний. Он ехал в Россию с тем, чтобы разбирать древние манускрипты из архива Миллера, думая, тем самым, стать чуточку ближе к Земле Обетованной, и, кто знает, при удаче найти средства, чтобы продолжить путешествие на Восток, где он надеялся открыть целый новый мир библейских преданий. Но, в результате, Шлецер, как и Колумб, ошибся - этим новым миром для него стала древняя русская история9.
Отношения Шлецера с ученым миром Петербурга 1760-х годов не раз являлись предметом подробного описания, поэтому укажем в них только основные события10. В апреле 1762 г. Шлецер был назначен адъюнктом Петербургской Академии наук по историческому классу, при профессоре Миллере. Начало его академической карьеры в области русской истории, однако, довольно быстро привело к острым столкновениям Шлецера с М. В. Ломоносовым, к трудам которого, несмотря на неприкрытую вражду последнего, Шлецер питал впоследствии неизменное уважение. Одновременно, через посредничество советника И. К. Тауберта, Шлецера привлекли к обучению детей президента Академии наук графа К. Г. Разумовского: в специально нанятом для этого доме на 10-й линии Васильевского острова образовался своего рода образовательный институт (в шутку называемый "Академией 10-й линии"), где вместе с сыновьями графа учились еще несколько отпрысков высшего петербургского дворянства, в том числе сын секретаря Екатерины II Г. Н. Теплова. Влиятельные покровители помогли Шлецеру в конце 1764 г., в один из критических моментов его пребывания в Петербурге, добиться должности ординарного профессора истории в Академии наук с предписанием заняться изучением древней русской истории. Условия нового контракта, подписанного императрицей Екатериной II в январе 1765 г. сроком на пять лет, предполагали, в том числе, трехмесячный отпуск в Германии летом того же года "для поправления здоровья и свидания с семьей". Поэтому в июне историк покинул Петербург, чтобы вновь направиться в Геттинген, но не один, а сопровождая четырех предназначенных для учебы там русских студентов, с поездки которых фактически и начинается период постоянных контактов России с Геттингенским университетом.
стр. 139
--------------------------------------------------------------------------------
Интересно отметить, что уже раньше Шлецер содействовал появлению нескольких новых русских студентов в немецких университетах. Весной того же 1765 г. трое его учеников, сыновья К. Г. Разумовского Алексей, Петр и Андрей, были отправлены в Страсбургский университет, а сын Г. Н. Теплова Алексей - чуть позже, в Кильский университет (он учился потом также в Лейпциге и Виттенберге). Лекции, которые Шлецер преподавал им в "Академии 10-й линии", служили таким образом лишь начальной ступенью перед их обучением за границей. Эти поездки являлись лишь частным примером, отражавшим общее желание российского дворянства обучать своих отпрысков в немецких университетах, которое четко обозначилось с середины XVIII в. и достигло одного из пиков во второй половине 1760-х годов11.
Титулованных студентов привлекали те изменения, которые немецкие университеты приобрели под влиянием эпохи Просвещения, соединив науку со светскими манерами и расширив круг предметов в сторону потребностей дворянина. Среди них особо выделялся Геттингенский университет. Первыми представителями российского дворянства в 1751 - 1755 гг. здесь были сыновья барона Г. А. Демидова, но затем наступил длительный перерыв. Широкое возобновление поездок русских студентов в Германию стало возможным только после окончания Семилетней войны. Помимо интереса со стороны дворянства такие университеты с высоким научным уровнем преподавания, как Геттингенский, привлекали внимание в России в качестве возможных центров подготовки будущих русских ученых. Поэтому отпуск Шлецера за границу, позволивший ему взять с собой четверых студентов из Академии наук, был лишь удобным поводом, отражавшим назревшие в России потребности к установлению прочных университетских контактов с Европой.
Идея необходимости регулярных командировок обучающихся при Академии студентов в немецкие университеты была выдвинута и обоснована в 1764 г. Ломоносовым, который сам некогда побывал в одной из таких первых и тогда еще редких поездок в конце 1730-х годов. Ломоносов предлагал ввести в готовившийся устав и штат Академического университета постоянную расходную статью, которая бы позволила "всегда содержать природных российских студентов за морем не меньше десяти человек, которое число в каждые пять лет из Академического университета производить можно будет удобно"12. Это не смогло законодательно закрепиться в XVIII в., хотя на практике реализовывалось при подготовке ученых при Академии наук и в Московском университете, но окончательно оформилось с принятием в 1804 г. первого Устава российских университетов (Московского, Харьковского и Казанского), в котором такие командировки получили официальный статус необходимой части образования будущих русских профессоров. Тем самым резерв русской на-
стр. 140
--------------------------------------------------------------------------------
уки соединялся с европейской, и без ущерба для самостоятельности российского образовательного пространства в нем осуществлялся свободный и плодотворный обмен идеями с Европой, что и показала история контактов с Геттингенским университетом.
К этому нужно добавить наличие встречных тенденций к сближению с Россией со стороны отдельных немецких университетов. Так, деятельность Шлецера в Петербурге совпала по времени с появлением у куратора Геттингенского университета, барона Г. А. фон Мюнхгаузена, желания сделать свой университет крупным центром изучения русской истории и литературы в европейском ученом мире (для этой цели он планировал даже открыть здесь русскую типографию). В 1762 г. именно, в Геттингене, впервые в немецких университетах, профессором И. Ф. Мурраем был прочитан отдельный курс лекций, посвященных русской истории. Поэтому работа по сбору источников по русской истории, которую Шлецер в это время должен был вести, в том числе и за пределами России, в немецких архивах, представляла интерес не только для Петербургской Академии наук, но и для Геттингенского университета.
Перед отъездом Шлецеру было дано задание выявить документы по истории Московской Руси в архиве Любека. В помощь к нему и для дальнейшего обучения в Геттингенском университете Академия по инициативе Ломоносова отобрала двоих студентов, Василия Венедиктова и Василия Светова, которых Шлецер считал наиболее способными для занятий русской историей. В последний момент к этим двум юношам присоединили еще двоих, предназначавшихся ранее к отправке в другие немецкие университеты для подготовки по математическим наукам, Петра Иноходцева и Ивана Юдина. Программы занятий для студентов были составлены академиками, в том числе для Бенедиктова и Светова - самим Шлецером13. Он же должен был не только отвезти всех четверых в Геттинген, но и распоряжаться там "порядком их жития": "к кому именно из тамошних профессоров на лекции ходить", где жить на квартирах, следить, чтобы "жительством расположить их разно, дабы больше привыкали к обхождению с иностранными и одни б только между собой всегдашних компании не водили". Последнее требование, впрочем, тот выполнить не смог: Геттинген был переполнен студентами, и для своих русских учеников Шлецеру удалось нанять лишь одну квартиру на всех. Шлецер же помог им найти подходящий трактир для обеда, "одеться по здешней моде и приобрести необходимый студенческий инвентарь, а также познакомил их со здешними горожанами и представил профессорам"14. 6 сентября (н. ст.) 1765 г. четверо юных россиян были официально занесены в матрикулы Геттингенского университета и получили все права студентов. При этом с них была взята лишь половинная плата за обучение, поскольку Шлецер дал письменное свидетельство, что они уже были студентами в Петербурге.
стр. 141
--------------------------------------------------------------------------------
Намеченная Шлецером программа учебы была обширной и давала возможность русским студентам заниматься у всех ведущих геттингенских профессоров того времени. Бенедиктову и Светову Шлецер рекомендовал курсы лекций профессоров И. К. Гаттерера, И. С. Пюттера, И. Ф. Муррая, И. Бекмана, Г. К. Гамбергера. Основными предметами их занятий должны были стать, помимо истории, политическая экономия и статистика, современное европейское право. Студенты-математики должны были слушать ведущего в этой области немецкого специалиста А. Г. Кестнера, а также лекции по экспериментальной физике у С. Х. Гольмана, геометрии - у Мейстера, истории - у И. Ф. Муррая15.
Обучение в Геттингене для русских студентов не сводилось только к лекциям. По приглашению Шлецера, который следовал инструкции Академии наук, в их доме поселился репетитор (молодой доктор Х. Вестфельд, экономист и минералог), который давал им уроки немецкого языка, читал немецких поэтов, и, кроме того, постоянно общался с ними по-немецки. С ним же студенты приступили к совершенствованию в латинском языке и обучению греческому, что естественным образом привело их в дом знаменитого филолога Х. Г. Гейне, семинары которого (прообраз современной формы семинарских занятий) по древним языкам были известны широко за пределами Геттингена и посещались не только теми, кто решил специализироваться по истории античности, но и другими любителями наук. Вообще, общение студентов с геттингенскими профессорами являлось более близким, чем во многих других университетах: так, А. Г. Кестнер пригласил занимающихся у него Иноходцева и Юдина посещать его для частных бесед по всем интересующим его научным вопросам, которые потребуют более подробного объяснения, а в последующем аттестате выражал восхищение, что студенты, кроме посещения лекций стремились "добровольно расширить круг научных работ"16. Свой вклад в установление этих дружественных отношений с русскими студентами Шлецер объяснял так: "Я сумел внушить идею, что они - не просто люди из страны, откуда до сих пор в Геттинген не приезжал ни один экипаж, но что они - ученики Академии, и если их учеба получит успех, то при необыкновенной заботе нашей великой монархини о том, чтобы взрастить новые поколения среди своего народа, без сомнения за ними последуют и другие"17.
В конце февраля 1766 г. Шлецер, отлучавшийся на некоторое время по поручениям Академии наук из Геттингена, вернулся и, не найдя тех успехов, которых бы желал, решил сам вплотную заняться образованием своим питомцев: жил с ними в одном доме, руководил учебой и "все дни не спускал с них глаза"18. Результаты трудов он смог оценить уже в мае, когда сообщал в Петербург, что "оба историка, которые приехали сюда с запасом школьных знаний, не
стр. 142
--------------------------------------------------------------------------------
больших, чем у немецкого мальчика десяти лет, тем не менее, чрезвычайно продвинулись: они уже могут с пониманием слушать все лекции, и даже Венедиктов, который еще в августе не знал ни одного немецкого слова, теперь может полностью объясняться"19. В это же время Шлецер непосредственно подключил студентов к своим историческим трудам: Василий Светов помогал ему в работе над введением к "Опыту изучения русских летописей". Сохранившиеся письма Светова родителям говорили о его большой загруженности занятиями, проявлениях усталости и тоски по родине20. Однако уже в июле 1766 г. Шлецеру пришлось выехать обратно в Петербург, а студенты перешли на попечение к профессору истории и философии И. Ф. Мурраю.
О бытовых условиях жизни русских студентов в Геттингене подробно рассказывают полугодовые финансовые отчеты, представляемые ими в Академию наук (по предложению Шлецера, с начала 1766 г. все денежные расходы были вверены самим студентам, которые, однако, должны были тщательно фиксировать их в специальной ведомости). По словам студентов, положенным им окладом в 250 рублей в год "не без нужды себя содержать можно". В Геттингене питание было "нарочито недешевым", особенно же дорого стоили хорошие книги и лекции, из которых по математике они вынуждены были заниматься privatissime "за неимением здесь охотников"21. Представивший в Петербурге эти отчеты Шлецер, объяснив, что, Геттинген, по его мнению самый дорогой из университетов Германии, добился увеличения с 1767 г. жалования студентам до 300 рублей в год.
Из геттингенских ученых, помимо Шлецера и Муррая, наибольшее влияние на студентов-математиков оказал А. Г. Кестнер. Еще в Петербурге Иноходцов прочитал перевод статьи "Похвала астрономии", и теперь в Геттингене под влиянием профессора он именно астрономию избрал своей окончательной специальностью. Вернувшись в Петербург в июне 1767 г., Иноходцов, сдав экзамен и представив научную работу "Геодезическое сочинение об уровне мест", был избран адъюнктом Академии (впоследствии он достиг звания ординарного академика). Много надежд подавал и Юдин, но спустя год по возвращении из Германии, он скончался.
Студенты же историки продолжали свою учебу в университете, и вновь под руководством Шлецера, который в сентябре 1767 г. добился в Петербурге очередного отпуска и отправился в Геттинген, не предполагая больше вернуться в Россию. Студентов он обучал теперь практическим приемам работы с историческими источниками, по собственным методам "критики источника". Светов пробыл в университете до конца лета 1768 г., а Венедиктов по рекомендации Шлецера остался в Геттингене еще на год, до сентября 1769 г. (в последних семестрах он дополнительно слушал лекции по церковной
стр. 143
--------------------------------------------------------------------------------
истории, естественному праву, статистике и философии). Однако надежды на создание самостоятельной научной школы русских историков, которые Шлецер возлагал на них, Венедиктов и Светов не оправдали. Первый из них умер от туберкулеза спустя два года после возвращения в Россию, не успев оставить заметных трудов, а второй служил при Академии переводчиком и учителем русского языка в гимназии, перевел несколько важных в учебном и научном отношении трудов немецких ученых, но самостоятельных исторических работ не имел22.
В августе 1766 г. в Геттинген прибыла новая группа из пяти русских студентов. Они были посланы св. Синодом по предписанию Екатерины II обучаться богословию, причем распоряжение императрицы было частью ее проекта реформирования богословского образования в России и, в частности, открытия богословского факультета в Московском университете (предназначенные для этой же цели другие группы студентов были направлены в Лейденский и Оксфордский университеты)23. Выбор Геттингена для студентов-богословов осуществился, очевидно, не без влияния уже идущего успешного опыта учебы здесь четырех академических студентов (и, таким образом, в нем присутствовала и косвенная заслуга Шлецера). Получая широкое образование, студенты слушали не только лекции профессоров богословия, но и Михаэлиса, Гейне, Бекмана, Кестнера и др. В ноябре 1766 г. к русским студентам в Геттингене добавился переехавший сюда из Страсбургского университета А. Я. Поленов (в будущем - русский законовед и историк права, после возвращения из Геттингена в Россию вместе с Шлецером он начал издание Судебника Ивана Грозного, а в 1768 г. продолжил начатую немецким ученым публикацию Никоновской летописи)24. Таким образом, в 1766 - 1767 гг. вокруг Шлецера в Геттингене сформировалась большая группа из десяти русских студентов, учившихся у него или, по крайней мере, находившихся с ним в тесном общении25.
Серьезных успехов в Геттингене добился студент-богослов Дмитрий Семенов (Руднев), который активно занимался здесь историей, филологией, древними языками и под влиянием филологической школы Гейне подготовил (к сожалению, несохранившуюся) диссертацию "О следах славянского языка в писателях греческих и латинских". В последние годы учебы он особенно сблизился с профессором всеобщей истории и дипломатики И. К. Гаттерером, в доме которого квартировал и которого сам обучал русскому языку (что лишний раз свидетельствовало о характерном для геттингенских ученых повышенном внимании к России). Вернувшись в Россию весной 1773 г., Руднев был зачислен преподавателем в Московскую славяно-греко-латинскую академию, пострижен там в монахи под именем Дамаскина, а в 1778 - 1782 гг., уже в сане архимандрита, возглавлял Академию как ректор, главные усилия которого были направ-
стр. 144
--------------------------------------------------------------------------------
лены на улучшения преподавания и "освобождения академической науки от уз схоластики". Его просветительская деятельность была широко известна в Москве, где Дамаскин был избран членом Вольного российского собрания при Московском университете, а еще раньше Ученое общество при Геттингенском университете избрало его (едва ли не первого из россиян) своим членом-корреспондентом. Свою духовную карьеру ученик Шлецера завершил на епископской кафедре в Нижнем Новгороде, оставил после себя много научных трудов и переводов (среди них - издание Собрания сочинений М. В. Ломоносова). В конце жизни он был избран почетным членом Петербургской Академии наук26.
Летом 1769 г., в связи с истечением срока его академического контракта, Шлецер направил в Петербург, где не был уже два года, официальное прошение об отставке с русской службы и одновременно получил в Геттингенском университете место ординарного профессора истории. О своих настроениях перед отставкой, вызванной нежеланием Шлецера возвращаться в Россию, тот так писал секретарю академической Конференции Я. Штелину: "Я смеюсь над тем, что мое возвращение лишь тем было бы вызвано, чтобы то, что я подготавливаю к изданию в Германии, появилось бы в свет из Петербурга - прямо как будто бы сущность русской службы состояла лишь во вдыхании русского воздуха. А ведь, тем более, я именно поэтому и подготавливаю страшно много к изданию, что в Геттингене я в своей области, как рыба в воде"27.
Последующие научные интересы Шлецера как профессора Геттингенского университета расширились, охватив область всеобщей истории и статистики. Его занятия по русской истории в 1770 - 1780-е годы не угасали полностью, однако отошли на второй план, хотя именно в те годы сформировался его огромный авторитет в Европе как специалиста по России. Для Геттингена это было тем более важно, что университетская библиотека, начиная с 1770-х годов, пополнялась огромным количеством книг из России, которые регулярно высылал геттингенский выпускник на русской службе, один из руководителей Медицинской коллегии барон Георг фон Аш. Если ранее, в 1760-е годы, в пополнении университетской библиотеки русской литературой участвовал сам Шлецер, передавая туда труды Петербургской Академии наук, то после развертывания деятельности Аша (длившейся до 1800-х годов) Геттинген окончательно сформировался как центр славистики, обладающий лучшим за пределами славянских стран научным собранием книг и рукописей по изучению России - "музеем истории российской науки XVIII века"28.
Русские студенты в Геттингене в те годы по-прежнему оставались предметом частых хлопот Шлецера, хотя в отличие от государственных командировок 1760-х годов, в 1770 - 1790-е годы большинство приехавших из российских губерний студентов в Геттинген бы-
стр. 145
--------------------------------------------------------------------------------
ли выходцами из семей русских немцев, и собственно русские студенты, как правило, имели знатное происхождение и учились за собственный счет. Так, среди русских студентов-дворян в Геттингене этого периода встречаются имена Василия Адодурова, сына куратора Московского университета, трех братьев Татищевых (возможно, родственников историка), барона Григория Александровича Демидова (сына старшего из упоминавшихся выше братьев Демидовых, впоследствии гофмейстера и мецената), двух графов - Василия Мусина-Пушкина и Петра Разумовского (старшего сына бывшего ученика Шлецера, графа А. К. Разумовского).
Можно легко представить, что большинство этих студентов участвовали в занятиях русской историей с профессором Шлецером, хотя конкретных свидетельств об этом сохранилось не так много: Шлецер упоминал в письмах в Петербург русских студентов в связи с какими-то обстоятельствами, при которых требовалась его помощь. Так, студент из Петербурга Христиан Берг (учился в 1770 - 1776 гг. на медицинском факультете) попал в затруднительное, но весьма распространенное в немецких университетских городах положение, когда одна из городских семей требовала от него через университетский суд уплаты долгов и признания отцовства двух незаконнорожденных детей. Шлецер защищал интересы Берга по просьбе его родителей перед лицом проректора университета29. Барон Г. А. Демидов, приехав в мае 1788 г. в Геттинген, около года, не имея наставника, пытался беспорядочно слушать лекции. Шлецер составил для Демидова учебный план на летний семестр 1789 г. и сам занимался с ним русской историей30. С 1782 г. в Геттингене находились двоюродные братья Милорадовичи: Михаил Александрович, будущий известный генерал, герой 1812 г., и Григорий Петрович, черниговский генеральный судья и таврический гражданский губернатор. Они учились на юридическом факультете, тогда как их наставник, впоследствии известный врач И. Л. Данилевский - на медицинском (в 1786 г. он защитил в Геттингене диссертацию на степень доктора медицины). На приехавших россиян, естественно, обратил внимание А. Л. Шлецер, который в свою очередь благоприятно отзывался об успехах братьев в своих письмах в Россию. Одного из Милорадовичей он характеризовал как "истинного выдающегося гения (genie superieur), от которого все здешние знатоки людей ожидают, что он рано или поздно будет играть выдающуюся роль в своем отечестве". За три с лишним года, проведенные в Геттингене, Милорадовичи, помимо лекций Шлецера, слушали профессоров Ахенваля, Пюттера, Гаттерера и других, и покинули Германию (где, кроме Геттингена, занимались также в Кенигсбергском и Лейпцигском университетах), получив превосходную подготовку у лучших представителей немецкой науки31.
стр. 146
--------------------------------------------------------------------------------
В 1785 г. Петербургская Академия наук вновь направила в Геттингенский университет четырех студентов для обучения физико-математическим и естественным наукам: Яков Захаров должен быть пройти подготовку по химии, Алексей Кононов - по естественной истории, Григорий Павлов - по астрономии, Василий Севергин - по минералогии. Наблюдение за их поведением и прилежанием в Геттингене взял на себя доктор права Ф. К. Вилих. Инструкция, составленная академиками, среди которых уже были выпускники немецких университетов прежних лет И. И. Лепехин, Н. П. Соколов, П. И. Иноходцев, поощряла широту и разносторонность в занятиях студентов, предоставляла им разумную свободу в расходовании средств, но при этом ежегодное содержание, назначенное студентам, составляло как и раньше 300 рублей, что явно не учитывало происходившей в это время в России инфляции и падения курса рубля относительно европейских валют. В результате уже на первых порах студенты столкнулись в Геттингене с "дороговизной". Тем не менее с осени 1785 г. они успешно приступили к занятиям, где их руководителями были уже получившие европейскую известность профессора А. Г. Кестнер - по математике, Г. Лихтенберг - по физике, И. Ф. Гмелин - по химии, И. Бекман - по технологии (академические студенты одними из первых в России получали представления по этому новому в европейской науке предмету), И. Блуменбах - по естественной истории и др. Сохранились также и похвальные отзывы Шлецера: студенты посещали его лекции по русской истории и статистике, и Шлецер особенно отмечал большие способности в этих науках, проявленные Захаровым32.
Главным препятствием для продолжения успешного хода учебы в этой командировке было неурегулированное финансовое положение. Помимо высоких цен студентам пришлось переносить и хронические задержки выплаты денежного содержания. Денег не хватало не только для оплаты лекций и покупки книг, но порой и на жизнь: в отчете осенью 1787 г. студенты сообщали, что Захаров уже два месяца лежал в тяжелой лихорадке, не мог вызвать врача. Павлову из-за долгов грозила тюрьма.
Несмотря на такие условия, видимо, сам дух университета, питаемый бескорыстными стремлениями к научным занятиям, способствовал особенным успехам студентов во время этой командировки. Так, больших достижений добился Захаров, ученик Гмелина и Бекмана, представивший в Петербург одно из первых в русской науке сочинений по технологической химии. Своими учениками, Кононовым и Севергиным, были довольны профессора Кестнер, Лихтенберг и Блуменбах, сообщавшие в Петербург высокие оценки их знаний. Трое студентов, А. К. Кононов, В. М. Севергин и Я. Д. Захаров, после возвращения в Россию были избраны академиками33.
стр. 147
--------------------------------------------------------------------------------
С конца XVIII в. наступает новая фаза в контактах А. Л. Шлецера с Россией, в начале которой большую роль сыграли семейные связи. В 1796 г. по рекомендации бывшего геттингенского воспитанника, а затем лектора немецкой словесности и профессора всеобщей истории и статистики Московского университета И. А. Гейма, племянник которого, профессор И. Т. Буле, был товарищем А. Л. Шлецера по факультету и занимал в Геттингене кафедру философии, в Москву, на место домашнего учителя, отправился старший сын Шлецера Христиан Август. В 1801 г., видимо, благодаря тому же Гейму, Шлецер-младший был приглашен преподавать всеобщую историю и политику в Московский университет. К отцу в Геттинген поступали регулярные подробные отчеты сына о жизни в Москве34. Общаясь в культурной среде дворянской Москвы, Х. А. Шлецер сообщал, что Геттинген здесь "в большой моде". И, действительно, благодаря усилиям директора Московского университета И. П. Тургенева и посредничеству И. А. Гейма, в начале 1802 г., впервые после долгого перерыва, Московским университетом была организована новая поездка русских студентов в Геттинген, которая сочетала в себе командировку на государственном обеспечении (так должны были учиться несколько студентов-медиков, которым было в этот раз назначено достойное жалование в 750 рублей в год) и примкнувших к ней студентов из богатых семей, путешествовавших за собственный счет (в их числе был и сын директора Московского университета Александр Тургенев).
Таким образом, осенью 1802 г. в Геттингенском университете вновь училась достаточно большая группа русских студентов. Пятеро из них: Иван Воинов, Иван Двигубский, Алексей Гусятников, Андрей Кайсаров и Александр Тургенев были питомцами Московского университета (шестой - студент-медик из Москвы Михаил Успенский - в дороге заболел и прибыл в Геттинген лишь на следующий год). К этим москвичам добавились еще трое уроженцев Малороссии - Дмитрий Яншин, Мартын Пилецкий и Павел Сулима, а также юный чиновник Василий (Вильгельм) Фрейганг из Петербурга. Студенты жили вместе и образовали довольно тесный кружок. Некоторых из них, таких как Александра Тургенева и Андрея Кайсарова, связывала особенно близкая дружба, сложившаяся еще в Москве, где они вместе грезили о Германии образами своих любимых немецких писателей, надеясь найти там воплощение запечатленной в немецкой поэзии "прекрасной души" (schone Seele)35.
В Геттингене молодые люди встретили очень благоприятное отношение к России среди большинства профессоров, и не в последнюю очередь благодаря политической обстановке в Германии начала наполеоновских войн, когда многие немецкие политики обращали свой взор к могучему "северному соседу". Спустя несколько месяцев после приезда русских студентов стало известно об образова-
стр. 148
--------------------------------------------------------------------------------
тельных реформах в России, открытии новых университетов. Некоторые из геттингенских ученых получили приглашения занять там кафедры и показали себя готовыми на деле связать свою судьбу с Россией (набором профессоров от имени российского Министерства народного просвещения занимался профессор К. Мейнерс). Но самым пламенным геттингенским "поклонником" России был, конечно, А. Л. Шлецер. Александр Тургенев, побывав на его первых лекциях, писал родителям в Москву: "Шлецер мне отменно полюбился за свой образ преподавания и за то, что он любит Россию и говорит о ней с такою похвалой и с таким жаром, как бы самый ревностный сын моего отечества"36.
Шлецер горячо приветствовал восшествие на престол Александра I и начало нового этапа реформ в России, что как будто подтолкнуло его к завершению одного из главных дел жизни - в 1802 г. вышли в свет первые тома "Нестора", издание которого Шлецер посвятил новому российскому императору. На своих лекциях он совершенно искренне превозносил Александра I, видя в нем продолжателя той просвещенной политики, которая воссоединяла Россию с другими европейскими странами. Тургенев вспоминал об одной из его лекций: "Шлецер, говоря о ходе просвещения в Европе, упомянул и о России. Давно ли, говорил он, она начала озарятся лучами его? Давно ли Петр I сорвал завесу, закрывающую Север от южной Европы? и давно ли Елизавета, недостойная дщерь его, предрассудками своими, бездейственностью угрожала снова изгнанием скромных Муз из областей своих? И теперь, напротив - какая деятельность в Государе рассаждать Науки, какое рвение в дворянах соответствовать его благодетельным намерениям! "Смотрите"! - вскричал Шлецер, указывая на усаженную Русскими лавку: "вот тому доказательство"!"37
Эти высказывания Шлецера тем более льстили самолюбию наших студентов, поскольку отношение профессора к германским государствам было весьма критическим. Касаясь современных политических предметов, он часто мог остро обличать какого-нибудь немецкого властителя - корыстолюбца, предающего интересы своего княжества ради собственного обогащения. Россия увлекала Шлецера именно как великая европейская держава. Сравнивая ее с наполеоновской Францией, он говорил: "Между тем, как необузданная Франция предписывает законы почти всей Европе, пусть осмелится она хоть малейшую нанести обиду всемогущей, но не употребляющей во зло своего могущества России, и нарушительница всеобщего покоя претерпит должное наказание... Они одни только держат равновесие в Европе. Та и другая сильны; но могущество одной благословляют, а другой проклинают"38. (Опасения ученого вполне оправдались, когда летом 1803 г. французы без боя заняли ганноверские владения и Геттинген, к счастью, не нарушив жизнь университета.)
стр. 149
--------------------------------------------------------------------------------
Общение русских студентов со Шлецером не ограничивалось только часами лекций: так, профессор, заметив интерес Александра Тургенева к истории, сразу же пригласил навещать его по вечерам и спрашивать истолкования любых трудных мест его курса. Студенты наблюдали, как особенно расцветал Шлецер в домашнем общении: о его России профессор мог говорить часами. Нескольких лет, проведенных в Петербурге, ему хватило, чтобы каждого нового русского встречать словами: "Вы наполовину мой земляк!" Завязав добрые отношения с Тургеневым, Шлецер прислал ему неизвестно откуда взявшуюся русскую икру, а свидетельство о прослушанных лекциях, составлявшееся обычно по-латыни в строгой форме, написал потом для него по-русски39. Количество раз, когда Тургенев был у Шлецера (в гостях, на ужине, званном вечере и пр., судя по дневнику) не поддается счету. Чуть реже, но также регулярно посещал Шлецера и другой русский студент, специализировавшийся по древним языкам в семинаре у Х. Гейне, Алексей Гусятников40. Конец семестрового курса лекций Шлецера осенью 1803 г. его русские слушатели отметили бурной овацией и криками: "Да здравствует!"
Случались во взаимоотношения Шлецера с русскими студентами и курьезные истории, об одной из них рассказывает в письме Гусятников. Мартын Пилецкий (в будущем - инспектор Царскосельского лицея, печально известный своим столкновением с юным Пушкиным), уроженец г. Чугуева в Слободской Украине, служил до своего приезда в Геттинген в чине унтер-офицера в казачьих полках. Когда, представляясь Шлецеру, Пилецкий упомянул об этом, тот "отпрыгнул на десять шагов назад и поднял руки вверх". Причиной, естественно, преувеличенной в описании комичной реакции было "предубеждение, господствующее в Германии против казацкого народа" (можно вспомнить, какое "увлечение" казаками вскоре затем прокатилось по Германии, да и вообще, по всей Европе в период заграничных походов русской армии 1813 - 1814 гг.). Шлецер же завершил сцену словами, обращенными к Пилецкому: "Вы - желанный гость, и тем более, поскольку в состоянии это предубеждение опровергнуть делом", и обещал ему всяческую помощь. Вскоре после этого знакомства привести к ним "казака" и предложить ему свои услуги просили у русских студентов и другие геттингенские профессора41.
Вообще же, раскрывая свои лучшие душевные качества в общении с русскими студентами, почти достигший 70-летия Шлецер вел себя с ними как отец, опекал, поддерживал в трудные минуты. Например, именно он передал Александру Тургеневу письмо, в котором сообщалось о смерти в Москве его старшего брата Андрея. Гусятников писал, что во время его болезни зимой 1804/05 г. Шлецер навещал его несколько раз, а когда тому пришло время покинуть Геттинген, "прощался со мной по моем выезде с такой нежностью, как только с сыном своим прощаться может"42.
стр. 150
--------------------------------------------------------------------------------
Близкие, доверительные отношения русских студентов со Шлецером благоприятствовали успехам их научных занятий под его руководством. А. С. Кайсаров, в 1810 г. ставший профессором русского языка и литературы в Дерптском университете, а в период Отечественной войны вступивший в ополчение и безвременно погибший в 1813 г. в боях на территории Саксонии, занялся в Геттингене под прямым влиянием Шлецера изучением древней русской истории, а также фольклора славян. В 1804 г. им здесь было опубликовано на немецком языке сочинение "Опыт изучения славянской мифологии"43. Работа посвящена Шлецеру, "dem unsterblichen Wiederhersteller des unsterblichen Nestor" (букв. - "бессмертному восстановителю бессмертного Нестора") и представляет собой словарь славянских божеств с указанием источников и мест употребления соответствующих названий. Следуя методике Шлецера, Кайсаров широко использует различные источники, относящиеся как к восточным, так и к западным славянам (включая славянские реликты на территории немецких земель). Он подвергает резкой критике сомнительные этимологии и сближения, впрочем не избегая и некоторых натяжек, особенно в попытках выстроить пантеон славянских богов по аналогии с древнеримским44.
В 1806 г. Кайсаров защитил в Геттингене докторскую диссертацию "Об освобождении крепостных в России"45. Это был один из сравнительно редких случаев, когда русские студенты защищали в немецких университетах диссертации на философском факультете. В выборе Кайсаровым такой насущной для России начала XIX в. темы и ее критическом решении заметно не столько влияние Шлецера или другого конкретного учителя, сколько самого в высшей степени либерального духа Геттингенского университета, несшего убежденность в том, что даже самые острые общественные вопросы могут и должны решаться в свете науки46. Впрочем, видны в диссертации и столь же характерные для Геттингена, и Шлецера в особенности, надежды на Александра I как будущего "освободителя рабов" в России.
Интересно, что освобождению российских крепостных посвятил свою короткую диссертацию еще один русский студент той поры В. Фрейганг, который, впрочем, в дальнейшем в России отошел от научных занятий. Зато весьма серьезный выбор, благодаря Шлецеру, стоял перед Александром Тургеневым. Под влиянием своего наставника Тургенев глубоко увлекся русской историей: он собирался заняться сбором источников по ней, причем особенно его заинтересовало восшествие на престол династии Романовых и поиск "условия", поднесенного боярами царю Михаилу Федоровичу. "Является ли нынешняя неограниченная власть в России похищением?" - задавал в дневнике себе вопрос Тургенев, видимо, обсуждая подобные темы со Шлецером47. Тот активно поддерживал увлечение Тургене-
стр. 151
--------------------------------------------------------------------------------
ва, советовал ему продолжить ученую карьеру в России, а в феврале 1804 г. написал письмо президенту Академии наук Н. Н. Новосильцеву, рекомендуя зачислить Тургенева в исторический класс (рассматривалась даже идея, что тот уже в Геттингене мог бы получать жалование адъюнкта Академии). "Немецкий мечтатель рекомендует русского дворянина в профессора",48 - так охарактеризовал эту ситуацию историк В. М. Истрин. Действительно, странность этого положения для России была очевидна, прежде всего, потому, что на профессорских и академических кафедрах в XVIII - начале XIX в. практически отсутствовали дворяне. И, конечно, выбор такой карьеры для сына был немедленно отклонен его отцом И. П. Тургеневым, быть может, не вопреки, и а именно благодаря тому, что тот имел опыт управления Московским университетом и знал особенности жизни ученой корпорации. Несмотря на это, Александр Тургенев еще долго не забывал своей тяги к истории и, уже вернувшись в Россию, в течение некоторого времени служил в роли своего рода "научного посредника" между Шлецером и Карамзиным49.
Еще одно "напутствие" от Шлецера принять профессорскую кафедру в России получил А. М. Гусятников. После письменного отзыва о нем Шлецера (по-видимому, представленного через Гейма в Московский университет), с согласия попечителя М. Н. Муравьева, А. М. Гусятникова даже заочно и без собственного ведома возвели в Москве в доктора философии, чтобы облегчить ему восхождение по ступеням ученой карьеры - случай едва ли не уникальный для российского высшего образования! Однако молодой человек не захотел воспользоваться плодами усилий своих наставников и отказался от профессуры, написав в ответ на эту новость Гейму: "Вы знаете, что я занимался не как ученый, ex propero, а как охотник и любитель уединенной жизни. Мне Шлецер неоднократно и словесно, и письменно представлял пуститься в ученой carriere, но я всегда отклонял. Скромная и тихая жизнь образованного человека была всегда любезным предметом моему сердцу; напротив же того, узнав большую часть каверз и интриг ученых по Германии, я отнюдь не считаю их положение завидливым, с какими бы оное выгодами и славою сопряжено не было"50.
Характеристику отношений Шлецера с его русскими учениками в начале XIX в. закончим упоминанием события, которое поистине было достойным ответом русских студентов на гостеприимство ученого. Весной 1805 г. четверо молодых людей, среди которых были Гусятников и Кайсаров, отправились в поездку по южной Германии и, проезжая через Нюрнберг в Мюнхен, нарочно сделали большой крюк, поскольку "почли за священный долг" заехать в Кирхберг, совершив паломничество "на родину почтенного Шлецера". Здесь они оставили надпись по-французски на одной из колонн старинного дома пастора, где родился Шлецер, прославляющую историка, снис-
стр. 152
--------------------------------------------------------------------------------
кавшего известность "историческими анналами, в особенности же - для Россиян"51.
"Русский кружок", вновь образовавшийся вокруг Шлецера в Геттингене в начале XIX в., показывал в это время лишь одну из сторон возросших контактов геттингенского историка с Россией. Другую, внешнюю сторону этих контактов, составляла его переписка с российскими государственными деятелями, содержание которой касалось как личной судьбы Шлецера, так и русской науки в целом. Среди корреспондентов геттингенского профессора были министры граф Н. П. Румянцев и О. П. Козодавлев, президент Академии наук Н. Н. Новосильцев, ученые, занимавшие крупные посты при дворе Александра I, А. Н. Оленин, Х. Лодер, Н. М. Карамзин и др. Умение Шлецера находить влиятельных покровителей, проявившееся еще в период его пребывания в Петербурге, вновь дало прекрасные результаты, главным из которых было дарование ученому от имени императора, в качестве высочайшей милости, российского дворянства.
В начале 1803 г. Шлецер был очень озабочен тем, чтобы посланный им экземпляр "Нестора" с посвящением Александру I достиг царских покоев. После первой неудачи с посылкой книги он использовал для достижения цели помощь графа Н. П. Румянцева, знакомства, приобретенные в Москве его сыном Х. А. Шлецером, и даже семейные связи А. И. Тургенева. В мае Шлецер, наконец, дождался именного рескрипта Александра I, к которому был приложен бриллиантовый перстень и медальон для жены Шлецера (сопроводившей подаренный экземпляр книги своей вышивкой). Вскоре за этим последовало награждение ученого орденом св. Владимира IV степени (этой услугой Шлецер также обязан, в первую очередь, Н. П. Румянцеву). А в январе 1804 г. О. П. Козодавлев прислал Шлецеру проект его дворянского герба, за которым в июне последовала и сама грамота на дворянство52. Герб Шлецера на четырехчастном щите в одной из своих частей содержал изображение монаха Нестора и раскрытой книги; его дворянский девиз под щитом гласил: "Лета вечная помянух" (Пс. 76.6).
Одновременно активность Шлецера в этот период привела и к рождению первого в России университетского научного общества -Общества истории и древностей российских (ОИДР). В одним из своих обращений в Россию он предлагал "увековечить царствование императора Александра I выпуском полного свода всех сохранившихся древних летописей", чему сам немецкий историк готов был оказывать посильную помощь. Идея была одобрена, и министр народного просвещения граф П. В. Завадовский получил высочайшее указание создать для этой цели научное общество, организация которого была доверена Московскому университету, где предложение Шлецера встретило своего горячего сторонника в лице попечи-
стр. 153
--------------------------------------------------------------------------------
теля М. Н. Муравьева. ОИДР открылось в марте 1804 г. и стало, хоть и косвенным, но одним из самых весомых плодов деятельности Шлецера в области русской истории53. В члены ОИДР вошли Н. М. Карамзин и А. И. Тургенев, его задачей было развитие предложенных Шлецером критических методов изучения русских летописей. Однако до расцвета ученых трудов этого общества профессор дожить не успел - он скончался в Геттингене 9 ноября 1809 г., но в течение последнего года жизни он еще смог увидеть новую большую группу русских студентов в Геттингене, из которой вышли затем преподаватели Царскосельского лицея и Петербургского университета, друзья Пушкина, передавшие ему понятие о "геттингенской душе"54.
Итак, почти полувековой отрезок контактов Геттингенского университета с Россией, с середины 1760-х до конца 1800-х годов, прошел под знаком участия в них Августа Людвига Шлецера. Некогда обвиненный Ломоносовым в "презрении" ко всему русскому, Шлецер между тем доказал свой искренний русский патриотизм не только словами, звучавшими в его лекциях и публицистике, но и делом, взяв на себя заботу о нескольких поколених русских юношей, приехавших в лучший немецкий университет постигать глубины европейской науки. Учениками Шлецера разных лет были будущие российские академики, профессора университетов, общественные и государственные деятели. Все они попадали в Геттингене в ту уникальную ученую атмосферу, погружаясь в которую даже студенты из высшего дворянства проникались искренней тягой к науке и старались сохранить приобретенные идеалы через всю жизнь, воплотить их в служении Отечеству.
При этом можно вспомнить, что служить России продолжали и несколько поколений семьи Шлецеров. Два его сына выбрали здесь: один - ученую, а другой - дипломатическую карьеру; в Петербурге длительное время служили и два внука Шлецера, которые среди нескольких имен, даваемых при рождении, оба носили особое "фамильное" имя Нестор. Имя же их деда, "первооткрывателя Нестора" и друга России, должно остаться в истории русско-немецких научных и культурных взаимосвязей в качество одного из самых ярких символов успехов и взаимной пользы университетских контактов между странами.
-----
1 Русская летопись по Никонову списку. СПб., 1767. Т. 1; Правда Русская, изданная... А. Л. Шлецером. СПб., 1767; Nestor. Russische Annalen in ihrer Slavonischen Grundsprache verglichen, ubersetzt und erklart von August Ludwig Schlozer. Gottingen, 1802 - 1809. Bd. 1 - 5 (русский перевод - СПб., 1809. Т. 1; 1816. Т. 2; 1819. Т. 3).
2 См.: Лятошинский Н. Л. А. Л. Шлецер и его историческая критика. СПб, 1884.
3 Валк С. Н. Исторический источник в русской историографии XVIII в. // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. N 7/8. С. 40; Череп-
стр. 154
--------------------------------------------------------------------------------
нин Л. В. Шлецер и его место в развитии русской исторической науки // Международные связи России в XVII - XVIII вв. М., 1966. С. 188 - 199. Последняя работа явилась опровержением распространившихся в конце 1940 - 1950-х годов в советской историографии нападок на Шлецера, стремившихся заклеймить "вред, нанесенный им русской науке".
4 Помимо вышеназванных произведений, в Германии Шлецером был издан "Опыт изучения русских летописей" (Probe russischer Annalen, Gottingen, 1768) - критический этюд, в котором было указано на первостепенное значение "хроники Нестора" для изучения ранней русской истории и впервые обсуждалось наличие различных вариантов, разночтений и интерполяций этой хроники. Кроме того, Шлецер постоянно публиковал более или менее подробные сведения по истории России в своих учебных пособиях по всеобщей истории, имевших широкое хождение в немецких землях. См.: Schldzer A. L. Allgemeine Nordische Geschichte, Halle, 1771; Tableu de l'histoire de Russie (мн. изд.) и др.
5 Здесь, прежде всего, следует назвать прославивший имя Шлецера в Европе труд "Neuverandertes Russland oder Leben Catharinae der Zweyten Kayserinn von Russland aus authentische Nachrichten beschrieben" (Riga; Mitau; Leipzig, 1767 - 1772. Bd. 1 - 2), в котором были собраны указы и постановления первых лет царствования Екатерины П. Мелкими по объему, но затрагивавшими важные проблемы русской истории, как древней, так и современной, были многочисленные рецензии Шлецера на новые книги по русской тематике, помещавшиеся им в журналах "Gottingische Anzeigen von Gelehrten Sachen" (позже - "Gottingische Gelehrte Anzeigen") и "Allgemeine Deutsche Bibiliothek".
6 См.: Андреев А. Ю. "Геттингенская душа" Московского университета (Из истории научных взаимосвязей Москвы и Геттингена в начале XIX столетия) // Вопросы истории естествознания и техники. 2000. N 2. С. 73.
7 Lomonosov, Schlozer, Pallas: Deutsch-russische Wissenschaftsbeziehungen im 18. Jahrhundert, hrsg. von E. Winter (Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, 12). Berlin, 1962; Grothusen K. D. Zur Bedeutung Schlozers in Rahmen der slawisch-westeuropaischen Kulturbeziehungen // Russland - Deutschland - Amerika, Festschrift fur F. Epstein zum 80. Geburtstag, hrgs. von A. Fischer, Frankfurt/M, 1978. S. 37 - 45; Muhlpfordt G. A. L. Schlozer, 1735 - 1809 // Wegbereiter der deutsch-slawischen Wechselseitigkeit, hrsg. von E. Winter und G. Jarosch (Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, 26). Berlin, 1983. S. 133 - 156; Pohrt H. A. L. von Schlozers Beitrag zur deutschen Slavistik und Russlandskunde // Gesellschaft und Kultur Russlands in der 2. Halfte der 18. Jahrhunderts, hrsg. von E. Donnert (Beitrage zur Geschichte der UdSSR, 6). Halle, 1983. S. 150 - 176; Wolle S. A. L. von Schlozers Rossica-Rezensionen in den "Gottingischen Gelehrten Anzeigen" von 1801 bis 1809 // Jahrbuch fur Geschichte der sozialistischen Lander Europas. 1984. Bd. 28. S. 127 - 148.
8 Подробный анализ мировоззрения Шлецера и его восприятия современниками в Германии представлен в новейшей научной биографии ученого: Peters M. Altes Reich und Europa. Der Historiker, Statistiker und Publizist August Ludwig (v.) Schlozer (1735 - 1809), (Forschung zur Geschichte der Neuzeit. Marburger Beitrage), Munster; Hamburg; L., 2003. Bd. 6.
9 Этапы ранней биографии Шлецера традиционно излагаются согласно подготовленной им автобиографии, изданной его сыном: Schlozer Ch. August Ludwig von Schlozers offentliches und Privatleben, Leipzig, 1828. Bd. 1 - 2 (русский сокращенный перевод см.: Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим написанная // Сборник ОРЯС. СПб., 1875. Т. 13).
стр. 155
--------------------------------------------------------------------------------
10 Наиболее подробная подборка документов и писем, освещающих деятельность Шлецера в Академии наук вместе с комментариями к ним приведены в издании: August Ludwig von Schlozer und Russland, hrsg. von E. Winter (Quellen und Studien zur Geschichte Osteuropas, 9). Berlin, 1961. См. также более раннее издание писем из геттингенского архива Шлецера: Frensdorff F. Von und uber Schlozer // Abhandlungen der koniglichen Gesellschaft der Wissenschaft zu Gottingen. Philologisch-historische Klasse NF 11. 1909. N 4. S. 3 - 114. См. также новые их публикации: Ziegengeist G. Ungedruckte Briefe von und an Schlozer aus den Jahren 1761 - 1809 // Zeitschrift fur Slavistik. 1985. Bd. 30. S. 480 - 525.
11 См. подробнее: Андреев А. Ю. "Учености ради изгнанники": Опыт изучения русского студенчества в немецких университетах XVIII - первой половины XIX века // Россия - Германия: Сб. статей. М., 2004. Вып. 3.
12 Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1955. Т. 9. С. 595.
13 August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 79 - 84.
14 Ibid. S. 116.
15 Осипов В. И. Русские студенты Петербургской Академии в немецких университетах в XVIII веке // Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник РАН. 1996. М., 1998. С. 17.
16 Цит. по: Кулябко Е. С. Замечательные питомцы Академического университета. Л., 1977. С. 80, 199.
17 August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 116.
18 Ibid. S. 159.
19 Ibid. S. 170.
20 Сухомлинов М. И. История Российской Академии. СПб., 1878. Вып. 4. С. 519 - 520.
21 Осипов В. И. Указ. соч. С. 19.
22 Кулябко Е. С. Указ. соч. С. 177 - 180.
23 Александренко В. Н. Проект Богословского факультета при Екатерине II // Вестник Европы. 1873. Т. 6. N 11. С. 301.
24 См. подробнее: Berelowitsch W. A. Ja. Polenow a l'universite de Strasbourg (1762 - 1766): l'identite naissante d'un intellectuel // Cahiers du Monde Russe. 2002. V. 43. N 2/3. P. 295 - 320.
25 Позднее Шлецер писал об образовании в Геттингене в 1766 г. первого "русского землячества", при котором сам Шлецер завел "русский клуб", посещавшийся и другими геттингенскими профессорами. Однако затем отношения Шлецера с посланцами св. Синода ухудшились: он обвинял их в том, что Синод присылал им из России слишком много денег (500 рублей в год), не заставляя давать отчета в тратах, и те расходовали вдвое больше необходимого. "Не было ни одного бала, маскарада, где не участвовали бы русские, ни одного праздника, где бы они не показались во взятых напрокат парадных костюмах". Этот образ жизни, "смешной в глазах города", вовлек и остальных русских студентов в чрезмерные расходы и долги. См.: August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 226.
26 См.: Горожанский Я. Д. С. Руднев. Киев, 1901.
27 A. L. Schlozer und Russland. S. 232.
28 См.: Buchholz A. Die Gottinger Russlandsammlungen Georgs von Asch. GieBen, 1961; Slavica Gottingensia. Aeltere Slavica in der Niedersachsischen Staats- und Universitatsbibliothek Gottingen, hrsg. von R. Lauer. Wiesbaden, 1995. Bd. 1. S. XXII - XXIV.
29 Frensdorff F. Op. cit. S. 81.
30 August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 307.
стр. 156
--------------------------------------------------------------------------------
31 См.: Милорадович Г. Биографические очерки замечательных Милорадовичей. Чернигов, 1857; Малышев В. Генерал М. А. Милорадович. СПб., 1904.
32 Шлецер даже выступил перед Академией наук с ходатайством изменить инструкцию для Захарова с тем, чтобы сделать основным предметом его занятий "историко-политико-экономические науки", где он "выказывает истинный талант" (August Ludwig von Schlozer und Russland. S. 307).
33 Осипов В. И. Указ. соч. С. 23 - 25.
34 Письма Х. А. Шлецера хранятся к городском архиве Любека (Ф. 55. Фамильный архив фон Шлецеров. Ед. хр. 2). Ряд писем рубежа XVIII - XIX в., написанных А. Л. Шлецером к И. А. Гейму (впоследствии - ректору Московского университета), сохранился в фонде Т. А. Каменецкого в РГБ (ОР РГБ. Ф. 406. К. 1. Ед. хр. 3).
35 Истрин В. М. Русские студенты в Геттингене в 1802 - 1804 гг. // ЖМНП. 1910. N 7. С. 80 - 144.
36 Архив братьев Тургеневых. СПб., 1911. С. 29. Вып. 2: Письма и дневник А. И. Тургенева Геттингенского периода (1802 - 1804) и письма его к А. С. Кайсарову и братьям в Геттинген (1805 - 1811).
37 Там же. С. 234 - 235.
38 Там же. С. 237 - 238.
39 Там же. С. 184 - 185, 207.
40 См. письма А. М. Гусятникова к И. А. Гейму из Геттингена от 24 июня/6 июля и от 3/15 октября 1802 г. (на нем. яз.): ОР РГБ. Ф. 406. К. 1. Ед. хр. 3. Л. 165 - 167, 168 - 170.
41 Там же. Л. 169.
42 См. Письмо А. М. Гусятникова к И. А. Гейму из Лейпцига от 17 июня 1805 г.: ОР РГБ. Ф. 406. К. 2. Ед. хр. 1. Л. 162.
43 Versuch einer slavischen Mythologie in alphabetischer Ordnung, Gottingen, 1804 (рус. изд. "Мифология славянская и российская". СПб., 1807).
44 Lauer R. A. S. Kajsarov in Gottingen. Zu den russischen Beziehungen der Universitat Gottingen am Anfang des 19. Jahrhundert // Gottinger Jahrbuch. 1971. S. 145.
45 Dissertatio inauguralis philosophico-politica de manumittendis per Russiam servis, Gottingen, 1806 (рус. пер. см.: Русские просветители... М., 1966. Т. 1).
46 Подробный разбор диссертации Кайсарова см.: Лотман Ю. М. А. С. Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени. Тарту, 1958 (Ученые записки Тартусского гос. ун-та. Вып. 63).
47 Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. С. 226.
48 Истрин В. М. Указ. соч. С. 128.
49 Lehmann-Carli G. A. L. Schlozer als Russland-Historiker, sein Gottinger Studiosus A. I. Turgenev und der russische "Reichshistoriograph" N. M. Karamzin // Europa in der Fruhen Neuzeit. Festschrift fur Gunter Mtihlpfordt, hrsg. von Erich Donnert. Koln; Weimar; Wien, 1999. Bd. 2. S. 539 - 554.
50 ОР РГБ. Ф. 406. К. 2. Ед. хр. 1. Л. 162.
51 Надпись обнаружил и привел в биографии А. Л. Шлецера его сын: Schlozer Ch. Op. cit. Bd. 2. S. 205.
52 Peters M. Op. cit. S. 425 - 428. Дворянская грамота Шлецера хранится в Отделе рукописей Staats- und Universitatsbibliothek Gottingen (экспонаты Schlozer-Stiftung).
53 Попов Н. А. История Императорского московского Общества истории и древностей российских. М., 1884. Ч. 1 (1804 - 1812). С. 11.
54 Подробнее см.: Андреев А. Ю. "Геттингенская душа"... С. 99 - 100.
стр. 157
Опубликовано 11 октября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ РОССИИ:
Комментируем публикацию: А. Л. ШЛЕЦЕР И РУССКО-НЕМЕЦКИЕ УНИВЕРСИТЕТСКИЕ СВЯЗИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX В.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1192093888 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций