ИСТОРИЯ РОССИИ (последнее)
Историки и их труды. Б.-Г. НИБУР В ТВОРЧЕСТВЕ Н. А. ПОЛЕВОГО И "СКЕПТИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ"
Актуальные публикации по вопросам истории России.
Историки и их труды. Б.-Г. НИБУР В ТВОРЧЕСТВЕ Н. А. ПОЛЕВОГО И "СКЕПТИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ"
Автор: К. Б. Умбрашко
Имена историков, публицистов, писателей в общественном сознании часто ассоциируются с некоторыми стереотипами, штампами, клише. "Кто скажет, например, - писал Т. Н. Грановский, - почему при имени Нибура неизбежно приходит в голову мысль о сухой, разрушительной критике, отвергающей поэтические предания древнего Рима?" 1 . Отношение к немецкому историку, как стороннику скептического направления в западной историографии, идеи которого частично были восприняты некоторыми русскими историками, было господствующим и в общественном сознании, и в отечественной исторической науке первой половины XIX в. Но в какой мере подходы Нибура к исследовательской практике понимались, а главное, разделялись в России? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо остановиться не только на сути исследовательского метода этого незаурядного историка, но и на некоторых биографических моментах.
Бартольд Георг Нибур (1776-1831) родился в Копенгагене в семье ориенталиста Карстена Нибура, который сам учил сына наукам. Автор "Римской истории" "родился художником, хотя мало оказал успехов в рисовании и в музыке, понимая только простые мелодии народных песен", с юношеских лет отличался феноменальной памятью и филологическими способностями. Позднее, в научной работе, ссылки на источники он делал по памяти, не заглядывая в тексты, и эти ссылки всегда были предельно точными. К 23 годам молодой человек знал свыше 20 древних и новых языков, в том числе и русский, увлекался нумизматикой, геральдикой. В одном из писем 1807 г. он писал: "Историк должен допросить каждый народ, по возможности, на его родном языке. Языки и характеры народов происходят из одного и того же необъяснимого начала: тот не знает вполне народа, кто не понимает его языка. (...) Славянский язык привел меня к очень важным историческим открытиям, относительно общего происхождения народов". Окончив университет в Киле, он составил себе высший идеал жизни - "соединение глубокого теоретического образования со способностью практических приложений" 2 и поэто-
стр. 245
--------------------------------------------------------------------------------
му много лет отдал государственной службе в Пруссии (директор Ост-Индского Банка, член Госсовета, историограф, посланник при Ватикане). С 1810 г., после отставки, начинается научный этап биографии Нибура. Лишь 1812 год отвлек его от науки и ненадолго вернул к политике. Он основал политическую газету, направленную против французов, и подал королю прошение вступить рядовым в один из полков, но ему была поручена дипломатическая миссия в Англии. Но главным занятием Нибура становится чтение лекций в недавно основанном Берлинском (1810-1816), затем в Боннском университетах (1824-1831). Таким образом, биография Нибура не похожа на биографии кабинетных историков XIX в. В этом отношении он скорее напоминает энциклопедистов-практиков XVIII в., сочетавших научные занятия с административной, прикладной деятельностью.
Следует учитывать, что ученый скептицизм возник в европейской исторической науке еще в XVIII в. на основе рационалистического понимания исторического процесса и новых подходов в источниковедческой критике античных источников. Это было научное направление, противоположное догматической философии и отрицающее либо возможность всякого познания (абсолютный скептицизм), либо возможность адекватного действительности познания (относительный скептицизм). Возникнув в Древней Греции (софисты), в новой философии скептицизм возродился в философских трудах Монтеня, Бейля, Юма, Канта в относительной составляющей и постепенно воспринимался исторической наукой.
В полной мере скептическое отношение к историческим источникам вообще и к древнеримской традиции в частности впервые обосновал Луи де Бофор, которого можно считать настоящим основоположником "скептицизма" в европейской исторической науке.
Что нового привнес Нибур в изучение истории Рима? Ответив на этот вопрос, можно лучше понять степень влияния его концепции на отечественных историков. Учебные курсы Нибура по истории античности впервые носили самостоятельный характер, тогда как в большинстве старых университетов Западной Европы они были частями философского и богословского курсов. Наибольшую славу ему принес ранний курс "Римская история", который в переработанном виде впервые был издан в 1811-1812 гг. и затем переиздан в 1830-1831 гг. События римской истории здесь изложены с древнейших времен и доведены до II Пунической войны, т.е. касаются периода римской истории, хуже всего освещенного в источниках, который сторонникам скептического направления, например Луи де Бофору, казался совершенно недостоверным, или передавался ими без всякой критики источников как пересказ римской традиции.
Большая часть изданных текстов Нибура - это не авторские варианты публикаций, а обработанные издателями тексты студенческих записей его лекций, следовательно, знакомство русских читате-
стр. 246
--------------------------------------------------------------------------------
лей с нибуровскими идеями происходило по его лекциям. Представляется, что их можно использовать, не опасаясь исказить историческую концепцию Нибура. В предисловии к лекциям "О Римской истории" 1846 г. редактор подробно и обстоятельно объяснил, как готовилась публикация. Лекции 1826/27 и 1828/29 учебных годов были прочитаны Нибуром в Боннском университете и изданы на основе записей студентов. Эти "академические тетради", сохранившие дословные рассуждения лектора, многократно сопоставлялись и выверялись составителями, поэтому весь текст передается от первого лица. Редактор подчеркнул, что его работа заключалась только в лингвистической правке. Оговорки и неточности приписываются живой устной речи лектора и сопровождаются лишь мини-комментариями. Таким образом, "в этом собрании, которого сам Нибур непосредственно не касался, все же нет ни одной мысли и почти ни одного слова, которое бы он не говорил в действительности. В случае недоразумений ответственность несет редактор: он полагал, что это необходимо для достоверности, и при изложении материала старался относиться к этому достоянию как можно более бережно и почтительно; сравнение значительного количества конспектов студентов и весь представленный материал точно проверен и просмотрен с тем, чтобы вся ценность данного произведения была неоспоримой" 3 .
Проанализировав имеющиеся источники, Нибур пришел к выводу, что в любом из них так или иначе отразилась подлинная историческая действительность и поздние источники, передающие фольклорную традицию, основываются в какой-то мере на существовавших свидетельствах и несут частицы достоверной информации. Задача историка состоит в отделении легенд от подлинных свидетельств. Главную идею Нибура можно свести к тезису, что основные сведения о древней истории Рима заимствованы из фольклора, из народной поэзии, значит, относиться к этим сведениям следует иначе, чем к письменным источникам. В то же время "сила превосходного ума, подкрепляемая познаниями в такой степени, какую редко можно встретить, показана была автором вполне, и многие из римских постановлений и учреждений, особенно законы о разделении полей, были представлены с новой и убедительно-достоверной точки зрения" 4 . Изучив римскую легендарную традицию (героический эпос, фрагменты пиршественных, погребальных песен и т.п.), ученый обнаружил в ней ряд аутентичных данных о древнейшей эпохе.
Творческая сила таланта Нибура заключалась во внимании к какому-нибудь мелкому, ускользнувшему от внимания других историков факту в сочетании с историко-критическим методом. В вводном разделе "Важность римской истории" он отметил, что этот тезис "принадлежит к тем пунктам, которые никогда не будут оспорены". Даже если кто-то подвергает сомнению значение древней истории в частностях, то и он не сможет отказать римской истории во влиянии
стр. 247
--------------------------------------------------------------------------------
на национальные европейские истории, в которых она выступает как предпосылка национальных историй. До тех пор, пока Римское право сохраняет свое значение, точное знание римских древностей будет необходимо. Точно так же, как для ученого богослова, для которого история церкви неотъемлема от светской истории, многое будет непонятным при отсутствии знаний о римской истории и римских древностях. "Хотим ли мы, - указывал Нибур, - бросить общий взгляд на науку, рассматриваем ли мы историю как науку, существующую саму по себе, то и здесь Римская история - важнейшая из всех. Все древнейшие истории исходят из древнеримской, все новейшие - от римской". Этот маленький народ развивается, господствует сначала над тысячами, потом над сотнями тысяч, потом покоряет мир; от расцвета до распада, весь Запад перенимает его язык и жизненные приспособления; его законы и по сегодняшний день являются действующими; такая величина единственная в истории. Сюда же относится величие отдельных личностей, театр; "все государства бледнеют перед этой звездой; чрезвычайная важность институтов, которая частично ведет к подобным, все это придает Римской истории продолжительность и важность" 5 .
При реконструкции древнейшего римского периода, по мнению Нибура, историк должен решить две задачи: аналитическую или критическую (выявление реальной информации из имеющихся источников) и синтетическую (восстановление исторической действительности на основе этих материалов). Поэтому нельзя считать, что книга Нибура направлена против римской истории. Первый этап работы Нибура, не самый важный, но самый известный, - разрушительный; второй этап, положительный, не столь известен читателям, в его рамках автор, воссоздавая храм истории, старался "заменить поэтические или аллегорические лжи истинными событиями, извлекая из басен, по своему разумению, некоторую существенность" 6 . Но суть исследовательского кредо Нибура заключается именно во втором этапе.
Из-за недостатка данных в скудной римской традиции и, учитывая всемирно-историческую концепцию (разные народы проходят в своем развитии одни и те же этапы), он широко использовал историко-сравнительный метод, сопоставляя, например, гомеровский период у греков и царский период в Риме, объясняя данными гомеровского эпоса эволюцию царского Рима. Кроме того, Нибур считал возможным опираться на собственную интуицию историка, внутреннюю убежденность. Выдающиеся филологические способности, огромная эрудиция, тонкое историческое чутье позволили ему воссоздать основные линии развития древнейшей римской истории (самого темного периода) с такой полнотой, что вся последующая историография лишь достраивала здание, в основном построенное Нибуром. Историк создал родовую теорию, по которой основной исходной единицей исторического развития римлян, как и других наро-
стр. 248
--------------------------------------------------------------------------------
дов, была не патриархальная семья, а род. На смену родовому устройству идет государственная организация, которая в отличие от родового принципа основана на территориальном делении. Нибур определял царскую власть в Риме аналогично власти греческих басилеев и внутренние пружины развития римского общества видел в сословной борьбе патрициев и плебеев 7 .
Одной из основных задач Нибура стало, таким образом, выявление общей закономерности исторического процесса. "Распределение и развитие событий, - писал Нибур в одном из писем 1811 г., - не доставляет такого наслаждения, как открытие нового закона, или общей, плодотворной истины. Мне было бы полезнее и приятнее кончить эти лекции и перейти к другому предмету разысканий" 8 . В предисловии к "Римской истории" Нибур отмечал: "Вместе с настоящим столетием совершенно новая эпоха открылась для нашей нации. Поверхностное ни в чем более не удовлетворяло; полупонятные, пустые фразы потеряли всякое значение; но никто не довольствовался уже и одним отрицанием, которое было особенно во вкусе предшествовавшего поколения: мы стремились к определенности, мы хотели положительного знания, только чтоб оно было истинное, а не мечтательное" 9 . Нибур не дробил историю на отдельные части, т.е. воспринимал ее органически, но для него характерен некоторый антиисторизм, поскольку в древность он мог вносить впечатления, принятые от новой истории, а в его отзывах о современных событиях проскальзывают отголоски античных воззрений на государство.
"Скептицизм" Б.-Г. Нибура правильнее было бы назвать критицизмом, который основывается на том, что любое событие может пониматься как факт исторического процесса и как факт исторической науки. Первое - данность, второе - интерпретация, осмысление, отношение, анализ, оценка. Эти понятия соотносятся так же, как первичное и вторичное. Нибур, не отрицая первое как некоторую данность, сомневался во втором, т.е. в основаниях исторических оценок. Отсюда - его безмерная щепетильность в источниковедческой работе. (Отметим, что в немецком языке оба понятия разводятся: Geschichte - история в смысле того, что произошло, что было, случилось; Historie/historisch - история в смысле исследования, исторической науки).
Раздел "Источники римской истории" исследователь начал с ответа на вопрос: "Достоверны ли источники древнеримской истории до того, как в Риме появилась историческая литература?", т.е. в фольклорный период. "Для нас сейчас непостижимо, - писал Нибур, - как некие остроумные ученые мужи, которые широко обозревают историю, некритически воспринимают отдельные события, описанные Ливием". Наивное верование в несомненность и непогрешимость истории Рима, сочиненную и изложенную Титом Ливием, ученый называл состоянием "литературной невинности", длившим-
стр. 249
--------------------------------------------------------------------------------
ся до тех пор, пока образование было исключительно филологическим. Но в XVII в. в Англии, Франции и Германии многие писатели стали наталкиваться на противоречия в источниках, которые замечались и ранее, но замалчивались и вводили в заблуждение. В XVIII в. было уже невозможно с той же доверчивостью относиться к традиционной истории Рима, как в XVI в., поскольку сфера человеческого знания расширилась, людям хотелось понять "что произошло и как все образовалось; в римскую историю, как она представала, нельзя было больше верить". Это было время внешнего скепсиса, когда Бофорт, у которого не было потребности в научной основательности, "сделал большую эпоху" и значительно повлиял на последующую историческую науку. Странно, однако, что страницы, которых Бофорт не касался, никого не смущали. Историки обращались к фольклорным семи королям, неверной хронологии и т.п. и пренебрегали тем, что имело хорошую историческую основу 10 . Нибур вполне резонно полагал, что древнеримские источники были искажены риторическими вставками позднейших римских писателей и необходимо, разложив их на простейшие части, восстановить первоначальный смысл. Вместо искусственного древнеримского государства он видел естественный рост племени, создавшего героический эпос, отражающий коллективные представления и переложенный затем в ораторскую прозу.
Задачей летописей было обозначить события, сохранить их для потомков. "Анналы, - указывал Нибур, - некоторые из которых сохранились в дальнейшем, образуют источник истории, о котором нельзя сказать когда они могли быть начаты: это только скелет истории". Но рядом с этими источниками существует устная история, состоящая из рассказов, передаваемых из поколение в поколение. Эти сюжеты могли сохраниться лишь в устной традиции, либо частично зафиксированы письменно, но в том и другом случае это поэтические предания, которые нельзя однозначно толковать. "Я убежден, - писал Нибур, - что большая часть древней римской истории запечатлена в песнях". Но "совершенно безразлично в каком виде были древние источники представлены, когда историки писали свои произведения: существовали ли они в поэтической форме или нет, были ли они описаны в прозе или нет" 11 .
Тит Ливий знал многие обстоятельства древних времен, но был склонен к "невероятным преувеличениям, преимущественно в отношении чисел", имеющим совершенно иной характер, чем показания его предшественников. Древние авторы указывают большие числа не для того, чтобы указать точное количество или кого-либо обмануть, а для обозначения неопределенно большого множества. Эта поэтическая смесь неопределенности с кажущейся определенностью господствует во всех римских сказаниях. Странно, что сам Ливий, неоднократно признавая ненадежность своих источников, в первых томах смело оперирует сомнительными цифрами 12 .
стр. 250
--------------------------------------------------------------------------------
Раздел "Возникновение древнейшей истории Рима" начинается сравнительным анализом текстов Ливия и Дионисия. Нибур при этом указывал, что их рассказы о древнейших временах существенно отличаются друг от друга. На первый взгляд, Ливий написал свою первую книгу без указания хронологии, с чрезвычайной непосредственностью. Дионисий, напротив, вроде бы искал возможность извлечь из своих источников настоящую историю, исходя из предпосылки, что общую римскую историю следовало бы составить из частностей. Но историческую основу он восстановил по сказочным рассказам и "при этом выглядит в своих прагматических речах о мифическом времени поистине смешно". Ливий же писал о характере исторических сообщений, которые он нашел в древних книгах, показавшихся ему наилучшими, и "дал древнее представление об истории Рима до того, как оно было художественно приукрашено". Поэтому его рассказ для этого времени - самый чистый источник. Лишь история о чудесном создании Ромула, рассказы о похищении сабинянок, об изгнании Ромула во время солнечного затмения, о многолетнем правлении Нумы Помпилия в непрекращающемся мире с установлением законов, сооружением храмов, введением религиозных обрядов, разделением граждан на сословия, его женитьбе на нимфе источника Эгерии, ставшей его советчицей в государственных делах, - историческая невероятность, "историзированная" последующей историографией 13 .
Многие хронологические частности в римской истории, по мнению Нибура, "обременены характером бессмысленности и исторической невозможностью", из чего можно сделать уверенный вывод, что историк обязан прибегать к критическому изучению источников. Для Нибура источники делятся на хронологические (датируемые) и нехронологические (недатируемые, в основном - фольклорные). Во втором случае часто встречается цифра "360" - нечто среднее между количеством дней в солнечном и лунном году, которое удобно делить. "Время королей, - указывал Нибур, - по древнему исчислению 240 лет и Республики - 120 лет (в сумме - 360!), вероятно, имеет столь же математический характер, как индийский возраст Вселенной, вавилонские и другие восточные хронологические выкладки. 120 лет, приходящиеся на время республики, в действительности занимает отрезок времени в 365 лет. Насколько реальны эти 120 лет зависит от того, что будет принято за точку отсчета". Один из возможных вариантов - освящение Капитолия. Между тем, солнечное затмение 350 года - первое действительно наблюдаемое событие, отображенное в Анналах, тогда как более ранние события были рассчитаны позднее несовершенными средствами тогдашней науки, а потому - недостоверны. Для первых 240 лет 7 королей правили невероятно долго. Уже Ньютон высказывался о том, сколь это неправдоподобно, и предложил некое среднее число 17 для каждого правителя. Наиболее вероятной параллелью римским королям Ни-
стр. 251
--------------------------------------------------------------------------------
бур считал венецианских дожей, власть которых также была выборной. За пять веков (800-1300) было 40 дожей, "так что на столетие приходилось по 8". Если внимательнее рассмотреть хронологию правления римских королей, то мы увидим игру с числами, как на Востоке, т.е. иносказательность, недоговоренность, склонность к поэтическим преувеличениям, метафорам. Вместе с тем, у всех народов, имеющих собственную древнюю литературу, мы видим большие или малые стихотворные формы эпического жанра, поэтому фольклор каждый исследователь "должен рассматривать как достоверные свидетельства" 14 .
Нибур не просто формулирует тезис: "римская история, дошедшая из песен, не вызывает сомнения", но аргументирует его на семи страницах текста. Причем не допускает никаких деклараций, приводя только факты в сравнительно-сопоставительном анализе по формам и размерам стихотворного фольклора разных времен и народов, хоть как-то взаимосвязанных. Для того, чтобы сделать положительные выводы, он сравнивал римские строфы и размеры с персидскими, арабскими, древнегерманскими, древнесаксонскими фольклорными памятниками, где встречается аллитерация (повтор согласного или группы согласных, отчетливо выявляющий звуковой облик слов). Эта фанатическая профессиональная скрупулезность стала основой исторической концепции Нибура.
В лице Б.-Г. Нибура мы сталкиваемся с личностью Историка (с большой буквы). Поскольку историю творят историки, то ее качество зависит напрямую от того, кто и как пишет. О Нибуре в научных кругах закрепилось устойчивое мнение как о критике, положившем начало особому направлению. Скорее всего, это не столько его научное кредо, сколько единственная возможность сохранить профессиональную и гражданскую честь. Причем, следует особо отметить, что у него напрочь отсутствовало тщеславие: при жизни он не писал трактатов, а лишь скрупулезно изучал то, что написали до него: перечитывал и сопоставлял массу источников, анализировал их достоверность с тем, чтобы донести это до своих студентов и привить им любовь к историческому факту как явлению и ответственность за его интерпретацию. Он взял на себя великую миссию - восстановить историческую справедливость в представлении о римской истории как о феномене и процессе, динамично развивающемся и имеющем колоссальное значение для мировой истории даже спустя столетия после распада Римской империи. Достойно восхищения и то, как трепетно он искал исторические свидетельства не только в традиционных письменных исторических источниках (анналах, хрониках, летописях), но и в семейных хрониках, устных рассказах, сказаниях, легендах, фольклоре различных этносов, проецирующих отголоски реальных событий. Он придавал значение даже самым скромным знакам о наличии того или иного факта в таких источниках, вплоть до влияния ритмов стиха на песни и баллады других народов.
стр. 252
--------------------------------------------------------------------------------
Вклад Нибура в подготовку именно историков очень велик: он поистине состоялся не только как Историк, но и как Учитель истории для историков. Его труд по истории Рима был опубликован под его именем, тогда как сам он этих текстов не писал. Ученики сохранили все размышления Учителя, свидетельствующие о его потрясающей эрудиции. Ученый свободно обобщал выводы различных авторов, апеллировал к их мнению, излагал разные точки зрения, переплавляя их в собственное видение. Ученики передали его понимание и трактовку истории, вплоть до тончайших нюансов устной речи - огромный труд написан ими от первого лица. Немногие способны нести личную ответственность за все содеянное и сказанное. Для Нибура характерны научная щепетильность, фантастическая работоспособность, удивительная образованность (история, языки, литература, искусство), требовательность, мягкая или жесткая ироничность.
* * *
В отечественной историографической традиции первой половины XIX в. нибуровский сравнительно-исторический метод сопоставления аналогичных явлений в истории разных народов был воспринят Н. А. Полевым и "скептической школой" во главе с М. Т. Каченовским, стремившимися изучать отечественную историю "в связи со всеобщей".
Н. А. Полевой провозгласил своими научными ориентирами не только Нибура, но и других европейских и отечественных историков (Вико, Гердер, Геерен, Мишле, Барант, Тьерри, Гизо, Калайдович, Востоков, Строев, Евгений, Шлецер, Миллер, Лерберг, Френ, Круг). Поэтому Н. И. Надеждин писал, что "История русского народа" стала "новым ярким метеором, который, по произведенному впечатлению, заслуживает неоспоримое внимание", поскольку это произведение явилось "с предзнаменованиями грозными и вместе блистательными, возвещая конец старой и начало новой эпохи в нашей истории" 15 . Но Нибур в ряду этих историков стоит особняком. Свой главный исторический труд Полевой посвятил именно этому ученому. Высшей наградой Полевой считал причастность к знаменитому современнику: "Довольно для меня, если скажут, что историк русского народа знал величие гения Нибурова, и Нибур не почел недостойным своего имени почтительное приношение русского историка". И продолжал далее: "Люди, подобные Вам, принадлежат векам и народам, и каждый - предмет для наблюдательных умов их" 16 .
Большинство исследователей для подтверждения интереса Полевого к Нибуру указывают на переводную статью из английского журнала "The Foreign Quarterly Review" о втором издании первого тома "Римской истории" и о критических статьях Шлегеля и Вахсмута 17 . С этим вполне можно согласиться, поскольку публикация "Мо-
стр. 253
--------------------------------------------------------------------------------
сковского Телеграфа" являлась одной из лучших публикаций о Нибуре в русской периодике первой половины XIX в. Используя подходы Нибура, Полевой оценивал "Историю государства Российского" Н. М. Карамзина и пришел к выводу, что теоретическая позиция историографа принадлежит XVIII в. ("складно написанная летопись времен минувших").
Целью историка должен стать, по мнению Полевого, поиск причин исторических событий, т.е. исторических закономерностей и взаимосвязей всеобщей истории и истории отдельных народов, государств, земель. Свое исследовательское и методологическое кредо Полевой в одной из рецензий сформулировал так: "Не пренебрегать ничем, всем пользоваться, избегать исключительности самим, но постигать ее и прощать в других; все принимать и соединять; стремиться ко всеобщему, к полному, и стремиться посредством самых исключительных точек зрения наших предшественников и наших учителей, соединенных и соглашенных - такова должна быть цель и метода в истории, в философии, во всем" 18 . Интерес к новейшим философским идеям Полевого вовсе не был риторическим. И. М. Снегирев в дневнике (11 января 1825 г.) отмечал: "Пришел Н. Полевой, которому я отдал Волтерово письмо к Миллеру и его разговор для помещения в Телеграфе (...). Слово было о новейшей философии, которая сводит с ума молодежь" 19 .
По мнению А. З. Зиновьева, в первой половине XIX в. в исторической науке прослеживалось два направления "относительно первых времен": первое - "несторианское", начинающееся с Байера, карамзинское, "положительное", ролленовское; второе, идущее от Каченовского - "скептическое", "отрицательное", нибуровское 20 . B.C. Иконников дополнил два направления третьим - "хаотическое смешение взглядов этих двух направлений" и заслугой Полевого назвал то, что он не примкнул к третьему направлению, а "пошел более по следам Нибура" 21 , а следовательно - по следам Каченовского.
Однако, в отличие от "скептиков", Полевой не столь критически относился к древнейшим источникам русской истории. Русская летописная традиция, по его мнению, берет свое начало с Х в., но первым известным летописцем являлся Нестор, летопись которого "не дошла до нас отдельно". "Великое множество списков с нее находится в России, - писал Полевой, - и все летописи русские начинаются одинаково; следовательно, все летописцы списывали сначала Несторов временник, и он был единственным памятником древнейших времен. Но ни в одном списке сказания Нестора не отделены от продолжателей, и все, сливаясь вместе, будучи писано почти одинаковым образом, представляет беспрерывную цепь записок исторических, коих списатели нам неизвестны" 22 . Признавая наличие в летописи большого количества фольклорных сюжетов (преданий) и более поздних интерполяций, не имеющих исторической достоверности,
стр. 254
--------------------------------------------------------------------------------
Полевой полагал, что их можно использовать только для описания нравов древнейших эпох, а не для конкретной истории. (Такого рода сюжеты: два сказания о легендарном основателе Киева, известия о походах Олега и Святослава, делах Ольги и Владимира, которые "явно показывают, что тут вмешались поэтические рассказы скандинавских и славянских бардов" 23 ). В этом заключается существенное отличие позиции Полевого от подходов Нибура. Договоры Олега и Игоря с греками. Русская Правда, Поучение Владимира Мономаха, "Слово о полку Игореве", жития святых (Полевой объединил все эти источники в одну группу "памятники палеографические") достаточно достоверны.
Ранняя история славян "бледна и недостаточна", но верна и справедлива. "Оставим вымыслы поэзии, - писал Полевой, - и удовольствуемся вероятной истиной. Взор наблюдателя может отыскивать темные следы ее в самих сказках". Поход князя Олега на Константинополь вполне вероятен, но его результаты приукрашены поздней традицией ("число флота Олегова и исчисление народов с ним бывших явно выдуманы и увеличены"). Что касается договора Олега, то "сей достопамятный договор, первый, драгоценный письменный памятник русской истории, сохранился для потомства и вполне вписан в наши летописи" 24 . Описание похода Игоря на Византию Полевой называл невероятной сказкой, но его договор с греками - любопытный памятник, который вполне сохранился в наших летописях. Мщение княгини Ольги древлянам - басня, созданная преданием, украшавшим "вымыслами поэзии брани и победы первобытных руссов" 25 , поэтому этот сюжет не попал в "Историю русского народа". К таким же известиям он относил сообщения летописи об испытании вер князем Владимиром, о посещении Киевской земли Андреем Первозванным и т.д. Уже современники отмечали непоследовательность и поверхностность восприятия Полевым идей Нибура. Самоуверенность автора стала причиной враждебного отношения, очень ярко выраженного в злой эпиграмме:
Увы! Российский наш Леклерк
Упал, смутился и померк
За то, что посвятил Нибуру
Двенадцать книг. Чего? - Сумбуру26.
Рецензент 1-го тома "Истории русского народа" Н. И. Надеждин заметил, что автор упомянул имена модных историков, но история Полевого "не отличается даже - новостью систематического фасона!". Посвящение же истории Нибуру и вовсе нелепо, поскольку здесь "все басни, обвивающие первый период нашей отечественной истории, рассказываются - уже не с детскою простотой, но - с буйным велеречием несомнительной уверенности!" 27 . На М. Т. Каченовского нет ссылки, хотя современники увидели прямое использование идей "великого скептика" в новом историческом сочинении. "Не
стр. 255
--------------------------------------------------------------------------------
цитируется имя Каченовского, - писал Надеждин, - коего новая и оригинальная гипотеза о Русской Правде, засеквестрованная уже критиками в первом томе Истории Русского Народа, является опять во втором, вставленная в картину Руси " 28 . С такой оценкой согласился П. А. Вяземский: "История Русского народа, принадлежащая к числу весьма худых сочинений, принадлежит именно к разряду тех, которые критика не должна пропускать забвением", причем критика должна быть не "сердитой и крикливой", а умеренной, твердой, хладнокровной и регулярной. Публикация "Истории" Полевого была подготовлена критическими статьями против "Истории" Карамзина, "в этом отношении новый историк поступил неблагодарно: следовало ему посвятить творение свое не Нибуру, а Каченовскому и Арцыбашеву" 29 .
Столь же поверхностным было влияние Нибура и на историческую позицию "скептиков". М. Т. Каченовского - главу "школы" - привлекли в идеях Нибура естественность и дух критики. "С этой точки зрения, - писал B. C. Иконников, - критика Шлецера должна была показаться ему уже низшею, а многое, принимаемое им, невероятным". Каченовский, принимавший ранее оригинальность летописи Нестора, вышел из-под влияния Шлецера и, считая теперь Нестора лишь составителем летописных записей, ставших основой для создания летописных сводов более поздних времен, подверг его критике. Нестор, "под рукой Каченовского" испытал участь нибуровского Тита Ливия, и Каченовский стал решительным противником Шлецера, "отвергая принятого им Нестора и окончательно рассекая узел недоумений - крайним сомнением в возможности подобного памятника" 30 . Подобные оценки, на наш взгляд, несколько преувеличивают степень влияния Нибура на "скептическую школу", авторы которой зачастую лишь риторически провозглашали работы этого историка своим методологическим ориентиром, на деле не применяя его принципов в конкретном историческом исследовании.
Так, С. М. Строев, разбирая сочинение О. И. Сенковского о сагах, писал: "Далее г. Сочинитель, сказав, что прошедшее столетие между многими (?) ложными теориями, создало также теорию исторической критики, которой впрочем он не называет ложною; сказав, что все стали тогда доискиваться в истории истины, достоверности, чистоты фактов (стр. 7), заключает: "Недоверчивость Нибура опоздала целою четвертью столетия: в наше время она уже была вопиющим анахронизмом". Можно ли взвалить такую напраслину на современников! из каких источников почерпнул г. Сенковский, что вкус к чистым фактам кончился? мне кажется, что вкус к таковым фактам кончится тогда, когда человек более не будет иметь здравого смысла. За что же включать нас в число бессмысленных?" 31 . В библиографическом очерке С. М. Строев восхищенно писал: "Достаточно указать на Нибура, дабы напомнить все, что имеет замысловатого, блестящего, и вместе догадочного, метод, прославлен-
стр. 256
--------------------------------------------------------------------------------
ный им чрез приложение его, часто с редким счастием, к истории первых времен Рима" 32 . Однако этот философический метод исследования Нибура легко можно обратить во зло, произвольно толкуя, без глубокого знания, источники. Отсюда Строевым выводятся две исторические школы. Одну он назвал инстинктивной, т.е. использующей философский метод познания, гипотезы и догадки; другую - положительной,, основывающейся только на строго- несомненных источниках и доказательствах.
Н. Стрекалов в сочинении, посвященном русской словесности XVIII в., казалось бы, не имеющем отношения к римским древностям, апеллировал к Нибуру, как высшему авторитету: "Неужели можно из древних сказаний нашей летописи воссоздать народную нашу эпопею, - как Нибур воссоздал эпопею римлян из первых страниц Тита Ливия? Как обогатилась бы наша поэзия! И, вместе, как очистилась бы история! Двойная выгода! Осталось бы лишь одно сомнение - к какому времени отнесть эти песнопения" 33 . Высказанная Нибуром косвенным образом идея о баснословном, бесписьменном периоде, предшествующем исторической эпохе, "скептической школой" была интерпретирована особым образом. Фантазии народа отражают обобщенные, символические образы, история народа - индивидуальные, реальные события. Но и в фантазиях народа, т.е. в фольклоре есть намеки, по мнению Нибура, на реальные исторические события, которые трудно, но необходимо разглядеть. От этого положения "скептическая школа" отказалась, доказывая, что фольклор лишен реальной исторической основы и "баснословный период" - доисторический. Как видим, восприятие идей Нибура и в данном случае носит непоследовательный характер.
Почему так происходило? Сочинения немецкого историка, не переведенные на русский язык, в XIX в. были известны ограниченному кругу русских читателей по оригинальным изданиям, по французскому переводу или по вторичным цитатам в исследовательской литературе. В письме М. П. Погодину И. Е. Бецкий проговаривался: "Лунин приготовил к изданию обширный труд Всеобщей Истории, в кот. мы познакомимся с исследованиями Готлиб Mullher'ов, Нибуров и прочей ученой Германской братьи" 34 . Здесь, как видим, подчеркивается вторичность знакомства с текстами немецких историков. Большая часть отечественных читателей, зная о новых идеях лишь понаслышке, восприняла внешнюю сторону "упорного скептицизма".
В примечании к переводной рецензии "Московского Телеграфа" (1829) на "Римскую историю" (скорее всего написанном самим редактором, т.е. Н. А. Полевым) отмечалось: "О творении Нибура мы уже упоминали в Телеграфе (1828 г. XXII, 81), но равнодушие русских литераторов и ученых людей непостижимо. Творение Нибура как будто и не существует для них. Ни в одной русской книге не увидите и следа, что автору или переводчику знаком Нибур. У нас пере-
стр. 257
--------------------------------------------------------------------------------
водят немецкую дрянь прошлого века, под именем историй, географий, юридических книг, и в голову не придут переводчикам ни Нибур, ни Риттер, ни Савиньи" 35 . Здесь же сообщалось, что один из молодых сотрудников журнала переводит "Историю" Нибура со второго издания. "Прочтет ли хоть тогда старое поколение наших литераторов сие великое творение? - вопрошал редактор. - Освободят ли наконец хоть тогда русские авторы и переводчики Римскую историю от волчицы Ромуловой и прыжков Рема через Римские стены?" 36 . Но обещанного перевода так и не появилось, и даже к 1850 г. сумма сведений о Нибуре едва ли увеличилась, немногие из его выводов были восприняты отечественной исторической наукой. Главное - метод исследования - остался невостребованным.
Большая часть творческого наследия Нибура публиковалась уже после работ Н. А. Полевого и "скептической школы". К примеру, исторические и филологические лекции, читанные ученым в Боннском университете, были напечатаны его сыном лишь в 1847-1851 гг. Поэтому широкое знакомство отечественного читателя с нибуровским творчеством началось только в 1850-х годах, в связи с публикацией работ Т. Н. Грановского и П. Н. Кудрявцева. В статье "Чтения Нибура о древней истории" (впервые напечатана в "Пропилеях" 1853, 1856 гг.) Грановский проанализировал идеи Нибура и увлекательно изложил римскую историю, соединив ее с критическими указаниями 37 . Грановский попытался представить "верный отчет" о заслугах Нибура в науке, снять с него странное обвинение в "скептицизме" и показать, сколько было положительного в его выводах и сколько поэзии в его воззрении на историю 38 . Но Нибур не всегда "оставался верен собственному требованию осторожной критики", увлекаясь творческим воображением. "Чтения", посвященные начальному этапу греческой истории, содержат "много остроумных, обличающих глубокого знатока, замечаний и намеков, но в целом не представляют особенной занимательности". Однако, если и не все суждения Нибура справедливы, "горячие, дышащие чувством современника" 39 страницы оказали влияние на изучение древней и всеобщей истории, в том числе в России (П. М. Леонтьев). Но на изучение отечественной истории, по нашему мнению, влияние Нибура было скорее косвенным и опосредованным.
П. Н. Кудрявцев полемизировал с С. С. Уваровым, высказавшим критические оценки по отношению к Нибуру. "Ум человеческий, столько наклонный к синтезу, - писал Уваров, - одарен природным инстинктом стремиться к положительному в области приобретенных знаний и подчиняться охотно только установившемуся авторитету, будь он, впрочем, и условный. К чему повели огромные труды Нибура, который вне всякой возможности возражения разрушил все основы истории Рима? Они заняли собой трудолюбивые досуги небольшого числа критиков и заслужили их одобрение - вот и все. Что было результатом критических изысканий Ф. А. Вольфа о Гомере, -
стр. 258
--------------------------------------------------------------------------------
изысканий, удивительных во всех отношениях, - изысканий, где остроумнейший из гомеровых издателей победоносно подвергает ученому анализу сомнительную личность поэта, сначала вполне очистив его текст? Ни один филолог не дерзнет на борьбу с Вольфом; но после столь многих ученых трудов, оставшихся без ответа, вопрос ни шагу не двинулся вперед: ни Ромул, ни Гомер не исключены из списка живших; они существуют в воображении большинства по-прежнему, как будто два великие критика ровно ничего не писали" 40 . "На Нибура, - возражал Кудрявцев, - хотели мы указать как на самый блистательный образец того, как, при необходимом условии ума и таланта, может быть сильна историческая критика, даже приложенная к весьма отдаленной древности, и как благотворны могут быть в науке результаты критического анализа. Частью сюда бы могла идти и критика Вольфа, приложенная к древнему греческому эпосу. Нам указывают, напротив, на Нибура и Вольфа как на пример совершенной бесплодности критического анализа в приложении к древности. Трудно согласиться при такой противоположности мнений! (...) Мы привыкли дорожить не одним только именем Нибура - мы дорожим еще более теми великими заслугами науке, которые обозначаются этим именем, и уступим их не даром, но разве только ценою противоположного убеждения, от которого, признаемся, в настоящее время мы весьма далеки" 41 . Вольф и Нибур - закономерные явления общего научного движения. Их деятельность означала триумф классической филологии. В лице Нибура филология встретилась лицом к лицу с историей, и "куда бы ни повели последующие разыскания в той же самой области, нельзя более обойти Нибура при занятиях римской историей".
Сам Нибур в письме одному из друзей писал: "Если б ты мог взглянуть на мою работу, ты увидел бы в ней пробу того историко-критического таланта, в котором, конечно, состоит мое главное преимущество - таланта распознавать по частям то целое, к которому они принадлежат, и по целому угадывать части, которые оно должно было содержать в себе; в этом я могу поспорить с кем угодно и отсюда же произвожу мою способность по некоторым мелким обстоятельствам угадывать целую потерянную историю народа или отдельного лица, в полном очерке и даже с обозначением пределов времени" 42 . Нибур владел глубоким анализом и расчищал историческую почву от недостоверных выводов и готовил ее для новых, более доказательных предположений.
Положительное знание, основанное на полноценной исторической критике, на строгом анализе, на понимании предмета - вот идеал знания, к которому стремился Нибур в своих научных занятиях. Его делом было отделение исторического зерна от мифического "нароста", освободить историческую почву от разного "постороннего хлама", который накопился на ней с течением времени от недостатка критики, и таким образом открыть путь к положительному
стр. 259
--------------------------------------------------------------------------------
знанию, в котором историк видел венец всей своей деятельности. Анализ предшествует историческому синтезу. А.-В. Шлегель, разбирая два первых тома "Римской истории", писал (1816): "Мысль, что все, что мы читаем и должны еще заучивать из Ливия, Дионисия и Плутарха об известном периоде римской истории, неверно, по крайней мере совершилось не так, как они рассказывают, сама по себе была бы еще довольно бесплодна. Спрашивается, можно ли заменить отвергнутое чем-нибудь лучшим? Есть ли возможность наполнить остающийся пробел удовлетворительным образом? В этом-то и состоит главное достоинство сочинения Нибура. На то обращено все его внимание, чтоб посредством исследования определить настоящий характер учреждений и всего государственного устройства в Риме в эпоху республики, на что так часто потом переносили уже готовые понятия, которые были выработаны гораздо позже" 43 . Не все вопросы удалось решить Нибуру - вопросы, большею частью им же самим поставленные, "пока еще не было ему никакого противодействия, иногда он и в самом деле мог слишком далеко увлечься духом сомнения; наконец, нет никакого спора и в том, что многие его же вопросы уяснены в наше время гораздо более и решаются в духе более умеренном, но несравненно удовлетворительнее". Но "Римская история", естественно, не была последним, заключительным словом науки, ведь наука не стоит на месте, она постоянно развивается. "По нашему искреннему убеждению, - указывает Кудрявцев, - появление таких критиков-филологов и критиков- историков, как Вольф и Нибур, доказывает прежде всего успех науки. В лице их наука узнала некоторые существенные свои недостатки и сделала решительный шаг, чтоб освободиться от них и заменить прежние ценности весьма сомнительного достоинства более верным капиталом. Заметить свои слабые стороны и победить их в себе, или даже совершенно уничтожить, было в ней особенно одним и тем же актом" 44 .
Следует указать, что сам Нибур нигде не оговаривал и не расшифровывал свои методологические принципы. Он последовательно приводит неточности, несуразности авторского домысла и дает контраргументы. Этот нибуровский комментарий и выказывает его методику и методологию: сравнительный, сопоставительный анализ, очень многомерный, многогранный, многофакторный (исторический, литературный, этнографический, лингвистический, этимологический). Критика Нибура - это не самоцель, а своеобразное предупреждение, сигнал об опасности заблуждения. Ошибка не должна путешествовать из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Он призывал повышать научную бдительность и формировать обоснованное доверие/недоверие к историческим источникам.
Немецкая историография, таким образом, продолжала развивать традиции Просвещения второй половины XVIII в. с его глубоким интересом к культурным и историко- философским проблемам всемирной и античной истории, в ней видны черты романтической
стр. 260
--------------------------------------------------------------------------------
историографии с ее идеями органического развития и народного духа. Дискуссия вокруг существа историко- критического метода Нибура и его конкретного приложения к частным исследованиям стала полезной для развития историографии, совершенствуя методику исторического исследования в целом.
Труды Нибура произвели, несомненно, большое впечатление, но лишь на небольшой кружок отечественных ученых. Впервые на новую критику Нибура указал польский историк И. Лелевель, который, в связи с разбором "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина (Северный Архив. 1822-1824), показывал баснословность некоторых представлений историографа о древнем периоде русской истории и отстаивал необходимость более глубокой и последовательной критики источников. Редакторы "Вестника Европы" - М. Т. Каченовский и "Московского Телеграфа" - Н. А. Полевой полемизировали с "Историей" Н. М. Карамзина под влиянием Шлецера, Нибура, Гизо и Тьерри. Но это влияние, как мы пытались показать, было поверхностным и непоследовательным.
-------
1 Грановский Т. Н. Бартольд Георг Нибур // Соч. М., 1856. Т. 2. С. 9. Биографический очерк был составлен Грановским по переписке Нибура, изданной в 1838-1839 гг., и впервые напечатан в "Современнике" в 1850 г. Как на наиболее важную публикацию о творчестве Нибура Грановский указывает на переводную рецензию из английского журнала "The Foreign Quarterly Review" о втором издании первого тома Римской истории Нибура в "Московском Телеграфе": Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. Апрель. С. 437-478; Ч. 27, N 9. Май. С. 82-118. Однако, по мнению Грановского, даже эта статья была "направлена против частностей" и не давала "никакого понятия о целом".
2 Грановский Т. Н. Указ. соч. С. 13, 27.
3 Niebuhr B. G. Historische und philologische Vortrage an der Universitat zu Bonn gehalten von Niebuhr B. G.: Romische Geschichte bis zum Untergang des abendlandischen Reichs / Herausgegeben von М. Isler, Dr. Berlin. Druck und Verlag von G. Reimer. 1846. S. VI-VII.
4 Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26. N 8. С. 447.
5 Niebuhr B. G. Historische und philologische Vortrage... S. 78-79.
6 О Римской Истории Нибура. Отделение первое. Histoire romaine de B.G. Niebuhr, traduite de Fallemand par М. de Golbery; premiere livraison; 2 vol, in 8 // Вестник Европы. 1830. N 17-18. С. 75, 77, 91.
7 См. подробнее: Историография античной истории. М., 1980. С. 56-61.
8 Там же. С. 45.
9 Niebuhr B. G. Romische Geschichte. 4 unverand. Auflage. Berlin, 1833. Bd. 1. S. IX (Vorrede).
10 Niebuhr B. G. Historische und philologische Vortrage... S. 2, 4.
11 Ibid. S. 11-12.
12 Ibid. S. 32.
13 Ibid. S. 81-82.
14 Ibid. S. 83-85, 90.
15 Надеждин Н. И. Об исторических трудах в России // Библиотека для чтения. 1837. Т. XX, N 2. Отд. III. С. 111.
стр. 261
--------------------------------------------------------------------------------
16 Полевой Н. А. История русского народа. М., 1997. Т. 1. С. 16. (1-е изд.: М., 1829).
17 Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. С. 437-478; Ч. 27, N 9. С. 82-118.
18 [ Полевой Н. А. ] Рецензия на "Рассуждение о всеобщей истории" Боссюэта. Париж, 1825] //Московский Телеграф. 1830. N 1. Январь. С. 49-50.
19 Снегирев И. М. Дневник Ивана Михайловича Снегирева. М., 1904. Т. I: 1822-1852. С. 131. В известной сатире первой половины XIX в. "О царе Горохе" подмечена та же черта. Прямая речь Н. А. Полевого передается следующим образом: "Теория новейших мыслителей есть здание великого объема. Шеллинг, Кузен, Лерминье, Гегель, Бюше, Вико, Нибур, Мишле... Вот мои наставники, друзья, однокорытники и товарищи!.. Но я не признаю их ига, я не безусловно принимал их учение. (...) В некотором смысле они отстали от нашего века. Новое поколение!...". См.: [ Закревский А. Д. ] Подарок ученым на 1834 год. О царе Горохе; когда царствовал государь царь Горох, где он царствовал, и как царь Горох перешел, в преданиях народов, до отдаленного потомства // Русская Старина. 1878. N 6. С. 359-360.
20 [ Зиновьев ] А. З. Взгляд на русскую историю // Телескоп. 1833. Ч. 17, N 20. С. 495.
21 Иконников B. C. Скептическая школа в русской историографии и ее противники. Киев, 1887. С. 66.
22 Полевой Н. А. История русского народа. Т. 1. С. 42.
23 Там же. С. 46.
24 Там же. С. 114, 118.
25 Там же. С. 127, 131.
26 Цит. по: Иконников B. C. Скептическая школа в русской историографии... С. 91.
27 Н [ адеждин ] Н. История Русского Народа: Сочинение Николая Полевого. Том первый // Вестник Европы. 1830. N 1. Январь. С. 45, 67, 68.
28 [ Надеждин Н. И. ] Письмо П. С. Правдина к Н. А. Надоумку. (О втором томе Истории Русского Народа) // Вестник Европы. 1830. N 15-16. Август. С. 300-301. Издатель, т.е. М. Т. Каченовский, счел нужным сделать в этом месте примечание: " Для других гипотеза; для меня же она превратилась в историческую достоверность. Печатание моего рассуждения о Русской Правде замедлилось от обстоятельств. Хорошо трудиться над разысканиями тем ученым, у которых все нужные книги под руками! Надеюсь однако же в нынешнем году и свои Опыты представить на суд просвещенных любителей истины". (Там же).
29 РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 1102 а . Л. 5об., 6, 7.
30 Иконников B. C. Скептическая школа в русской историографии... С. 27, 30, 33-34.
31 Строев С. М. Критический взгляд на статью под заглавием: Скандинавские саги, помещенную в первом томе Библиотеки для чтения. М., 1834. С. 21.
32 Строев С. М. История древних итальянских народов, Иосифа Микали: Рецензия Ламенне из Revue des deux mondes. Сообщено от профессора Погодина // Учен. зап. Московского университета. 1834. N 10. С. 186.
33 Стрекалов Н. Очерк русской словесности XVIII столетия. М., 1837. С. 22.
34 НИОР РГБ. Ф. 231. Разд. П. Карт. 4. Ед. хр. 44. Л. 29об.
35 Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. С. 438-439.
36 Там же. Ч. 27, N 9. С. 118.
37 П. Б. Сочинения Т. Н. Грановского. Том второй. Москва. В тип. В. Готье. 1856 г. // Отечественные записки. 1857. N 2. С. 62.
стр. 262
--------------------------------------------------------------------------------
38 Грановский Т. Н. Бартольд Георг Нибур. С. 3, 4.
39 Грановский Т. Н. Чтения Нибура о древней истории. B. G. Niebuhr Vortrage liber alte Geschichte an der Universitat zu Bonn gehalten. 3 Bde. Berlin, 1847-1851 // Соч. М., 1856. Т. 2. С. 62-63, 97.
40 [ Уваров С. С. ] Подвигается ли вперед историческая достоверность? Записка, предложенная Императорской Академии наук президентом ее, графом С. С. Уваровым, и читанная 25 октября 1850 года // Современник. 1851. Т. XXV, N 1. С. 122. Эта же "записка" опубликована вторично в другом переводе с фр.: Достовернее ли становится история? // Москвитянин. 1851. N 1. С. 98-99.
41 Кудрявцев П. Н. О достоверности истории. Достовернее ли становится история? Записка, представленная в Академию Наук президентом ее гр. С. С. Уваровым // Лекции. Сочинения: Избранное. М., 1991. С. 156- 157.
42 Lebensnachrichten uber B. G. Niebuhr aus Briefen desselben und aus Erinnerungen einiger seiner nachsten Freunde: In 3 Bd. Hamburg, 1838. Bd. 2. S. 164.
43 Schlegel A.-W. (Recension). Romische Geschichte von B.G. Niebuhr. Berlin, in der Realschulbuchhandlung. Erster Theil. 1811. 455 S. Zweiter Theil. 1812. 565 S. 8. Mit zwei Charten // Heidelbergische Jahrbucher der Literatur. Heidelberg, 1816. Zweite Halfte. N 53. S. 835. Фрагменты русского перевода см.: Римская история, исследованная Нибуром // Московский телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. С. 437-478; Ч. 27, N 9. С. 82-118.
44 Кудрявцев П. Н. О достоверности истории. С. 166.
стр. 263
Автор: К. Б. Умбрашко
Имена историков, публицистов, писателей в общественном сознании часто ассоциируются с некоторыми стереотипами, штампами, клише. "Кто скажет, например, - писал Т. Н. Грановский, - почему при имени Нибура неизбежно приходит в голову мысль о сухой, разрушительной критике, отвергающей поэтические предания древнего Рима?" 1 . Отношение к немецкому историку, как стороннику скептического направления в западной историографии, идеи которого частично были восприняты некоторыми русскими историками, было господствующим и в общественном сознании, и в отечественной исторической науке первой половины XIX в. Но в какой мере подходы Нибура к исследовательской практике понимались, а главное, разделялись в России? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо остановиться не только на сути исследовательского метода этого незаурядного историка, но и на некоторых биографических моментах.
Бартольд Георг Нибур (1776-1831) родился в Копенгагене в семье ориенталиста Карстена Нибура, который сам учил сына наукам. Автор "Римской истории" "родился художником, хотя мало оказал успехов в рисовании и в музыке, понимая только простые мелодии народных песен", с юношеских лет отличался феноменальной памятью и филологическими способностями. Позднее, в научной работе, ссылки на источники он делал по памяти, не заглядывая в тексты, и эти ссылки всегда были предельно точными. К 23 годам молодой человек знал свыше 20 древних и новых языков, в том числе и русский, увлекался нумизматикой, геральдикой. В одном из писем 1807 г. он писал: "Историк должен допросить каждый народ, по возможности, на его родном языке. Языки и характеры народов происходят из одного и того же необъяснимого начала: тот не знает вполне народа, кто не понимает его языка. (...) Славянский язык привел меня к очень важным историческим открытиям, относительно общего происхождения народов". Окончив университет в Киле, он составил себе высший идеал жизни - "соединение глубокого теоретического образования со способностью практических приложений" 2 и поэто-
стр. 245
--------------------------------------------------------------------------------
му много лет отдал государственной службе в Пруссии (директор Ост-Индского Банка, член Госсовета, историограф, посланник при Ватикане). С 1810 г., после отставки, начинается научный этап биографии Нибура. Лишь 1812 год отвлек его от науки и ненадолго вернул к политике. Он основал политическую газету, направленную против французов, и подал королю прошение вступить рядовым в один из полков, но ему была поручена дипломатическая миссия в Англии. Но главным занятием Нибура становится чтение лекций в недавно основанном Берлинском (1810-1816), затем в Боннском университетах (1824-1831). Таким образом, биография Нибура не похожа на биографии кабинетных историков XIX в. В этом отношении он скорее напоминает энциклопедистов-практиков XVIII в., сочетавших научные занятия с административной, прикладной деятельностью.
Следует учитывать, что ученый скептицизм возник в европейской исторической науке еще в XVIII в. на основе рационалистического понимания исторического процесса и новых подходов в источниковедческой критике античных источников. Это было научное направление, противоположное догматической философии и отрицающее либо возможность всякого познания (абсолютный скептицизм), либо возможность адекватного действительности познания (относительный скептицизм). Возникнув в Древней Греции (софисты), в новой философии скептицизм возродился в философских трудах Монтеня, Бейля, Юма, Канта в относительной составляющей и постепенно воспринимался исторической наукой.
В полной мере скептическое отношение к историческим источникам вообще и к древнеримской традиции в частности впервые обосновал Луи де Бофор, которого можно считать настоящим основоположником "скептицизма" в европейской исторической науке.
Что нового привнес Нибур в изучение истории Рима? Ответив на этот вопрос, можно лучше понять степень влияния его концепции на отечественных историков. Учебные курсы Нибура по истории античности впервые носили самостоятельный характер, тогда как в большинстве старых университетов Западной Европы они были частями философского и богословского курсов. Наибольшую славу ему принес ранний курс "Римская история", который в переработанном виде впервые был издан в 1811-1812 гг. и затем переиздан в 1830-1831 гг. События римской истории здесь изложены с древнейших времен и доведены до II Пунической войны, т.е. касаются периода римской истории, хуже всего освещенного в источниках, который сторонникам скептического направления, например Луи де Бофору, казался совершенно недостоверным, или передавался ими без всякой критики источников как пересказ римской традиции.
Большая часть изданных текстов Нибура - это не авторские варианты публикаций, а обработанные издателями тексты студенческих записей его лекций, следовательно, знакомство русских читате-
стр. 246
--------------------------------------------------------------------------------
лей с нибуровскими идеями происходило по его лекциям. Представляется, что их можно использовать, не опасаясь исказить историческую концепцию Нибура. В предисловии к лекциям "О Римской истории" 1846 г. редактор подробно и обстоятельно объяснил, как готовилась публикация. Лекции 1826/27 и 1828/29 учебных годов были прочитаны Нибуром в Боннском университете и изданы на основе записей студентов. Эти "академические тетради", сохранившие дословные рассуждения лектора, многократно сопоставлялись и выверялись составителями, поэтому весь текст передается от первого лица. Редактор подчеркнул, что его работа заключалась только в лингвистической правке. Оговорки и неточности приписываются живой устной речи лектора и сопровождаются лишь мини-комментариями. Таким образом, "в этом собрании, которого сам Нибур непосредственно не касался, все же нет ни одной мысли и почти ни одного слова, которое бы он не говорил в действительности. В случае недоразумений ответственность несет редактор: он полагал, что это необходимо для достоверности, и при изложении материала старался относиться к этому достоянию как можно более бережно и почтительно; сравнение значительного количества конспектов студентов и весь представленный материал точно проверен и просмотрен с тем, чтобы вся ценность данного произведения была неоспоримой" 3 .
Проанализировав имеющиеся источники, Нибур пришел к выводу, что в любом из них так или иначе отразилась подлинная историческая действительность и поздние источники, передающие фольклорную традицию, основываются в какой-то мере на существовавших свидетельствах и несут частицы достоверной информации. Задача историка состоит в отделении легенд от подлинных свидетельств. Главную идею Нибура можно свести к тезису, что основные сведения о древней истории Рима заимствованы из фольклора, из народной поэзии, значит, относиться к этим сведениям следует иначе, чем к письменным источникам. В то же время "сила превосходного ума, подкрепляемая познаниями в такой степени, какую редко можно встретить, показана была автором вполне, и многие из римских постановлений и учреждений, особенно законы о разделении полей, были представлены с новой и убедительно-достоверной точки зрения" 4 . Изучив римскую легендарную традицию (героический эпос, фрагменты пиршественных, погребальных песен и т.п.), ученый обнаружил в ней ряд аутентичных данных о древнейшей эпохе.
Творческая сила таланта Нибура заключалась во внимании к какому-нибудь мелкому, ускользнувшему от внимания других историков факту в сочетании с историко-критическим методом. В вводном разделе "Важность римской истории" он отметил, что этот тезис "принадлежит к тем пунктам, которые никогда не будут оспорены". Даже если кто-то подвергает сомнению значение древней истории в частностях, то и он не сможет отказать римской истории во влиянии
стр. 247
--------------------------------------------------------------------------------
на национальные европейские истории, в которых она выступает как предпосылка национальных историй. До тех пор, пока Римское право сохраняет свое значение, точное знание римских древностей будет необходимо. Точно так же, как для ученого богослова, для которого история церкви неотъемлема от светской истории, многое будет непонятным при отсутствии знаний о римской истории и римских древностях. "Хотим ли мы, - указывал Нибур, - бросить общий взгляд на науку, рассматриваем ли мы историю как науку, существующую саму по себе, то и здесь Римская история - важнейшая из всех. Все древнейшие истории исходят из древнеримской, все новейшие - от римской". Этот маленький народ развивается, господствует сначала над тысячами, потом над сотнями тысяч, потом покоряет мир; от расцвета до распада, весь Запад перенимает его язык и жизненные приспособления; его законы и по сегодняшний день являются действующими; такая величина единственная в истории. Сюда же относится величие отдельных личностей, театр; "все государства бледнеют перед этой звездой; чрезвычайная важность институтов, которая частично ведет к подобным, все это придает Римской истории продолжительность и важность" 5 .
При реконструкции древнейшего римского периода, по мнению Нибура, историк должен решить две задачи: аналитическую или критическую (выявление реальной информации из имеющихся источников) и синтетическую (восстановление исторической действительности на основе этих материалов). Поэтому нельзя считать, что книга Нибура направлена против римской истории. Первый этап работы Нибура, не самый важный, но самый известный, - разрушительный; второй этап, положительный, не столь известен читателям, в его рамках автор, воссоздавая храм истории, старался "заменить поэтические или аллегорические лжи истинными событиями, извлекая из басен, по своему разумению, некоторую существенность" 6 . Но суть исследовательского кредо Нибура заключается именно во втором этапе.
Из-за недостатка данных в скудной римской традиции и, учитывая всемирно-историческую концепцию (разные народы проходят в своем развитии одни и те же этапы), он широко использовал историко-сравнительный метод, сопоставляя, например, гомеровский период у греков и царский период в Риме, объясняя данными гомеровского эпоса эволюцию царского Рима. Кроме того, Нибур считал возможным опираться на собственную интуицию историка, внутреннюю убежденность. Выдающиеся филологические способности, огромная эрудиция, тонкое историческое чутье позволили ему воссоздать основные линии развития древнейшей римской истории (самого темного периода) с такой полнотой, что вся последующая историография лишь достраивала здание, в основном построенное Нибуром. Историк создал родовую теорию, по которой основной исходной единицей исторического развития римлян, как и других наро-
стр. 248
--------------------------------------------------------------------------------
дов, была не патриархальная семья, а род. На смену родовому устройству идет государственная организация, которая в отличие от родового принципа основана на территориальном делении. Нибур определял царскую власть в Риме аналогично власти греческих басилеев и внутренние пружины развития римского общества видел в сословной борьбе патрициев и плебеев 7 .
Одной из основных задач Нибура стало, таким образом, выявление общей закономерности исторического процесса. "Распределение и развитие событий, - писал Нибур в одном из писем 1811 г., - не доставляет такого наслаждения, как открытие нового закона, или общей, плодотворной истины. Мне было бы полезнее и приятнее кончить эти лекции и перейти к другому предмету разысканий" 8 . В предисловии к "Римской истории" Нибур отмечал: "Вместе с настоящим столетием совершенно новая эпоха открылась для нашей нации. Поверхностное ни в чем более не удовлетворяло; полупонятные, пустые фразы потеряли всякое значение; но никто не довольствовался уже и одним отрицанием, которое было особенно во вкусе предшествовавшего поколения: мы стремились к определенности, мы хотели положительного знания, только чтоб оно было истинное, а не мечтательное" 9 . Нибур не дробил историю на отдельные части, т.е. воспринимал ее органически, но для него характерен некоторый антиисторизм, поскольку в древность он мог вносить впечатления, принятые от новой истории, а в его отзывах о современных событиях проскальзывают отголоски античных воззрений на государство.
"Скептицизм" Б.-Г. Нибура правильнее было бы назвать критицизмом, который основывается на том, что любое событие может пониматься как факт исторического процесса и как факт исторической науки. Первое - данность, второе - интерпретация, осмысление, отношение, анализ, оценка. Эти понятия соотносятся так же, как первичное и вторичное. Нибур, не отрицая первое как некоторую данность, сомневался во втором, т.е. в основаниях исторических оценок. Отсюда - его безмерная щепетильность в источниковедческой работе. (Отметим, что в немецком языке оба понятия разводятся: Geschichte - история в смысле того, что произошло, что было, случилось; Historie/historisch - история в смысле исследования, исторической науки).
Раздел "Источники римской истории" исследователь начал с ответа на вопрос: "Достоверны ли источники древнеримской истории до того, как в Риме появилась историческая литература?", т.е. в фольклорный период. "Для нас сейчас непостижимо, - писал Нибур, - как некие остроумные ученые мужи, которые широко обозревают историю, некритически воспринимают отдельные события, описанные Ливием". Наивное верование в несомненность и непогрешимость истории Рима, сочиненную и изложенную Титом Ливием, ученый называл состоянием "литературной невинности", длившим-
стр. 249
--------------------------------------------------------------------------------
ся до тех пор, пока образование было исключительно филологическим. Но в XVII в. в Англии, Франции и Германии многие писатели стали наталкиваться на противоречия в источниках, которые замечались и ранее, но замалчивались и вводили в заблуждение. В XVIII в. было уже невозможно с той же доверчивостью относиться к традиционной истории Рима, как в XVI в., поскольку сфера человеческого знания расширилась, людям хотелось понять "что произошло и как все образовалось; в римскую историю, как она представала, нельзя было больше верить". Это было время внешнего скепсиса, когда Бофорт, у которого не было потребности в научной основательности, "сделал большую эпоху" и значительно повлиял на последующую историческую науку. Странно, однако, что страницы, которых Бофорт не касался, никого не смущали. Историки обращались к фольклорным семи королям, неверной хронологии и т.п. и пренебрегали тем, что имело хорошую историческую основу 10 . Нибур вполне резонно полагал, что древнеримские источники были искажены риторическими вставками позднейших римских писателей и необходимо, разложив их на простейшие части, восстановить первоначальный смысл. Вместо искусственного древнеримского государства он видел естественный рост племени, создавшего героический эпос, отражающий коллективные представления и переложенный затем в ораторскую прозу.
Задачей летописей было обозначить события, сохранить их для потомков. "Анналы, - указывал Нибур, - некоторые из которых сохранились в дальнейшем, образуют источник истории, о котором нельзя сказать когда они могли быть начаты: это только скелет истории". Но рядом с этими источниками существует устная история, состоящая из рассказов, передаваемых из поколение в поколение. Эти сюжеты могли сохраниться лишь в устной традиции, либо частично зафиксированы письменно, но в том и другом случае это поэтические предания, которые нельзя однозначно толковать. "Я убежден, - писал Нибур, - что большая часть древней римской истории запечатлена в песнях". Но "совершенно безразлично в каком виде были древние источники представлены, когда историки писали свои произведения: существовали ли они в поэтической форме или нет, были ли они описаны в прозе или нет" 11 .
Тит Ливий знал многие обстоятельства древних времен, но был склонен к "невероятным преувеличениям, преимущественно в отношении чисел", имеющим совершенно иной характер, чем показания его предшественников. Древние авторы указывают большие числа не для того, чтобы указать точное количество или кого-либо обмануть, а для обозначения неопределенно большого множества. Эта поэтическая смесь неопределенности с кажущейся определенностью господствует во всех римских сказаниях. Странно, что сам Ливий, неоднократно признавая ненадежность своих источников, в первых томах смело оперирует сомнительными цифрами 12 .
стр. 250
--------------------------------------------------------------------------------
Раздел "Возникновение древнейшей истории Рима" начинается сравнительным анализом текстов Ливия и Дионисия. Нибур при этом указывал, что их рассказы о древнейших временах существенно отличаются друг от друга. На первый взгляд, Ливий написал свою первую книгу без указания хронологии, с чрезвычайной непосредственностью. Дионисий, напротив, вроде бы искал возможность извлечь из своих источников настоящую историю, исходя из предпосылки, что общую римскую историю следовало бы составить из частностей. Но историческую основу он восстановил по сказочным рассказам и "при этом выглядит в своих прагматических речах о мифическом времени поистине смешно". Ливий же писал о характере исторических сообщений, которые он нашел в древних книгах, показавшихся ему наилучшими, и "дал древнее представление об истории Рима до того, как оно было художественно приукрашено". Поэтому его рассказ для этого времени - самый чистый источник. Лишь история о чудесном создании Ромула, рассказы о похищении сабинянок, об изгнании Ромула во время солнечного затмения, о многолетнем правлении Нумы Помпилия в непрекращающемся мире с установлением законов, сооружением храмов, введением религиозных обрядов, разделением граждан на сословия, его женитьбе на нимфе источника Эгерии, ставшей его советчицей в государственных делах, - историческая невероятность, "историзированная" последующей историографией 13 .
Многие хронологические частности в римской истории, по мнению Нибура, "обременены характером бессмысленности и исторической невозможностью", из чего можно сделать уверенный вывод, что историк обязан прибегать к критическому изучению источников. Для Нибура источники делятся на хронологические (датируемые) и нехронологические (недатируемые, в основном - фольклорные). Во втором случае часто встречается цифра "360" - нечто среднее между количеством дней в солнечном и лунном году, которое удобно делить. "Время королей, - указывал Нибур, - по древнему исчислению 240 лет и Республики - 120 лет (в сумме - 360!), вероятно, имеет столь же математический характер, как индийский возраст Вселенной, вавилонские и другие восточные хронологические выкладки. 120 лет, приходящиеся на время республики, в действительности занимает отрезок времени в 365 лет. Насколько реальны эти 120 лет зависит от того, что будет принято за точку отсчета". Один из возможных вариантов - освящение Капитолия. Между тем, солнечное затмение 350 года - первое действительно наблюдаемое событие, отображенное в Анналах, тогда как более ранние события были рассчитаны позднее несовершенными средствами тогдашней науки, а потому - недостоверны. Для первых 240 лет 7 королей правили невероятно долго. Уже Ньютон высказывался о том, сколь это неправдоподобно, и предложил некое среднее число 17 для каждого правителя. Наиболее вероятной параллелью римским королям Ни-
стр. 251
--------------------------------------------------------------------------------
бур считал венецианских дожей, власть которых также была выборной. За пять веков (800-1300) было 40 дожей, "так что на столетие приходилось по 8". Если внимательнее рассмотреть хронологию правления римских королей, то мы увидим игру с числами, как на Востоке, т.е. иносказательность, недоговоренность, склонность к поэтическим преувеличениям, метафорам. Вместе с тем, у всех народов, имеющих собственную древнюю литературу, мы видим большие или малые стихотворные формы эпического жанра, поэтому фольклор каждый исследователь "должен рассматривать как достоверные свидетельства" 14 .
Нибур не просто формулирует тезис: "римская история, дошедшая из песен, не вызывает сомнения", но аргументирует его на семи страницах текста. Причем не допускает никаких деклараций, приводя только факты в сравнительно-сопоставительном анализе по формам и размерам стихотворного фольклора разных времен и народов, хоть как-то взаимосвязанных. Для того, чтобы сделать положительные выводы, он сравнивал римские строфы и размеры с персидскими, арабскими, древнегерманскими, древнесаксонскими фольклорными памятниками, где встречается аллитерация (повтор согласного или группы согласных, отчетливо выявляющий звуковой облик слов). Эта фанатическая профессиональная скрупулезность стала основой исторической концепции Нибура.
В лице Б.-Г. Нибура мы сталкиваемся с личностью Историка (с большой буквы). Поскольку историю творят историки, то ее качество зависит напрямую от того, кто и как пишет. О Нибуре в научных кругах закрепилось устойчивое мнение как о критике, положившем начало особому направлению. Скорее всего, это не столько его научное кредо, сколько единственная возможность сохранить профессиональную и гражданскую честь. Причем, следует особо отметить, что у него напрочь отсутствовало тщеславие: при жизни он не писал трактатов, а лишь скрупулезно изучал то, что написали до него: перечитывал и сопоставлял массу источников, анализировал их достоверность с тем, чтобы донести это до своих студентов и привить им любовь к историческому факту как явлению и ответственность за его интерпретацию. Он взял на себя великую миссию - восстановить историческую справедливость в представлении о римской истории как о феномене и процессе, динамично развивающемся и имеющем колоссальное значение для мировой истории даже спустя столетия после распада Римской империи. Достойно восхищения и то, как трепетно он искал исторические свидетельства не только в традиционных письменных исторических источниках (анналах, хрониках, летописях), но и в семейных хрониках, устных рассказах, сказаниях, легендах, фольклоре различных этносов, проецирующих отголоски реальных событий. Он придавал значение даже самым скромным знакам о наличии того или иного факта в таких источниках, вплоть до влияния ритмов стиха на песни и баллады других народов.
стр. 252
--------------------------------------------------------------------------------
Вклад Нибура в подготовку именно историков очень велик: он поистине состоялся не только как Историк, но и как Учитель истории для историков. Его труд по истории Рима был опубликован под его именем, тогда как сам он этих текстов не писал. Ученики сохранили все размышления Учителя, свидетельствующие о его потрясающей эрудиции. Ученый свободно обобщал выводы различных авторов, апеллировал к их мнению, излагал разные точки зрения, переплавляя их в собственное видение. Ученики передали его понимание и трактовку истории, вплоть до тончайших нюансов устной речи - огромный труд написан ими от первого лица. Немногие способны нести личную ответственность за все содеянное и сказанное. Для Нибура характерны научная щепетильность, фантастическая работоспособность, удивительная образованность (история, языки, литература, искусство), требовательность, мягкая или жесткая ироничность.
* * *
В отечественной историографической традиции первой половины XIX в. нибуровский сравнительно-исторический метод сопоставления аналогичных явлений в истории разных народов был воспринят Н. А. Полевым и "скептической школой" во главе с М. Т. Каченовским, стремившимися изучать отечественную историю "в связи со всеобщей".
Н. А. Полевой провозгласил своими научными ориентирами не только Нибура, но и других европейских и отечественных историков (Вико, Гердер, Геерен, Мишле, Барант, Тьерри, Гизо, Калайдович, Востоков, Строев, Евгений, Шлецер, Миллер, Лерберг, Френ, Круг). Поэтому Н. И. Надеждин писал, что "История русского народа" стала "новым ярким метеором, который, по произведенному впечатлению, заслуживает неоспоримое внимание", поскольку это произведение явилось "с предзнаменованиями грозными и вместе блистательными, возвещая конец старой и начало новой эпохи в нашей истории" 15 . Но Нибур в ряду этих историков стоит особняком. Свой главный исторический труд Полевой посвятил именно этому ученому. Высшей наградой Полевой считал причастность к знаменитому современнику: "Довольно для меня, если скажут, что историк русского народа знал величие гения Нибурова, и Нибур не почел недостойным своего имени почтительное приношение русского историка". И продолжал далее: "Люди, подобные Вам, принадлежат векам и народам, и каждый - предмет для наблюдательных умов их" 16 .
Большинство исследователей для подтверждения интереса Полевого к Нибуру указывают на переводную статью из английского журнала "The Foreign Quarterly Review" о втором издании первого тома "Римской истории" и о критических статьях Шлегеля и Вахсмута 17 . С этим вполне можно согласиться, поскольку публикация "Мо-
стр. 253
--------------------------------------------------------------------------------
сковского Телеграфа" являлась одной из лучших публикаций о Нибуре в русской периодике первой половины XIX в. Используя подходы Нибура, Полевой оценивал "Историю государства Российского" Н. М. Карамзина и пришел к выводу, что теоретическая позиция историографа принадлежит XVIII в. ("складно написанная летопись времен минувших").
Целью историка должен стать, по мнению Полевого, поиск причин исторических событий, т.е. исторических закономерностей и взаимосвязей всеобщей истории и истории отдельных народов, государств, земель. Свое исследовательское и методологическое кредо Полевой в одной из рецензий сформулировал так: "Не пренебрегать ничем, всем пользоваться, избегать исключительности самим, но постигать ее и прощать в других; все принимать и соединять; стремиться ко всеобщему, к полному, и стремиться посредством самых исключительных точек зрения наших предшественников и наших учителей, соединенных и соглашенных - такова должна быть цель и метода в истории, в философии, во всем" 18 . Интерес к новейшим философским идеям Полевого вовсе не был риторическим. И. М. Снегирев в дневнике (11 января 1825 г.) отмечал: "Пришел Н. Полевой, которому я отдал Волтерово письмо к Миллеру и его разговор для помещения в Телеграфе (...). Слово было о новейшей философии, которая сводит с ума молодежь" 19 .
По мнению А. З. Зиновьева, в первой половине XIX в. в исторической науке прослеживалось два направления "относительно первых времен": первое - "несторианское", начинающееся с Байера, карамзинское, "положительное", ролленовское; второе, идущее от Каченовского - "скептическое", "отрицательное", нибуровское 20 . B.C. Иконников дополнил два направления третьим - "хаотическое смешение взглядов этих двух направлений" и заслугой Полевого назвал то, что он не примкнул к третьему направлению, а "пошел более по следам Нибура" 21 , а следовательно - по следам Каченовского.
Однако, в отличие от "скептиков", Полевой не столь критически относился к древнейшим источникам русской истории. Русская летописная традиция, по его мнению, берет свое начало с Х в., но первым известным летописцем являлся Нестор, летопись которого "не дошла до нас отдельно". "Великое множество списков с нее находится в России, - писал Полевой, - и все летописи русские начинаются одинаково; следовательно, все летописцы списывали сначала Несторов временник, и он был единственным памятником древнейших времен. Но ни в одном списке сказания Нестора не отделены от продолжателей, и все, сливаясь вместе, будучи писано почти одинаковым образом, представляет беспрерывную цепь записок исторических, коих списатели нам неизвестны" 22 . Признавая наличие в летописи большого количества фольклорных сюжетов (преданий) и более поздних интерполяций, не имеющих исторической достоверности,
стр. 254
--------------------------------------------------------------------------------
Полевой полагал, что их можно использовать только для описания нравов древнейших эпох, а не для конкретной истории. (Такого рода сюжеты: два сказания о легендарном основателе Киева, известия о походах Олега и Святослава, делах Ольги и Владимира, которые "явно показывают, что тут вмешались поэтические рассказы скандинавских и славянских бардов" 23 ). В этом заключается существенное отличие позиции Полевого от подходов Нибура. Договоры Олега и Игоря с греками. Русская Правда, Поучение Владимира Мономаха, "Слово о полку Игореве", жития святых (Полевой объединил все эти источники в одну группу "памятники палеографические") достаточно достоверны.
Ранняя история славян "бледна и недостаточна", но верна и справедлива. "Оставим вымыслы поэзии, - писал Полевой, - и удовольствуемся вероятной истиной. Взор наблюдателя может отыскивать темные следы ее в самих сказках". Поход князя Олега на Константинополь вполне вероятен, но его результаты приукрашены поздней традицией ("число флота Олегова и исчисление народов с ним бывших явно выдуманы и увеличены"). Что касается договора Олега, то "сей достопамятный договор, первый, драгоценный письменный памятник русской истории, сохранился для потомства и вполне вписан в наши летописи" 24 . Описание похода Игоря на Византию Полевой называл невероятной сказкой, но его договор с греками - любопытный памятник, который вполне сохранился в наших летописях. Мщение княгини Ольги древлянам - басня, созданная преданием, украшавшим "вымыслами поэзии брани и победы первобытных руссов" 25 , поэтому этот сюжет не попал в "Историю русского народа". К таким же известиям он относил сообщения летописи об испытании вер князем Владимиром, о посещении Киевской земли Андреем Первозванным и т.д. Уже современники отмечали непоследовательность и поверхностность восприятия Полевым идей Нибура. Самоуверенность автора стала причиной враждебного отношения, очень ярко выраженного в злой эпиграмме:
Увы! Российский наш Леклерк
Упал, смутился и померк
За то, что посвятил Нибуру
Двенадцать книг. Чего? - Сумбуру26.
Рецензент 1-го тома "Истории русского народа" Н. И. Надеждин заметил, что автор упомянул имена модных историков, но история Полевого "не отличается даже - новостью систематического фасона!". Посвящение же истории Нибуру и вовсе нелепо, поскольку здесь "все басни, обвивающие первый период нашей отечественной истории, рассказываются - уже не с детскою простотой, но - с буйным велеречием несомнительной уверенности!" 27 . На М. Т. Каченовского нет ссылки, хотя современники увидели прямое использование идей "великого скептика" в новом историческом сочинении. "Не
стр. 255
--------------------------------------------------------------------------------
цитируется имя Каченовского, - писал Надеждин, - коего новая и оригинальная гипотеза о Русской Правде, засеквестрованная уже критиками в первом томе Истории Русского Народа, является опять во втором, вставленная в картину Руси " 28 . С такой оценкой согласился П. А. Вяземский: "История Русского народа, принадлежащая к числу весьма худых сочинений, принадлежит именно к разряду тех, которые критика не должна пропускать забвением", причем критика должна быть не "сердитой и крикливой", а умеренной, твердой, хладнокровной и регулярной. Публикация "Истории" Полевого была подготовлена критическими статьями против "Истории" Карамзина, "в этом отношении новый историк поступил неблагодарно: следовало ему посвятить творение свое не Нибуру, а Каченовскому и Арцыбашеву" 29 .
Столь же поверхностным было влияние Нибура и на историческую позицию "скептиков". М. Т. Каченовского - главу "школы" - привлекли в идеях Нибура естественность и дух критики. "С этой точки зрения, - писал B. C. Иконников, - критика Шлецера должна была показаться ему уже низшею, а многое, принимаемое им, невероятным". Каченовский, принимавший ранее оригинальность летописи Нестора, вышел из-под влияния Шлецера и, считая теперь Нестора лишь составителем летописных записей, ставших основой для создания летописных сводов более поздних времен, подверг его критике. Нестор, "под рукой Каченовского" испытал участь нибуровского Тита Ливия, и Каченовский стал решительным противником Шлецера, "отвергая принятого им Нестора и окончательно рассекая узел недоумений - крайним сомнением в возможности подобного памятника" 30 . Подобные оценки, на наш взгляд, несколько преувеличивают степень влияния Нибура на "скептическую школу", авторы которой зачастую лишь риторически провозглашали работы этого историка своим методологическим ориентиром, на деле не применяя его принципов в конкретном историческом исследовании.
Так, С. М. Строев, разбирая сочинение О. И. Сенковского о сагах, писал: "Далее г. Сочинитель, сказав, что прошедшее столетие между многими (?) ложными теориями, создало также теорию исторической критики, которой впрочем он не называет ложною; сказав, что все стали тогда доискиваться в истории истины, достоверности, чистоты фактов (стр. 7), заключает: "Недоверчивость Нибура опоздала целою четвертью столетия: в наше время она уже была вопиющим анахронизмом". Можно ли взвалить такую напраслину на современников! из каких источников почерпнул г. Сенковский, что вкус к чистым фактам кончился? мне кажется, что вкус к таковым фактам кончится тогда, когда человек более не будет иметь здравого смысла. За что же включать нас в число бессмысленных?" 31 . В библиографическом очерке С. М. Строев восхищенно писал: "Достаточно указать на Нибура, дабы напомнить все, что имеет замысловатого, блестящего, и вместе догадочного, метод, прославлен-
стр. 256
--------------------------------------------------------------------------------
ный им чрез приложение его, часто с редким счастием, к истории первых времен Рима" 32 . Однако этот философический метод исследования Нибура легко можно обратить во зло, произвольно толкуя, без глубокого знания, источники. Отсюда Строевым выводятся две исторические школы. Одну он назвал инстинктивной, т.е. использующей философский метод познания, гипотезы и догадки; другую - положительной,, основывающейся только на строго- несомненных источниках и доказательствах.
Н. Стрекалов в сочинении, посвященном русской словесности XVIII в., казалось бы, не имеющем отношения к римским древностям, апеллировал к Нибуру, как высшему авторитету: "Неужели можно из древних сказаний нашей летописи воссоздать народную нашу эпопею, - как Нибур воссоздал эпопею римлян из первых страниц Тита Ливия? Как обогатилась бы наша поэзия! И, вместе, как очистилась бы история! Двойная выгода! Осталось бы лишь одно сомнение - к какому времени отнесть эти песнопения" 33 . Высказанная Нибуром косвенным образом идея о баснословном, бесписьменном периоде, предшествующем исторической эпохе, "скептической школой" была интерпретирована особым образом. Фантазии народа отражают обобщенные, символические образы, история народа - индивидуальные, реальные события. Но и в фантазиях народа, т.е. в фольклоре есть намеки, по мнению Нибура, на реальные исторические события, которые трудно, но необходимо разглядеть. От этого положения "скептическая школа" отказалась, доказывая, что фольклор лишен реальной исторической основы и "баснословный период" - доисторический. Как видим, восприятие идей Нибура и в данном случае носит непоследовательный характер.
Почему так происходило? Сочинения немецкого историка, не переведенные на русский язык, в XIX в. были известны ограниченному кругу русских читателей по оригинальным изданиям, по французскому переводу или по вторичным цитатам в исследовательской литературе. В письме М. П. Погодину И. Е. Бецкий проговаривался: "Лунин приготовил к изданию обширный труд Всеобщей Истории, в кот. мы познакомимся с исследованиями Готлиб Mullher'ов, Нибуров и прочей ученой Германской братьи" 34 . Здесь, как видим, подчеркивается вторичность знакомства с текстами немецких историков. Большая часть отечественных читателей, зная о новых идеях лишь понаслышке, восприняла внешнюю сторону "упорного скептицизма".
В примечании к переводной рецензии "Московского Телеграфа" (1829) на "Римскую историю" (скорее всего написанном самим редактором, т.е. Н. А. Полевым) отмечалось: "О творении Нибура мы уже упоминали в Телеграфе (1828 г. XXII, 81), но равнодушие русских литераторов и ученых людей непостижимо. Творение Нибура как будто и не существует для них. Ни в одной русской книге не увидите и следа, что автору или переводчику знаком Нибур. У нас пере-
стр. 257
--------------------------------------------------------------------------------
водят немецкую дрянь прошлого века, под именем историй, географий, юридических книг, и в голову не придут переводчикам ни Нибур, ни Риттер, ни Савиньи" 35 . Здесь же сообщалось, что один из молодых сотрудников журнала переводит "Историю" Нибура со второго издания. "Прочтет ли хоть тогда старое поколение наших литераторов сие великое творение? - вопрошал редактор. - Освободят ли наконец хоть тогда русские авторы и переводчики Римскую историю от волчицы Ромуловой и прыжков Рема через Римские стены?" 36 . Но обещанного перевода так и не появилось, и даже к 1850 г. сумма сведений о Нибуре едва ли увеличилась, немногие из его выводов были восприняты отечественной исторической наукой. Главное - метод исследования - остался невостребованным.
Большая часть творческого наследия Нибура публиковалась уже после работ Н. А. Полевого и "скептической школы". К примеру, исторические и филологические лекции, читанные ученым в Боннском университете, были напечатаны его сыном лишь в 1847-1851 гг. Поэтому широкое знакомство отечественного читателя с нибуровским творчеством началось только в 1850-х годах, в связи с публикацией работ Т. Н. Грановского и П. Н. Кудрявцева. В статье "Чтения Нибура о древней истории" (впервые напечатана в "Пропилеях" 1853, 1856 гг.) Грановский проанализировал идеи Нибура и увлекательно изложил римскую историю, соединив ее с критическими указаниями 37 . Грановский попытался представить "верный отчет" о заслугах Нибура в науке, снять с него странное обвинение в "скептицизме" и показать, сколько было положительного в его выводах и сколько поэзии в его воззрении на историю 38 . Но Нибур не всегда "оставался верен собственному требованию осторожной критики", увлекаясь творческим воображением. "Чтения", посвященные начальному этапу греческой истории, содержат "много остроумных, обличающих глубокого знатока, замечаний и намеков, но в целом не представляют особенной занимательности". Однако, если и не все суждения Нибура справедливы, "горячие, дышащие чувством современника" 39 страницы оказали влияние на изучение древней и всеобщей истории, в том числе в России (П. М. Леонтьев). Но на изучение отечественной истории, по нашему мнению, влияние Нибура было скорее косвенным и опосредованным.
П. Н. Кудрявцев полемизировал с С. С. Уваровым, высказавшим критические оценки по отношению к Нибуру. "Ум человеческий, столько наклонный к синтезу, - писал Уваров, - одарен природным инстинктом стремиться к положительному в области приобретенных знаний и подчиняться охотно только установившемуся авторитету, будь он, впрочем, и условный. К чему повели огромные труды Нибура, который вне всякой возможности возражения разрушил все основы истории Рима? Они заняли собой трудолюбивые досуги небольшого числа критиков и заслужили их одобрение - вот и все. Что было результатом критических изысканий Ф. А. Вольфа о Гомере, -
стр. 258
--------------------------------------------------------------------------------
изысканий, удивительных во всех отношениях, - изысканий, где остроумнейший из гомеровых издателей победоносно подвергает ученому анализу сомнительную личность поэта, сначала вполне очистив его текст? Ни один филолог не дерзнет на борьбу с Вольфом; но после столь многих ученых трудов, оставшихся без ответа, вопрос ни шагу не двинулся вперед: ни Ромул, ни Гомер не исключены из списка живших; они существуют в воображении большинства по-прежнему, как будто два великие критика ровно ничего не писали" 40 . "На Нибура, - возражал Кудрявцев, - хотели мы указать как на самый блистательный образец того, как, при необходимом условии ума и таланта, может быть сильна историческая критика, даже приложенная к весьма отдаленной древности, и как благотворны могут быть в науке результаты критического анализа. Частью сюда бы могла идти и критика Вольфа, приложенная к древнему греческому эпосу. Нам указывают, напротив, на Нибура и Вольфа как на пример совершенной бесплодности критического анализа в приложении к древности. Трудно согласиться при такой противоположности мнений! (...) Мы привыкли дорожить не одним только именем Нибура - мы дорожим еще более теми великими заслугами науке, которые обозначаются этим именем, и уступим их не даром, но разве только ценою противоположного убеждения, от которого, признаемся, в настоящее время мы весьма далеки" 41 . Вольф и Нибур - закономерные явления общего научного движения. Их деятельность означала триумф классической филологии. В лице Нибура филология встретилась лицом к лицу с историей, и "куда бы ни повели последующие разыскания в той же самой области, нельзя более обойти Нибура при занятиях римской историей".
Сам Нибур в письме одному из друзей писал: "Если б ты мог взглянуть на мою работу, ты увидел бы в ней пробу того историко-критического таланта, в котором, конечно, состоит мое главное преимущество - таланта распознавать по частям то целое, к которому они принадлежат, и по целому угадывать части, которые оно должно было содержать в себе; в этом я могу поспорить с кем угодно и отсюда же произвожу мою способность по некоторым мелким обстоятельствам угадывать целую потерянную историю народа или отдельного лица, в полном очерке и даже с обозначением пределов времени" 42 . Нибур владел глубоким анализом и расчищал историческую почву от недостоверных выводов и готовил ее для новых, более доказательных предположений.
Положительное знание, основанное на полноценной исторической критике, на строгом анализе, на понимании предмета - вот идеал знания, к которому стремился Нибур в своих научных занятиях. Его делом было отделение исторического зерна от мифического "нароста", освободить историческую почву от разного "постороннего хлама", который накопился на ней с течением времени от недостатка критики, и таким образом открыть путь к положительному
стр. 259
--------------------------------------------------------------------------------
знанию, в котором историк видел венец всей своей деятельности. Анализ предшествует историческому синтезу. А.-В. Шлегель, разбирая два первых тома "Римской истории", писал (1816): "Мысль, что все, что мы читаем и должны еще заучивать из Ливия, Дионисия и Плутарха об известном периоде римской истории, неверно, по крайней мере совершилось не так, как они рассказывают, сама по себе была бы еще довольно бесплодна. Спрашивается, можно ли заменить отвергнутое чем-нибудь лучшим? Есть ли возможность наполнить остающийся пробел удовлетворительным образом? В этом-то и состоит главное достоинство сочинения Нибура. На то обращено все его внимание, чтоб посредством исследования определить настоящий характер учреждений и всего государственного устройства в Риме в эпоху республики, на что так часто потом переносили уже готовые понятия, которые были выработаны гораздо позже" 43 . Не все вопросы удалось решить Нибуру - вопросы, большею частью им же самим поставленные, "пока еще не было ему никакого противодействия, иногда он и в самом деле мог слишком далеко увлечься духом сомнения; наконец, нет никакого спора и в том, что многие его же вопросы уяснены в наше время гораздо более и решаются в духе более умеренном, но несравненно удовлетворительнее". Но "Римская история", естественно, не была последним, заключительным словом науки, ведь наука не стоит на месте, она постоянно развивается. "По нашему искреннему убеждению, - указывает Кудрявцев, - появление таких критиков-филологов и критиков- историков, как Вольф и Нибур, доказывает прежде всего успех науки. В лице их наука узнала некоторые существенные свои недостатки и сделала решительный шаг, чтоб освободиться от них и заменить прежние ценности весьма сомнительного достоинства более верным капиталом. Заметить свои слабые стороны и победить их в себе, или даже совершенно уничтожить, было в ней особенно одним и тем же актом" 44 .
Следует указать, что сам Нибур нигде не оговаривал и не расшифровывал свои методологические принципы. Он последовательно приводит неточности, несуразности авторского домысла и дает контраргументы. Этот нибуровский комментарий и выказывает его методику и методологию: сравнительный, сопоставительный анализ, очень многомерный, многогранный, многофакторный (исторический, литературный, этнографический, лингвистический, этимологический). Критика Нибура - это не самоцель, а своеобразное предупреждение, сигнал об опасности заблуждения. Ошибка не должна путешествовать из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Он призывал повышать научную бдительность и формировать обоснованное доверие/недоверие к историческим источникам.
Немецкая историография, таким образом, продолжала развивать традиции Просвещения второй половины XVIII в. с его глубоким интересом к культурным и историко- философским проблемам всемирной и античной истории, в ней видны черты романтической
стр. 260
--------------------------------------------------------------------------------
историографии с ее идеями органического развития и народного духа. Дискуссия вокруг существа историко- критического метода Нибура и его конкретного приложения к частным исследованиям стала полезной для развития историографии, совершенствуя методику исторического исследования в целом.
Труды Нибура произвели, несомненно, большое впечатление, но лишь на небольшой кружок отечественных ученых. Впервые на новую критику Нибура указал польский историк И. Лелевель, который, в связи с разбором "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина (Северный Архив. 1822-1824), показывал баснословность некоторых представлений историографа о древнем периоде русской истории и отстаивал необходимость более глубокой и последовательной критики источников. Редакторы "Вестника Европы" - М. Т. Каченовский и "Московского Телеграфа" - Н. А. Полевой полемизировали с "Историей" Н. М. Карамзина под влиянием Шлецера, Нибура, Гизо и Тьерри. Но это влияние, как мы пытались показать, было поверхностным и непоследовательным.
-------
1 Грановский Т. Н. Бартольд Георг Нибур // Соч. М., 1856. Т. 2. С. 9. Биографический очерк был составлен Грановским по переписке Нибура, изданной в 1838-1839 гг., и впервые напечатан в "Современнике" в 1850 г. Как на наиболее важную публикацию о творчестве Нибура Грановский указывает на переводную рецензию из английского журнала "The Foreign Quarterly Review" о втором издании первого тома Римской истории Нибура в "Московском Телеграфе": Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. Апрель. С. 437-478; Ч. 27, N 9. Май. С. 82-118. Однако, по мнению Грановского, даже эта статья была "направлена против частностей" и не давала "никакого понятия о целом".
2 Грановский Т. Н. Указ. соч. С. 13, 27.
3 Niebuhr B. G. Historische und philologische Vortrage an der Universitat zu Bonn gehalten von Niebuhr B. G.: Romische Geschichte bis zum Untergang des abendlandischen Reichs / Herausgegeben von М. Isler, Dr. Berlin. Druck und Verlag von G. Reimer. 1846. S. VI-VII.
4 Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26. N 8. С. 447.
5 Niebuhr B. G. Historische und philologische Vortrage... S. 78-79.
6 О Римской Истории Нибура. Отделение первое. Histoire romaine de B.G. Niebuhr, traduite de Fallemand par М. de Golbery; premiere livraison; 2 vol, in 8 // Вестник Европы. 1830. N 17-18. С. 75, 77, 91.
7 См. подробнее: Историография античной истории. М., 1980. С. 56-61.
8 Там же. С. 45.
9 Niebuhr B. G. Romische Geschichte. 4 unverand. Auflage. Berlin, 1833. Bd. 1. S. IX (Vorrede).
10 Niebuhr B. G. Historische und philologische Vortrage... S. 2, 4.
11 Ibid. S. 11-12.
12 Ibid. S. 32.
13 Ibid. S. 81-82.
14 Ibid. S. 83-85, 90.
15 Надеждин Н. И. Об исторических трудах в России // Библиотека для чтения. 1837. Т. XX, N 2. Отд. III. С. 111.
стр. 261
--------------------------------------------------------------------------------
16 Полевой Н. А. История русского народа. М., 1997. Т. 1. С. 16. (1-е изд.: М., 1829).
17 Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. С. 437-478; Ч. 27, N 9. С. 82-118.
18 [ Полевой Н. А. ] Рецензия на "Рассуждение о всеобщей истории" Боссюэта. Париж, 1825] //Московский Телеграф. 1830. N 1. Январь. С. 49-50.
19 Снегирев И. М. Дневник Ивана Михайловича Снегирева. М., 1904. Т. I: 1822-1852. С. 131. В известной сатире первой половины XIX в. "О царе Горохе" подмечена та же черта. Прямая речь Н. А. Полевого передается следующим образом: "Теория новейших мыслителей есть здание великого объема. Шеллинг, Кузен, Лерминье, Гегель, Бюше, Вико, Нибур, Мишле... Вот мои наставники, друзья, однокорытники и товарищи!.. Но я не признаю их ига, я не безусловно принимал их учение. (...) В некотором смысле они отстали от нашего века. Новое поколение!...". См.: [ Закревский А. Д. ] Подарок ученым на 1834 год. О царе Горохе; когда царствовал государь царь Горох, где он царствовал, и как царь Горох перешел, в преданиях народов, до отдаленного потомства // Русская Старина. 1878. N 6. С. 359-360.
20 [ Зиновьев ] А. З. Взгляд на русскую историю // Телескоп. 1833. Ч. 17, N 20. С. 495.
21 Иконников B. C. Скептическая школа в русской историографии и ее противники. Киев, 1887. С. 66.
22 Полевой Н. А. История русского народа. Т. 1. С. 42.
23 Там же. С. 46.
24 Там же. С. 114, 118.
25 Там же. С. 127, 131.
26 Цит. по: Иконников B. C. Скептическая школа в русской историографии... С. 91.
27 Н [ адеждин ] Н. История Русского Народа: Сочинение Николая Полевого. Том первый // Вестник Европы. 1830. N 1. Январь. С. 45, 67, 68.
28 [ Надеждин Н. И. ] Письмо П. С. Правдина к Н. А. Надоумку. (О втором томе Истории Русского Народа) // Вестник Европы. 1830. N 15-16. Август. С. 300-301. Издатель, т.е. М. Т. Каченовский, счел нужным сделать в этом месте примечание: " Для других гипотеза; для меня же она превратилась в историческую достоверность. Печатание моего рассуждения о Русской Правде замедлилось от обстоятельств. Хорошо трудиться над разысканиями тем ученым, у которых все нужные книги под руками! Надеюсь однако же в нынешнем году и свои Опыты представить на суд просвещенных любителей истины". (Там же).
29 РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 1102 а . Л. 5об., 6, 7.
30 Иконников B. C. Скептическая школа в русской историографии... С. 27, 30, 33-34.
31 Строев С. М. Критический взгляд на статью под заглавием: Скандинавские саги, помещенную в первом томе Библиотеки для чтения. М., 1834. С. 21.
32 Строев С. М. История древних итальянских народов, Иосифа Микали: Рецензия Ламенне из Revue des deux mondes. Сообщено от профессора Погодина // Учен. зап. Московского университета. 1834. N 10. С. 186.
33 Стрекалов Н. Очерк русской словесности XVIII столетия. М., 1837. С. 22.
34 НИОР РГБ. Ф. 231. Разд. П. Карт. 4. Ед. хр. 44. Л. 29об.
35 Римская история, исследованная Нибуром // Московский Телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. С. 438-439.
36 Там же. Ч. 27, N 9. С. 118.
37 П. Б. Сочинения Т. Н. Грановского. Том второй. Москва. В тип. В. Готье. 1856 г. // Отечественные записки. 1857. N 2. С. 62.
стр. 262
--------------------------------------------------------------------------------
38 Грановский Т. Н. Бартольд Георг Нибур. С. 3, 4.
39 Грановский Т. Н. Чтения Нибура о древней истории. B. G. Niebuhr Vortrage liber alte Geschichte an der Universitat zu Bonn gehalten. 3 Bde. Berlin, 1847-1851 // Соч. М., 1856. Т. 2. С. 62-63, 97.
40 [ Уваров С. С. ] Подвигается ли вперед историческая достоверность? Записка, предложенная Императорской Академии наук президентом ее, графом С. С. Уваровым, и читанная 25 октября 1850 года // Современник. 1851. Т. XXV, N 1. С. 122. Эта же "записка" опубликована вторично в другом переводе с фр.: Достовернее ли становится история? // Москвитянин. 1851. N 1. С. 98-99.
41 Кудрявцев П. Н. О достоверности истории. Достовернее ли становится история? Записка, представленная в Академию Наук президентом ее гр. С. С. Уваровым // Лекции. Сочинения: Избранное. М., 1991. С. 156- 157.
42 Lebensnachrichten uber B. G. Niebuhr aus Briefen desselben und aus Erinnerungen einiger seiner nachsten Freunde: In 3 Bd. Hamburg, 1838. Bd. 2. S. 164.
43 Schlegel A.-W. (Recension). Romische Geschichte von B.G. Niebuhr. Berlin, in der Realschulbuchhandlung. Erster Theil. 1811. 455 S. Zweiter Theil. 1812. 565 S. 8. Mit zwei Charten // Heidelbergische Jahrbucher der Literatur. Heidelberg, 1816. Zweite Halfte. N 53. S. 835. Фрагменты русского перевода см.: Римская история, исследованная Нибуром // Московский телеграф. 1829. Ч. 26, N 8. С. 437-478; Ч. 27, N 9. С. 82-118.
44 Кудрявцев П. Н. О достоверности истории. С. 166.
стр. 263
Опубликовано 11 октября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ РОССИИ:
Комментируем публикацию: Историки и их труды. Б.-Г. НИБУР В ТВОРЧЕСТВЕ Н. А. ПОЛЕВОГО И "СКЕПТИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ"
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1192091913 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций