Вы здесь:
ПОЛИТИКА

Общечеловеческие ценности, философия права и позитивное право


АВТОР: В. Е. Чиркин

ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №8,2000


Данная статья имеет полемический характер. Она содержит призыв к свободному обсуждению вопроса, поставленного общественной жизнью России последнего десятилетия: вписываются ли некоторые философские идеологемы, к которым мы, кажется, уже привыкли, в реальную ткань государственности и права? Во время перестройки и после нее произошел довольно резкий поворот. В отечественной литературе утвердились положения о “естественных и неотчуждаемых” правах человека (об этом много написано нашими философами права и новыми теоретиками государства)1 , о “священной и неприкосновенной” частной собственности (такую формулировку даже пытались включить в проект Конституции 1993 г. на Конституционном совещании), о “гражданском обществе”, отделенном от государства (данное положение стало общим местом у публицистов разного рода), о безусловном примате “разделения властей” при организации управления государством, об абсолютной ценности местного самоуправления с поголовной выборностью местных должностных лиц и т. д.

Нет сомнения, что эти идеи, возникшие в большинстве своем в глубинах XVII—XVIII вв. и сформулированные замечательной плеядой энциклопедистов и просветителей, равно как и требования свободы, равенства, демократии, сохраняют огромный гуманистический и демократический потенциал и в наше время. Однако, на наш взгляд, современные условия развития государственности и права требуют не просто повторения замечательных лозунгов, но их нового прочтения и переосмысления. Не назад, к пройденным временам, а вперед в XXI век, переосмысливая прежние идеи с позиций современного, в определенной мере социализированного и коллективистского общества, к социально ориентированной рыночной экономике, регулируемой государством, к организованной демократии, а не к “цивилизму” абстрактного гражданского общества и рыночной стихии движется жизнь современного общества. Заметим, что в настоящей статье вовсе не отрицается полезность исследований прежних времен и идей, их популяризации. В таких работах есть много остроумных соображений, глубоких размышлений. Кроме того, этот аспект составляет лишь часть исследований философов права. В данной статье речь идет не столько о содержании, сколько о подходах к использованию в современном правовом регулировании великих гуманистических идей прошлого. Поэтому, вовсе не претендуя на истину в последней инстанции, мы все-таки думаем, что пришла пора для юристов, изучающих не только идеологемы, но и действительность, поговорить о некоторых назревших проблемах.

В какой-то мере, хотя и с других позиций, об этом говорит и американский профессор Г. Берман в своей интересной статье “Кризис западной традиции права”. Он пишет: “Наши представления о праве... подверглись ныне радикальным изменениям... Западное представление о праве, западное понятие права, западное отношение к праву находятся во власти радикальных и небезопасных преобразований”. Он констатирует: теперь полагают, что право “призвано отражать то, что общество считает полезным...”2.

Общечеловеческие ценности и конституционное право: динамика развития

Постулаты общечеловеческих ценностей первой волны сложились, если не говорить о более давних временах, на базе гуманистических идей, которым была придана либерально-индивидуалистическая трактовка, в Великобритании, Франции, США, но сама концепция ценностей (сначала “просто” ценностей) стала разрабатываться в науке с конца XIX — начала ХХ в. в немецкой литературе3 . Сначала речь шла об априорных принципах человеческой деятельности, имеющих всеобщую значимость и используемых в связи с отбором и обобщением исторических фактов в исследованиях ученых В. Вильденбанда (1848—1916) и Г. Риккерта (1863—1936), с чьими именами обычно и связывается постановка этой проблемы в науке. Переход к выделению и анализу ценностей был намечен в работах М. Вебера (1864—1920), М. Шелера (1875—1928), который составил градацию ценностей (чувственные, гражданские, жизненные, культурные, религиозные) и более определенно обозначился у предтечи идеологии фашизма Д. Шпенглера (1880—1936), который говорил, что каждая цивилизация создает собственные ценности. Особое внимание к социальным ценностям в начале ХХ в. связано с деятельностью австромарксистов М. Адлера (1873—1937), К. Реннера, американца Дж. Дьюи (1859—1952), испанца Ортеги-и-Гассета (1883—1955), француза Э. Мунье (1905—1950). Первые двое к числу ценностей общества относили справедливость, свободу, равенство, заявляя, что человек — это всегда цель, а не средство. Дж. Дьюи связал ценности с их практической полезностью для общества и относил к ним демократию и свободу, Х. Ортега-и-Гассет особенно настаивал на индивидуальности. Э. Мунье, в отличие от Ортеги-и-Гассета, выступал за коллективизм. Свою иерархию общественных ценностей предложил К. Поппер (1902—1994). Он отдавал предпочтение свободе перед справедливостью, считая, что все это можно осуществить в “открытом обществе”, принципиально отличном от социалистического тоталитаризма. Известный американский философ Дж. Ролс, напротив, утверждал, что справедливость — первая необходимость для социальных институтов.

Современный американский автор Р. Нозик возвращается по существу к идее “государства — ночного сторожа”, которая была модной в XIX в. Он считает, что абсолютной ценностью является “минимальное государство”, которое должно заниматься исключительно защитой людей от насилия, обмана, воровства, соблюдением договоров и т. д. Активно разрабатывали и продолжают разрабатывать проблему ценностей западные евромарксисты, особенно французские, итальянские, испанские, которые развивают эту тему на противопоставлении идеи свободы и демократии. В связи с их работами и утвердилось название “общечеловеческие ценности”. Какого-то признанного реестра этих ценностей не составлялось, но в исследованиях обычно упоминаются демократия, социальная солидарность, социальная справедливость, политический плюрализм и др.

Как видно из этого перечня, общечеловеческие ценности имеют характер принципов, сформулированных на уровне высокой степени обобщения. Естественно, что они абстрактны, а иногда и декларативны. Будучи философскими, социологическими и иными идеологемами, они нередко не ложатся на строгий язык правовых норм, требуют дополнительного истолкования и развития для того, чтобы их применение было обеспечено юридическими средствами. Примером может служить само понятие права в философии и юриспруденции. Философская трактовка права как “меры свободы” и т. д., равно как и разделение с этих позиций права и закона, недостаточна для юриспруденции, которая нуждается в понимании права как системы норм особого рода, обеспечиваемых в особом порядке (расшифровка этих особенностей, отличающих, скажем, право от морали, в данном случае не имеет значения). В результате возникает первая коллизия между абстрактно-философским и правовым подходами к понятию конкретных ценностей (например, между провозглашением неотчуждаемых прав человека в философии права и возможностью их отчуждения, предусмотренной конкретными законами разных государств).

Одновременно возникает и другая коллизия: между всеобщностью, глобальностью провозглашаемых ценностей и их конкретным правовым осуществлением, неодинаковым в разных странах при единстве общих принципов. В конституционном праве конкретных государств оказалось невозможным, провозглашая ценности, не сопровождать их определенными условиями. Это имеет место, конечно, не только в так называемых буржуазных конституциях, которые критиковал К. Маркс; это общая необходимость правового регулирования принципов для того, чтобы они функционировали в реальной жизни. Жизнь, свобода, собственность — “священные, неотчуждаемые” ценности, но, оказывается, в соответствии с правовыми нормами их можно изъять у человека. Подобная коллизия была мало заметна два-три века назад, когда велась борьба против королевского абсолютизма, за власть народа, а многие стороны общественных отношений не регулировались детально законодательством. Теперь ситуация иная, и несостыкованность общего принципа и конкретных правовых норм становится заметной.

Такая коллизия трудно преодолевается не только в философии права, но и в конкретном правовом регулировании. Второе поколение прав человека — социально-экономические права с позиций либерально-индивидуалистического подхода — объявляется не собственно правом, а моральными правами человека, поскольку они не защищаются в судебном процессе. Например, безработный не может получить от суда работу, ссылаясь на конституционное право на труд. Что уж говорить о правах третьего поколения, скажем, на экологически чистую природную среду. До сих пор на научном уровне в данном отношении пришли лишь к тезису, что защищаются не сами конституционные права, а производные от них. Вряд ли такое решение может быть признано окончательным.

Современные российские специалисты по правам человека и философы права, поднимая на щит либерально-индивидуалистическую трактовку свобод XVIII в., подвергают острой и справедливой критике тоталитарный “социализм” прошлого. Однако нельзя забывать, что многие новые общечеловеческие ценности, отражающие условия ХХ—XXI вв., в том числе права, положения об обязанностях и т. д., были включены в основные законы стран Запада под влиянием социалистических идей и положений конституций стран социализма (прежде всего России и СССР). Другое дело, что подавляющее большинство внешне привлекательных лозунгов основных законов авторитарных социалистических государств (о социальной справедливости, ликвидации эксплуатации, социального неравенства, власти трудящихся, рабочих и крестьян, о роли труда в обществе и распределении по труду, о праве наций на самоопределение и т. д.) имели мало общего с действительностью. Принудительный труд в условиях всеобщей уравнительной бедности, практика ГУЛАГа, миллионы загубленных жизней в ходе так называемого “добровольного кооперирования” крестьян, массовая депортация целых народов (“репрессированные этносы”), насильственное навязывание единомыслия, расстрел за антисоветскую пропаганду и агитацию, всевластие государства (реально — коммунистической партии) характеризовали повседневную жизнь общества. Подобная практика была решительно отвергнута человечеством на рубеже 80-х и 90-х годов в самых различных частях планеты. Однако некоторые социалистические идеологемы и формулировки конституций авторитарного социализма еще до его краха были в демократических странах переосмыслены и в ином содержании включены в тексты новых и новейших конституций (Японии, 1946 г.; Италии, 1947 г.; Португалии, 1976 г.; Испании, 1978 г.; Бразилии, 1988 г. и др.). В них вошли положения о социально-экономических правах, о социальной справедливости, о роли государства в обществе, государственном регулировании экономики, о социально ориентированной экономике, роли труда и т. д. Положения об обязанностях гражданина по отношению к “социалистическому” государству были трансформированы в тезис о взаимной ответственности личности — государства — коллектива — общества. К сожалению, этот опыт российской Конституцией 1993 г. не был востребован.

Законодательное закрепление и практическое осуществление общечеловеческих ценностей в странах западной демократии произошло не сразу. Конституционное регулирование общечеловеческих ценностей прошло два этапа и находится на третьем. На первом этапе (от создания первых писаных конституций в США, во Франции и Польше в 1787—1791 гг. до Первой мировой войны и возникновения государства тоталитарного социализма в России) в конституционализм вошли базовые принципы, сформулированные в XVI—XVIII вв. Их выдвинули, идеологически обосновали, а затем и включили в конституции представители революционной буржуазии, выражавшие устремления широких народных масс (этимологически французское слово “буржуа”, как и немецкое “бюргер”, происходит от названия жителя города, мещанина и не всегда имеет тот отрицательный оттенок “эксплуататора”, который был придан ему в марксизме-ленинизме). На этом этапе идеологи конституционализма выступали с позиций либерально-индивидуалистической концепции конституционного права. Они и их предшественники боролись за ликвидацию королевского абсолютизма, который Ш. Л. Монтескье называл “ужасным деспотизмом”, выдвигали тезис о естественных и прирожденных (а не дарованных) правах человека, которые государственная власть не может у него отобрать (а ведь, например, во Франции король раздавал некоторым своим приближенным и даже любовницам “карт бланш”, бланки со своей подписью, и достаточно было туда вписать имя, чтобы отправить человека в Бастилию). Было сформулировано требование “гражданского общества”, по-разному понимавшееся в Великобритании, Франции, а позже — в Германии4 . Но, в общем, смысл этих требований состоял в презюмировании такой сферы жизни человека и общества, куда не вправе вмешиваться государственная власть (позже подобный подход вылился, в частности, в требование полной независимости ряда общественных отношений, “гражданского общества”, от государства и в определение государства как “ночного сторожа”). Первые конституционные документы (Декларация независимости США 1776 г., французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г. и др.) провозгласили права человека неотчуждаемыми, собственность “священной и неприкосновенной”, прокламировали гражданское общество, разделение властей, местное самоуправление, независимый суд с участием присяжных заседателей и т. д. Эти положения, имевшие зачастую философский, социологический, в известной мере абстрактный характер, войдя в конституционные документы, приобрели значение правовых норм, стали позитивным правом, хотя вскоре возник вопрос об обеспечении их юридическими средствами.

Второй этап в развитии конституционного права стран мира связан с влиянием идеологии марксизма, немарксистской социал-демократии и конституций стран тоталитарного социализма. В некоторых конституциях Запада (например, Ирландии 1937 г.) это влияние стало ощущаться еще до Второй мировой войны, а в массовом порядке, в том числе в ряде развивающихся стран, — после нее. От инструментальных конституций прошлого стал совершаться переход к современным социальным конституциям. В отличие от прежних установок либерального индивидуализма о безусловном приоритете личности по отношению к обществу, коллективу, невмешательстве государства, неприкосновенности собственности и т. д. в новых конституциях прозвучали идеи коллективизма, социального государства, государственного регулирования. Уже в мексиканской Конституции 1917 г. (действует до сих пор) говорилось о “непрерывном улучшении экономического, социального и культурного уровня жизни народа” (ст. 3), утверждалось, что “государство направляет национальное развитие, обеспечивая его целостный характер” (ст. 25), было сказано о распределении доходов и богатств между индивидами, группами и социальными классами (ст. 25), об особом внимании к “общественному сектору”, о социальной справедливости, о том, что “государство организует демократическую систему планирования национального развития” (ст. 26), о земельной реформе и запрещении монополий и т. д. Веймарская Конституция, принятая через два года в Германии, вошла в историю как первая европейская социальная конституция в условиях капиталистического строя и вообще как первая конституция такого рода (о мексиканской Конституции знали мало, а Конституция РСФСР 1918 г. не принималась в расчет). Федеральный конституционный закон Австрии 1920 г., где традиционно, как и в Германии, было значительным влияние социал-демократов, возвещал об исключении классовых привилегий (ст. 7), земельной реформе, “призрении бедных” (ст. 12), о равноправии этнических групп. Дальше пошла упомянутая выше Конституция Ирландии 1937 г. В ней имеется специальная глава “Основные принципы социальной политики”, состоящая из одной статьи (ст. 46). В этой главе и других статьях говорится, что право собственника “должно регулироваться в соответствии с принципом социальной справедливости” (ст. 43), она должна распределяться “между частными лицами и разными классами для лучшего служения общему благу” (ст. 45), о том, что “государство должно защищать население от несправедливой эксплуатации” (ст. 45). Звучание социальных идей в конституциях было усилено после Второй мировой войны. В преамбуле Конституции Франции 1946 г. (она действует и сейчас вместе с Декларацией прав человека и гражданина 1789 г. и Конституцией 1958 г.) впервые содержался широкий перечень социально-экономических прав, говорилось об “экономических, политических и социальных принципах” общества, содержалось утверждение о том, что каждый должен работать, специально говорилось о правах “трудящихся”, о том, что каждый трудящийся вправе принимать участие в определении условий труда и руководстве предприятиями. Предприятия, имеющие общественное значение, должны были стать собственностью государства (национализация). Итальянская Конституция 1947 г. (в ее подготовке активное участие принимали коммунисты) устанавливала, что частная собственность признается в ограниченных пределах с целью обеспечить ее социальную функцию и достаток для всех (ст. 42), что “публичная и частная экономическая деятельность может направляться и координироваться в социальных целях” (ст. 41). Говорилось об особых правах трудящихся, а государство объявлялось республикой, основанной на труде (ст. 1).

Можно процитировать и другие статьи названных конституций, а также основных законов, принятых позже (например, португальской 1976 г., испанской 1978 г.), но думается, что и сказанного достаточно, чтобы констатировать: конституции второго этапа, сохранив демократические идеи конституционных документов XVIII — начала ХХ в., сделали новый, социальный акцент на проблеме общечеловеческих ценностей.

Современный этап конституционного развития связан с крахом авторитарного социализма в СССР и некоторых государствах Европы и Азии, крушением большинства тоталитарных режимов в развивающихся странах (в том числе государствах социалистической и капиталистической ориентации в Африке). Он характеризуется дальнейшей рационализацией парламентаризма, усилением исполнительной власти, профессионализацией государственного управления, вытекающими из усложнения общественной жизни. Ситуация требует повышения уровня государственного руководства.

Вместе с тем крушение тоталитаризма показало, в частности, что излишнее государственное регулирование стесняет естественное развитие общества, ведет к его стагнации и краху, что нельзя жертвовать демократией и правами человека ради ускоренного экономического развития и преодоления отсталости, что тоталитарное государство — это не сильное, а слабое государство, что тоталитаристская организация политической и иной активности людей ведет в конечном счете к утрате гражданами политической и экономической активности, чувства ответственности, безразличию к принимаемым “наверху” решениям, ибо они заранее объявлены “мудрыми”.

Вывод об отрицательной роли излишнего государственного регулирования подтверждает и опыт социал-демократических правительств в “благополучных” странах (Испания, Швеция). Завышенные социальные услуги со стороны государства (оплата труда, пенсионное обеспечение, различного рода социальные выплаты), которые превышали вклад тех или иных лиц и коллективов в общественный прогресс страны и для которых государство не имело необходимых возможностей, приводили к бегству капитала, массовой безработице, снижению социальных гарантий и, как следствие, к поражению социал-демократов на очередных выборах. Поэтому, воспринимая концепцию социального государства, современные конституции, с одной стороны, отвергают анархическую рыночную экономику (этот новый акцент сделан в 1998 г. и в праве России), а с другой стороны, создают такие институты, которые обеспечивают саморегулирование общества в необходимых сферах жизни. Новые общечеловеческие ценности исходят из сочетания роли социального государства (обеспечение важнейших потребностей человека и общества) и собственной заботы человека о себе и своей семье, из идеи социально ориентированной рыночной экономики. Такие положения есть в некоторых новых конституциях (например, Польши 1997 г.). Словом, прежний либерально-индивидуалистический подход к некоторым общечеловеческим ценностям не только дополняется, но и пересматривается с позиций социализации, в конституции включаются положения о новых ценностях, которые сочетаются с прежними, а прежние переосмысливаются с учетом новых.

Все это ведет и к пересмотру роли государства. Вряд ли следует считать, что государство — только тогда государство, когда оно признает неотчуждаемые права человека, иначе это деспотия или еще что-нибудь похуже. Приверженцы так называемого легистского понятия государства утверждают, что тоталитарного государства быть не может, государство, если оно есть, — только “хорошее”5. Но хорошие декларации о правах бывают и в тоталитарных государствах. На том основании, что они не осуществляются, вряд ли можно отказать тому или иному политическому сообществу, которое удовлетворяет формальным признакам государства, в признании его таковым. Иначе вообще нельзя строить международное общение.

Регулятивная роль государства, и плохая, и хорошая, признана в науке. Она реально существует, и от этого никуда не уйти. Надо не отрицать, а исследовать ее, в том числе и прежде всего в демократическом обществе. Говоря об этой роли, политики и исследователи в России спорят о том, нужно нам “сильное” или “слабое” государство. Философы права и новые теоретики государства склоняются к последнему. Но суть заключается не в споре о сильном или слабом государстве. В России, как и повсюду, нужно эффективное государство. Длительное время таким считалось государство благосостояния (благоденствия) — welfare state. Теперь эта идея пересматривается, но не с позиций XVIII в., а с точки зрения социального подхода. Выше уже говорилось о последствиях, к которым ведут необоснованные услуги государства, превосходящие его возможности. Поэтому в западной науке теперь господствует трудно переводимая на русский язык идея workfare state, т. е. идея государства, благоприятствующего труду, поддерживающего не благодеяния, а собственный труд человека. Согласно этому подходу современное социальное государство обязано обеспечивать только основные нужды человека (инфраструктуру, образование, здравоохранение, прожиточный минимум), но при этом человек должен опираться на свой собственный труд, вкладывать его в развитие общества, и тогда он будет получать пропорциональную долю общественного “пирога”. Все это придает идеям XVIII в. совершенно иное звучание. К сожалению, российские конституционалисты не учли тенденции развития мирового конституционного права в должной степени. В ряде положений далек от них и текст российской Конституции 1993 г.

Поговорим теперь о традиционных общечеловеческих ценностях и о их понимании в философии права и действующем праве. Но для этого нам нужно перейти к рассмотрению конкретных правовых норм.

“Неотчуждаемые” права человека и действующее право

Идея естественных, неотчуждаемых прав человека была связана со стремлением ограничить абсолютистский произвол, о котором сказано выше. В какой-то форме она вошла во многие конституции, в том числе в российскую. Правда, в российской Конституции, как и во всех новых зарубежных основных законах, нет формулировки “естественные права”; в ст. 2 говорится вообще о правах и свободах человека, но все комментаторы этой статьи справедливо считают, что речь идет именно о естественных правах6.

Многие права (право на жизнь, собственность, свободу, личную неприкосновенность, свободу передвижения и выбора места жительства, свободу совести и др.) по традиции считаются естественной принадлежностью человека, они “неотчуждаемы”. Другие права (социально-экономические, политические) — права позитивные, дарованные государством (от имени общества). Часть из них дарована человеку и гражданину (например, право на охрану здоровья), другие — только гражданину (обычно это политические права, например право объединения в политические партии).

Как отмечалось, идеологема естественных не отчуждаемых от человека прав была величайшим завоеванием демократической мысли в борьбе против абсолютизма. Однако, имея абстрактный характер, она при переводе ее на язык права подверглась коррективам. Ни одно из прав, относимых к естественным, не оказалось неотчуждаемым. Смертная казнь по приговору суда, т. е. органа государства (а в мусульманских странах церковно-государственного органа) существовала, а в ряде государств существует и в настоящее время наряду с концепцией права на жизнь, как неотчуждаемого (в России установлен мораторий на применение смертной казни). Смысл формулировки о праве на жизнь при ее появлении состоял лишь в том, что монарх и его чиновники не вправе лишать подданных жизни произвольно без закона и без суда.

Но не только суд может лишать человека жизни. В единичных странах в конце ХХ в. законами установлена возможность эвтаназии: лишение жизни младенцев, родившихся без необходимых органов, по постановлению медицинского консилиума и с согласия родителей, а также лишения жизни по их просьбе неизлечимо больных, испытывающих жесточайшие страдания. Да и просто часовой на посту по Уставу караульной службы (не по закону) вправе после окриков в сторону нарушителя и предупредительного выстрела применять оружие на поражение.

То, что сказано выше, с определенными особенностями можно отнести и к другим естественным, прирожденным, якобы неотчуждаемым правам. Свобода и неприкосновенность личности существуют в определенных пределах (подозреваемого в преступлении может задержать полицейский или милиционер, а в России в нарушение Конституции до 1997 г. действовал указ Президента о задержании подозреваемых на срок до 30 суток). Свобода передвижения и выбора места жительства в России долго была ограничена институтом прописки, но и после признания ее неконституционной правительство Москвы (субъекта Федерации) заявило, что оно по объективным условиям жизни города не будет выполнять решение Конституционного суда от 2 февраля 1998 г. о порядке регистрации граждан по месту жительства и не отменит меры, которые имеют разрешительный характер7.

Тезис о “священной и неприкосновенной частной собственности” в новейших конституциях (Германия, 1949 г.; Испания, 1978 г.; Италия, 1947 г.; Португалия, 1976 г.; Бразилия, 1988 г.; Польша, 1997 г. и др.) ныне заменен положением о социальной функции частной собственности, которая должна служить общественным интересам, и о законности ее национализации при соблюдении определенных правил (принятие об этом закона парламентом, возмездность и др.). Известно, что национализация, планирование (программирование) развития экономики довольно широко осуществлялись и продолжают проводиться во многих демократических странах Запада. Идеи существования чисто рыночной экономики и государства — “ночного сторожа” давно опрокинуты жизнью.

В международных пактах о правах человека 1996 г. тоже закреплен новый подход. Если ранее сторонники индивидуалистической концепции естественных прав считали, что свобода одного ограничивается только там, где начинается свобода другого (и с абстрактных позиций это звучит неплохо), то в международных пактах на первый план выдвигаются общественные, коллективистские мотивы: обеспечение общественного порядка, публичной морали, здоровья населения и т. д.

В современных условиях утрачены многие различия между естественными правами, принадлежащими человеку как таковому, и позитивными правами, принадлежащими гражданину как члену определенного сообщества (политического, государственного). Дело не только в том, что само это различие искусственно, поскольку позитивные права также принадлежат человеку (например, право на труд принадлежит и иностранцам), но и в том, что естественные права с определенными гарантиями и условиями их ограничения закреплены теперь в конституциях. Они стали позитивными правами, хотя, как отмечено, они еще нуждаются в разработке особых юридических приемов и средств для их защиты.

Многие современные конституции учитывают сложившиеся условия и выявившиеся коллизии. В них уже нет положений о естественных, прирожденных правах. Вряд ли стоит и нам повторять зады, уже пройденные конституционно-правовой мыслью и, главное, практикой развития конституционного права. Вряд ли необходимы пространные цитаты и объяснения, что эти права являются естественными в одном смысле и не являются ими в другом, что они принадлежат человеку не от рождения, а в силу рождения8. Такие доводы могут иметь свое историческое значение, они, возможно, необходимы для философии права, но включение в нормы конституций положений о “естественных правах” как определенной категории мало что дает для их реального обеспечения. Видимо, лучше идти по иному пути, что и делается в новых конституциях: закрепить права, традиционно называемые естественными, в качестве позитивных с конкретными указаниями на условия и пределы осуществления и их ограничения, а также с указаниями на средства юридического обеспечения. Конституционное право предполагает более конкретное обращение с этой группой прав, чем философия права. Для современной российской Конституции прежде всего нужны не декларации (хотя по определенным вопросам и они не исключаются), а хорошо продуманные и юридически отшлифованные нормы, обеспеченные реальными гарантиями (в том числе юридическими), которые общество может на деле предоставить, а также с точными указаниями пределов использования прав и свобод. Особенно это относится к правам личности.

Попытки придать преувеличенное значение идеям о естественных правах человека в определении объекта конституционного (и, вообще, правового) регулирования неверно отражают современные взаимосвязи в системе личность — коллектив — общество — государство.

“Фетишизация прав”, происходящая в последние десятилетия, вряд ли уместна, утверждает американский исследователь Р. Познер. Он говорит, что мы излишне “романтизируем их” (права. — В. Ч.)9. Он заявляет, что полезность “старых” гражданских и политических прав не столь очевидна, как “новых” социально-экономических прав, но последние, давая преимущества, требуют также затрат от общества: провозглашая их, нужно тщательно обсчитать их цену10. Более того, Р. Познер ставит под сомнение “святость” неотъемлемых прав личности.

В статье с выразительным заголовком “От расчета — к справедливости” ему возражает венгерский автор Я. Киш, отдающий преимущества целям гуманистического провозглашения прав перед калькуляцией их стоимости11. Есть и другие взгляды, другие выводы. Нет необходимости рассматривать их все. Важно отметить другое: дискуссия о правах человека и гражданина, о естественных и социально-экономических правах, их соотношении отражает постановку более глобальной проблемы: об обществе, в котором люди будут жить в XXI и последующих веках.

Нельзя утверждать, как это делал английский философ И. Бентам (1748—1832), что естественные права — это “чепуха на ходулях”, что “исполнительная власть использует их для дезориентации граждан”12, хотя он прав в том, что “священных и неотчуждаемых” прав никогда не существовало, если оценивать его позицию в юридическом аспекте. Вопреки имеющимся утверждениям в современной российской литературе и некоторых учебных программах для вузов личные (естественные) права и свободы на деле не имеют “абсолютного характера”.

Гражданское общество

В отличие от отчетливо подразумеваемого клише “естественных прав” идеи “гражданского общества” в российской Конституции просматриваются слабее. Однако эта тема широко обсуждается в науке конституционного права (как и в других гуманитарных науках) и тесно связана с весьма актуальной проблемой роли государства в обществе.

При своем появлении идея гражданского общества была призвана подчеркнуть его независимость от государства, очертить круг таких отношений, куда государство не может вмешаться. По существу, она противопоставлялась абсолютистскому, “полицейскому” государству, которое подвергало мелочной опеке жизнь граждан (регулируя, например, в некоторых княжествах Германии высоту печных труб и иногда даже интимные отношения людей). В отличие от российских авторов термин “гражданское общество” очень редко используется в западных работах по конституционному праву. К тому же в работах ученых разных стран он понимается неодинаково. Широко используя его в России во всех удобных и неподходящих ситуациях, мы опять повторяем пройденное, причем в отечественной литературе существуют самые оригинальные подходы к этому понятию. Гражданское общество рассматривается и как совокупность людей, и как совокупность различных ассоциаций, куда люди добровольно объединились для защиты своих интересов, и как сфера, находящаяся вне непосредственной деятельности государства13. С одной стороны, утверждается, что гражданского общества не было в тоталитарном социалистическом обществе и оно еще только формируется по мере вызревания “среднего класса”. С другой стороны, говорится, что гражданское общество существует всегда, происходит лишь смена поколений и ценностных ориентиров. В связи с этим предлагаются разные типологии гражданского общества: конфессиональное, общинное, корпоративное, клановое, свободная ассоциация граждан, идеологизированное, технократическое общество и т. д.14

На деле идея гражданского общества, демократическая сама по себе, является абстракцией, которая тоже не списывается в точный язык права и не отвечает существующим реалиям. В современных условиях государство регулирует жизнь общества (реального, а не мысленно сконструированного, “гражданского”), основы общественного строя закрепляются конституциями. Не будем говорить о конституциях стран тоталитарного социализма, где основы нового общественного строя создавались государственной властью (не имеет в данном случае значения, удачно или неудачно) в соответствии с концепциями марксизма-ленинизма. Сошлемся лишь на заголовки глав конституций некоторых стран. Одна из глав Конституции Литвы 1992 г. называется “Общество и государство”. В Конституции Узбекистана 1991 г. есть глава “Общество и личность”. Часть II португальской Конституции 1976 г. называется “Экономическая организация общества”, а раздел III — “Сельскохозяйственная, торговая и промышленная политика”. В бразильской Конституции 1988 г. есть главы с названиями “Экономический и финансовый строй”, “О социальном строе”. В Конституции Италии 1947 г. содержатся главы “Этико-социальные отношения”, “Политические отношения”. В названных главах говорится о разных сторонах организации общества, способах регулирования их со стороны государства. В них нет положений о “гражданском обществе”, речь идет об обществе реальном. Выше уже был приведен ряд формулировок современных конституций, которые не только допускают, но и устанавливают необходимость определенного вмешательства государства в общественную жизнь, в дела общества. Процитируем дополнительно лишь автора из Германии, страны, где идеи гражданского общества наиболее основательно разрабатывались в гегелевской философии. К. Штерн заявляет: “Современная Конституция не может больше отказывать в установлении основных принципов устройства общества...”15.

Наконец, и в российской Конституции первая глава посвящена основам конституционного строя (о точности этой формулировки можно спорить), в ней содержится ряд положений, характеризующих государственное регулирование общественных отношений.

Итак, ценность абстрактной идеи гражданского общества для права невелика. В современных условиях нельзя говорить о существовании какого-то общества, находящегося вне воздействия права и государства. Государство, его органы, создавая правовые нормы, регулируют экономические, социальные, политические и духовные отношения в обществе (например, провозглашая в конституциях плюрализм идеологии или оставляя разрешенной единственную идеологию — “чучхе” в КНДР). В мусульманском праве всегда регулировались даже некоторые интимные отношения мужчины и женщины. Да и в США в 1998 г. президент Клинтон был вынужден давать показания Большому жюри (по существу государственный орган) в связи с его сексуальными отношениями. Идея гражданского общества его никак не защитила.

Новые ценности ХХ—XXI вв. и язык права

Выше уже говорилось о том, что во второй половине ХХ века в конституционном праве некоторых стран мира получили нормативное закрепление новые общечеловеческие ценности: право человека на достойное существование, социальная справедливость, плюралистическое “социетальное” общество (основанное на взаимной поддержке индивидов и различных социальных слоев), сочетание государственного регулирования и саморегулирования общества (там, где то и другое в определенных пределах и сферах дает наилучший эффект) и др. Данные тезисы тоже имеют довольно абстрактный характер и поэтому точно так же, как это обстоит с традиционными ценностями, требуют адекватного выражения на правовом языке, конкретизации в других нормах. Сложности такого рода порождены, в частности, тем, что индивиды и социальные группы имеют завышенные притязания на долю общественного продукта, которые не соответствуют их вкладу в поступательное развитие общества. Если эти пропорции нарушаются, если государственное регулирование выходит за пределы допустимого и стесняет естественное развитие общества, равно как если ложно понятая рыночная экономика получает излишнюю и даже криминальную свободу, общество ждет крах. В первом случае это стагнация и кризис, во втором — анархия и распад общества. Впрочем, оба эти последствия могут соединиться.

Что касается перевода новых социальных ценностей на язык права, то здесь ведется и предстоит огромная работа. Она совершается путем установления законом прожиточного минимума, минимума заработной платы (оплаты труда), социальных пособий разного рода (малообеспеченным, на детей и т. д.), уровня пенсионного обеспечения (иногда, как это имеет, например, место в Бразилии, такие положения включаются в конституции), пособий по безработице, закрепления в Основном законе прав политической оппозиции (например, в Конституции Колумбии 1991 г.), включение норм о том, что социальное государство обеспечивает лишь определенные фундаментальные нужды и не снимает заботы с индивида о себе и своей семье (Конституция Перу 1993 г.) и др. Такие уточняющие формулировки очень важны, и их целесообразно предусматривать в конституциях наряду с включением положений о новых ценностях, чтобы не повторять опыт лозунгов XVI-XVIII вв., которые пришлось затем корректировать текущим законодательством. Тогда необходимый правовой “мостик” был найден с запозданием в XIX и ХХ вв. При создании новой российской Конституции или внесении в нее поправок это важно делать параллельно и одновременно. Уточняющие формулировки необходимы и для того, чтобы не порождать излишних надежд, иждивенчества, не глушить социальными обещаниями собственной инициативы и активности человека.

Восстановление идей общечеловеческих ценностей (в отличие от “классовых”), закрепление соответствующих положений в Конституции РФ, конституциях и уставах субъектов Федерации имеет огромный гуманитарный и демократический потенциал, но в юридических исследованиях нужно идти дальше: уточнить прежние и наполнить правовым содержанием новые общечеловеческие ценности ХХ—XXI вв, которые пока что в ряде случаев ограничиваются общефилософскими, социологическими или политологическими формулировками; наконец, нужно установить юридические взаимосвязи “старых” и “новых” ценностей, которые в их правовом содержании состыкуются далеко не всегда (например, “неприкосновенная частная собственность” и социальная справедливость).

Наконец, последнее. Как уже говорилось, новые конституционные веяния недостаточно учтены в российском конституционном праве. Повторяя кое-где азы пройденного, мы не использовали прошлый собственный опыт (многие развитые капиталистические государства учли его, взяв полезное и категорически отбросив тоталитаризм), равно как не использовали опыт, накопленный во второй половине ХХ в. развитыми капиталистическими государствами. Стоящие перед российским конституционным правом и страной задачи не удастся решить, традиционные и новые общечеловеческие ценности не удастся воплотить в жизнь, если не повысить чувство гражданственности и ответственности людей.

Наступила такая стадия, когда особенно важна порядочность в политике, в управлении государственными делами, когда необходимо открыто сказать о своих ошибках, что является лучшей гарантией их осознания и исправления. В современных условиях России доверие к государственному руководству, органам на местах, конкретным должностным лицам, институтам местного самоуправления (а именно с него может начаться возрождение России) — одно из главных слагаемых для подлинной легитимации государственной власти и власти на уровне территориального коллектива (муниципального образования), для совершенствования конституционного права на уровне идей наступающего XXI в. Только при этих условиях общечеловеческие ценности станут реальностью в России.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Критический разбор некоторых исходных позиций в современной российской литературе по философии права сделан в работе: Керимов Д. А. Методология права. Предмет, функции, проблемы философии права. М., 2000.

2 Берман Г. Дж. Кризис западной традиции права // Вестник международного университета. Серия “Право”. Вып. IV. М., 2000. С. 70, 80.

3 Обзор развития этой концепции сделан по материалам книги: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. (От романтизма до наших дней). СПб., 1997. С. 293—764.

4 Berman H. F. The Rule of Law and the Law-Based State (Rechtsstaat) with the Special Reference to the Soviet Union // Forum (The Harriman Institute), 1991. Vol. 4. № 5.

5 Четвернин В. А. Понятия права и государства. Введение в курс теории права и государства. М., 1997. С. 113.

6 Конституция Российской Федерации. Научно-практический комментарий. М., 1997. С. 98; Конституция Российской Федерации. Проблемный комментарий. М., 1997. С. 27—28.

7 Известия. 1998. 11 марта.

8 Конституция Российской Федерации. Проблемный комментарий. С. 28.

9 Познер Р. Цена обеспечения юридических прав. Конституционное право: Восточно-европейское обозрение. 1995. № 3. С. 48.

10 Posner R. A. Economic Analysis of Law. 4-th ed. N. Y., 1992.

11 Киш Я. От расчета — к справедливости. Ответ Ричарду Познеру. Конституционное право: Восточно-европейское обозрение. 1995. № 3. С. 59—61.

12 Цит. по: Реале Дж., Антисери Д. Указ. соч. С. 201.

13 Шабунин Д. М. Гражданское общество: история и современность. Чебоксары, 1996. С. 4—13.

14 Фирулева Л. Д., Бучкин А. В. Гражданское общество (проблемы типологии) // Социально-политическое развитие России: проблемы, поиски, решения. Ижевск, 1996. С. 5—8.

15 Stern K. Staats und Verfassungsrecht. Einfьhrung in das deutsche Recht. Mьnchen, 1989. S. 17—18.


© Минская коллекция рефератов


Комментарии:


ИНФОРМАЦИЯ ПО РЕФЕРАТУ:

СТУДЕНТАМ! Уважаемые пользователи нашей Коллекции! Мы напоминаем, что наша коллекция общедоступная. Поэтому может случиться так, что ваш одногруппник также нашел эту работу. Поэтому при использовании данного реферата будьте осторожны. Постарайтесь написать свой - оригинальный и интересный реферат или курсовую работу. Только так вы получите высокую оценку и повысите свои знания.

Если у вас возникнут затруднения - обратитесь в нашу Службу заказа рефератов. Наши опытные специалисты-профессионалы точно и в срок напишут работу любой сложности: от диссертации до реферата. Прочитав такую качественную и полностью готовую к сдаче работу (написанную на основе последних литературных источников) и поработав с ней, вы также повысите ваш образовательный уровень и сэкономите ваше драгоценное время! Ссылки на сайт нашей службы вы можете найти в левом большом меню.

ВЕБ-ИЗДАТЕЛЯМ! Копирование данной работы на другие Интернет-сайты возможно, но с разрешения администрации сайта! Если вы желаете скопировать данную информацию, пожалуйста, обратитесь к администраторам Library.by. Скорее всего, мы любезно разрешим перепечатать необходимый вам текст с маленькими условиями! Любое иное копирование информации незаконно.



Флаг Беларуси Поиск по БЕЛОРУССКИМ рефератам