ПОЛИТИКА (последнее)
Тень Вильсона над Европой
Политология, современная политика. Статьи, заметки, фельетоны, исследования. Книги по политологии.
Тень Вильсона над Европой
В современном мире не существует универсальных рецептов для решения межгосударственных конфликтов.
Призрак бродит по Восточной Европе. Призрак – нет, уже не коммунизма, как бывало, а худощавого пожилого человека в черном пальто, пенсне и цилиндре, с длинным, несколько лошадиным лицом. Человека этого звали Томас Вудро Вильсон, с 1913 по 1921 год он работал президентом Соединенных Штатов. Прославился прежде всего тем, что стал одним из основателей версальской системы – геополитического устройства Европы 20–30-х годов прошлого века. Система эта возникла в результате победы Антанты в Первой мировой войне и обладала таким множеством внутренних противоречий, что породила конфликты, которые стали причиной сползания Европы ко Второй мировой.
Термин «доктрина Вильсона» вошел в мировой политический лексикон в качестве синонима идеологизированной политики, движимой высокими и объективно благими мотивами, но слабо реализуемой на практике. Вудро Вильсон, неважно разбиравшийся в непростых европейских реалиях, тем не менее прибыл на Версальскую мирную конференцию 1919 года, преисполненный убежденности в том, что для решения всех проблем достаточно соблюдения нескольких основополагающих принципов и их неукоснительного применения во всех ситуациях. В качестве одного из таких принципов было выбрано пресловутое самоопределение наций. Этот принцип лег в основу 14 пунктов, сформулированных Вильсоном еще во время войны, в январе 1918 года, и содержавших перечень политических целей западных держав в Первой мировой. «Самоопределение» изначально не предполагало распад многонациональных империй, с одной из которых, Австро-Венгрией, Антанта воевала с 1914 года, другая же, Россия, к моменту начала Версальской конференции корчилась в лихорадке гражданской войны. Однако позднее Вильсон и другие лидеры союзных держав склонились к мысли о том, что будет лучше, если каждый из многочисленных европейских народов, особенно в восточной части Старого Света, получит возможность создать собственное государство.
Лучше, однако, не стало. Государственные границы, беспощадно перекроенные в Версале Вильсоном и его партнерами из лагеря победителей (побежденных – впервые в европейской истории – ни о чем не спрашивали, условия мира им просто продиктовали), не принесли Европе ни мира, ни благоденствия. А принцип самоопределения наций на практике воплощался весьма своеобразно. Скажем, судетских немцев, трансильванских и воеводинских венгров, а также жителей западных областей Украины и Белоруссии почему-то сочли недостойными оного самоопределения, сделав из них соответственно чехословацких, румынских, югославских и польских подданных. Правда, по условиям версальских соглашений любое притесняемое национальное меньшинство имело право представить жалобу в соответствующую комиссию Лиги наций. Эффективность этих обращений, однако, была такова, что само выражение «обратиться в Лигу наций» стало во многих языках идиоматическим, означая просьбу, заведомо обреченную остаться неуслышанной.
Возможно, именно крах версальской системы и стал причиной того, что в послевоенной Европе о самоопределении наций говорили уже с гораздо большей осторожностью.
В итоговых документах Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975) ключевым был провозглашен прямо противоположный принцип – нерушимости существующих границ. Однако и он вошел в противоречие с ходом истории: в начале 90-х границы в восточной части Европы менялись по несколько раз в год, причиной чего стал крах коммунистических режимов и, как следствие, восставшее из пепла стремление многих народов «самоопределиться».
Версаль словно бы вступил в заочное историческое соревнование с Хельсинки.
Результаты этого соревнования вроде бы говорят в пользу принципа нерушимости границ. Практически везде, где он соблюдался (Крым и Донбасс, северный Казахстан, Виленский край и др.), обошлось без кровопролития, и наоборот, там, где сепаратистские движения попытались добиться независимости для своих народов силой, это привело к трагическим последствиям (Чечня, Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, бывшая Югославия). Впрочем, нет правил без исключений: объединение Германии и распад Чехословакии прошли мирно, а из числа югославских республик две – Словения и Македония – добились независимости почти бескровным путем. (Вероятно, уже в нынешнем году этому примеру последует и Черногория, довершив тем самым процесс окончательного распада былой СФРЮ.) Заметим также, что в 90-е годы «самоопределялись» не только народы востока Европы и бывшего СССР. На карте мира появилось несколько новых государств, например Эритрея и Восточный Тимор, а некоторые страны, даже вполне благополучные, вроде Канады и Испании, по сей день сталкиваются с мощными сепаратистскими тенденциями в ряде своих регионов.
Косово, переговоры о будущем статусе которого недавно начаты в Вене, может стать одним из крупнейших триумфов неовильсонианства.
Еще до начала переговоров представитель международной контактной группы, британский дипломат Джон Сойерс дал без обиняков понять сербскому правительству, что независимость в том или ином виде косовские албанцы наверняка получат. При этом подчеркивается необходимость сохранения территориальной целостности края, то есть разделение Косова на меньшую (сербскую) и большую (албанскую) части, первая из которых могла бы остаться за Белградом, объявлено недопустимым. Снова напрашиваются параллели с Версалем, где не допустили присоединения к Германии населенных немцами судетских областей, оставив их в составе новорожденной Чехословакии и посеяв тем самым зерна будущего конфликта, в результате которого в 1938 году это государство погибло.
После определения границ территории, в рамках которой осуществляется «самоопределение нации», под этой нацией, согласно практике вильсонианства, обычно подразумевается всё проживающее там население, а не только одна из его этнических частей.
Но как заставить враждующие этносы жить в мире в новом независимом национальном государстве, не знает никто ни в 1918 году, ни в 2006-м.
Тем более что политика правительств новообразованных государств в подавляющем большинстве случаев носит ультранационалистический характер, направленный против «инородных» меньшинств. В результате «самоопределение» обычно сводится к этническим чисткам, об этом многое могли бы рассказать русские беженцы из Грозного, грузинские из Сухуми, сербы из ныне хорватской Краины, хорваты из сербских районов Боснии и многие другие. Лидеры сербской общины Косова также утверждают, что предоставление краю независимости будет означать для их соплеменников необходимость быстрой эмиграции, ибо защитить их от албанской ненависти в рамках суверенного Косова уже не сможет никто.
Триумфальное шествие неовильсонианства, несомненно, Косовом не ограничится. Скорее рано, чем поздно придет черед окончательного урегулирования «замороженных» конфликтов в СНГ – приднестровского, абхазского, южноосетинского и карабахского. Уже сейчас многие аналитики полагают, что Россия воспользуется той моделью независимости, которая будет выработана для Косова, с тем, чтобы позднее настаивать на предоставлении суверенитета по тому же образцу для непризнанных постсоветских республик, большинство из которых находится под покровительством Москвы. Таким образом, вильсоновский принцип будет использован для укрепления росийской сферы влияния на постсоветском пространстве. План был бы хорош, если бы не несколько «но». Прежде всего трудно представить себе условия, на которых власти Молдавии и Грузии согласились бы с легализацией утраты ими Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии. Можно, конечно, поступить с этими странами так, как в Версале обошлись с Германией, Австрией и Венгрией: поставить их перед свершившимся фактом, заставив проглотить горькую пилюлю. Но, исходя из опыта версальской системы, это – лучший способ посеять зерна будущих войн.
В случае с Косовом в качестве «утешительного приза» для Сербии может быть использована перспектива членства в ЕС, пусть и неблизкая. Но можно ли предложить что-то подобное Кишиневу и Тбилиси? Теоретически – да, практически – вряд ли, слишком бедны пока эти страны, и коль скоро даже Украина не получила от Запада никаких четких гарантий своего светлого европейского завтра, то очень сомнительно, что подобные гарантии будут даны Молдавии и Грузии. Тем более что право предоставлять оные принадлежит отнюдь не России, а Евросоюзу. Отсюда второе «но»: позицию Запада при решении вопроса о непризнанных республиках неизбежно придется учитывать. А эта позиция предполагает не только мирное разрешение межэтнических противоречий, но и изменение политической системы данных республик – в сторону большей демократичности и прозрачности. Последнее вряд ли устроит нынешние тамошние режимы, особенно приднестровский. (ОБСЕ отказалась послать наблюдателей на недавние парламентские выборы в этой республике как не соответствующие международным нормам).
Да и в Москве найдется немало политиков, кому перспектива расставания с давними и очень благожелательными партнерами, точнее вассалами, придется не по душе.
Тем более что в случае с Приднестровьем Россия имеет «свой» анклав, вклиненный между Украиной и Молдавией – государствами, отношения с которыми у Москвы в последнее время складываются не лучшим образом.
Третье возражение касается российского гражданства, которым обзавелась за годы фактической независимости значительная часть жителей Абхазии и Южной Осетии. Не будет ли означать легализация суверенитета этих республик их фактическое присоединение к России? (Тем более что лидеры обеих не раз высказывались в пользу такого варианта). А если так, то речь идет о нарушении косовской модели, какой бы она в конечном итоге ни была. Ведь члены международной контактной группы, в том числе Россия, уже договорились о том, что присоединение Косова к другому государству (имеется в виду, хоть и не называется прямо, Албания) исключено. Если Косово, 90 процентов населения которого составляют албанцы, нельзя сделать частью Албании, то можно ли сделать Абхазию и (или) Южную Осетию частью России? Тут возникает и еще одно коварное «но», чеченское: коль скоро можно присоединить Абхазию и Южную Осетию к России, то почему нельзя Чечню от России отделить? Таким образом, внешне выгодное России решение вопроса о непризнанных республиках могло бы усилить позиции сепаратистов в одном из регионов России. И так далее – если покопаться в этой запутанной ситуации, список «но» можно было бы продолжить.
Итак, применение доктрины Вильсона в нынешней Восточной Европе сулит ничуть не меньше проблем, чем в 1918–1919 годах. Вывод из этого, наверное, может быть лишь один: нет типовых моделей, и никакие принципы и доктрины не могут использоваться при решении конфликтов априори. Каждая ситуация заслуживает того, чтобы рассматриваться отдельно, сама по себе, тем более что различий между упомянутыми выше «горячими точками» хватает, и каждая из них – еще и точка пересечения разнообразных геополитических, экономических интересов и национальных честолюбий.
Последние, как показывает опыт, перестают быть источником конфликтов и насилия в том случае, если оказываются вписаны в рамки крупного взаимовыгодного наднационального проекта.
Недаром посткоммунистические страны Центральной Европы, которые с середины 90-х годов сделали своим приоритетом европейскую интеграцию, избежали кровопролития на национальной почве, а страны Балкан и бывшего СССР – нет. Возможно, совместная выработка такого проекта для постсоветского пространства – куда более перспективное занятие для российской и европейской дипломатии, чем вечные «битвы железных канцлеров» вокруг маленьких, но лакомых кусочков чужой земли.
Gazeta.Ru 13.03.06
В современном мире не существует универсальных рецептов для решения межгосударственных конфликтов.
Призрак бродит по Восточной Европе. Призрак – нет, уже не коммунизма, как бывало, а худощавого пожилого человека в черном пальто, пенсне и цилиндре, с длинным, несколько лошадиным лицом. Человека этого звали Томас Вудро Вильсон, с 1913 по 1921 год он работал президентом Соединенных Штатов. Прославился прежде всего тем, что стал одним из основателей версальской системы – геополитического устройства Европы 20–30-х годов прошлого века. Система эта возникла в результате победы Антанты в Первой мировой войне и обладала таким множеством внутренних противоречий, что породила конфликты, которые стали причиной сползания Европы ко Второй мировой.
Термин «доктрина Вильсона» вошел в мировой политический лексикон в качестве синонима идеологизированной политики, движимой высокими и объективно благими мотивами, но слабо реализуемой на практике. Вудро Вильсон, неважно разбиравшийся в непростых европейских реалиях, тем не менее прибыл на Версальскую мирную конференцию 1919 года, преисполненный убежденности в том, что для решения всех проблем достаточно соблюдения нескольких основополагающих принципов и их неукоснительного применения во всех ситуациях. В качестве одного из таких принципов было выбрано пресловутое самоопределение наций. Этот принцип лег в основу 14 пунктов, сформулированных Вильсоном еще во время войны, в январе 1918 года, и содержавших перечень политических целей западных держав в Первой мировой. «Самоопределение» изначально не предполагало распад многонациональных империй, с одной из которых, Австро-Венгрией, Антанта воевала с 1914 года, другая же, Россия, к моменту начала Версальской конференции корчилась в лихорадке гражданской войны. Однако позднее Вильсон и другие лидеры союзных держав склонились к мысли о том, что будет лучше, если каждый из многочисленных европейских народов, особенно в восточной части Старого Света, получит возможность создать собственное государство.
Лучше, однако, не стало. Государственные границы, беспощадно перекроенные в Версале Вильсоном и его партнерами из лагеря победителей (побежденных – впервые в европейской истории – ни о чем не спрашивали, условия мира им просто продиктовали), не принесли Европе ни мира, ни благоденствия. А принцип самоопределения наций на практике воплощался весьма своеобразно. Скажем, судетских немцев, трансильванских и воеводинских венгров, а также жителей западных областей Украины и Белоруссии почему-то сочли недостойными оного самоопределения, сделав из них соответственно чехословацких, румынских, югославских и польских подданных. Правда, по условиям версальских соглашений любое притесняемое национальное меньшинство имело право представить жалобу в соответствующую комиссию Лиги наций. Эффективность этих обращений, однако, была такова, что само выражение «обратиться в Лигу наций» стало во многих языках идиоматическим, означая просьбу, заведомо обреченную остаться неуслышанной.
Возможно, именно крах версальской системы и стал причиной того, что в послевоенной Европе о самоопределении наций говорили уже с гораздо большей осторожностью.
В итоговых документах Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975) ключевым был провозглашен прямо противоположный принцип – нерушимости существующих границ. Однако и он вошел в противоречие с ходом истории: в начале 90-х границы в восточной части Европы менялись по несколько раз в год, причиной чего стал крах коммунистических режимов и, как следствие, восставшее из пепла стремление многих народов «самоопределиться».
Версаль словно бы вступил в заочное историческое соревнование с Хельсинки.
Результаты этого соревнования вроде бы говорят в пользу принципа нерушимости границ. Практически везде, где он соблюдался (Крым и Донбасс, северный Казахстан, Виленский край и др.), обошлось без кровопролития, и наоборот, там, где сепаратистские движения попытались добиться независимости для своих народов силой, это привело к трагическим последствиям (Чечня, Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, бывшая Югославия). Впрочем, нет правил без исключений: объединение Германии и распад Чехословакии прошли мирно, а из числа югославских республик две – Словения и Македония – добились независимости почти бескровным путем. (Вероятно, уже в нынешнем году этому примеру последует и Черногория, довершив тем самым процесс окончательного распада былой СФРЮ.) Заметим также, что в 90-е годы «самоопределялись» не только народы востока Европы и бывшего СССР. На карте мира появилось несколько новых государств, например Эритрея и Восточный Тимор, а некоторые страны, даже вполне благополучные, вроде Канады и Испании, по сей день сталкиваются с мощными сепаратистскими тенденциями в ряде своих регионов.
Косово, переговоры о будущем статусе которого недавно начаты в Вене, может стать одним из крупнейших триумфов неовильсонианства.
Еще до начала переговоров представитель международной контактной группы, британский дипломат Джон Сойерс дал без обиняков понять сербскому правительству, что независимость в том или ином виде косовские албанцы наверняка получат. При этом подчеркивается необходимость сохранения территориальной целостности края, то есть разделение Косова на меньшую (сербскую) и большую (албанскую) части, первая из которых могла бы остаться за Белградом, объявлено недопустимым. Снова напрашиваются параллели с Версалем, где не допустили присоединения к Германии населенных немцами судетских областей, оставив их в составе новорожденной Чехословакии и посеяв тем самым зерна будущего конфликта, в результате которого в 1938 году это государство погибло.
После определения границ территории, в рамках которой осуществляется «самоопределение нации», под этой нацией, согласно практике вильсонианства, обычно подразумевается всё проживающее там население, а не только одна из его этнических частей.
Но как заставить враждующие этносы жить в мире в новом независимом национальном государстве, не знает никто ни в 1918 году, ни в 2006-м.
Тем более что политика правительств новообразованных государств в подавляющем большинстве случаев носит ультранационалистический характер, направленный против «инородных» меньшинств. В результате «самоопределение» обычно сводится к этническим чисткам, об этом многое могли бы рассказать русские беженцы из Грозного, грузинские из Сухуми, сербы из ныне хорватской Краины, хорваты из сербских районов Боснии и многие другие. Лидеры сербской общины Косова также утверждают, что предоставление краю независимости будет означать для их соплеменников необходимость быстрой эмиграции, ибо защитить их от албанской ненависти в рамках суверенного Косова уже не сможет никто.
Триумфальное шествие неовильсонианства, несомненно, Косовом не ограничится. Скорее рано, чем поздно придет черед окончательного урегулирования «замороженных» конфликтов в СНГ – приднестровского, абхазского, южноосетинского и карабахского. Уже сейчас многие аналитики полагают, что Россия воспользуется той моделью независимости, которая будет выработана для Косова, с тем, чтобы позднее настаивать на предоставлении суверенитета по тому же образцу для непризнанных постсоветских республик, большинство из которых находится под покровительством Москвы. Таким образом, вильсоновский принцип будет использован для укрепления росийской сферы влияния на постсоветском пространстве. План был бы хорош, если бы не несколько «но». Прежде всего трудно представить себе условия, на которых власти Молдавии и Грузии согласились бы с легализацией утраты ими Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии. Можно, конечно, поступить с этими странами так, как в Версале обошлись с Германией, Австрией и Венгрией: поставить их перед свершившимся фактом, заставив проглотить горькую пилюлю. Но, исходя из опыта версальской системы, это – лучший способ посеять зерна будущих войн.
В случае с Косовом в качестве «утешительного приза» для Сербии может быть использована перспектива членства в ЕС, пусть и неблизкая. Но можно ли предложить что-то подобное Кишиневу и Тбилиси? Теоретически – да, практически – вряд ли, слишком бедны пока эти страны, и коль скоро даже Украина не получила от Запада никаких четких гарантий своего светлого европейского завтра, то очень сомнительно, что подобные гарантии будут даны Молдавии и Грузии. Тем более что право предоставлять оные принадлежит отнюдь не России, а Евросоюзу. Отсюда второе «но»: позицию Запада при решении вопроса о непризнанных республиках неизбежно придется учитывать. А эта позиция предполагает не только мирное разрешение межэтнических противоречий, но и изменение политической системы данных республик – в сторону большей демократичности и прозрачности. Последнее вряд ли устроит нынешние тамошние режимы, особенно приднестровский. (ОБСЕ отказалась послать наблюдателей на недавние парламентские выборы в этой республике как не соответствующие международным нормам).
Да и в Москве найдется немало политиков, кому перспектива расставания с давними и очень благожелательными партнерами, точнее вассалами, придется не по душе.
Тем более что в случае с Приднестровьем Россия имеет «свой» анклав, вклиненный между Украиной и Молдавией – государствами, отношения с которыми у Москвы в последнее время складываются не лучшим образом.
Третье возражение касается российского гражданства, которым обзавелась за годы фактической независимости значительная часть жителей Абхазии и Южной Осетии. Не будет ли означать легализация суверенитета этих республик их фактическое присоединение к России? (Тем более что лидеры обеих не раз высказывались в пользу такого варианта). А если так, то речь идет о нарушении косовской модели, какой бы она в конечном итоге ни была. Ведь члены международной контактной группы, в том числе Россия, уже договорились о том, что присоединение Косова к другому государству (имеется в виду, хоть и не называется прямо, Албания) исключено. Если Косово, 90 процентов населения которого составляют албанцы, нельзя сделать частью Албании, то можно ли сделать Абхазию и (или) Южную Осетию частью России? Тут возникает и еще одно коварное «но», чеченское: коль скоро можно присоединить Абхазию и Южную Осетию к России, то почему нельзя Чечню от России отделить? Таким образом, внешне выгодное России решение вопроса о непризнанных республиках могло бы усилить позиции сепаратистов в одном из регионов России. И так далее – если покопаться в этой запутанной ситуации, список «но» можно было бы продолжить.
Итак, применение доктрины Вильсона в нынешней Восточной Европе сулит ничуть не меньше проблем, чем в 1918–1919 годах. Вывод из этого, наверное, может быть лишь один: нет типовых моделей, и никакие принципы и доктрины не могут использоваться при решении конфликтов априори. Каждая ситуация заслуживает того, чтобы рассматриваться отдельно, сама по себе, тем более что различий между упомянутыми выше «горячими точками» хватает, и каждая из них – еще и точка пересечения разнообразных геополитических, экономических интересов и национальных честолюбий.
Последние, как показывает опыт, перестают быть источником конфликтов и насилия в том случае, если оказываются вписаны в рамки крупного взаимовыгодного наднационального проекта.
Недаром посткоммунистические страны Центральной Европы, которые с середины 90-х годов сделали своим приоритетом европейскую интеграцию, избежали кровопролития на национальной почве, а страны Балкан и бывшего СССР – нет. Возможно, совместная выработка такого проекта для постсоветского пространства – куда более перспективное занятие для российской и европейской дипломатии, чем вечные «битвы железных канцлеров» вокруг маленьких, но лакомых кусочков чужой земли.
Gazeta.Ru 13.03.06
У автора есть сайт: нет →.
Опубликовано 14 марта 2006 года
Новые статьи на library.by:
ПОЛИТИКА:
Комментируем публикацию: Тень Вильсона над Европой
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1142291609 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций