Парадигма

В НАШЕ время наиболее развитые разделы теоретической физики поражены иррационализмом. Ведущие ученые полагают невозможным понять открываемые закономерности и отдают предпочтение инструментальной стороне процесса познания. В итоге физика приобретает черты магического знания. Таково мнение ее крупных авторитетов, например, М.А. Маркова и М. Гелл-Манна - специалистов в области физики элементарных частиц. Студенты об этой стороне физики говорят так: "Мы вначале не понимаем, а потом привыкаем..."

ОБ "АДЕКВАТНОСТИ" ФИЗИКИ В ХХ ВЕКЕ

Для хранителей магического знания характерен комплекс избранничества, который в полной мере продемонстрировали и физики в этом веке. Сложилось мнение, что им по плечу даже социальные проблемы, и некоторые из них берутся за их решение. Стало признаком хорошего тона при обсуждении любого вопроса ссылаться на мнение отцов новой физики. При этом забывается, что они продемонстрировали беспомощность перед лицом собственной профессиональной задачи - построением целостной концепции физической реальности. Если объективно оценивать достижения новой физики, то они более чем скромные, и хотелось бы рассмотреть причины этого.

Создается впечатление, что подтверждается прогноз нашего соотечественника и выдающегося социального мыслителя Питирима Сорокина о кризисе современной "чувственной системы истины", свидетелями которого мы оказываемся. Полвека назад он писал: "Кризис... обнаруживается прежде всего в стирании грани между чувственной истиной и ложью, реальностью и вымыслом, законностью и утилитарной условностью".

Этой закономерности оказалась подвластна и рациональная наука физика. За сто лет ее развития накопилось немало признаков того, что научная картина физической реальности и качество используемого физиками метода далеки от адекватных.

К середине нашего столетия неожиданно стало ясно, что в своей концептуальной части физика служит источником обоснований теологического знания. Принцип индетерминизма, "эквивалентность" массы и энергии, превращение материи в ХХ веке в "сингулярности поля" и другие представления, поспешно отнесенные к категории фундаментальных, насквозь спекулятивная модель Большого Взрыва в космологии и метафизически трактуемые эффекты релятивизма - все это вызвало большой энтузиазм у теологов.

В наши дни в вопросах онтологии римско-католическая церковь чувствует себя значительно увереннее, чем раньше. С высоты положения, на которую ее подняла физика, церковь может позволить себе и реабилитацию (1992 г.) Галилея, и признание (1996 г.) теории Дарвина. Она по-прежнему безоговорочно отвергает лишь постулат о первичности материи и в этом вопросе находит опору в метафизических построениях физиков.

Уже не вызывает удивления выступление на семинаре по фундаментальной физике в Московском университете им. М.В. Ломоносова протоиерея Александра Геронимуса с докладом "Тенденция взаимосвязи теоретической физики и математики в свете духовной традиции". Легко предвидеть, что если эта "тенденция" сохранится, то объектом исследований физики будущего станет апокрифическое Евангелие, начинающееся словами: "В начале было Слово, и Слово было Взрыв".

При размышлении о непростой судьбе физики в ХХ веке бросается в глаза важное историческое обстоятельство, которому никогда не уделялось необходимого внимания. Потрясения в физике - этой достаточно кабинетной в те годы науке (ученые-физики получали титулы лорда или дворянина, но "хождение во власть" было mauvais ton) роковым образом совпадают с социальными потрясениями в Европе первой трети века.

Обращает на себя также внимание, что в обеих сферах - социальной и научной - революционеры начинали свою деятельность "с чистого листа". Иррационализм событий, имевших место после этого в социальной сфере, и иррациональный характер нового физического знания дают нам основания предположить, что данные революции имели сходные, если не общие, корни.

С другой стороны, известно, что любая революция - это истерия по поводу надуманных проблем, которая влечет за собой неоправданные разрушения. Поэтому в свете приближающегося векового юбилея новой науки можно предположить и возможность некоторой реставрации классического наследия. Эти надежды имеют тем большие основания, что налицо все признаки застоя в современной фундаментальной физике. Оказавшись в зазеркалье метафизических принципов и многомерных пространств в окрестности элементарных частиц, некоторые ученые ищут опору в откровениях отцов Церкви и мистической философии Востока. Философы возвращаются к столетней давности программам объединения веры и науки в духе Лоджа в Англии и Флоренского в России.

В условиях прогностического вакуума, в минуты растерянности перед созданной ими масштабной, но эклектичной картиной теоретической физики ученые устремляются в тупики познания. Кто скажет после этого, что не оправдалось предостережение Абрама Иоффе, высказанное им Альберту Эйнштейну в 1926 г. в Берлине: "Нельзя не видеть тумана мистики, который обволакивает четкие контуры физики"?

МЕТАФИЗИКА РЕВОЛЮЦИЙ ВООБЩЕ

Сопоставляя истоки революции в иррациональной социальной сфере и революции в рациональной физике, начнем с метафизики первой. Вообще говоря, метафизический флер с революций был стянут уже Н.Д. Кондратьевым в работах по анализу больших циклов экономической конъюнктуры. Он показал, что "материальной основой больших циклов является изнашивание, смена и расширение основных капитальных благ, требующих длительного времени и огромных затрат для своего производства".

В отсутствие видимых экономических причин революций демиургов общественных катаклизмов следует поискать среди инвесторов создания новых производительных сил в повышательную фазу цикла. Их активность в экономической сфере не может не сопровождаться активностью и в политической.

В своих работах Сорокин приводит перечень социально-психологических причин революций, который согласуется с выводами Кондратьева о приуроченности потрясений к повышательной фазе большого цикла конъюнктуры. Таким образом, в начале революционных событий государственная система оказывается "подстреленной на взлете".

И старая власть либо успешно канализирует общественную истерию в подходящий международный конфликт, как это удалось большинству государств-участниц первой мировой, либо получает в дополнение к внешнему конфликту еще и гражданские столкновения внутри страны, как это случилось в России и Германии.

Вернемся, однако, к сфере "рационального". Попытаемся выделить факторы влияния революционных событий на научную сферу.

Обновление технологического базиса военной и гражданской промышленности в повышательную фазу цикла предполагает количественный рост научной сферы, дополнительные финансовые возможности для занятий наукой и расширения ее социальной базы. Однако происходящие при этом социальные потрясения способствуют истеризации общественного сознания и усилению в мышлении ученого метафизической компоненты. Наложение данных двух факторов в первую треть ХХ века в случае физики имело роковые последствия.

РЕВОЛЮЦИЯ В ФИЗИКЕ: ГНОСЕОЛОГИЯ ИЛИ ПСИХОЛОГИЯ?

В начале столетия на смену классической пришла новая физика. Впоследствии благодаря усилиям восторженных историографов в общественном сознании произошла своего рода "объективизация" революционных потрясений в физике. Между тем разрушение здания классической физики имело не столько научные, сколько социально-психологические причины. По этому поводу философ Лев Шестов заметил: "Вошедшая в поговорку невозмутимость духа большинства представителей науки породила не только в публике, но и среди посвященных убеждение, что решающим моментом в суждении философа являются сухие, объективные доводы, если бы философы состояли из одних идей, а не из нервов и мускулов".

Как отмечал в начале века Питерим Сорокин и уже в наши дни - Панарин, в целом эволюция стиля научного, а значит, и физического (добавим мы) мышления следует за циклами эволюции европейской культуры и общественного сознания. Фазам устойчивого развития, завышенного ожидания прогресса соответствуют парадигмы универсалистского, точнее - системного объяснения общественных и природных явлений и законов. Такие парадигмы относят к цивилизационным достижениям человечества. Наоборот, в неблагоприятную фазу цикла политической конъюнктуры в общественном сознании и научной среде активизируются субъективно-идеалистические представления о раздробленном, эклектичном мире, где царят случай и магия числа.

Глубоко закономерно то обстоятельство, что парадигма современной физики была сформирована в Центральной Европе, в декадентскую фазу эволюции европейского общественного сознания, которая была результатом первой мировой войны и последовавших за нею событий. В конце ХХ века явственно проступают причины революции в физике, и они оказываются скорее социально-психологическими, чем собственно научными.

Автор хорошо представляет себе реакцию почтенных историков физики на это заявление. Общепринято мнение, что революция была связана с "проникновением физики вглубь материи", где природа устроена иначе, чем думали классики. Что для ученого характерен консерватизм, поэтому на изменение парадигмы или стиля мышления физики пошли с большой неохотой и лишь под давлением красноречивых экспериментальных фактов. Что, в частности, релятивистские эффекты подтверждаются работой ускорителей.

Газетная статья - не место для развернутой дискуссии по обозначенным проблемам, поэтому автор ограничится лишь двумя репликами. Подтверждения найдены, и реконструкции выполнены "задним числом". К тому же известны их альтернативы. Не будем также сбрасывать со счета и то обстоятельство, что история классической физики пишется нами с оглядкой на мнение ее "могильщиков".

ПРОЦЕССЫ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ И СУЩЕСТВО РЕВОЛЮЦИИ В ФИЗИКЕ

Революция в физике - закономерный итог демократизации научной среды, начавшейся после утраты национальными академиями монополии в управлении наукой. Превращение физики в производительную силу не могло не сопровождаться расширением ее социальной базы. Это имело для физики непредсказуемые последствия. Отсутствие респектабельности, интеллектуальной скромности (согласно американскому социологу Р.К. Мертону - обязательных составляющих нормативного этоса науки) стало распространенным признаком нового поколения ученых из университетов и научных центров, конкурирующих за получение ассигнований от казны или промышленников.

Новое поколение физиков, привлеченное в науку средствами упоминавшихся выше "универсальных" инвесторов, имело все признаки людей новой волны. Физики-неофиты не желали использовать методологическое наследие материалистической философии. Эволюционистские идеи мыслителей Европы от Декарта до Спенсера и России от Ломоносова до Умова, содержащие ясные указания на основные закономерности процессов самоорганизации материальной среды в масштабах от Вселенной до частиц вещества, а значит, и ответы на вопросы, мучившие новых физиков, были им неизвестны.

Для физиков нового поколения оказалась характерной отроческая боязнь "общих мест", заставляющая искать новое в стороне от магистральной линии развития науки, придавать результатам решения частной проблемы универсальный смысл и уклоняться от анализа методологических и онтологических проблем собственной науки. Отсюда и низкое качество философских трудов отцов новой физики - Макса Планка, Вернера Гайзенберга, Нильса Бора, Альберта Эйнштейна и их последователей - наших современников.

Эти труды представляют собой рыхлый конгломерат противоречивых философем в духе объективизма и даже наивного реализма, над которыми иронизировали не только Ф.Энгельс и А.И. Герцен, но уже и Ломоносов.

В чем же заключается узловое событие революции, символизирующее собой разрушение здания классической физики и строительство "нового мира" физической реальности? Когда прозвучал "залп Авроры"?

Обычно существо революции сводят к введению идеи дискретности энергии излучения и представления о дуализме и принципе неопределенности, которым не удается дать удовлетворительную трактовку в рамках классической физики. Однако это уже ее последствия. Существо революции - в отказе от аксиологического наследия классической физики и в передаче смыслообразующей роли науки математическим построениям.

В ходе революции материю окончательно прогнали от парадных дверей физики, впустив через черный ход инструменты математического анализа физических явлений и процессов - физический вакуум, в котором иногда возникают элементарные частицы, не существующие в реальности поля, квазичастицы и виртуальные частицы, наконец, криволинейные и многомерные пространства.

СТИЛЬ МЫШЛЕНИЯ ФИЗИКОВ В ХХ ВЕКЕ

Характерные особенности современной физики в основном обусловлены тем обстоятельством, что она родилась в специфической культурно-исторической среде. Европа увлечена культурой Востока, в частности, школами чань- и дзэн-буддизма с их интересом к случайному и вероятностному. Специалисты находят в этих школах истоки таких кардинальных идей современной физики, как релятивизм, вероятностный характер зависимостей, представление о поле.

Чань, как и современная наука, оперирует не точными понятиями, но имеет дело со значениями, лежащими в некотором диапазоне. Действительно, большинство понятий повседневной жизни не укладывается в рамки традиционной бинарной логики. Некоторый индетерминизм представляется естественным для явлений большой сложности, в частности, социальных, но не имеет никаких разумных оснований в случае поведения элементарных частиц. Источник индетерминизма - мышление физиков.

И самому Богу не по силам создать хотя бы одну элементарную частицу, обладающую набором свойств, которые им приписывают физики. Например, дуализм и индетерминизм частиц микромира проявляются, в частности, следующим образом. Предположим, что элементарная частица (электрон или фотон) возникает в пункте А и движется в направлении пункта Б. Покинув А, она превращается в волну, которая заполняет пространство не только лаборатории, но и всей Вселенной, так что нельзя ничего сказать о том, где она находится. Достигнув тем не менее пункта Б, частица мгновенно стягивается в точку, не имеющую размеров. Богу такое не по силам, а физики подобные частицы создают на страницах научных журналов во множестве.

Причудливая смесь результатов игры воображения, незавершенность предлагаемых моделей, их подчеркнутый иррационализм и открытая, несколько возвышенная эмоциональность их представления заставляют говорить о некоторой разорванности сознания теоретиков нашего века. Этот диагноз подтверждается высказываниями самих ученых о методе и достижениях их науки.

Для физики ХХ века стала характерна явно выраженная и часто сознательно подчеркиваемая парадоксальность основных положений и используемых понятий. Парадоксальность теории стала едва ли ни критерием ее адекватности реальности.

Вот как характеризует нобелевский, 1965 г., лауреат Р.Фейнман стиль своего мышления уже в 40-х гг. По совету руководителя его аспирантской работы в области квантовой электродинамики Дж.А. Уиллера Фейнман предположил, что электрон, испытывающий действие со стороны другого электрона, воздействует на него не только запаздывающей волной, но и опережающей. Это соответствует тому, как если бы потенциальные читатели этой статьи писали возмущенные отзывы на нее до выхода статьи в свет. Отечественная журналистика помнит и такое, и, что характерно, эта возможность также была генетически связана с прошедшей революцией. Учитывая общность корней наших революций, легко угадать, что парадоксальный ход времени в этих процессах, имеющего как бы два направления, Фейнмана не удивил. Действительно, впоследствии он писал: "К тому времени я уже в достаточной мере стал физиком, чтобы не говорить: "О нет, это невозможно!" Таким образом, после революции, как в искусстве и политике, сюрреализм в физике стал "академическим".

В начале века физики, подобно модернистам в искусстве, не избежали искушения представлять действительность в виде хаотического конгломерата фрагментов, предпочитая такие формы отражения мира, которые приближаются к коллажам, а не к единым гармоничным композициям. Представляется глубоко символичным, что название гипотетических элементарных частиц "кварки" было заимствовано М.Гелл-Манном из модернистского романа Джеймса Джойса "Поминки по Финнегану".

ХАРАКТЕР НОВОГО ЗНАНИЯ И ЕГО ПЛОДЫ

При чтении научно-популярной литературы по физике может сложиться впечатление, что в этой области построение и обоснование теории уже завершено, тогда как каждый серьезный теоретик видит непочатый край работы и хроническую "оппозицию природы" его построениям. Если учесть, что некоторые - в позитивистском смысле - успехи физики были достигнуты весьма несовершенным методом математической эмпирики, то можно удостоить ее эпитета сверхнауки. В глазах общественности она долгое время таковой и оставалась.

Между тем вот что пишут о достоинствах построенной ими научной картины сами физики. К примеру, Поль Дирак по поводу квантовой электродинамики: "...основные уравнения неверны. Их нужно существенно изменить".

Предвижу вопрос: "А как же объяснить несомненные успехи новой физики?" Большинство из нас придерживается вывода индуктивной историографии о том, что подлинный научный прогресс начался с самой последней научной революции.

Извините, где же плоды этой революции? Научные заделы для большинства современных технологических решений были созданы до выхода на сцену физиков-модернистов или в тех ее областях, где модернизм не сказался. Что же касается атомной бомбы и ядерных технологий, то это скорее трагическое наваждение человечества, чем успех науки.

Более того, новые технологические решения можно получить и в отсутствии целостного представления о материальной реальности. Известно, с каким скепсисом было встречено просвещенными китайцами сообщение иезуитов о том, что в далекой Европе Ньютоном сформулированы первые законы природы. По представлениям китайских ученых, на уровне человеческой практики мир множествен, текуч, непостоянен, зыбок. В нем нет места устойчивым и постигаемым закономерностям. Поэтому поиск законов природы - антропоцентрическое заблуждение. И тем не менее к этому времени в Китае знали порох и компас.

Можно ждать и такого возражения: "Однако худо-бедно физическая теория развивается, она построена и подтверждается. А трудности? Ну что ж... они всегда преследовали рациональную науку".

Во-первых, теории, собственно, нет. За сто лет развития мы имеем не теорию, но теоретическую физику. Последняя же - это конгломерат специализированных математических приемов, каждый из которых выработан для решения узкого круга задач. Объединение теоретической физики остается недостижимой мечтой в течение более полувека. Увязать теоретические модели современной физики с реальностью удается лишь с помощью процедур, имеющих характер "заклинания" (М.А. Марков), в ходе которых от бессмысленных теоретических значений массы или заряда элементарной частицы избавляются, заменяя их значениями, взятыми из опыта.

Создание физической теории оказывается невозможным потому, что частные теоретические модели удовлетворительно описывают некоторые процессы в реальности при условии выполнения массы оговорок спекулятивного характера, понятных и очевидных только авторам этих моделей. Декларации о таких фундаментальных понятиях, как "релятивизм", "четырехмерное пространство-время", "черные дыры", "большой взрыв", "квантование", "дуализм", остаются, скорее, музыкальными фразами, чем обоснованными и взаимно непротиворечивыми положениями, на которых и должно строиться теоретическое знание.

Во-вторых, в своей концептуальной части эти теории держатся только авторитетом их создателей. Дело в том, что некритичность, парадигмальность человеческого, в том числе и научного, мышления - это проявление очень важной особенности человеческой психики - склонности к консерватизму. При наличии любого, даже ошибочного объяснения, не только обыватель, но и ученый не допускает и мысли о том, что оно требует анализа, что возможны альтернативы. Так в научной среде складывается убежденность в реальности кажущегося, в частности, получают фундаментальный статус операционалистские преходящие понятия физической науки: "дуализм", "неопределенность", "многомерность", "дискретность".

Концептуальные положения современной физики противоречат нашей онтологической уверенности в том, что реальность едина и проста, и этому должны соответствовать единство и простота фундаментальных понятий теории. Современный же физик при описании поведения отдельного электрона вынужден обращаться к целому набору метафизических "активных" принципов или понятий, недоступных человеческому пониманию. В связи с этим у нас имеются все основания трактовать современную теоретическую физику как незрелую метафизику, но не как форму онтологического знания, на что она претендует.

Вообще говоря, к использованию метафизических понятий, таких, как теплород, флогистон, электрический заряд или силы притяжения, потенциальная энергия, физики обращались и раньше. В нашем веке, после революции, это приобрело катастрофический характер. В целом придание метафизического смысла нерешенной проблеме стало досадным признаком физики. Именно так родились представления о дуализме, о правилах особой квантовой статистики, о принципах дополнительности, неопределенности и много других положений современной физики, качество философских обоснований которых достойно иронии трезвого ума. Причина тому позитивизм. Принципиальный и претенциозный отказ позитивистов строить гипотезы, обращаться к метафизике в той мере, в какой это необходимо, сыграл с ними злую шутку. Им приходится ипостазировать технические средства описания реальности. Отказ строить гипотезы оказался худшим видом гипотетики.

Метафизический статус получили скорость света, и даже большая относительная скорость вообще, постоянная Планка и идея квантования, гравитационная постоянная, масса, энергия покоя и т.п. Даже вероятностный уровень описания процессов микромира без необходимых оснований приобрел фундаментальный смысл. Изъян подобной методологии, известной ранее как пифагорейство, был виден уже Аристотелю.

С удивительной настойчивостью все колебательные апериодические процессы теоретиками представляются периодическими, в виде осцилляторов и плоских волн, хотя общеизвестно, что как те, так и другие - это идеальные математические объекты, не встречающиеся в природе. А редукция объемных, протяженных материальных объектов микромира (элементарных частиц) к математическим понятиям: сингулярностям, точкам или в лучшем случае - к "тире" (в теории струн) превратила теоретическую физику в математизированную схоластику наших дней. Она оперирует метафизическими принципами и понятиями, природа которых остается таинственной: дискретность пространства и времени, заряды разного типа, мистические квантовые числа, "странность", "очарование" элементарных частиц, невозможные в природе типы симметрии и многое, многое другое.

Нельзя подвергнуть сомнению прагматическое значение теорий новой физики. Однако можно и нужно говорить о канонизированном в ХХ веке методе физики как о причине заметной задержки в ее развитии и источнике иррационализма и метафизики в мышлении как самих физиков, так и их коллег по научной деятельности.

Разумеется, квантовая теория, например, представляет собой триумф человеческого разума, однако он был достигнут, скорее, вопреки принятому в физике методу, чем благодаря ему. Потому в последние полвека в фундаментальной физике и не было сделано ни одного решающего прорыва, а сами квантовые закономерности оказываются по-прежнему непроницаемы для разума.

Действительно, Эйнштейн оставил нам формулу, согласно которой каждая частица вещества содержит огромный запас так называемой энергии покоя. Однако не заметно признаков, что физики понимают, как можно было бы эту энергию "взять". Этому препятствуют метафизические завалы, которые революционный XX век оставил в физике XXI.

О МЕТОДОЛОГИИ И ОНТОЛОГИИ ДЛЯ ФИЗИКОВ

То обстоятельство, что современная физика бьется в тисках концептуальных проблем, - это не ее вина, скорее, ее беда. Вина же здесь целиком на философии этой науки. Философам не хватило твердости характера перед лицом высоколобых физиков, открывших и расщепивших атом - этот ящик Пандоры ХХ века. Справедливым оказался упрек того же Шестова: "Философия всегда любила занимать служебное положение. В средние века она была ancilla teologiae, в наше время она прислужница наук". К сожалению, в основной своей массе философская литература по физике представляет собой не анализ, но апологетику проблем физики, связанных с недостаточной методологической культурой физиков новой волны.

Попробуем напомнить физикам об одной методологической закономерности, без учета которой нельзя построить целостную научную картину физической реальности.

Обобщая результаты исследований наших современников А.П. Огурцова и Ю.В. Чайковского в первом приближении можно утверждать, что любое специализированное знание, в том числе и физику, можно строить по одному из двух методов. Один из них условно назовем аналитическим, другой - системным. При эволюционном развитии науки методы взаимно дополняют друг друга на разных этапах познания.

Системный восходит к математикам Древней Греции и Аристотелю и в физике наиболее ярко проявился в России. Последнее обстоятельство не случайно, и мы к нему вернемся. Согласно этому методу, за объектами физической реальности следует видеть некую цельность, которая подчиняется самоочевидным, простым и немногочисленным метафизическим принципам.

Признаки второго аналитико-статистического метода можно обнаружить уже в построениях математики Древнего Востока, а в физике он был канонизирован как методический подход после Галилея. Согласно этому методу можно не обращаться к онтологическому наследию науки и строить концепцию объективной реальности. Достаточно классифицировать экспериментальные факты, простодушно умиляясь тому, как славно иногда удается описать их математически и даже порой предсказать неизвестные явления. При этом последняя возможность обычно выглядит как чудо для самих творцов теории. Если же чудо не случается, то есть проблему не удается решить, природу объявляют парадоксальной, дуалистичной, нелокальной, дискретной, иррациональной, в общем, "неправильной", не классической.

История физики и других наук содержит немало примеров того, что парадоксальные выводы или положения имеют своим источником недостаточную проработанность, ошибочность или отсутствие концепции, и в этом отношении современная физика вовсе не уникальна. В частности Н.А. Умов в 1913 г. показал, что обращение к парадоксальной квантовой статистике было связано с необоснованной редукцией апериодических процессов излучения света к периодическим.

Трудно переоценить значение системного подхода в научных исследованиях. Непротиворечивую научную теорию невозможно построить без аксиоматических оснований. Отрицательный результат такой попытки в ХХ веке в случае физики в полной мере подтверждает справедливость данного положения.

Российская физика в этом вопросе располагает некоторыми преимуществами. Системный подход оказался более органичен для России, наследницы греко-византийской цивилизации, чем для современного Запада, унаследовавшего традиции латинского мира. Фактически здесь мы имеем не только два цивилизационных подхода в социальном строительстве, как справедливо отмечает А.С. Панарин, но и два научных метода.

ПЕРСПЕКТИВЫ РЕСТАВРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В ФИЗИКЕ

Ревизионизм был всегда опасно притягателен. Однако на исходе второго тысячелетия в сфере физической науки он представляется уникальной возможностью интеллектуального дерзания, возможно, последнего в этой области.

Выступать с критикой позитивистских аспектов современной физики, ставших едва ли не основным инструментом методологии, в наши дни не менее трудно, чем в 20-е гг. Со временем возрастают интеллектуальные затраты, требуемые для отстаивания позиции, отличающейся от общепринятой. Физики слишком долго пребывали в заоблачных сферах иррациональных философем и достигли небывалой гибкости в способности наполнять их смысловым содержанием и достигать консенсуса, чтобы легко и быстро спуститься на равнину трезвого мышления.

Политическая сложность проблемы, стоящей перед физиками следующего века, становится очевидной, если учесть, что отношения между последователями разных научных школ в прошлом зачастую приобретали характер конкуренции, если не вражды. Здесь уместно вспомнить трагические судьбы Р.Майера, Л.Больцмана, П.Эренфеста, воплотившие в себе драмы научных идей. Вспомним также и ученых-теоретиков Европы и Советского Союза, ставших жертвами идеологических кампаний в период правления Гитлера и Сталина. И в наше вегетарианское время не уменьшилась острота дискуссий по методологическим проблемам физической теории.

Мы касаемся вопроса весьма болезненного для отечественной историографии физической науки. История физики и философия знали времена, когда дискуссии по проблемам методологии превращались в идеологические кампании. Неприятный осадок, оставшийся после тех дней, сказывается в том, что соответствующие вопросы вынесены за пределы науки.

Оптимизм, однако, внушает то обстоятельство, что к концу века некоторое беспокойство, неудовлетворенность получаемой картиной физической реальности начинают снедать дух физика-теоретика, порождая сомнение в совершенстве теоретической физики, созданной ее отцами-основателями.

Имеется также и научное наследие, которое можно использовать при оздоровлении физического знания. Строить новую универсальную метафизическую систему для физики XXI века нет необходимости. Наследие классической физики столь богато, что достаточно внимательного его изучения, чтобы внести ясность в концептуальные и философские проблемы современной физики.

В наши дни материализм отвергают на том основании, что он-де относится к устаревшему типу глобальной философии. Разумеется, материалист парадигмален в такой же степени, как и субъективный идеалист, однако материалистическая парадигма с точки зрения проблемы начал (Аристотеля) более предпочтительна. Она постулирует лишь одну ипостась - материю как среду и источник всех вещей, в том числе и духовного мира. Эта простота предпочтительна не из вульгарного субъективистского принципа экономии мышления, но в силу фундаментальной простоты реальности, убеждение в которой невольно складывается у каждого из нас по мере приобретения житейского и научного опыта.

Опираясь на достижения материализма, в частности на его метафизические положения, удается не только провести устойчивую к критике реконструкцию истории физики, но и построить нормативную методологию. В своей основе она должна соответствовать базовым, онтологическим особенностям как объекта исследования - физической реальности, так и познающего субъекта. Опыт физики от Древней Греции до наших дней достаточен для выполнения этой программы.

Оптимизм внушает также демографическая ситуация в современной физике - со сцены сходят постмодернисты. Смена кадров в условиях дефицита средств обеспечит приход в науку молодых энтузиастов, знакомых с отрицательным опытом "старых большевиков" от физики. История не знает иных механизмов смены парадигм. По этому поводу М.Планк как-то заметил: "Великая научная идея редко внедряется путем постепенного убеждения и обращения своих противников. В действительности дело происходит так, что оппоненты постепенно вымирают, а растущее поколение с самого начала осваивается с новой идеей".

В целом складывается впечатление, что передний край физики в наши дни - это не физика высоких энергий, но философия. Как ни кощунственно это прозвучит, оздоровлению науки будет способствовать сокращение финансирования исследований в области физики высоких энергий. У физиков появляется возможность остановиться в своих экспериментах, требующих строительства и эксплуатации монструозных установок, непосильных для человечества. Нам следует вернуться к рассмотрению физической природы заряда, спина и даже движения элементарных частиц, и не резонансов (квазичастиц) и гипотетических "странных" кварков, но электронов, протонов и, как ни странно, фотонов.

В ближайшие годы имеется реальная возможность реабилитации классической науки с целью продолжения строительства не "постнеклассической", но рационалистической физики, свободной от наивной позитивистской метафизики. Эклектичный постмодерн нежизнеспособен даже в искусстве, сфере познания "возможного" (Аристотель), тем более это справедливо в отношении метода физики, цель которой - познание гармоничной и простой реальности.