Мадлен Олбрайт "Мы выиграли эту войну..."

Политология, современная политика. Статьи, заметки, фельетоны, исследования. Книги по политологии.

NEW ПОЛИТИКА


ПОЛИТИКА: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПОЛИТИКА: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Мадлен Олбрайт "Мы выиграли эту войну...". Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2006-03-12
Источник: http://portalus.ru

ГЛАВА 23. ВСЕ ДЕЛО В МИЛОШЕВИЧЕ

Помню, когда-то давно я наблюдала по телевизору сеанс одновременной игры: блестящий шахматист, возможно, это был Бобби Фишер, в то время двенадцатилетний мальчик, вел сразу дюжину партий с разными противниками. Он двигался от стола к столу, изучал расположение фигур, делал свой ход, после чего переходил к следующему игроку. Эта ситуация довольно точно описывает, как я себя чувствовала на посту государственного секретаря, за исключением того, что вундеркиндом я не была, а те лица, что представали моему взору, когда я переходила от одного стола к другому, принадлежали Саддаму Хусейну, Муаммару Каддафи, Фиделю Кастро и аятолле Али Хомейни. Все эти игры были весьма непросты, поскольку малейшие изменения в характере движения одного действующего лица тут же сказывались на динамике всех прочих. Наши ходы определялись целым комитетом и заранее разглашались теми, кто не был согласен с каким-то решением. Новые противоречивые стратегии выкрикивались целы хором голосов с Капитолийского холма. А шахматная доска для игры на Ближнем Востоке готова была опрокинуться, и тогда состязание нужно было бы начинать заново. К началу 1998 года комната для игр так была уже переполнена — когда в дверь вломился еще один хорошо знакомый нам противник, Слободан Милошевич.
В конце февраля — начале марта около небольшого селения Преказ, что в югославской провинции Косово, сербские военизированные подразделения напали на деревни, в которых проживали этнические албанцы. Было уничтожено множество людей, целые семьи сожжены живьем в своих жилищах. Среди жертв погромов были женщины, дети и старики. Тысячи людей, спасаясь бегством, покидали свои дома. Большую жестокость край не видел со времен Второй мировой войны. Разъярен-
490
ная толпа собралась в столице края городе Приштине, чтобы выразить свой протест против убийств. Эти злодеяния явились частью операции, которая имела целью прекратить деятельность тех состоявших из этических албанцев партизанских отрядов, что устраивали столкновения с сербской полицией.
Если бы это был всего лишь отдельный инцидент, то трагедия не вызвала бы такого глобального резонанса. Но эти убийства произошли не на пустом месте, их корни уходят в далекое прошлое. В провинции Косово, которая по площади примерно равна штату Коннектикут, проживают около двух с небольшим миллионов человек. По воле рока край расположен на той гипотетической границе, которая отделяет европейских мусульман от христиан, в данном случае этнических албанцев от этнических сербов (Ради простоты изложения на протяжении последующих трех глав термин «албанцы» будет использоваться для обозначения этнических албанцев, проживающих в Косово. Если иное не оговорено отдельно, то это обозначение не относится к гражданам страны Албания – Прим. пер.). В таких обстоятельствах настоящее слишком часто предопределяется событиями прошлого.
В 1389 году сербское войско потерпело поражение от Османской империи в героическом бою, произошедшем недалеко от Приштины. Князь Лазарь, возглавлявший сербское войско, был захвачен турками в плен; его привели к турецкому султану и отрубили голову. До сих пор многие сербы, прославляя мужество своих войск, делают это во многом из желания отомстить за поражение. После той битвы Косово и остальная часть Сербии на несколько веков попали под османское господство. Но ни одна империя не вечна, и Османская — не исключение: на протяжении большей части XIX века она все больше уменьшалась в размерах. В 1878 году Сербия вновь получила независимость, а в 1912 году на некоторое время вновь утвердила контроль над Косово. После Первой мировой войны Сербия (включая Косово) вошла в состав королевства сербов, хорватов и словенцев, позднее известного под названием Югославии.
В 1974 году, при Тито, в югославскую конституцию были внесены поправки (Фактически считается, что в 1974 году в Югославии появилась новая конституция. – Прим. пер.) с целью предоставить Косово статус полностью автономного края и разрешить его многочисленному албанскому населению создать свой собственный парламент, открывать школы и другие учреждения. В течение последующих пятнадцати лет власть в Косово находилась преимущественно в руках албанских коммунистов. Проживание в Косово сербы жаловались на дискриминацию и унизительное
491
обращение. На волне этого недовольства у Милошевича, который 1989 году занял высший пост в Белграде, появилась благоприятная возможность укрепить свою репутацию сербского националиста, приняв сторону сербского меньшинства в Косово. Вскоре после прихода к власти он направил в Косово полицейские части, приказав закрыть школы. Тем самым было положено начало систематическому попранию политических и экономических прав албанцев.
Действия нового руководства вызвали обострение напряженной обстановки в крае. Исторические притязания как сербов, так и албанцев были вполне обоснованными, но Косово, которое многие сербы почитают за сердце своей нации, уже давно вросло в чужое тело. Более 90% населения края были албанцами. В соседних с провинцией областях, Македонии и Греции, также проживала значительная доля этнических албанцев, равно как и, разумеется, в самой Албании. Ожесточенный конфликт между косовскими сербами и албанцами мог охватить весь этот регион.
Администрация Буша-старшего, которая ранее, как правило, вела на Балканах довольно пассивную политику, на исходе президентского срока решила предпринять решительные действия. В 1992 году, на Рождество, американские дипломаты сообщили Милошевичу, что Соединенные Штаты будут готовы к силовому ответу, если сербы инициируют в Косово вооруженный конфликт. В 1993 году, через три недели после того, как президент Клинтон занял свой пост, госсекретарь Кристофер вновь подтвердил «рождественское предупреждение».
К чести албанцев, надо сказать, что они решили избрать мирную форму сопротивления сербским репрессиям: начали создавать параллельные «теневые» структуры. Под руководством Ибрагима Руговы и Демократического союза Косово (ДСК) албанцы продолжали настаивать на своей автономии, но действовали несиловыми методами. В результате, в то время как в Боснии разразилась настоящая война, в Косово огонь только разгорался. Официальные структуры власти, которые контролировались сербами, существовали наряду с неофициальными органами, которыми управляли албанцы. Однако югославская полиция не ослабляла мертвой хватки и не давала албанцам спуску; ее приемы запугивания только вызывали всюду ненависть. В то время ситуация в Косово была крайне обострена, но это нельзя было назвать войной.
Однако после подписания Дейтонских соглашений (Мирные соглашения в связи с событями в Боснии. – Прим. пер.) в 1995 году ситуация стала накаляться еще сильнее. Косовские албанцы огляделись
492
и увидели, что и боснийцы, и хорваты, и словенцы, и македонцы вышли из состава Югославии и образовали независимые государства. Албанцы лелеяли то же желание, но Дейтонские соглашения ничего не изменили в их положении. У многих уже не хватало сил дальше выносить ущемление своих прав, люди устали от призывов гражданских лидеров к терпению. Некоторые обратились к насильственным методам борьбы и присоединились к движению сопротивления, которое известно под названием Освободительной армии Косово (OAK). В то время нам было не много известно об этой малодисциплинированной группе, за исключением того, что она проводила некрупные по масштабу наступательные акции, направленные против косовских сербов. В январе 1998 года из наших источников в регионе мы получили информацию о том, что Милошевич готовится к ответной операции — жестокому военному удару.
Опасаясь кризиса, мы неоднократно пытались убедить сербского лидера не начинать новую волну репрессий и снова напомнили ему о нашем «рождественском предупреждении». Мы стремились укрепить позиции умеренных албанцев и для этого поощряли вступление на путь диалога с Белградом, нацеленного на восстановление автономии Косово. Мы высказались против международной поддержки OAK. Кроме того, изучали возможные пути оказания помощи демократически настроенным силам внутри Югославии, будучи убеждены, что проблемы Косово и всего региона нельзя решить, пока Милошевич у власти. Эти усилия, предпринятые с нашей стороны, отражали наше видение — которое разделял президент Клинтон и я сама — свободной и целостной Европы, включающей мирные Балканы. Чтобы воплотить это представление в жизнь, мы сначала должны были разгромить, сместить или пережить правление неистово националистических лидеров, вышедших на политическую арену с распадом Югославии. Президент Хорватии Франьо Туджман был тяжело болен, в Боснии ситуация наконец стабилизировалась, так что Милошевич оставался последним серьезным препятствием на пути к интеграции Балкан в демократическую Европу.
Перед тем как сербы устроили резню в селении Преказ, югославские власти уверяли нашего главного представителя на Балканах, посла Роберта Гелбарда, что применение силы в своих ответных действиях они сведут к минимуму. Теперь понятно, что это была ложь. Яростное нападение сербов не могло не усилить радикальные настроения в среде албанцев, ослабить позиции умеренных сил и ожесточить OAK. Милошевич уже был зачинщиком трех войн на Балканах (против Словении, Хорватии и Боснии). Было похоже на то, что он готов начать четвертую.
493
Когда в Боснии впервые разразился вооруженный конфликт, я еще входила в состав правительства. Позднее я стала представителем CША в ООН. Теперь я была государственным секретарем. Убийства в Преказе показались мне предвестием беды и вызвали готовность действовать решительно. Я считала, что мы должны немедленно остановить Милошевича. Публично я обозначила нашу позицию достаточно четко: «Мы не собираемся сидеть сложа руки и смотреть, как сербские власти творят в Косово то, что им уже больше не сходит с рук в Боснии». Рассчитывая на поддержку мирового сообщества, я приехала в Лондон на заседание Контактной группы (трансатлантического органа, созданного для решения балканской проблемы), в состав которой входили Соединенные Штаты, Россия, Великобритания, Франция, Германия и Италия.
Министр иностранных дел Робин Кук, устроитель встречи, начал с того, что ознакомил нас с проектом официального заявления, в котором перечислялись возможные санкции против Милошевича; действия, которые сербский лидер может предпринять, дабы избежать наложения этих санкций; угрозы дальнейших мер воздействия на тот случай, если Милошевич не выполнит требований. Это был метод типа «кнут — пряник — кнут». Робин и я придерживались единого мнения, и я была согласна с его предложениями. Он рассказал, что встречался с Милошевичем и понял, что тот явно не заинтересован в решении проблемы политическими средствами. Единственным вариантом для нас было заставить его изменить политический курс.
Затем выступила я. Со всей убедительностью, на какую только была способна, я призвала страны к решительным действиям. Я обратила внимание присутствующих на то, что именно здесь, в особняке Ланкастер-хаус, величественном здании, в котором проходит встреча, министры иностранных дел западных стран провели множество бесплодных совещаний по поводу Боснии. Мы даже находились в той самой комнате. Десятилетием раньше мировое сообщество не отреагировало на первые признаки этнических чисток на Балканах. Мы должны учиться на этих ошибках. Жестокие события в Косово произошли совсем к давно, но бесчеловечные амбиции Милошевича родились далеко не сегодня.
Я предупредила собравшихся, что ситуация в Косово отражается на положении во всем Балканском регионе. Мы не могли допустить, чтобы сербы пытались представить этот конфликт как исключительно внутреннее дело. Милошевич утверждал, что косовары проявляли стойкость; но насилие началось с его стороны. При Тито у албанцев автономия, а Милошевич ее у них отобрал. Никакой OAK и не появи-
494
лось бы, не лиши Милошевич косоваров их прав. Мы должны были предпринять конкретные меры, которые могли бы расширить нашу власть над Белградом. Именно таким образом Милошевич был в свое время посажен за стол переговоров в Дейтоне, и сейчас другого обращения он тоже не поймет.
Мне показалось, что я была убедительна, но, по всей видимости, ошибалась. Министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин попросил отложить введение санкций, более резко осудить деятельность OAK, а также открыто заявить о неприемлемости отделения Косово от Югославии. Глава внешнеполитического ведомства Италии Ламберто Дини выразил обеспокоенность по поводу того, что наложение санкций на Милошевича может, вопреки ожиданиям, привести скорее к нежеланию сербской стороны к сотрудничеству, Дини настаивал на том, чтобы мы более активно занялись пресечением контрабандных поставок оружия для боевиков OAK. Евгений Примаков, который вообще не считал целесообразным проведение этой встречи, в знак протеста послал вместо себя одного из своих представителей. Робин Кук и я по очереди высказали критику в адрес российского посланника, который явно решил, что наилучшей тактикой будет вымотать нас своей неуступчивостью. Когда мы потребовали от него дать согласие на наложение хотя бы части санкций, он ответил, что ему даны указания выступать против любых карательных мер. Затем он начал тормозить принятие резолюции.
Дискуссия принимала все более ожесточенный характер. Слушая речи выступающих, я с раздражением что-то машинально чертила в своем блокноте для записей. Я приехала на эту встречу, будучи готова ясно изложить свои твердые взгляды, и не собиралась обманывать доверие тех, кто отдавал руководящую роль Америке. В какой-то момент обычно непримиримый Джейми Рубин настоятельно посоветовал мне пойти на компромисс по какому-то вопросу. Я нахмурилась и ответила ему: «Джейми, по-вашему, мы что, в Мюнхене?»
Четыре часа спустя мы пришли к согласию относительно санкций, вторые следует наложить на Белград, и только Россия отказалась присоединиться к ряду положений. Остальные участники встречи высказались в поддержку введения моратория на экспортные кредиты и запрета на выдачу въездных виз высокопоставленным сербским чиновникам, а также проведения судебного расследования военных преступлений. Мы приняли совместное решение отправить влиятельного посланника (бывшего премьер-министра Испании Фелипе Гонсалеса) для продвижения диалога между сербами и албанцами. Кроме того, мы предупредили Милошевича о введении дополнительных санкций в
495
случае, если жестокие действия сербских спецслужб и полиции в Косово не будут прекращены.
Я добилась практически всего, на что рассчитывала, однако этого запаса, как оказалось, хватило ненадолго. По прошествии какого-то времени мои европейские коллеги выразили гораздо более терпимое отношение к политике Милошевича, чем я. Они подчеркивали, что часть сербских спецслужб уже отозвана из Косово. У меня напротив, имелись доказательства того, что специальные подразделения сербской полиции только активизировались, а вовсе не покинули территорию края. Европейские лидеры ссылались на то, что Белград обратился к ним с предложением возобновить международное присутствие в Косово. Я же указывала на отказ Милошевича принять у себя делегацию во главе с Гонсалесом. Европейцы не считали нужным вводить дополнительные санкции. Я же полагала, что это просто необходимо.
Второе заседание Контактной группы было запланировано провести 25 марта в Бонне. Я приехала туда накануне вечером и ужинала с Примаковым. Ельцин только что отправил в отставку кабинет министров, почти в полном составе. Примаков объяснил, что сам он сохранил свой пост благодаря тому, что со времен совместной работы Политбюро он всегда был союзником Ельцина. Ельцину было удобно иметь с ним дело, потому что министр не являлся для него потенциальным соперником.
Обсуждая ситуацию в Косово, мы сошлись на том, что гражданская война может иметь катастрофические последствия. Во всех прочих аспектах проблемы взгляды наши были резко противоположны: Примаков защищал Милошевича; он считал, что именно албанцы, а не сербы играют в настоящее время дестабилизирующую роль. Он также отметил, что Россия считает Косово внутренним делом Югославии и убеждена, что введение санкций против Милошевича только дополнительно ожесточит сербских националистов. Лично мне казалось, что позиция России определялась не столько ее солидарностью с братьями-славянами, сколько опасением, что вмешательство мирового сообщества явится прецедентом, который позволит провести аналог действия международных сил и в России, где чеченские сепаратисты регулярно вступали в столкновения с армией.
Заседание Контактной группы, проходившее под председательством министра иностранных дел Германии Клауса Кинкеля, по большому счету закончилось ничем. В результате я убедилась, что это не тот орган, с помощью которого нужно бороться с Милошевичем. Очевидно, что добиться согласия на решительные действия России
496
было бы чрезвычайно сложно, а Франция с Германией обычно не идут на противостояние с Москвой. У итальянцев были налажены активные деловые связи с сербами, и они не были расположены вводить против Белграда санкции. Милошевичу было совсем нетрудно
парализовать эти страны успокаивающими жестами и пустыми словами.
Таким образом, я пришла к заключению, что мы не можем довольствоваться полумерами и придерживаться условий консенсуса по Косово – мы должны взять инициативу в свои руки. Однако это будет возможно только в том случае, если мне удастся добиться согласия в собственном правительстве, а это задача не из простых. Совет Национальной Безопасности и Пентагон выражали все большее недовольство моими декларациями о намерениях. Администрация не испытывала желания вступать в новый конфликт, к тому же с угрозой военных действий. Министерство обороны, которое дало свое согласие по вопросу дальнейшего пребывания американских войск в Боснии, не прельщала перспектива проведения новых операций на Балканах. Вследствие этого администрация, к моему огорчению, перестала повторять свое «рождественское послание» 1992 года.
Я считала, что срочно необходимо вновь заявить о возможности нанесения воздушных ударов. Милошевич мог истолковать отсутствие явных предупреждений с нашей стороны как зеленый свет для продолжения репрессий. Нашей политике недоставало шипов. Как-то днем, 23 апреля, Роберт Гелбард, Строуб Тэллбот и я расположились в Западном крыле Белого дома для совещания с Сэнди Бергером.
Я предупредила собравшихся о неэффективности до сих пор предпринимавшихся шагов. Ситуация в Косово неминуемо перерастет в масштабный конфликт, если не будет достигнуто политическое урегулирование. Катастрофы не произойдет, пока Милошевич чувствует угрозу, — а раз применение силы снято с рассмотрения, ничто его не будет останавливать. Наша текущая позиция на тот момент формулировалась так: «ничто не исключено». Это звучало неубедительно, поскольку и вправду было выражением нерешительности. Это было явным шагом назад по сравнению с нашей прежней позицией. Мы опять проявляли робость, которую в свое время обнаружили в ситуации с Боснией.
Гелбард присоединился к моему мнению, заявив, что для того, чтобы убедить Милошевича сесть за стол переговоров, мы должны применить угрозу силовых действий. Чтобы это не было пустыми словами, НАТО должно заняться планированием бомбардировок. В этот момент Гелбарда в раздражении оборвал Сэнди Бергер: «Нельзя так вот
497
просто вести разговоры о нанесении воздушных ударов в центре Европы. Какие цели вы намереваетесь поразить? Что вы будете делать следующий день после бомбардировок? Безответственно делать угрожающие заявления, не имея при этом четко разработанного плана. Интересно вы тут, в Госдепартаменте, рассуждаете о бомбардировках; все это похоже на бред сумасшедшего».
В Джорджтаунском университете я всегда учила своих студенток не бояться прерывать собеседника. И в этот раз я сама последовала этому совету и сказала: «Мне это надоело. Всякий раз, когда кто-то говорит о применении силы, он подвергается нападкам с переходом на личности — а не критике по существу. Пять лет назад, когда я предложила силовое решение проблемы в Боснии, Тони Лэйк так и не дал мне закончить изложение моих доводов. Ну а теперь я государственный секретарь и буду настаивать, чтобы уж эту-то дискуссию мы завершили как следует».

В конце весны, когда Милошевич усилил удары с вертолетов и приказал сжечь косовские деревни, мы обратились уже не в Контактную группу, а в НАТО. По настоянию США Альянс начал разрабатывать планы нескольких возможных операций, в том числе превентивного ввода войск в Албанию и Македонию с целью помешать распространению конфликта; ударов с воздуха в случае, если начнутся более жестокие преследования албанцев со стороны сербов; размещения миротворческих сил при достижении договоренности дипломатическими средствами.
Дипломатические отношения особенно осложнились, когда Великобритания распространила черновой вариант резолюции Совета Безопасности ООН, в котором допускалась возможность внешнего военного вмешательства в косовский конфликт. Замысел был хорош, но оформлен он был неразумно. Я позвонила Робину Куку, и он сказал мне, что его юристы говорят о необходимости мандата Совета случае, если НАТО решит действовать, — на что я ответила, что следует сменить юристов. Если бы резолюция ООН прошла, то был создан прецедент, который показал бы, что НАТО, прежде чем действовать, требуется разрешение Совета Безопасности. А это означает, что у России, не говоря уже о Китае, появилось бы право налагать вето на операции НАТО. Если бы резолюция не прошла, то рассматривали бы как победу Милошевича, в связи с чем действия НАТО оказались бы еще более затруднены. Существовал еще третий вариант: резолюция могла пройти, но только в своей беззубой ре-
498
дакции, поскольку иначе нельзя было бы добиться согласия России. Три возможности, три неудовлетворительных результата. Неплохая перспектива.
Нашей целью было урегулирование конфликта между Милошевичем и албанцами путем переговоров, предоставив краю значительную долю независимости. Для достижения этой цели сначала требовалось найти посредников с албанской стороны, состав представителей которой отличался неоднородностью и наличием различных мнений. Ибрагим Ругова, избранный глава параллельного косовского правительства, был тонким человеком, мягким интеллектуалом, известным своими непременными шарфами и пользовавшимся репутацией пацифиста. Но было ясно, что OAK, контролировавшая потоки вооружений, не примет Ругову в качестве своего представителя на переговорах. Кроме того, такой выбор посредника не одобрили бы и некоторые другие албанские политические лидеры, которым Ругова представлялся излишне пассивным в отношениях с сербами и чересчур неосторожным в отношении внутрипартийных разногласий.
Ругова всегда отказывался встречаться с Милошевичем, однако в мае 1998 года он согласился прибыть во главе небольшой делегации в Белград и выяснить, возможен ли будет запуск переговорного процесса. Как оказалось, этот шаг был ошибочным. Сербская пресса тут же ухватилась за возможность опубликовать фотографии, на которых Милошевич и Ругова вместе над чем-то смеются. Снимки подоспели как раз к тому времени, когда сербская полиция занималась мародерством в албанских деревнях, и этот инцидент дополнительно подорвал авторитет Руговы в среде албанцев.
Мы попытались исправить ситуацию, и с этой целью пригласили албанскую делегацию в Вашингтон, желая продемонстрировать свое уважение и стремление к дружественным отношениям. Во время нашей встречи я была обескуражена поведением коллег албанского лидера: они были напряжены и даже во время его речи жестами выражали свое неодобрение. Тем не менее, Ругова высказался прямо и решительно. Он отметил, что ситуация в Косово обостряется день ото дня, и призвал НАТО создать «бесполетные зоны», которые остановят удары сербских вертолетов. Он также сказал, что целью албанцев является независимость, однако они могут согласиться и на временный статус международного протектората и даже не прочь, как он пошутил, стать пятьдесят первым штатом Америки. Я ответила ему, что мы не можем поддержать их желание приобрести полную независимость, однако сделаем
499
все возможное для того, чтобы Косово добилось автономии и встал на путь безопасного существования (Наше нежелание одобрить стремление албанцев к независимости было не столько принципиальным, сколько основывалось на прагматической оценке положения в регионе. Македония и Греция активно выступали против независимости Косово, поскольку опасались, что это подогреет сепаратистские тенденции среди этнических албанцев уже в этих государствах. В других странах тоже были свои меньшинства, стремившиеся к независимости: это и чеченцы в России, и абхазцы в Грузии, и курды в Турции, и баски в Испании. В общем плане, ряд европейцев опасался, что, обретя независимость, край станет очагом исламского экстремизма и организованной преступности. Без поддержки со стороны европейских стран мы своих целей в Косово достичь не могли, а если бы мы выступили за независимость Косово, то поддержки Европы нам было бы не видать. – Прим. авт.).
Когда встреча подошла к концу, Ругова преподнес мне в подарок небольшой полудрагоценный камень из Косово. Это была одна из причуд албанского лидера — неизменно дарить камни. Днем раньше президент Клинтон получил от него в подарок двухкилограммовый кусок кварца. За жизнь мне встречалось множество диссидентов в Центральной Европе, и не только. Обычно так и чувствуешь их страсть и неравнодушное отношение к делу, и в смысле этих внешних проявлений Ругова был исключением. Хотя нередко он озадачивал собеседников, тем не менее, я пришла к выводу, что одна из его сильных сторон – в том, что его постоянно недооценивают. Люди относились к нему с некоторым пренебрежением, но он не уходил с политической сцены, и когда наставало время выборов, косовары чаще высказывались именно за него.
На всем протяжении косовского кризиса дипломатическая стратегия Милошевича сводилась к перекладыванию всей вины на «террористов» OAK. Никто не способствовал живучести этой стратегии больше, чем сама OAK. Практически каждый раз, когда нам удавалось обуздать Милошевича, партизаны Армии пользовались открывшейся возможностью и начинали борьбу. Их положение продолжало укрепляться; движение росло изнутри — за счет студентов и националистов и снаружи — за счет сочувствующих этническим албанцам граждан разных стран, в том числе и таких отдаленных, как Соединенные Штаты.
Весной и в начале лета Россия и Контактная группа оказали на Милошевича давление, настаивая на выводе из Косово дополнительно направленных в край спецподразделений. Он отказался выполнить это требование и предпринять хотя бы какие-то шаги в направлении восстановления политических прав косоваров. Однако все-таки отдал распоряжение о том, чтобы проведение военных и полицейских акции ограничивалось пограничным регионом и основными транзитными
500
трассами. OAK воспользовалась этим для того, чтобы проникнуть в сельские области, установить на второстепенных дорогах блокпосты и хвастливо сообщить средствам массовой информации о возникновении «освобожденных районов». Члены OAK обещали, что в этих зонах они будут защищать косоваров, и даже начали выпускать номерные знаки и проводить собственные конкурсы красоты.
К середине июня стало очевидно, что без участия мятежников никакое политическое урегулирование состояться в принципе не может, поэтому наши дипломаты начали проводить встречи с представителями OAK. Они привели в ярость Милошевича и уязвили европейцев, однако это был единственный способ достичь прогресса в разрешении косовского вопроса. Первоначально при общении с нами авторитеты OAK откровенно говорили о своей цели, а именно: освобождении края. Они сказали, что их действия будут определенно носить силовой характер, и выразили уверенность в своем успехе. Вследствие этого такие вопросы, как прекращение огня и начало переговорного процесса, их не интересовали. Лично у меня было смешанное отношение к этим сепаратистам. Я была единодушна с ними во враждебном отношении к Милошевичу, понимала их стремление к независимости и была согласна с тем, что порою ради торжества справедливости необходимо применить силу. С другой стороны, не было похоже на то, что большинству лидеров OAK свойственно демократическое мышление. Часто неразборчивые в своей агрессии, они, казалось, были полны решимости спровоцировать сербскую сторону на суровые ответные меры и создать в крае такое положение, при котором вмешательство мирового сообщества будет уже неизбежно. Я хотела помешать Милошевичу продолжать свои мародерские действия в отношении Косово, но не хотела, чтобы эта решимость использовалась OAK в неприемлемых для нас целях. Поэтому мы усиленно настаивали на том, чтобы нам не отводилась роль военно-воздушных сил Освободительной армии Косово и чтобы нам не пришлось выручать OAK, если вдруг она в результате собственных действий окажется в затруднительном положении. Мы осуждали проявление насилия любой из сторон конфликта.
OAK была заклятым врагом Милошевича, однако акции боевиков были ему на руку с дипломатической точки зрения. Если бы он повел себя разумно, то смог бы обернуть мнение всей мировой общественности против партизан Армии. Для этого ему нужно было удовлетворить требования косоваров по поводу контроля над краевыми органами власти и одновременно провести скоординированную операцию по перекрытию каналов снабжения OAK, аресту ее членов, охране мирного населения и предпринять ответные меры. Мировое сообщество не стало бы
501
возражать против такой линии поведения; наоборот, мы бы только приветствовали урегулирование конфликта, при котором устанавливалась бы автономия края и одновременно соблюдались бы права человека. Прискорбно, но Милошевич не был способен рассматривать Косово в качестве проблемы, требующей политического и дипломатически решения. Он видел перед собой только оппозицию, которую необходимо уничтожить. Поскольку права албанцев его не волновали, он думал что и нам до этого не будет дела. Прошло еще много мучительных месяцев, прежде чем мы доказали, что он был неправ.

В июле 1998 года от своих прежних хвастливых обещаний OAK реально перешла к активным военным действиям и провела «летнюю наступательную операцию». Это была катастрофа. Сербское контрнаступление было массированным и длительным. Сербская сторона выбрала стратегию по перекрытию каналов снабжения OAK: для этого было решено взять под контроль граничащие с Албанией территории края, а затем изгнать мятежников буквально из каждого села. Результатом такого решения стала операция устрашения, которая заставила сотни тысяч гражданских лиц и боевиков OAK укрыться в горных и лесных районах. Милошевич считал, что у него появилась возможность уничтожить партизанское движение и одновременно запугать стремящихся к независимости косоваров и тем самым убедить их оставить всякую надежду на освобождение. Однако его наступательные действия вызвали совершенно неожиданные последствия.
Во-первых, действия сербской армии ослабили албанских партизан, в связи с чем давление на Милошевича и призывы к политическому урегулированию конфликта только усилились. Когда OAK была сильна, албанцы не могли выступать на переговорах с единых позиции, потому что Ругова был чересчур слаб, а ОАК — слишком категорична Партизаны обещали освободить Косово от Сербии, не участвуя в переговорах и не идя на компромиссы. Они также поручились защита мирное население на территориях, которые были ими «освобождены». Но когда сербские подразделения начали наступать, ОАК покинула свои рубежи. Сельские жители подверглись грубому, жестокому обращению со стороны сербов и разочаровались в своих так называемых защитниках. В результате этих изменений Ругова приобрел среди албанцев достаточный вес, чтобы заняться формированием команды для в переговорах, не заслужив при этом ярлыка «предатель». Даже ОАК согласилась с необходимостью переговоров.
А это означало, что наши посредники могли наконец начать дискуссии с обеими сторонами и обсудить возможные варианты будущей
502
автономии Косово. Второе последствие сербского наступления было ее безобидно. Тысячи беженцев из Косово оказались перед возможностью замерзнуть в ближайшую зиму до смерти. Многие семьи, спавшиеся от сербской агрессии, боялись вернуться домой, пока армия Милошевича продолжает нападать на косоваров. Хотя на Милошевича оказывалось существенное давление и ему настоятельно советовали переговорить с Руговой на тему автономии края, вряд ли этого нажима было достаточно, чтобы он согласился с предложениями и принял конкретные условия. В конце концов, ведь преимущество в войне было явно на его стороне.
Было очевидно, что одни только экономические санкции не способны помешать Милошевичу уничтожать албанцев. Необходимо было, в чем я и была убеждена с самого начала, дополнить дипломатические методы силовыми. Я еще раз изложила свои доводы по этому вопросу своим коллегам по администрации: если мы не начнем сейчас действовать, то кризис охватит еще большую территорию, приведет к смерти еще большего числа людей. В случае бездействия с нашей стороны мы будем выглядеть слабыми, а трудности будут накапливаться, и, в конечном счете, мы все равно, так или иначе, решим прибегнуть к силе, только на этот раз уже в более осложненных и трагических обстоятельствах.
Я также заявила, что необходимо продумать согласованную стратегию, имеющую целью положить конец правлению Милошевича в Белграде. Я понимала, что в Дейтоне прагматизм диктовал нам, чтобы ради окончания боснийской войны мы имели дело с Милошевичем, но я ему никогда не доверяла. Его амбиции невозможно было удовлетворить иначе, как за счет других людей. Кроме того, наши интересы в Косово являлись продолжением наших интересов в мирной Европе, а Югославия, имея у кормила власти Милошевича, никогда бы не смогла влиться в такую Европу. Мы должны были дать сербским предпринимателям сигнал, что его правление невыгодно для развития бизнеса, убедить сербских военных, что своей политикой он нарывается на полное разрушение силовых органов Югославии, а сербский средний класс убедить в том, что Милошевич хоронит их надежды на мир и процветание в будущем. В конце концов, усиленные каждодневными сообщениями о бедственной ситуации в Косово, мои аргументы восторжествовали. Президент одобрил стратегию, суть которой заключалась в поддержке альтернативных режиму Милошевича вариантов обустройства жизни в крае — поддержке с помощью открытых, публичных средств. Кроме того, мы рассчитывали добиться от Альянса вынесения четкого решения по Косово.
503
В области сотрудничества с НАТО наш план заключался в следующем: мы рассчитывали заставить Милошевича остановить наступление и уменьшить количество сербских спецподразделений в Косово до уровня, существовавшего до начала агрессии. Кроме того, Милошевич должен был всерьез вступить в переговоры с албанцами с целью достижения предварительной договоренности по вопросам автономии края. В случае его отказа пойти на эти условия НАТО предприняло бы длительную серию авианалетов на сербские позиции в Косово, а также непосредственно на территорию Сербии. Хотя мы не могли рассчитывать на то, что Совет Безопасности ООН открыто санкционирует применение силы, мы все-таки использовали свои рычаги в Совете, чтобы заручиться политической поддержкой других стран. 23 сентября Совет принял резолюцию, где ситуация в Косово объявлялась угрозой мирному и безопасному существованию, и перечислялся ряд шагов, на которые был обязан пойти Милошевич. На следующий день Альянс распространил официальное предупреждение и заявил, что если сербское наступление будет продолжено, то он готов нанести воздушные удары.
30 сентября в Ситуационной комнате Белого дома состоялось заседание Комитета принципалов. На столе перед нами лежала фотография из свежего номера New York Times. В центре фотографии был отчетливо виден труп человека, больше похожий на скелет, он застыл, как был, с открытым ртом, будто издавал последний безмолвный крик. Это было одно из тел восемнадцати людей — женщин, детей и стариков, — погибших от рук сербов и ожидавших погребения в косовском городке Горне Обринье. Несколькими днями ранее сербская полиция обнаружила пятнадцать человек, скрывавшихся от преследования в ущелье, и убила их. Трое мужчин, в том числе девяностопятилетний паралитик, были сожжены заживо в собственных домах. Еще шестнадцать мирных жителей были найдены расстрелянными или избитыми до смерти в близлежащих деревнях. Это было ответом Милошевича на предупреждения ООН и НАТО.
В то утро, увидев фотографию и прочитав относящуюся к ней статью, я снова подумала о своем обещании не допустить на этот раз повторения резни, какую мы наблюдали в Боснии. Там погибло несколько сотен тысяч человек. В Косово на тот момент потери составляли сколько сотен погибших. Чтобы избежать повторения трагедии должны были добиться исполнения своего решения.
Комитет принципалов рекомендовал президенту Клинтону отправить Ричарда Холбрука — в то время бывшего частным лицом – в качестве специального посланника в Белград для официального изложения сербской стороне условий НАТО. В этом году Холбрук уже сопровождал
504
Боба Гелбарда в нескольких поездках и пытался использовать контакты, излаженные с Милошевичем во время переговоров в Дейтоне. Теперь мы решили отправить Холбрука в Белград, чтобы показать наше стремление рассмотреть любую разумную альтернативу силовому решению проблемы. Но, прибыв в Белград, Холбрук не сумел достичь прогресса, поскольку даже его влияния оказалось недостаточно.
Милошевич все так же был убежден, что НАТО не решится пойти дальше своих неоднократных предупреждений. Он знал, что некоторые европейские лидеры настаивают на принятии второй, более жесткой резолюции Совета Безопасности ООН — резолюции, на которую Россия, разумеется, наложила бы вето. В Германии к работе собиралось приступить новое коалиционное правительство, имевшее в своем составе полупацифистскую партию «зеленых». Италия уверяла нас, что не откажется от своей твердой, неуступчивой позиции, но в свете парламентского недовольства возможностью воздушных ударов с итальянских баз правительству Проди грозила отставка. Милошевич провел одну из своих периодических показных операций и демонстративно отозвал из Косово небольшое количество сербских войск, было похоже, что он упорно стремился затянуть переговоры с Холбруком в надежде, что в НАТО произойдет раскол. Значит, НАТО, в свою очередь, было необходимо сформулировать свою позицию предельно жестко. 8 октября в Брюсселе Холбрук и я провели встречу с представителями Альянса. Мы пришли к общему мнению, что договориться с Милошевичем без применения силы невозможно. Затем мы совместно отправились в Лондон на заседание Контактной группы с целью сделать аналогичное заявление там и убедить европейцев, что мы делаем все возможное для привлечения русских на свою сторону. А это означало работу с новыми лицами. Дело в том, что Борис Ельцин, под влиянием экономических неурядиц, отправил в отставку очередного премьер-министра, на этот раз назначив на эту должность моего друга Евгения Примакова. Новый министр иностранных дел, Игорь Иванов, был профессиональным дипломатом, и с ним я тоже хотела и была очень рада познакомиться.
Из соображений удобства встреча была устроена прямо в вестибюле для VIP-персон аэропорта «Хитроу». Присутствовало шесть министров иностранных дел, каждый с целой свитой помощников. Небольшое помещение было заполнено до отказа; к тому же тут и там расхаживали служащие аэропорта, предлагавшие чай и печенье. Я спросила Робина Кука, нельзя ли ограничить состав присутствующих только высшими должностными лицами. Он согласился. Последовала напряженная дискуссия, в ходе которой министр иностранных дел Германии
505
Кинкель неоднократно давил на главу внешнеполитического ведомства России Иванова, пытаясь убедить его поддержать резолюцию Совета Безопасности ООН, разрешающую вооруженное вмешательство мирового сообщества. Иванов сказал, что Россия не допустит, чтобы подобная резолюция была принята, и сослался на обещание Милошевича отозвать войска. Я ответила на это: «Милошевич — прирожденный лжец». Участникам встречи не удалось переубедить российского представителя, однако встреча не прошла даром: мы дали европейцам понять, что при таком положении дел Совет Безопасности ООН не будет играть решающей роли. Если страны не хотели, чтобы этой зимой в Косово случилась катастрофа, они должны были следовать за нами и действовать более решительно, и у них было бы оправдание.
После этой встречи Холбрук вернулся в Белград. На этот раз его позиции были существенно сильнее. Хотя мы пришли к согласию с нашими союзниками по НАТО не по всем вопросам, но за прошедшие месяцы, активно проводя консультации и применяя хитрость, мы кое-чего добились, и теперь эти усилия окупались. Французы заявили, что будут поддерживать действия НАТО из гуманитарных соображений, хотя, в принципе, предпочитают, чтобы для этого имелась резолюция Совета Безопасности. Только вступивший в должность немецкий канцлер Герхард Шредер уверял президента Клинтона, что его правительство будет голосовать «за». А затем и итальянцы полностью перешли на нашу сторону. Ранним утром 13 октября НАТО было официально принято решение о применении силы, если через четыре дня Милошевич не пойдет на уступки. Через несколько часов Холбрук объявил, что с Милошевичем подписан договор.
Согласно достигнутой договоренности, Милошевич должен был за десять дней уменьшить численность сербских войск и полиции на территории Косово. Беженцам и перемещенным лицам было разрешено вернуться в свои дома. До двух тысяч международных наблюдателей планировалось разместить в крае под эгидой Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Самолетам НАТО было предоставлено право совершать полеты над территорией Косово с цель контроля за действиями сербов. Предполагалось через девять месяцев провести выборы, а также сформировать новую многоэтническую полицию. Югославия, кроме того, должна была сотрудничать с трибуналом по расследованию военных преступлений. Наконец, Белград взял на себя обязательство вступить в переговоры с косовскими лидерами и в результате политического урегулирования вернуть краю автономию.
Октябрьское соглашение было скорее латанием дыр, чем серьезными подвижками. Обязательства, которые принял Милошевич, могли
506
быть аннулированы, и было ясно, что именно так и произойдет, но на тот момент соглашение позволило сотням тысяч людей спуститься с гор перезимовать у себя в домах. Договоренность дополнительно доказала, что судьба Косово — вопрос, не безразличный всему мировому сообществу. К тому же в договоре устанавливался ряд обязательств, которые официально брал на себя Милошевич и за выполнение которых нес ответственность. И — что, возможно, самое важное — применение натовскими войсками силы было лишь временно отложено, но не исключено вовсе.

Через несколько недель хрупкий задел начал сходить на нет — «заплатка» уже не держалась. В отличие от участников конфликта в Боснии, где годы борьбы ослабили волю обеих сторон, югославские и албанские экстремисты не были ни изнурены, ни удовлетворены. В ноябре Милошевич сменил глав силовых ведомств, поставив на их место бескомпромиссных сторонников жестких действий, которые кичились тем, что смогут уничтожить партизан за считанные дни. Между тем OAK готовилась к войне: пополняла свои ряды новыми боевиками и получала поставки оружия из Албании. Несмотря на снежную зиму, отдельные засады и обстрелы сохраняли напряженность обстановки в Косово.
Находясь в Вашингтоне, я каждый день читала отчеты, представленные международной группой инспекторов, которую возглавлял посол США Уильям Уокер. Уокер раньше уже служил в горячих точках. Благодаря его первоклассной работе в Хорватии была организована миротворческая миссия ООН, во время которой он часто общался с Милошевичем. Теперь он был главным контролером группы наблюдателей, в чьи обязанности входило объезжать Косово на ярких оранжевых автомобилях и сообщать о том, что они видят. Поскольку для невооруженных людей эта работа была опасна, наблюдатели ограничили подобные операции дневными часами; ясно, что ни сербские войска, ни UAK такого расписания не придерживались.
Мы понимали, что весеннее потепление облегчит перевозку боевиков и оружия и повысит вероятность проявления насилия. В связи с этим, если мы хотели избежать кровавой весны, было необходимо действовать быстро. Я попросила одного из моих ближайших советников, Джеймса О’Брайана, автора Дейтонских соглашений, вести переговоры совместно с послом Кристофером Хиллом. Вдвоем они предложили такой вариант урегулирования конфликта, при котором Косово оставалось в составе Югославии и одновременно самостоятельно формировало бы свои милицейские подразделения и другие органы самоуправления. Не исключая возможности, что, в конечном счете, автоном-
507
ный край обретет полную независимость, такое предложение предусматривало временный (по крайней мере, на трехгодичный период) перенос обсуждения этого взрывоопасного вопроса.
В частном порядке сербы говорили нам, что Милошевич готов заключить соглашение, но нас интересовало, на каких условиях. Мы должны были проверить, что это не пустые слова, но прежде нужно бы убедить албанцев создать единую команду представителей для участия в переговорах и достичь согласия по ряду осуществимых мер. А это опять оказалось непростой задачей. OAK вновь набирала силу и демонстрировала нежелание идти на компромисс. Различные албанские лидеры высказывались друг о друге с презрением, иногда угрожали друг другу применением силы и не могли прийти к общему мнению. Драгоценные недели пролетели моментально, а албанцы, к нашему разочарованию, даже не согласились на встречу.
На исходе зимы мои опасения усилились еще больше. В рядах албанцев не было единства, и в этих условиях Милошевича нельзя было обвинять в нежелании идти на переговоры. Так как OAK активизировалась, наши союзники не хотели упрекать, не то что бомбить сербов. А поскольку доверять Милошевичу было нельзя, мы не могли убедить OAK, что Косово в состоянии защитить небольшая невооруженная группа наблюдателей ОБСЕ. В результате переговоры застопорились, а насилие только нарастало.
В середине декабря сербскими войсками был убит тридцать один боевик OAK: члены армии пытались пересечь границу со стороны Албании. Несколько часов спустя этнические албанцы расстреляли из пулемета шестерых сербских подростков в одном из косовских баров. Через два дня местный чиновник, серб по национальности, был найден убитым на дороге в аэропорт Приштины. Не прошло и недели, как сербские подразделения снова совершили нападение на албанские селения.
Я чувствовала, что пора попробовать нечто иное. Ситуация представлялась решающей для проверки ведущей роли Америки, а также адекватности и эффективности действий НАТО. В апреле Альянс должен был отметить свою пятидесятилетнюю годовщину. Если бы мои опасения оказались обоснованными, это событие должно было совпасть с очередной гуманитарной катастрофой на Балканах. А мы выглядели как дураки, провозглашающие готовность Альянса к двадцать первому веку и неспособные справиться с конфликтом, который начался в четырнадцатом.
15 января 1999 года Комитет принципалов собрался для обсуждения «новой» стратегии по Косово. Представленные документы был подробны и, на первый взгляд, казались исчерпывающими. В резуль-
508
тате многословных дискуссий по вопросам «возобновления переговорного процесса» и «усиления влияния» на обе стороны конфликта был составлен предлагаемый перечень задач. Проблема была в том, что все это не выходило за рамки краснобайства. Так называемые «решительные действия» были полной неразберихой. Ясного пути к решению проблемы в этой сумятице не просматривалось.
В ходе встречи я высказала свое мнение: предлагаемая стратегия недостаточна, и мы должны посмотреть на проблему Косово через более сильную лупу. «Достигнутая в октябре договоренность о прекращении огня, — сказала я, — очень хрупкая. Мы уже наблюдаем в крае проявления насилия, которых не ожидали, по крайней мере, до весны. Мы должны вновь обратиться к нашим союзникам и опять огласить угрозу воздушных ударов. Мы должны со всей прямотой дать понять Милошевичу, что применим силу, если он не выполнит своих обязательств. Мы должны привлечь к обсуждению этой темы общественность и публично рассказать, как он не выполняет своих обязательств. Мы должны снова и снова подчеркивать, что все дело в Милошевиче». Мои замечания были встречены без особого энтузиазма. Во взглядах своих коллег, которыми они обменивались, я прочитала: «Опять Мадлен взялась за свое». «Новая стратегия» в отношении Косово была одобрена, но меня не покидали опасения, что она окажется не более результативной, чем прежняя. После этого я отчитала своих сотрудников, которые крутились, как белки в колесе, постоянно что-то делали, но дело не сдвигалось с мертвой точки. Я понимала, что, если только не произойдет чего-то из ряда вон выходящего, сербы предпримут новое наступление, и боснийское прошлое станет косовским будущим.
509

ГЛАВА 24 КОСОВО: ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ УСИЛИЯ И УГРОЗА СИЛОВЫХ ДЕЙСТВИЙ

Одни люди просыпаются от петушиного крика, других поднимает звон будильника, третьих будит запах утреннего кофе. Я же, как истинный житель Вашингтона, просыпалась от звуков радио, передающего сводки последних известий. Поскольку тогда — 16 января 1999 года — была суббота, радио выключалось немного позднее обычного, но до рассвета было еще далеко. Лежа в полной темноте, в самый разгар зимы, я услышала репортаж о настоящей резне, случившейся за восемь тысяч километров от моего дома. Подробности происшествия не заставили себя долго ждать. «Там много трупов, — рассказывал корреспондентам посол Билл Уокер, — этих людей расстреляли разными способами, но большинство — практически в упор». В косовском селе Рачак погибло сорок пять человек. Уокер своими глазами видел их тела; одни были разбросаны по заснеженному оврагу, другие — свалены в кучу. У всех погибших на теле зияли ужасные раны, все были одеты в штатское. Одному отрубили голову. Когда Уокера спросили, кто виноват в этом преступлении, он без колебаний ответил: «Это сербская полиция».
Возглавляемая Уокером группа международных инспекторов не мела остановить бойню в Рачаке, но ей удалось помешать замалчиванию этих убийств. По словам свидетелей, с которыми разговаривали контролеры, сербы начали обстрел селения за день до инцидента, после артиллерийской атаки в Рачаку вошли военизированные подразделения. Они согнали женщин и детей в мечеть, забрали взрослых мужчин и увели их с собой. Позже жители села обнаружили их тела.
510
Большую часть той субботы я провела дома, разговаривая по телефону с людьми со всех концов света. До того, как произошел инцидент в Рачаке, мы опасались, что положение в Косово может осложниться катастрофически, но думали, что это произойдет, как только растает снег, не раньше. Теперь же я позвонила Сэнди Бергеру и только и могла, что сокрушенно сказать: «Похоже, в Косово в этом году ранняя весна». Мы попросили генерала Уэсли Кларка, верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО, и генерала Клауса Наумана, председателя Военного комитета Альянса, отправиться в Белград и потребовать от Милошевича прекратить насилие. Мы добились, чтобы трибуналу по расследованию военных преступлений было разрешено заняться инцидентом в Рачаке, а также напомнили сербскому лидеру о том, что угроза НАТО о вооруженном вмешательстве остается в силе. Я позвонила министрам иностранных дел стран — членов НАТО и предложила, чтобы Альянс пересмотрел свои планы, касающиеся нанесения ударов. Я также связалась со своими наиболее авторитетными советниками, так как хотела вместе с ними выработать стратегию, которая бы соединила в себе силовые и дипломатические методы и позволила бы остановить Милошевича, не отдавая Косово в руки боевиков OAK.
При первой же возможности я собрала в своем кабинете группу советников в составе Строуба Тэллбота, Джейми Рубина и Мортона Гальперина, талантливого иконоборца, сумевшего выжить в вашингтонских битвах и недавно сменившего Грега Крейга на посту директора нашего отдела политического планирования (Крейг покинул свой пост, так как ушел на другую работу: он стал одним из адвокатов, защищавших президента в период процедуры импичмента. Мне было жаль, что он ушел, но я понимала, что президент сделал мудрый выбор. – Прим. авт.). Совместно нами был разработан подход, который увязывал угрозу воздушных ударов с достижением политического урегулирования. В конце концов, албанцы более чем заслуживали, чтобы международные инспекторы рассказали об их смерти всему миру. Если бы сербы отказались добросовестно участвовать в переговорах, то НАТО принудило бы их к этому с помощью воздушных ударов (Подобные предложения звучали не только в моем кабинете. Наш представитель в НАТО Александр Вершбоу не один месяц неустанно твердил, что НАТО, в конечном счете, будет вынуждено применить силу, чтобы помешать Милошевичу и дальше терроризировать население Косово. Юбер Ведрин и Робин Кук хотели быть уверены, что, если такое предложение будет принято и с помощью воздушных ударов мы сумеем выдворить из края сербские подразделения, то свою роль сыграют также и натовские миротворческие силы. Европейцы опасались, что в противном случае власть в Косово будет захвачена OAK. – Прим. авт.).
511
Если бы наш план был претворен в жизнь, можно было бы предвидеть три возможных варианта развития событий, два из которых бы явно предпочтительней сложившегося на тот момент положения. В случае идеального исхода угрозы НАТО и мировое общественное мнение возымели бы свое действие и привели обе стороны за стол переговоров. Результатом политического урегулирования стало бы установление режима автономии в Косово и обеспечение безопасности в крае натовскими миротворческими силами. Если бы сербы пойти на диалог отказались, а албанцы согласились, то в этом случае урегулированию предшествовал бы период бомбардировок, который бы продолжался ровно столько, сколько понадобилось бы, чтобы убедить Милошевича пойти на переговоры. Наконец, если бы обе стороны ответили нам «нет», результатом явились бы новые беды, ответственность за которые несли бы и сербы, и албанцы.
Вечером 19 января я начала дискуссии с другими чиновниками по вопросам национальной безопасности, и это обсуждение продолжалось практически без перерыва все последующие четыре дня. Я была убеждена, что момент был для нас переломным, о чем и сказала. Поначалу министр обороны Коуэн и генерал Хью Шелтон, сменивший Джона Шаликашвили на должности председателя Объединенного комитета начальников штабов вооруженных сил, высказали сомнение в правильности моей точки зрения и энергично выступили против подключения миротворцев. Их не привлекала перспектива вторично проводить крупную долгосрочную операцию на Балканах, и они опасались попасть в самый разгар гражданской войны. Они сомневались, что нам удастся добиться общественной поддержки этой операции, проводимой во имя не вполне ясной цели — автономии края Косово. Их, к тому же, тревожил вопрос: пойдет ли Конгресс на выделение бюджетных средств – нашей доли затрат по поддержанию миротворческих сил. Таким образом, они предпочли бы сохранить в крае группу инспекторов, нежели развертывать там эффективное военное присутствие. Они заявили, что если речь и будет идти об участии в урегулировании конфликта натовских сил, то американских военных в их числе быть не должно.
Я понимала позицию чиновников Пентагона, но предлагаемая альтернатива была бессмысленна. Инспекторы были явно не способны поддерживать в крае порядок. При отсутствии активного вмешательства миротворческих сил НАТО разоружения албанских партизан не произойдет никогда. Без участия США такое вмешательство невозможно; а если натовские силы не остановят Милошевича, то он и дальше будет проводить свою агрессивную политику. При таком раскладе, когда обе стороны настроены на войну, катастрофа неминуема. Избе-
512
жать ее можно, только если задействовать дипломатические методы вкупе с угрозой НАТО применить силу ради достижения — и реального выполнения — политического решения.
Я с уважением относилась к министру Коуэну и генералу Шелтону, но считала, что в этот раз они были неправы. Боснийский кризис научил меня не воспринимать расхождения во мнениях как личное оскорбление, поэтому своей точки зрения я не изменила и постаралась привлечь внимание своих коллег к действительным проблемам. Мало-помалу, медленно, но верно, в ходе длительных встреч на высшем уровне мои аргументы завоевывали все более прочные позиции. По иронии судьбы, именно Милошевич помог мне доказать верность моих доводов: при встрече с генералами Кларком и Науманом он настаивал на версии, что в Рачаке погибли исключительно террористы; он объявил трибунал по расследованию военных преступлений некомпетентным и обвинил Билла Уокера в предвзятости. Когда Кларк упомянул о возможности нанесения силами НАТО воздушных ударов, Милошевич назвал его «военным преступником».
Нами, кроме того, были получены разведданные, которые свидетельствовали о том, что сербы планируют в течение двух мартовских недель проводить наступательную операцию против крупных подразделений и командных центров OAK, а затем, в течение нескольких месяцев — операцию по подавлению остаточных очагов сопротивления. Такое наступление не могло не привести к гибели множества людей и бегству сотен тысяч жителей из родных домов. К 23 января мне удалось убедить своих коллег принять план, направленный на инициацию переговоров путем угрозы воздушными ударами, а также использование натовских миротворческих сил, причем участие США признавалось «возможным». Однако Пентагон подчеркнул, что миротворцы будут участвовать в операции лишь в случае «благоприятной обстановки», что означало наличие согласия Белграда. И без того добившись многого, я складывала съеденные шахматные фигуры в карман и не спорила по этому пункту — тогда не спорила.
Итак, мое собственное правительство было, более или менее, на моей стороне, и пришла пора заняться остальными игроками. Я понимала, что силовая концепция разрешения конфликта может быть одобрена в Европе при одновременном проведении широко освещаемой мирной конференции. Я знала, что эта идея покажется привлекательной нашим друзьям в Париже, разумеется, в случае, если переговоры будут проходить во Франции. Необходимо было определить, кто возглавит эту инициативу. Лично я склонялась в пользу НАТО; Альянс был силен и сплочен и, к тому же, в свое время добился успеха в Боснии, Европей-
513
цы, особенно французы, предпочли бы, чтобы главенствующую роль сыграла Контактная группа в составе шести стран: тут их голоса не тонут в хоре других стран — членов НАТО. Я считала, что можно пользовать обе возможности, но только если Россия — член Контактной группы — не будет чинить препятствий. А это означало, что нам нужно определить, насколько сильное противодействие будет оказывать Москва, и в чем конкретно она будет пытаться изменить нашу позицию. К счастью, по графику я как раз должна была посетить Россию на той самой неделе.
Впервые я увидела Игоря Иванова, когда он был заместителем Евгения Примакова. Тогда он показался мне несколько официозным. Позднее, когда он сменил Примакова на посту министра иностранных дел и мы узнали друг друга лучше, я смогла оценить его ум и обаяние. Однако, как и Примаков, он также умел быть неуступчивым, и наше обсуждение ситуации в Косово могло выродиться в бесконечные хождения по кругу. Я неоднократно говорила Игорю Иванову, что все дело в Милошевиче, поскольку OAK явилась порождением его репрессий. Иванов с этим соглашался, но утверждал, что именно боевики армии сегодня стали самой серьезной угрозой. Мы оба склонялись к политическому урегулированию, однако не могли сойтись на способах его достижения. Я говорила, что Милошевич не пойдет на переговоры, если ему не будут угрожать воздушными ударами. Иванов говорил, что Россия не потерпит применения силы против братьев-славян. После этого я снова подчеркивала, что источником конфликта является Милошевич, и мы опять оказывались в самом начале партии.
У меня появилась возможность вырваться из этого круга, когда дело дошло до «внеклассной» программы: это была постановка Большого театра. Иванов пригласил меня на оперу «Травиата». Мы вдвоем сидели в отделанной красным бархатом президентской ложе, когда-то предназначавшейся для царей. Спектакль был восхитительным, но хотя мои глаза и уши были прикованы к сцене, мысли были далеко: Косово не выходило у меня из головы. Во время антракта мы с Ивановым спустились в холл, где подавали шампанское и икру. Я не тратила времени понапрасну.
«Послушайте, Игорь, — сказала я, − буду говорит с вами без обиняков. Если ситуация в Косово накалится до предела, мы столкнемся с колоссальными трудностями в совместной работе по целому ряду вопросов. Мы не можем этого допустить. Политическое урегулирование необходимо. Но албанцы не сложат оружие, если не произойдет вмешательства НАТО. А Милошевич никогда не согласится на участие НАТО, если мы не будем угрожать ему силой. Европейцев беспокоит
514
ваша реакция в случае, если НАТО попытается действовать без разрешения Совета Безопасности. Но я не могу отдать этот вопрос на обсуждение Совета Безопасности, потому что Милошевич знает, что вы наверняка наложите вето на резолюцию о вооруженном вмешательстве. А это приведет к тому, что наши угрозы окажутся пустыми словами, а значит, не состоится и политического урегулирования, а значит, в Косово будет война. Это просто-таки 22-я уловка».
С минуту Иванов внимательно, как бы изучая, смотрел на меня. Затем он произнес: «Мадлен, извините, но что такое "22-я уловка"?»
Я объяснила, насколько могла точно, и продолжила свою речь: «Игорь, это серьезно. Я должна получить возможность сказать европейским странам, что НАТО будет угрожать Милошевичу применением силы ради достижения политического урегулирования и что вы как-нибудь сумеете это пережить».
Перед тем как ответить, он снова на какое-то время задумался. «Россия никогда не согласится на нанесение воздушных ударов по Сербии, — начал он. — Это абсолютно неприемлемо. НАТО не имеет права нападать на суверенное государство». Затем его тон смягчился, и он добавил: «Однако мы разделяем ваше стремление к политическому урегулированию, и возможно, что для достижения этой цели необходима угроза силовых действий. Не вижу причин, почему бы нам не попытаться сотрудничать в этой области».
Была уже ночь, но после оперы, вернувшись в отель, я позвонила другим министрам иностранных дел стран — членов Контактной группы, зная, что каждое сказанное мной слово будет записано и передано российским властям. Если бы я изложила позицию Москвы в ложном свете, то тотчас же последовала бы реакция. Я сообщила своим коллегам, что Иванов не будет становиться у нас на дороге, так что мы должны объединиться и вместе предъявить Милошевичу ультиматум.
На этот раз все шло по плану. 29 января в Лондоне состоялась встреча Контактной группы, и нами было объявлено, что мирные переговоры начнутся 6 февраля во Франции, в Рамбуйе. Обеим сторонам мы собирались предложить на рассмотрение план, согласно которому Косово даруется автономия. План должны были осуществлять миротворческие силы НАТО числом около двадцати восьми тысяч. Через три года статус Косово предполагалось пересмотреть, принимая в расчет, в частности, и «волю народа». При помощи мирового сообщества были бы проведены выборы, а также сформированы демократические институты. Наша цель заключалась в том, чтобы убедить обе стороны согласиться с разработанными нами принципами решения проблемы. План поддержал и Иванов.
515
Рамбуйе — это курортный городок с населением около двадцати тысяч человек. Он расположен в лесистой местности, к юго-западу от Парижа, и знаменит тем, что тут разводят первоклассных мериносовых овец. Именно эта отличительная особенность курорта вызвала в средствах массовой информации спекуляции на тему: удастся ли в ходе переговоров выгнать обе делегации на одно пастбище. Французы решили проводить переговоры в замке XIV века, окруженном ухоженные садом с искусно подстриженными деревьями. К замку вела обсаженная деревьями и посыпанная гравием длинная дорога. Сам замок представлял из себя нечто вроде лабиринта: причудливые коридоры, несметное число лестниц и эклектично обставленные комнаты. Среди сокровищ замка — ванна Марии Антуанетты, скрытая в маленькой комнате недалеко от кухни, что на нижнем этаже.
Хотя сопредседателями переговоров официально являлись Робин Кук и Юбер Ведрин, было ясно, что непосредственный ход переговоров будет координировать тройка: американский посол Крис Хилл — представитель ЕС Вольфганг Петрич — российский посол Борис Майорский.
Албанская делегация из шестнадцати человек имела в своем составе политического лидера умеренных албанцев Ибрагима Ругову, уважаемого редактора газеты Бетона Сурроя, ученого Реджепа Чосью, а также представителей других (Ругова представлял умеренный Демократический союз Косово, Чосья – радикалов. – Прим. пер.) политических партий, независимых членов и делегатов от OAK. Неожиданно для нас главой делегации был избран рослый и худощавый двадцатидевятилетний командир боевиков OAK Хашим Тачи, с которым у нас и до этого были некоторые контакты. То, что члены делегации отдали предпочтение Тачи, видимо, отражало продолжавшееся падение авторитета Руговы, который на это оскорбление почти никак не отреагировал. Когда один из наших дипломатов спросил Ругову, почему тот проявил такую пассивность, он ответил: «Таков мой стиль».
В свою очередь, в сербскую делегацию входили некоторые авторитетные правоведы, а также славяне мусульманского вероисповедания и представители турецкой и цыганской национальностей, что имело целью продемонстрировать мнимую приверженность Милошевича идее этнической неоднородности. К концу первой недели переговоры наши дипломаты докладывали, что сербская делегация относите переговорам небрежно, а албанцы — требовавшие проведения явно предсказуемого референдума по вопросу независимости ведут «упрямо, как ослы». Крис Хилл сказал, что, возможно, есть смысл присоединиться к ним раньше, чем планировалось изначально.
516
Я согласилась и приехала на переговоры. Я ставила перед собой две основных цели. Во-первых, хотела убедить сербов, что заключить соглашение в их же интересах, я была в этом уверена. Во-вторых, нужно было добиться, чтобы албанцы приняли рамочное соглашение, предложенное Контактной группой.
Я прилетела в Париж и имела беседу с Миланом Милутиновичем, президентом Сербии, выступавшим в качестве заместителя Милошевича. Это был человек с гладко зачесанными назад седыми волосами, у него был безукоризненный костюм и безупречный английский. Я сказала ему, что политическое урегулирование, которому мы стремились всячески содействовать, будет благом для его страны. В этом случае произойдет разоружение OAK, Косово останется в составе Югославии, а войскам будет разрешено и дальше патрулировать границу. К тому же, присутствие натовских миротворческих сил на территории края не принесет никакого вреда: напротив, оно будет только полезным, так как будет способствовать соблюдению прав этнических сербов, которые являются в Косово меньшинством. «В противном случае, — доказывала я, — вы получите на своей территории нечто наподобие Чечни. Разногласия с мировым сообществом и НАТО только усилятся. Этого не должно произойти. Ваша страна сможет влиться в Европу и стать частью всего западного мира, если вы воспользуетесь этой благоприятной возможностью мирного урегулирования».
Милутинович ответил: «Я согласен с тем, что вы сказали, где-то на шестьдесят-семьдесят процентов. Мы должны всерьез думать о будущем и стараться разрешить косовский конфликт политическими средствами. Мы принимаем идею автономии и демократии, но нас определенно не устраивает ваше предложение разместить в крае внешние вооруженные силы. Это будет катастрофа. Вместо того чтобы строить такие планы, вам следует сотрудничать с нами в области расформирования OAK. Вы должны ввести свои войска в Албанию и не допустить, чтобы оружие попало в руки экстремистов». Милутинович признал, что Белград совершил ошибку, отказывая Косово в праве на автономию в течение стольких лет. «Такое жесткое отношение вполне могло подорвать авторитет умеренных сил, однако США встали на ложный путь. Вы должны вместе с нами бороться с террором и насилием».
Я ответила: «Сербская армия — наилучшее средство вербовки новых членов из всех имеющихся в распоряжении OAK». Милутинович поправил меня с откровенностью, которой я от него не ожидала. «Нет, — сказал он, — я считаю, что это заслуга военизированной полиции».
Первыми в долгой череде встреч в тот приезд в Рамбуйе стали переговоры с албанской делегацией. Этой группе весьма подходит определе-
517
ние «разношерстная»: тут вам и загадочный Ругова, и прагматичный Суррой, и проблематичный Тачи. Никто из них прежде не участвовал в сложных переговорах, и уж тем более на международном уровне, к том же, у них и между собой была масса разногласий. Я была довольна что они приняли помощь от небольшой команды приглашенных консультантов, в которую, в частности, входил бывший посол США Мортон Абрамовиц, один из моих давних друзей и сильный правозащитник.
То, что я стремилась донести до албанцев, являлось зеркальным отражением доводов, высказанных мною сербам. «Вы — лидеры. Вас выбрали для того, чтобы вы представляли свой народ. Хорошенько подумайте, прежде чем обрекать его на войну. Предлагаемый нами вариант соглашения дарует вам автономию, он обеспечит вам защиту со стороны НАТО, экономическую помощь, предоставит право на получение образования на родном языке, а также позволит вам самим распоряжаться своей жизнью. Если вы примете это предложение, то впереди вас ждут благополучное, демократическое будущее и интеграция в Европу. Отклоните его — и получите войну, которую точно проиграете, наряду с этим утратив и поддержку мирового сообщества».
Некоторые делегаты добивались от меня подтверждения того, что Соединенные Штаты на самом деле будут участвовать в операции миротворческих сил, проводимой во исполнение соглашения, и им не придется полагаться исключительно на Европу. Ругова подчеркнул, что косовары всегда отождествляли безопасность с независимостью, и готовность на какое-то время отложить решение вопроса о независимости была уступкой с их стороны. Все согласились с тем, что, в конечном счете, необходим референдум по независимости. В противном случае, как выразился один из делегатов: «Мы окажемся запертыми в пределах Сербии навечно».
После встречи со всей албанской делегацией у меня с Тачи был личный разговор, который проходил в сильно продуваемом полуподвальном помещении. В тот раз, да и потом, при последующих встречах, меня поразили его молодость и неопытность, думается, из-за этого он поочередно становился то строптивым, то податливым. Общаясь с Руговой, я чувствовала, что говорю с чудаковатым ученым коллегой. Тачи больше походил на студента с блестящим потенциалом и отсутствием привычки вовремя сдавать зачетные работы.
В соответствии с разработанным нами соглашением OAK вынуждена была разоружиться и отказаться от роли независимой военной организации. Я понимала, что Тачи будет непросто на это согласиться, даже в свете обещаний НАТО, что обеспечение безопасности Альянс возьмет на себя. Тогда, в первый день, я посоветовала Тачи вспомнить о других военных
518
организациях, которые преобразовались в политические партии. Он ответил на это, что албанская делегация настроена на подписание соглашения, однако партизаны смогут привыкнуть к новому порядку далеко не сразу. Пытаясь притормозить такой прогноз, я сказала: «Я рада, что вы решили подписать соглашение». Он высказался так: «Я считаю, что достичь договоренности можно, но это не совсем в моей власти, и не во власти OAK или делегации. Мы, видимо, столкнемся с трудностями».
Когда пошла вторая неделя переговоров и я вернулась в Вашингтон, на пути к достижению договоренности оставалось два основных препятствия. Первым было желание албанцев провести открытый референдум по вопросу независимости края. Я была убеждена, что мы сумеем смягчить это сопротивление. Второй преградой был отказ сербов пойти на международное военное присутствие в Косово. Этой неуступчивости мы должны были как-то противостоять. Было очевидно, что сербская позиция не изменится, если только Милошевич не решит ее изменить. Итак, я позвонила в Белград.
Во время нашего двадцатиминутного разговора я рассказала Милошевичу, что в переговорах наметился явный прогресс, отметила, что соглашение улучшит отношения между нашими странами и будет способствовать экономическому развитию Сербии. Однако это произойдет, только если он согласится на размещение миротворческих сил.
Сербский диктатор заверил меня в своем стремлении к миру и приверженности идее «многоэтнического, многонационального, многоконфессионального Косово». Он указал на то, что в сербскую делегацию в Рамбуйе входят представители семи различных национальностей.
«Отделиться, — сказал он, — хотят одни албанцы. Такое решение недопустимо в конце двадцатого века».
Я ответила: «Господин президент, я рада слышать, что вы придерживаетесь идеала многоэтнического общества. Сейчас самое время обсудить этот вопрос. Соглашение, которое мы предложили, включает в себя положения, касающиеся защиты прав меньшинств, а также албанцев, которые составляют девяносто процентов населения Косово. Могу заверить вас, что соглашение отвечает современным принципам».
Но у Милошевича явно были данные другой переписи. «Относясь к вам с должным уважением, госпожа секретарь, хочу заметить вам, что этнические албанцы составляют лишь около восьмисот тысяч из полутора миллионов жителей Косово. В крае проживают сотни тысяч сербов, черногорцев, цыган и турок. В Хорватии Соединенные Штаты поддерживали проведение этнических чисток, направленных против сербского населения. Надеюсь, теперь вы не собираетесь заняться преследованием сербов в Косово».
519
«Господин президент, — сказала я, — я в курсе, что в Косово живут не только албанцы, и вы знаете, что я старалась помочь сербам вернуться в свои дома в Хорватии. Но я не хочу с вами спорить. У нас и так мало времени. Я понимаю, что вам, наверное, будет непросто оправдать присутствие сил НАТО на территории Косово, но мы обязательно сделаем все возможное, чтобы операция прошла максимально безболезненно. Я хотела бы, чтобы вы поговорили с Крисом Хиллом – он может подробно разъяснить вам содержание нашего предложения А после этого мы обсудим с вами ваши конкретные условия».
Милошевич согласился встретиться с Хиллом, на том наш разговор и закончился. Повесив трубку, я недоверчиво покосилась на телефон Слова Милошевича вызвали у меня детские воспоминания. Когда я училась в школе в Англии и мне было шесть или семь лет, у нас была такая игра: все ученики, как в книжках про Гарри Поттера, разбивались на команды и в разных «конкурсах» зарабатывали очки. Когда я в первый раз принесла своей команде очки, я рассказала об этом отцу, и он был очень мною доволен. Желая, чтобы меня опять похвалили, я принялась совершать подвиги, за которые получила еще больше баллов. Довольно скоро я набрала так много воображаемых очков, что решила придумать специальный приз. Я пришла домой и заявила, что выиграла «Египетский Кубок». Родители хотели, чтобы я принесла его домой, что, разумеется, было невозможно. Тогда я состряпала целую порцию новой лжи о том, как ужасно ко мне относятся в школе. «Они даже заставляют меня сидеть на иголках!» — верещала я. Мама, которая всегда меня защищала, настояла на том, чтобы пойти в школу и выяснить, что же такое делают с ее бедным ребенком. Конечно, я была разоблачена и заслуженно наказана. После этого случая, когда я начинала нести нечто неправдоподобное, родителям достаточно было произнести «Египетский Кубок», — и я замолкала.
Теперь я могла бы сказать Милошевичу: «Египетский Кубок». По его словам, численность проживающих в Косово албанцев преувеличивали более чем на 50%, а сам он являлся одновременно борцом за этническую толерантность и передовым человеком, мыслившим духе XXI века. Целую неделю мы старались вызвать Милошевича и какой-то параллельной вселенной, которую он себе придумал. К я снова позвонила ему во вторник, он сказал мне: «Для нас принципиальный вопрос в том, что мы не можем допустить принятия решения, которое вызовет поток беженцев неалбанской национально В течение пяти веков Косово являлось оплотом западного христианства в борьбе с исламом». Вот вам и образец «передового» мышления в стиле XXI века.
520
Хотя непосредственно от Милошевича я мало чего добилась, сербская делегация в конце концов ответила на политическую часть предложенного нами проекта договора. Это ободрило нас, но не албанцев, которые с беспокойством наблюдали за тем, как юристы Контактной группы начали по нескольку часов совещаться с сербами.
На той неделе я позвонила Тачи, и он высказал пожелание, чтобы мы принимали больше предложений албанской стороны. Однако в целом он был по-прежнему настроен оптимистично. Я вернулась во Францию, и в субботу утром у меня состоялись краткие встречи с албанской делегацией — как в частном, так и в коллективном порядке. Косовары сообщили, что днем, когда обе стороны будут встречаться с министрами иностранных дел стран — членов Контактной группы, они выступят за принятие рамочного соглашения. Поскольку сербы все еще не занимались вопросами безопасности, у косоваров была превосходная возможность изолировать Милошевича. Я была уверена, что они не преминут ею воспользоваться. Вскоре началась встреча.
Маленькая комната была набита битком. Министры иностранных дел сидели, как судьи, в ряд, с одной стороны длинного деревянного стола. С самого начала заседания у меня было предчувствие, что может произойти нечто чрезвычайно неприятное. К концу встречи выяснилось, что оно было верным, А пока лидеры албанской делегации усаживались напротив нас. Тачи, который выглядел озабоченным, занял место в центре.
Мы прилаживали наушники, и уже чувствовалась напряженность атмосферы. По сути дела, обсуждался один вопрос: примут ли албанцы рамочное соглашение. Они обещали ответить утвердительно, но когда дошло до дела, Тачи не дал прямого ответа. Это послужило поводом для итальянского министра иностранных дел Ламберто Дини, который всегда относился к OAK крайне критично, обрушиться на албанцев. Он настаивал на том, чтобы Тачи не только согласился принять рамочное соглашение, но также и отказался от идеи проведения референдума о независимости. Это уже был нечестный ход. Разработанное нами соглашение содержало в себе обращенное к косоварам требование лишь отложить обсуждение вопросов о независимости края, но никоим образом не отречься от своих стремлений. Снова и снова наседал Дини на Тачи, требуя от него однозначного ответа по поводу невыгодного для албанцев предложения. В результате такого натиска Тачи только запинался и что-то нерешительно бормотал, не приняв рамочное соглашение и не дав прямого ответа. Его товарищи по делегации — Суррой, Ругова и Чосья — сидели, будто воды в рот набрали: Суррой — Потому что не думал, что выступления входят в его обязанности, Руго-
521
ва — потому что таков был его «стиль», а Чосья — потому что считал, что Тачи ведет себя правильно.
Я сняла наушники и кинула их на стол. Албанцы обещали нам согласятся принять рамочное соглашение, и позже они и вправду это сделали. Но к тому времени гладкий ход встречи уже был нарушен. Позиция косоваров была, в лучшем случае, неотчетлива. В тот момент Милошевич был освобожден от ответственности.
Предполагалось, что суббота станет последним днем переговоров но теперь мы решили продлить их еще на три дня. Текст соглашения был недоработан, и требовалось время, чтобы переубедить некоторых участников переговоров. В своей делегации Тачи был не единственным колебавшимся человеком. На той неделе мы потратили много времени, стараясь уговорить сербов, и поэтому большинство албанцев чувствовали себя неловко. Они прислушивались к сторонним людям, которые советовали им не доверять ни европейцам, ни нам. Они беспокоились, что принятие предлагаемого нами варианта соглашения навсегда лишит их возможности добиться независимости. Кроме того, они не желали разоружаться. И это несмотря на то, что Франция, без всяких объяснимых причин, отказалась допустить в замок официальных представителей НАТО, чтобы узнать у них конкретные детали нашего военного плана. Вместо этого их проинформировал юрист Контактной группы, которому помогал полковник армии США, сумевший тайно пронести в замок свою униформу.
Желая использовать оставшееся время по максимуму, мы пытались сообща убедить албанцев принять соглашение. Мы детально изучали с ними весь текст соглашения с тем, чтобы они точно знали, что именно их просят одобрить. Мы пояснили, что соглашение не помешает им провести референдум, хотя это будет не единственным критерием, по которому определится будущий статус Косово. Генерал Кларк вылетел из Брюсселя и встретился с албанцами на авиабазе недалеко от Рамбуйе, чтобы четко изложить нашу позицию и убедить их, что мы нацелены защищать косоваров, как только будет достигнуто соглашение. Мы призвали правительство Албании, а также видных этнических албанцев по всему миру высказаться в поддержку этой договоренности. А задала членам делегации словесную взбучку.
Наши усилия принесли плоды. Когда мы голосовали в субботу вечером, против было девять делегатов. К понедельнику против выступал один только Тачи. Уговорить его было особенно трудно, потому что он был очень скрупулезен. Нам было ясно, что его нерешительность происходила не от идеологических причин и не от давления со стороны других делегатов. Дело было в тех, кто стоял за его спиной. В ОАК
522
не было единства. В армии шла борьба за власть, в которой участвовали другие командиры боевиков, а также темные сторонние фигуры, снабжавшие партизан деньгами и оружием. Это объясняло постоянные переговоры, которые по сотовым телефонам вели Тачи и его помощники. Лидер OAK видел по телевизору, как Джейми Рубин резко осуждал Милошевича, и между ними завязалась дружба. И Тачи теперь поделился с Джейми опасениями за свою жизнь.
Потерпев фиаско в субботу, я перепробовала множество тактик. Сначала я сказала Тачи о том, какой у него огромный лидерский потенциал. Когда это не сработало, я сказала, что он не оправдал наших ожиданий и что если он думает, что мы станем бомбить сербов, даже если албанцы окончательно отвергнут наши предложения, то он ошибается. НАТО никогда не одобрит подобных действий. «С другой стороны, — заметила я, — если вы согласитесь принять наше предложение, а сербы — нет, то НАТО начнет наносить авиаудары и будет продолжать это до тех пор, пока сербские подразделения не будут выведены с территории края, а натовским силам не будет позволено туда войти. Вам будет обеспечена безопасность. И вы получите автономию».
Тачи ответил, что единственной целью OAK всегда была борьба за независимость, и им очень тяжело от этого отступиться. Я сказала: «Вас никто не заставляет отказываться от своей цели. Но вы должны трезво смотреть на вещи. Это соглашение рассчитано на три года. Мы знаем, что сейчас Милошевич представляет большую проблему. Но через три года ситуация, вероятно, будет выглядеть совершенно иначе. У вас есть шанс. Используйте его — ведь другого у вас потом может и не быть». Хотя Тачи был явно обескуражен и почти готов расплакаться, он не дал своего согласия.
Выходили уже все сроки, и в понедельник переговоры должны были завершиться. Установленный Контактной группой крайний срок истекал в 3 часа пополудни во вторник. Все мои выходные были до предела забиты всевозможными встречами, и я была до крайности раздражена. Обе делегации были совершенно невыносимы. Всех, похоже, испортила великолепная французская кухня. Как-то за обедом кто-то недовольно удивился: «А где же сырное блюдо?» Я была готова выйти из себя.
Весь день я думала о том, как убедить Тачи. Я уже позвонила всем, Кто, по моим понятиям, мог повлиять на лидера OAK, и, наконец, решила попробовать еще один вариант — переговорить с Адемом Демачи. Демачи давно выступал как косовский националист из тех, кто призывал Тачи проводить самый жесткий курс. Демачи был в Словении, я связалась с ним по телефону и попросила, чтобы он посоветовал Тачи поддержать наше предложение.
523
Демачи ответил, что не может давать свое согласие на что бы то было, пока не увидит меня лично. Он предложил мне приехать в Словению для разговора. Я пояснила: «Видите ли, стороны ведут переговоры уже две недели. И через считанные часы истекает предельный срок Я могу встретиться с вами когда-нибудь в будущем, а сейчас необходимо, чтобы вы сообщили о своем согласии Тачи. Если вы не исполните мою просьбу, то это не раз даст о себе знать: вы сами пожалеете, когда наступят страшные дни и вы увидите, как умирают обычные албанцы» Демачи сказал: «Мы ценим ваши усилия, но поспешных поступков совершать не станем. Если нужно, чтобы погибло тридцать тысяч албанцев, то пусть так оно и будет. Но мы не сложим оружие в обмен на обещания. Мы никогда не откажемся от мечты о свободе».
Я сказала: «Приняв мое предложение, вы не будете должны отказываться от своей мечты. Воспользуйтесь этой благоприятной возможностью достижения мира. Скажите Тачи, что поддерживаете соглашение». Демачи ответил: «Это невозможно». В необыкновенной досаде я повесила трубку. Это был один из самых чудовищных разговоров в моей жизни.
Несмотря на отказ Демачи, наши усилия, в конечном счете, были вознаграждены. Тачи обманул не только наши надежды. Все остальные члены албанской делегации уже начинали осознавать, что соглашение для них благоприятно и что оно будет поддержано большинством косоваров. Не один день мы твердили о своих опасениях, что албанцы так и не подпишут соглашение, а ограничатся лишь обещаниями. Такой подход был выгоден с той точки зрения, что позволил нам надавить на сербов, одновременно не исключая возможности, что они подпишут соглашение. Кроме того, это дало беспокойной косовской делегации время, чтобы убедиться, что их сторонники — с ними.
Уже приближался крайний срок, а Тачи все еще не удалось убедить. Тогда Бетон Суррой, «секретарь» албанской делегации, взял дело в свои руки и предложил принять короткое заявление, в котором бы провозглашалось, что делегация одобрила соглашение и подпишет его через две недели, после того как разъяснит его условия народу Косово.
Пока Суррой и другие работали над составлением заявления, он много спорили с Тачи по поводу текста документа — как английского, так и албанского вариантов. Наконец Суррой сказал, что они могут закончить работу, только если Тачи на несколько минут покинет помещение. Наш юрист Джим О’Брайан рассудил, что «наилучший» способ увести Тачи — сказать ему, что его хочет видеть Джейми Рубин. Таким образом, Джим и Тачи отправились искать Джейми, которого не смогли найти потому, что тот был на пресс-конференции.
524
Наконец появился Джейми и ушел с Тачи, пытаясь отвлечь его разговорами о кинофильмах и Голливуде. Но стоило им только отлучиться, как Суррой объявил, что документ закончен и теперь нужно позвать Тачи назад. Поэтому Джим догнал Тачи и направил его в кабинет, где проходило заседание, а Джейми сетовал: «Ну и ну! Я только успел сигарету зажечь». Вернувшись, Тачи снова пытался изменить текст заявления, но Суррой не согласился ни на какие исправления. Подписанное Сурроем заявление было передано министрам иностранных дел стран — членов Контактной группы, и Джейми огласил его публично. Несмотря на столкновения и неудачи, мы покинули Рамбуйе, достигнув многого из того, что намечали. Теперь мы имели более или менее единую албанскую делегацию и ясное видение будущего демократического Косово. Албанцы спорили и колебались, но главное, что они сделали выбор в пользу мира. В течение двух последующих недель Тачи агитировал командиров и кадровый состав OAK, призывая поддержать достигнутое в Рамбуйе соглашение. Незадолго до того, как во Франции 15 марта начался второй раунд переговоров, Тачи вновь возник на горизонте и сопровождал албанскую делегацию в Париж. Во французской столице представители косовских албанцев официально подписали 82-страничное соглашение. Сама церемония продолжалась пять минут. Югославская делегация, а также российский уполномоченный представитель ее бойкотировали.
Что было делать Милошевичу теперь? Ранее мы говорили ему, что готовы рассмотреть конкретные условия сербской стороны. Несмотря на то, что компромисс по вопросу участия миротворческих сил НАТО был невозможен, можно было обсудить, как будет лучше представить эту операцию. Предложив сторонам конфликта заключить соглашение, мы хотели показать, что силы НАТО будут размещены на территории Югославии по ее приглашению, то есть это не будет иностранное вторжение. Мы даже предложили сербской стороне такую характеристику натовских войск, как «антитеррористические силы», поскольку их роль, в частности, должна заключаться в содействии разоружению OAK.
Некоторые ревизионисты намекали, что мы не услышали сигналов из Белграда о том, что Милошевич желает подписать соглашение. Это абсолютный вздор. Если бы сербы были заинтересованы в серьезных Переговорах, они могли бы сказать об этом любому из иностранцев, которые в большом количестве посещали Белград с визитами в начале марта. Но российские, греческие, европейские, американские чиновники и представители НАТО поняли позицию сербской стороны одинаково. «Нет, — говорили сербы, — нам не нужны внешние вооруженные силы. Мы самостоятельно разберемся с террористической
525
угрозой. И это не займет много времени». В середине марта Иванов съездил в Югославию и увидел там «только идиотов, готовых идти на войну».
В течение нескольких недель, прилагая дипломатические усилия в Европе, мы одновременно оказывали постоянное давление на Конгресс. Такие сенаторы-интернационалисты, как Джо Виден и Ричард Лугар оказывали нам мощную поддержку, однако в обеих партиях многие относились к избранному нами курсу критически. Некоторые сомневались в законности возможных авиаударов НАТО. Иные опасались что борьба за Косово затянет нас в трясину, как война во Вьетнаме. Были и такие, кто считал, что Милошевич вел себя еще недостаточно предосудительно. Так, сенатор от Оклахомы Дональд Никлс заявил: «Не думаю, что мы должны начинать бомбардировки до тех пор, пока сербы не начали по-настоящему жестокую резню».
Шли дни, полные разного рода слушаний, встреч, совещаний и телефонных переговоров. И, наконец, мы одержали победу. Незадолго до церемонии подписания соглашения, состоявшейся в середине марта в Париже, в Палате Представителей прошло голосование по предложенному президентом плану, касающемуся отправки в Косово миротворческих войск, если будет достигнуто мирное соглашение. 219 человек проголосовало за, 191 — против. Хотя голосование было, как и ожидалось, предвзятым, нам все-таки удалось заручиться поддержкой спикера Денниса Хастерта и таких почтенных республиканцев, как представитель от штата Иллинойс Генри Хайд. Время, отпущенное на дипломатию, истекло, и Сенат уполномочил президента поддержать натовские бомбардировки (58 проголосовало за, 41 — против). Мало кто из законодателей с восторгом принял эту перспективу, но большинство согласилось с тем, что альтернативные варианты еще менее приемлемы.
Мы неоднократно предупреждали Милошевича не начинать наступление. Но мы видели, что он его готовит. Белград сконцентрировал в Косово специальные подразделения, численность которых примерно на 50% превышала количество сил, задействованных в операциях 1998 года. Представители сербского лидера появились в Париже с полностью исковерканным вариантом предложенного Контактной группой соглашения. Слово «мир» в начале договора они попросту зачеркнули. Возможно, Милошевич считал, что мы блефовали, или надеялся, что русские найдут способ помешать НАТО атаковать. Может быть, он доверял плохим советникам, которые убеждали его, как быстро он сумеет выиграть войну за Косово. Может быть, Милошевич считал, что его власть лишь укрепится, если он будет продолжать играть роль жертвы. В любом случае, свой выбор он сделал. Нам предстояло сделать наш.
526
19 марта сотрудники нашего внешнеполитического ведомства встречались с президентом для рассмотрения имеющихся альтернатив. Хороших среди них не было. Джордж Тенет доложил, что сербское наступление уже началось, и сербам удалось оттеснить множество соединений ПАК. Количество беженцев и перемещенных лиц стремительно возрастало. Оценки военных были не менее пессимистичны. Гражданское население Косово крайне беззащитно перед атаками сербов. По крайней мере, в начале операции авиаудары НАТО не смогут ничем помочь косоварам. К тому же есть риск, что будет ранено и убито множество невинных людей. Направленная против Милошевича военная кампания ослабит его власть, но мы не знаем, как долго он сможет еще продержаться.
Слушая доклад, я наблюдала за президентом. В глазах его я заметила мрачное выражение, соответствующее и моему настроению. Накануне пятидесятой годовщины своего существования Альянс стоял на грани войны. Это случилось всего лишь во второй раз за всю историю НАТО: первой стала операция в Боснии. Мы стремились добиться подписания соглашения, которое не являлось бы односторонним отражением конечных интересов албанцев или сербов. Если бы мы достигли этой цели, это означало бы, что мы берем на себя долгосрочное военное обязательство, чтобы поддержать порядок в этом чрезвычайно опасном регионе. Но отступать было немыслимо. Наше решение являлось частью более широкого выбора между автократией и демократией и между нетерпимостью и толерантностью в самом сердце Европы. Я сказала: «Послушайте, давайте вспомним, что цель применения силы заключается в том, чтобы раз и навсегда исключить возможность совершения злодеяний в стиле Милошевича. У нас нет гарантий, что эта стратегия сработает, но альтернативные варианты еще хуже. Если мы не отреагируем сейчас, то нам придется делать это позже, может, в Македонии, а может, в Боснии. Милошевич сделал выбор в пользу войны. Мы не можем допустить, чтобы он в ней победил». Президент согласился со мной и публично заявил: «В борьбе против агрессоров на Балканах колебание равноценно разрешению безнаказанно убивать».
Мы предприняли последнюю попытку убедить Милошевича прекратить наступление, и для этого Дик Холбрук был отправлен в Белград. Его переговоры с сербским лидером не принесли никаких результатов, кроме очередных попыток Милошевича оттянуть серьезное обсуждение, поэтому я велела Холбруку возвращаться. Как следовало из слов Президента, мы не могли больше ждать. Начав наступление, Милошевич сам подтолкнул нас к этому шагу. Мы должны были действовать, хотя время было далеко не самое удачное. Российский премьер-министр
527
Примаков направлялся в Соединенные Штаты, которые он собирался посетить с официальным визитом. Когда Эл Гор по телефону сообщил ему, что НАТО вот-вот начнет бомбардировку, взбешенный Примаков распорядился развернуть самолет на обратный курс и возвращаться в Москву.
Несколько часов спустя, вечером 23 марта, Генеральный секретарь НАТО Солана приказал генералу Уэсли Кларку начать воздушные удары.
Было уже за полночь. Я пришла домой совершенно без сил, но потом еще допоздна смотрела по телевизору выпуски последних известий. Я уже почти спала, как вдруг зазвонил телефон. Это был президент. Он сказал мне: «Мы делаем все правильно. Нам предстоит немало еще сделать, и все закончится не скоро, но я уверен, что мы приняли во внимание все возможные альтернативы». Мы вместе мысленно перебрали все попытки, предпринимавшиеся нами ради достижения политического решения, в том числе пятнадцать поездок в Европу, которые я совершила в прошлом году для консультаций с союзниками. Мы говорили о нашей ответственности перед косоварами и особенно перед нашими вооруженными силами. Отправить молодых мужчин и женщин своей страны в бой — нет более трудного решения для любого президента. Каждый раз, посещая американские войска, я с особенным вниманием вглядывалась в глаза этих людей, — думая, что так я всегда смогу воскресить в памяти эти лица. Ни один американский лидер никогда не должен прибегать к силовым действиям до тех пор, пока не взвесит, к каким людским потерям они могут привести. В этот раз мы все взвесили. Президент снова произнес: «Думаю, все правильно». «Да, господин президент, отозвалась я, — мы поступаем правильно».
528

ГЛАВА 25. ТОРЖЕСТВО АЛЬЯНСА

В первые дни военной операции чуть ли не все шло из рук вон плохо. Ужасная погода мешала нанесению воздушных ударов и уменьшала число вылетов. Командование войсками НАТО намеревалось уничтожить югославскую противовоздушную оборону прежде, чем направлять авиацию против сербских бронетанковых войск и артиллерии, которая вела массированные обстрелы Косово. Однако активность сил ПВО Милошевича была недостаточной, чтобы засечь их. Разбился один из американских самолетов — «стелз». Почти целую неделю операция объединенных сил НАТО не могла сдвинуться с мертвой точки, а специальные подразделения Милошевича неистовствовали.
В первый день операции, в вечерней передаче, ведущий CNN Ларри Кинг спросил меня, сколько дней будут продолжаться удары: «Три, четыре дня... Есть ли у вас план?» Опасаясь разговоров о том, что Косово может обернуться новым Вьетнамом, я сказала, что не могу поделиться подробностями, но «это будет довольно продолжительная операция, однако она не затянется на чрезмерно длительный период». На следующий день, отвечая на аналогичный вопрос Джима Лерера с канала PBS, я сказала, что нанесение бомбовых ударов прекратится через «относительно короткое время».
Очень скоро я пожалела о своих словах. Этот фрагмент моего интервью — но без слова «относительно» — приводился по любому поводу в качестве свидетельства моей наивности и легкомысленного отношения к той опасности, которую заключает в себе применение силы. Это было подстроенное обвинение. Я действительно часто говорила, что сила — единственный доступный для понимания Милошевича язык; но я не пыталась никого убедить в том, что Милошевич — способный ученик и усвоит урок достаточно быстро. Именно поэтому еще
529
до начала операции я крайне неодобрительно отнеслась к предложению выдвинутому Францией, а именно: буквально через нескольких дней после начала операции сделать перерыв в бомбовых ударах. В тот же период я звонила Верховному комиссару ООН по делам беженцев г предложением заблаговременно издать специальное обращение — призыв о помощи: мы предвидели поток беженцев из Косово. Мое предложение было отклонено.
Еще до начала авиаударов НАТО сербское наступление заставило сотни тысяч косоваров покинуть свои дома. В последующие дни эта цифра стремительно росла. У Милошевича, по всей видимости, было четыре главных задачи: ликвидировать OAK, поменять и законсервировать этнический баланс в крае, запугать оставшихся в Косово албанцев и заставить их подчиниться и, наконец, вызвать дестабилизирующую гуманитарную катастрофу, которая поглотит внимание мирового сообщества и вызовет разногласия в регионе.
Ничего неожиданного в этих целях не было, однако мы недооценили скорость, масштаб и жестокость сербского террора. В сотнях деревень сжигались дома. Выступавших за идею независимости края ученых, журналистов и политических лидеров выслеживали и убивали. Десятки тысяч людей сербы заставляли садиться на поезда, которые затем опломбировывались и переправлялись к албанской границе. Тысячи других людей сгоняли вместе и отправляли тем же путем на машинах или пешком. Сербские спецслужбы отбирали у отъезжавших косоваров свидетельства о рождении, водительские права, технические паспорта на машину и другие удостоверяющие личность документы. Ясно, что этим они хотели дать албанцам понять: «Вы должны уехать отсюда, и мы не пустим вас обратно».
На пятый день операции у меня состоялся разговор с Хашимом Тачи, который до сих пор находился в Косово. Он сказал, что Приштина напоминает «мертвый город», и перечислил полдюжины районов, в которых спецслужбы убивают людей. Он сообщил мне, что шестьдесят тысяч албанцев бежали, спасая свою жизнь, из расположенного на севере края города Митровица, а всего без крова осталось полмиллион; косоваров. Тачи просил нас начать сбрасывать с самолетов продовольствие для беженцев, однако Пентагон ответил, что это неосуществимо, поскольку наши самолеты, во избежание риска зенитного огня, вынуждены летать на очень большой высоте.
В самый кульминационный момент массового изгнания косоваров четыре тысячи беженцев — или, более точно, высланных — ежечасно пересекали границу с соседней Албанией и Македонией. Те ужасы, свидетелями которых мы стали, способствовали изменениям и в нашей
530
военной тактике, и в нашей дипломатии. Генерал Кларк запросил больше самолетов и развернутый перечень целей, поражение которых окажется для Милошевича болезненным и урезонит его спецслужбы. Я работала круглосуточно, пытаясь удостовериться, что применение силы будет поддержано единым Альянсом.
Как обычно, в качестве орудия труда я предпочла телефон. Вопрос был только в том, как лучше его использовать. В состав НАТО входило девятнадцать стран. Я не могла каждый день звонить остальным восемнадцати членам Альянса, поэтому начала с нескольких участников, но даже это занимало массу времени. Альтернативный вариант был очевидным, но этот формат все еще не очень прижился в международной дипломатии: я имею в виду коллекторные совещания. Я не раз выступала инициатором подобных совещаний в составе так называемой «пятерки»: Робина Кука, Юбера Ведрина, Ламберто Дини и министра иностранных дел Германии Йошки Фишера. Фишер был нашим маловероятным союзником и потому особенно непреклонным. Будучи лидером немецкой партии «зеленых», он являлся ярым пацифистом. Будучи современным гражданином своей страны, он серьезно относился к урокам истории, и его оценка политики Милошевича была особенно красноречива. Когда 30 марта мы общались с ним по телефону, он сказал мне: «В течение десяти лет Милошевич действовал так, как нацисты поступали в 1930-х. Сначала он довел до взрыва обстановку в Югославии, затем в Хорватии, потом — в Боснии и вот теперь — в Косово. Гибель скольких людей лежит на его совести? Сколько было изнасиловано, сколькие стали беженцами по его вине?» С негодованием Фишер отклонил предложение Ватикана и других о приостановлении бомбовых ударов: «Даже на Пасху христиане не вправе делать остановку, если в это время продолжаются убийства мусульман».
Фишер заявил, что для НАТО крайне необходимо вернуть себе политическую инициативу, и предложил выпустить заявление о задачах военной операции. Черновой вариант документа был им уже подготовлен. Эта идея мне понравилась; предложенный Фишером вариант заявления мне тоже приглянулся, но меня беспокоил один пробел. В документе не было особого пункта, который бы четко устанавливал, что НАТО возглавит миротворческие силы. Глава внешнеполитического ведомства Германии ответил, что стремился оставить открытой возможность отведения ведущей роли ООН — с целью добиться поддержи со стороны России. Я сказала на это, что если мы решим пойти на общее смягчение своей позиции, то должны получить от России или от Милошевича взамен нечто осязаемое. Не время было сдавать наши козыри. Фишер согласился на эту поправку. Вскоре официальное за-
531
явление было одобрено всеми членами НАТО, и ему было суждено с минимумом изменений сохраниться на всем протяжении войны. Согласно этому документу, перед тем как удары союзнических войск будут остановлены, сербские специальные подразделения должны быть отведены из Косово, натовским миротворческим силам будет позволено разместиться на территории края, а беженцам — разрешено благополучно вернуться домой. «Сербы — прочь, НАТО — в Косово, беженцы — домой», — это стало нашим заклинанием.
Размах и безнравственность нападения на жителей Косово, проведенного в духе «молниеносной войны», вызвали суровую критику не только действий Милошевича, но также и политики НАТО, президента Клинтона и моей. Многие средства массовой информации просто-напросто не замечали того, что сербы ударили первыми. По их разумению выходило, что Милошевич убивает потому, что НАТО сбрасывает бомбы, — а не наоборот. Комментаторы, которые прежде честили нас за бездействие и неспособность противостоять Милошевичу, теперь порицали нас за явные последствия наших реальных действий. Не называя имен, журналисты ссылались на чиновников Пентагона и утверждали, что те якобы предупреждали меня о том, что нынешняя наша политика чревата ужасными последствиями. Обозреватель Арианна Хаффингтон в свойственной ей манере заметила: «Настало время увидеть источник гуманитарной и стратегической катастрофы в Сербии в политике государственного секретаря Мадлен Олбрайт».
Моя тесная связь с нашей политикой в Косово была показана особенно выразительно, когда Time поместил на своей обложке мое изображение; одетая в кожаную куртку воздушных сил, я говорила по сотовому телефону с тем выражением на лице, каким большинство детей можно запугать до смерти. В этом номере была опубликована статья Уолтера Исааксона, в целом вполне сбалансированная, но под заголовком «Война Мадлен». Президент отвел меня в сторону и сказал, что мне не стоит волноваться. «Если бы я читал все, что они писали в прошлом году, — успокаивал он меня, намекая на процедуру импичмента, — то меня бы уже в живых не было». Тогда, да и намного позднее я поражалась тому, что сами косовары повсюду приветствовали решение НАТО о проведении операции. Война принесла албанцам много горя, но все же подарила им надежду на будущее, свободное от деспотичного правления Милошевича.
В тот период я каждый день читала газетные материалы, повествующие о том, как сильно мы просчитались. Мы с президентом Клинтоном были решительно настроены на то, чтобы в конце концов доказать, что Милошевич совершил ошибку. Президент сказал мне: «в
532
не вправе расслабляться ни на минуту. Никаких домыслов, просто нужно неотступно следить за тем, что потребуется для победы». Я даже делала для себя специальные памятки, чтобы постоянно быть в курсе событий. Поступали мрачные известия, и я чувствовала себя ужасно подавленно, но была убеждена, что мы приняли правильное решение. Теперь было необходимо упорно продолжать начатое. Победа в косовском конфликте была одержана в течение первых десяти апрельских дней. В это время правительство могло сделать неправильный выбор — но этого не случилось. Испытывая смятение от первых неудач, мы стали рассматривать различные варианты дальнейших действий. Мы обсуждали возможность снабжения оружием OAK, но отвергли этот вариант, поскольку он, скорее всего, привел бы к расколу Альянса. Мы также проанализировали предложения по разделу Косово, однако отклонили их: разделение края стало бы настоящим кошмаром в смысле правопорядка и безопасности; к тому же, такое решение вряд ли смогло бы существенным образом сгладить этнические разногласия. Кроме того, мы вновь обратились к возможности приостановки бомбовых ударов, но эта идея была признана неудовлетворительной, так как подобное поведение явилось бы проявлением слабости. Мы также размышляли о том, чтобы объявить прямой целью войны отстранение Милошевича от власти, но не пошли и на это, поскольку в короткий срок решить такую задачу было невозможно.
Отвергнув все эти варианты, мы пришли к заключению, что воздушная операция будет эффективной только в том случае, если провести ее более быстро, интенсивно и резко. Мы вместе с англичанами настаивали на том, чтобы Альянс усилил авиаудары и еще больше расширил круг целей. Увеличили гуманитарную помощь соседним с Югославией странам и предупредили Милошевича о нераспространении войны на Албанию или Македонию. Между собой мы договорились, что после войны Косово должно будет стать международным протекторатом, а суверенитет Югославии сохранится исключительно номинально.
У себя в Государственном департаменте мы тоже составили долгосрочный план послевоенного восстановления для всего балканского региона (Данная стратегия явилась плодом размышлений директора отдела политического планирования Морта Гальперина и одного из его первых заместителей Даниеля Гамильтона. Ее выработке и реализации содействовал Ричард Шифтер, наш координатор по сотрудничеству в Юго-Восточной Европе. – Прим. авт.). Мы ставили перед собой цель показать, что этот конфликт не является какой-то локальной перепалкой, — нет, он был частью более масштабной борьбы между силами, представляющими ожесточен-
533
ный национализм, и сторонниками интеграции и демократии. Если мы хотели, чтобы восторжествовали последние, то должны были прекратить рассматривать то один, то другой конфликт и осуществить решающий сдвиг. В качестве моделей таких преобразований мы приводили план Маршалла, который помог Восточной Европе оправиться после Второй мировой войны, а также Закон о содействии восточноевропейской демократии (SEED), который помог Центральной Европе встать на ноги после холодной войны. Мы выступили с предложением о том, чтобы наряду с другими странами в оказании долговременной всеобъемлющей помощи борющимся балканским демократиям участвовала и Америка. Эта инициатива стимулировала бы сотрудничество между странами всего региона; кроме того, обещание помощи Белграду только при условии смены правительства создавало дополнительный стимул избавиться от Милошевича.
На проходившем в начале апреля в Белом доме совещании я выступила с этим предложением Государственного департамента и ждала, какая последует реакция. Так и не дождавшись никакого отклика, я огорчилась. Но в конце встречи сам президент сказал: «Я хочу вернуться к вопросу, который ранее был поднят Мадлен, поскольку этот подход кажется мне совершенно правильным». Вскоре он стал самым горячим сторонником нашей инициативы: помогал реализации наших идей материально, упоминал наше предложение во всех своих выступлениях и ссылался на него, разъясняя нашу стратегию Конгрессу.
Весь остальной мир в тот период, разумеется, никуда не делся и не замер, так что у нас было много и других дел. Китайский премьер-министр Чжу Жунцзы прибыл в Вашингтон с предложением о вступлении его страны во Всемирную торговую организацию. Избранный, но еще не вступивший в должность президент Нигерии Олусегун Обасаньо просил нашей помощи в деле восстановления демократии и процветания самого густонаселенного государства Африки. Ливия, наконец, передала суду двоих подозреваемых в совершении взрыва выполнявшего рейс 103 самолета компании Pan American. В Израиле предвыборная кампания была в самом разгаре, и премьер-министр Нетаньяху, который был ее центральным персонажем, боролся за продолжение своей политической жизни. Бывали дни, когда мне выдавалась удачная возможность уделить внимание разным странам мира, даже заняться вопросами Ближнего Востока, но в основном в течение двух последующих месяцев Косово затмевало все прочее.
В начале апреля я практически ежедневно устраивала коллекторные совещания с союзниками, и обсуждение в таком формате было реальным проявлением трансатлантического сотрудничества в его
534
оперативной форме. Это была практическая дипломатия нового типа, потому что никогда раньше не наблюдалось подобного соединения современных технологий и политической воли. Такие совещания оказались незаменимым инструментом для проведения мозгового штурма и координации политической стратегии Альянса. Иногда я заранее звонила Куку и Фишеру и давала понять, что какое-то предложение будет лучше воспринято, если будет исходить от одного из них, а не от меня. Главное, на чем все сошлись, заключалось в следующем: мы должны выработать по Косово единую позицию и на том стоять — неважно, общаемся ли мы со своим народом, с представителями России или с Милошевичем. Мы не могли допустить, чтобы кто-то воспользовался даже самыми ничтожными разногласиями между нами. Этот принцип касался не только совещаний «Пятерки», но также моих регулярных телефонных разговоров с Генеральным секретарем НАТО Соланой и другими министрами иностранных дел союзнических стран, в частности, канадским — Ллойдом Эксуорси и нидерландским — Йозиасом ван Аартсеном (Эти совещания проходили в любое время дня и ночи и даже по выходным. В основном это были разговоры исключительно делового свойства, но бывали и более забавные моменты, особенно — несколько часов в субботу или воскресенье, когда нас нельзя было застать в рабочем кабинете. Так, меня могли позвать к телефону в тот момент, когда я стояла в раздевалке и примеряла новый наряд. Робина Кука можно было отыскать в Шотландии на встрече с избирателями или в перерыве между скачками, проходящими на местном ипподроме для стипльчеза. А с Ведрином вообще никогда не было понятно, где он находится, потому что всякий раз, когда он говорил, его переводчик сначала привлекал наше внимание фразой: «Париж просит слова». Как-то раз мы сильно испугались, когда посреди телефонного разговора Йошка Фишер вдруг громко закричал. «Йошка, — хором забеспокоились мы, — что случилось? Вы в порядке?» Фишер был снова на проводе. «Нет, как я могу быть в порядке?! Я смотрю матч Германия — Великобритания, и англичане только что повели в счете». – Прим. авт.).
Когда пошла третья неделя военной операции, всех нас стал преследовать вопрос: как можно положить конец этому конфликту, исходя из тех целей, что были нами намечены? Недостатка в предложениях с призывами довольствоваться полумерами, конечно, не было. Милошевич принялся выдвигать непродуманные идеи почти сразу же после начала ударов. Исполненные благих намерений члены Конгресса косяками пересекали Атлантику ради встречи со своими российскими коллегами и возвращались оттуда с необоснованными инициативами. Украина назначила своего специального посланника в Косово и предложила свой план мирного разрешения конфликта. Генеральный секретарь ООН Аннан выступил с планами назначения не одного, а двух специальных представителей в Косово. Чехи и греки тоже бурлили иде-
535
ями, а греческий министр иностранных дел Георгиос Папандреу вообще проявил недюжинную изобретательность и кулуарно предпринял попытку погасить проявления насилия с обеих сторон.
Рассматривая Россию в качестве ключа к желанному исходу, я выступала за использование принципа «двойного магнита», который сна чала приблизил бы Россию к позиции НАТО, а затем связал Белград с Россией. В идеале мы могли бы заключить соглашение по аналогии боснийским: Совет Безопасности дает разрешение, НАТО играет ведущую роль, а Россия участвует в миротворческой операции. Это была хорошая идея, но ее трудно было реализовать на практике, поскольку русские были сильно раздражены.
Общение с представителями России мы вели по многим каналам, но независимо от того, каков был состав собеседников: Клинтон – Ельцин, Гор — Примаков или Иванов и я, — основная мысль, которую хотели донести до нас русские, хотя звучала она из разных уст с разной силой, была неизменна: мы сильно напортачили. Милошевич, говорили нам, никогда не сдастся. Бомбардировки сплотили сербов и сделали их лидера настоящим героем. К тому же они вызвали сильные антиамериканские и антинатовские настроения.
Русские предупреждали нас, что некоторые из их военных подразделений стремятся воевать на стороне Сербии, что в России, Югославии и Белоруссии нагнетаются призывы к созданию панславянского союза. Российские националисты и коммунисты использовали косовский конфликт в своих политических интересах, в то время как оппоненты Ельцина в Думе пытались добиться его отставки, предъявив ему уйму не связанных между собой обвинений. Опасаясь показаться слабым, Ельцин пригрозил направить российское ядерное оружие против НАТО и обвинил Альянс в том, что тот ставит мир на грань глобального конфликта.
В ответ на это я начала вести почти непрерывный диалог с Ивановым. Я высказала надежду на то, что наши разногласия по косовской проблеме не поставят под угрозу наше сотрудничество в других областях. Он ответил, что это неминуемо: «Россия не может сидеть сложа руки и смотреть, как НАТО разрушает суверенное государство».
Вопрос, по которому у нас были особенно острые разногласия, касался необходимости присутствия в крае международных миротворческих сил по окончании бомбардировок. Иванов сказал, что не видит смысла обсуждать эту тему, потому что Милошевич на это не пойдет, а правительство Ельцина явно не примет сторону НАТО. «Сербов, сказал Иванов, — нельзя заставить пустить на их родную землю иностранных солдат». Я утверждала, что Россия для своей же пользы долж-
536
на делать нечто большее, нежели пересказывать позицию Милошевича. Если Россия согласна с принципом, в соответствии с которым у беженцев должна быть возможность вернуться в свои дома, то она должна понимать, что беженцы не осмелятся вернуться, если в Косово не будет эффективной международной силы, способной их защитить. Если война затянется и беженцы не вернутся домой, то албанцы только больше ожесточатся. Допускать укоренения партизанской армии в Европе — не в интересах России.
В продолжение всего нашего диалога русские ощущали разочарование и были недовольны той незначительной ролью, которую были вынуждены играть. Вариантов применения силы у них было мало, их зависимость от Запада все более возрастала, внутренняя политика была убийственна, а их мнимый клиент в Белграде был безжалостным диктатором. Каждый день натовских бомбардировок был провалом для Ельцина, которого сторонники бескомпромиссных действий обвиняли в том, что он заискивает перед Америкой и ничего не получает взамен. Ельцин понимал, что, для того чтобы прекратить бомбовые удары, он должен заключить с нами соглашение, но наши предложения его не устраивали. Поэтому к переговорам с нами Россия подошла с болезненно-противоречивым чувством. Ее позиция склонялась к нашей, затем застревала на месте на несколько дней, а то и недель, перед тем как снова неуверенно продвинуться вперед.
К середине апреля 1999 года военная операция продолжалась уже четыре недели. К счастью, погода наконец-то улучшилась, и поэтому одновременно повысилась эффективность воздушных ударов НАТО. И все-таки традиционный здравый смысл, созвучный выступлениям кабинетных генералов по всему миру, говорил о том, что одних воздушных ударов будет недостаточно. Я не была с этим согласна, но считала, что нам следует учесть такую возможность и быть готовыми к тому, что на этот раз правота окажется за теми, кто будет руководствоваться обыденным мышлением.
В прошлом году специалисты, составлявшие планы операций НАТО, подсчитали, что для вторжения сухопутных войск на территорию Косово потребуется свыше сотни тысяч подразделений. Я, как человек штатский, не считала себя вправе оспаривать эти оценки, однако все же попыталась обсудить с моими коллегами по правительству, какие политические положения были положены при этом в основу. Англичане тоже задавались такими вопросами. А что если в результате воздушной операции нам удастся практически парализовать сербские войска, а Милошевич все равно откажется сдаться? Можем ли мы допустить,
537
чтобы такая патовая ситуация сохранялась беспредельно долго, — или у нас будет право ввести в край сухопутные войска умеренной численности? Едва ли это будет выглядеть как вторжение на вражескую территорию. Подавляющее большинство косоваров только приветствовали бы нас. Прошедшие недели бомбардировок наверняка повлияли на готовность армии Милошевича продолжать борьбу. Мы уже раньше договаривались о том, что наши войска могут вступить на территорию Косово при «благоприятной» обстановке. Британский премьер-министр Тони Блэр высказал мысль, что мы должны быть готовы действовать, как только ситуация станет «полублагоприятной». Это позволит нам избежать нескончаемой воздушной операции и показать Милошевичу, что мы намерены делать все ради того, чтобы победить.
Генерал Шелтон ответил на предложение Блэра, резко отвергнув предположение о том, что военная обстановка может быть «полублагоприятной». «Вас же не могут, — пояснил он, — застрелить только наполовину». Если налицо наличие вражеских сил, то Пентагон должен допустить, что и действовать они будут весьма недружелюбно. С нашей стороны было бы безответственно не подготовиться к проведению подобающей ответной операции. А это означает, что потребуются огромной численности войска, ядро которых вначале будут составлять американцы. Шелтон отметил, что Объединенный комитет начальников штабов готов приступить к планированию сухопутного варианта, но разработка этого плана займет несколько недель, так что выдвинуть войска раньше середины июля не представляется возможным.
Министр Коуэн также не разделял «полублагоприятную» концепцию. Тем не менее, он согласился с тем, что и Министерство обороны, и НАТО должны составить планы проведения сухопутной операции. Ссылаясь на критику со стороны прессы и конгрессменов, он отметил: «В настоящее время наша позиция несостоятельна». Президент тоже был с этим согласен и выразил сожаление по поводу того, что в первый день войны в его речи проскользнуло выражение, которое, казалось, исключало возможность использования сухопутных войск. Президент никогда не был убежден в необходимости сухопутной операции, но он понимал, что эту возможность нельзя и дальше исключать. В конце концов, если будущее Косово было настолько важно, что ради него можно было драться в воз духе, то вряд ли можно было с уверенностью сказать, что оно не стоило того, чтобы защищать его и на земле.
Военная логика планирования сухопутной операции была ясна. Но том, чтобы начать ее до начала саммита НАТО, который должен был пройти в Вашингтоне 23 апреля, был и свой дипломатический резон. Альянс отмечал пятидесятую годовщину своего существования и, особенно в
538
такой период, должен был казаться сплоченным. Однако единства среди нас не было. Благодаря коллекторным совещаниям с представителями «Пятерки» я была в курсе, что Великобритания поддерживает проведение сухопутной операции, Германия и Италия выступают против, а Франция проголосует «за» только в таком невероятном случае, если на операцию будет получено разрешение Совета Безопасности. Мы не хотели, чтобы саммит превратился в одни сплошные препирательства по поводу ввода сухопутных войск. В итоге нас во многом спасли хорошие отношения между президентом Клинтоном и премьер-министром Блэром.
В день накануне саммита, поздно вечером, Блэр приехал в Белый дом для разговора, Президент выступал в роли хозяина. Также присутствовали я вместе с Сэнди Бергером и несколько английских должностных лиц. Блэр, выражающий свою решимость нанести поражение Милошевичу, напоминал Черчилля — правда, на этом все сходство и заканчивалось. Свойственные моложавому Блэру манера поведения и контактность располагали, так что трудно было не называть его «Тони» вместо подобающего «господин премьер-министр». Блэр сознательно взял на себя роль лидера, который способен объяснить позицию Европы Америке, а континентальной Европе — позицию Америки, чтобы таким образом преодолеть разногласия между двумя материками. Близкие по возрасту и по характеру, они с президентом Клинтоном, казалось, прекрасно подходят друг другу. Так, они часами могли обсуждать политику «Третьего пути»1, всемирную историю и свои семьи. В тот вечер в ходе нашего разговора тема Косово и ввода сухопутных войск висела в воздухе. У Блэра, несомненно, было что сказать президенту по этому поводу — но с глазу на глаз, а он был слишком вежлив, чтобы попросить всех присутствующих выйти за дверь. Наконец он спросил президента, где находится туалет. Уловив сигнал, Клинтон вызвался показать ему дорогу. Они отсутствовали больше получаса.
Что бы они там ни обсуждали, главное, что саммит НАТО обошелся без раскола. Блэр не настаивал на своей правоте и не навязывал остальным своей жесткой приверженности идее сухопутной операции. В своих публичных выступлениях оба лидера подчеркивали единство своих взглядов. Альянс при поддержке США начал соответствующую подготовку, исходя из той возможности, что воздушных ударов окажется недостаточно.
Первоначально предполагалось, что саммит НАТО станет блестящим празднеством с массой шикарных званых вечеров. На фоне кровоточащего Косово устраивать такое торжество было невозможно. Однако это не помешало саммиту стать крупнейшей встречей глав государств из всех, когда-либо проходивших в Вашингтоне. На саммите присутствовали не только представители самих стран — членов НАТО но также и гости из сотрудничающих с нами организаций разных государств, в частности, из всех республик бывшего Советского Союза за исключением России.
В день открытия саммита генералы Кларк и Науман заявили, что усиление ударов с воздуха и увеличение экономического давления на Белград могут привести к тому, что Милошевич согласится на наши условия. С основным тезисом, согласно которому страны Альянса должны держаться вместе, усилить натиск на Милошевича и победить, были согласны поголовно все. Кроме того, мы провели встречу с Украиной, а также устраивали специальные заседания по Балканам и Кавказу и общались со странами, не являющимися членами НАТО, — от Албании до Узбекистана. Таким образом, Альянс продемонстрировал свое стремление к тесному сотрудничеству с демократическими силами по всему миру. Взамен мы получили поддержку со стороны государств, которые когда-то следовали указаниям Москвы, а теперь свободно могли выносить собственные суждения.
В последний день саммита Борис Ельцин позвонил президенту с предложением, чтобы вице-президент Гор и бывший российский премьер-министр Виктор Черномырдин совместно выработали решение по косовской проблеме. 3 мая Черномырдин прилетел в Вашингтон. С собой он привез письмо от Ельцина, в котором предлагалось объявить о прекращении огня, в вслед за этим Кофи Аннан и Черномырдин могли бы отправиться в Белград и договориться об урегулировании конфликта. Исполнение достигнутой договоренности обеспечивалось бы ООН. Президент Клинтон ответил, что мы не допустим, чтобы ООН вела переговоры от лица НАТО.
На следующее утро на завтраке в резиденции вице-президента Черномырдин сказал, что сам предпочел бы продолжить давление на Белград, но Россия не хотела делать это слишком явно или в одиночку. Как говорил Черномырдин, Милошевич слишком упрям и психологически не готов к тому, чтобы сдаться НАТО. Нам понадобилось участие третьей стороны, отсюда – предложение Москвы направить в Белград Генерального секретаря ООН. Переговоры с высокопоставленным и одновременно нейтрально настроенным человеком должны показаться Милошевичу не столь унизительными. В этой идее был здравый
540
смысл, но, как сказал президент Клинтон, Милошевич просто не мог вести переговоры с ООН. В качестве партнера нам нужен был не Кофи, а некто другой, и я предложила кандидатуру президента Ахтисаари. В тот же момент Черномырдин ударил рукой по столу и улыбнулся: «Вот это тот человек, который нужен».
Президент Финляндии Мартти Ахтисаари был действительно «тем, кто нужен»: почтеннейший дипломат, имеющий опыт работы в ООН, к тому же представитель страны, исторически сохранявшей нейтралитет. В прошлом месяце мы предложили кандидатуру Ахтисаари в качестве одного из представителей ООН в Косово, но он отказался, так как не хотел вступать в еще одну должность, отнимающую все рабочее время. Однако он согласился сотрудничать с Черномырдиным и осуществлять то, что президент Финляндии провидчески окрестил попыткой прекратить войну продолжительностью в месяц.

В пятницу, 7 мая, когда у меня как раз закончилась встреча с Кофи Аннаном, мой референт Алекс Уолфф сказал, что сейчас сообщит мне такую новость, что мне бы лучше сначала сесть. «Мы пока не знаем точно, — сказал он, — но по CNN говорят, что силы НАТО разрушили китайское посольство в Белграде». Вскоре мы узнали, что бомбардировщики В-2 действительно сбросили бомбы на здание, которое наши пилоты приняли за югославское федеральное Управление по снабжению вооруженных сил. Летчики, как это ни ужасно, перепутали это учреждение с похожим по форме зданием поблизости — китайским посольством. Фатальная ошибка привела к гибели троих китайцев, двадцать человек было ранено. Из-за того, что бомбы сбрасывались на здание несколько раз, Пекин обвинил нас в умышленном нападении. На этот Раз прекрасная военная репутация НАТО сработала против нас, потому что китайцам трудно было поверить, что мы могли допустить такую ошибку.
На следующий день после этого инцидента до кровати я добралась уже к ночи, лишь после того, как побывала на свадьбе одной из моих основных помощниц по связям с прессой — Китти Бартелс. Оказавшись дома, я стала смотреть ночные новости. Показывали нашего посла в Пекине Джеймса Сассера, смотревшего из разбитого окна на толпу китайских студентов, которые бросали камни и кричали. Безопасность наших людей стала меня особенно сильно беспокоить после трагедии в Кении и Танзании. Я вылезла из постели и срочно стала доживаться до китайского министра иностранных дел Тана Цзясюаня. «Сейчас связаться с ним невозможно», — был ответ. И я решила, что все, что в моих силах, чтобы охладить накалившуюся ситуацию.
541
Я позвонила заместителю председателя Объединенного комитата и начальников штабов, генералу Джозефу Ралстону, предложила ему надеть военную форму и вместе со мной нанести полуночный визит китайскому послу. Том Пикеринг и Кеннет Либерталь из Совета Национальной Безопасности дополняли нашу делегацию.
С послом Ли Чжаосином я была знакома с того времени, когда мы оба работали в ООН. Я объяснила ему, что бомбардировка была ужасным несчастным случаем и что все мы чрезвычайно сожалеем о про изошедшем. Я сказала, что понимаю, каково это, когда убивают твоих коллег, и выразила надежду на то, что он передаст мои соболезнования семьям тех, кто погиб или был ранен. Я также поделилась своей обеспокоенностью по поводу безопасности американских дипломатов в Пекине; нельзя было допустить, чтобы демонстрации стали еще более необузданными.
Хотя в свое время у нас с Ли установились хорошие отношения, теперь он был крайне суров и потребовал, чтобы я выступила с официальным извинением по китайскому телевидению. Внезапно откуда-то возникли телекамеры. Я сделала короткое заявление. Когда наша делегация собиралась уже уходить, мы наткнулись на группу китайских «журналистов», которые преградили нам путь, многозначительно вопрошая, почему мы убили их коллег. Внутрь здания сотрудников моей службы безопасности не допускали, так что мы были без охраны и волновались, что попадем в ловушку. К счастью, с такими людьми, как генерал Ралстон и Том Пикеринг, не пропадешь и в подобных обстоятельствах: это не просто хладнокровные, но еще и весьма сильные люди. Пока они удерживали «журналистов», мы сумели найти боковой выход и выбежать на улицу.
Бомбардировка китайского посольства на время переключила внимание всего мира с преднамеренной жестокости Милошевича на наши непредумышленные ошибки. Милошевич пытался использовать этот момент с дипломатической точки зрения и объявил о планах по выводу из Косово символического числа своих войск. Россия усилила свое давление, направив Черномырдина в Китай, где он назвал бомбардировку «актом агрессии». Непредсказуемым во всем этом стал тот политический цирк, что творился в Москве. В тот самый день, когда Черномырдин полетел в Пекин, Ельцин уволил Примакова с должности премьер-министра. Прошла неделя, и только тогда министру иностранных дел Иванову сообщили, что он остается на своем месте. Когда я позвонила Иванову, он сказал мне, что Ельцин устроил разнос министерству иностранных дел за то, что оно не сумело остановить натовские бомбардировки. Публично Ельцин грозился, что откажется пред-
542
принимать дипломатические усилия, если авиаудары вскоре не будут прекращены.
Трагедия с консульством Китая и политические интриги в Москве замедлили созданную нами динамику. Мы могли скатиться назад, если бы русским удалось найти формулу раскола НАТО, но этого не произошло. Так, в Германии Йошка Фишер решительно отстаивал политику Альянса на съезде партии «зеленых», несмотря на то, что в него швырнули пакет с жидкой красной краской (В результате попадания «бомбы» с краской в лицо Фишер получил травму барабанной перепонки. Это случилось во время публичного выступления, когда он защищал позицию НАТО, касающуюся бомбардировок в Югославии. — Прим. пер.). Итальянский премьер-министр призвал приостановить бомбовые удары, но в то же время разрешил своей авиации продолжить участие в операциях НАТО, Я убеждала своих коллег потерпеть и дождаться, пока сыграет свою роль канал Черномырдин — Ахтисаари. До тех пор, пока союзники были вместе, время было на нашей стороне. Нам поступали сообщения о том, что значительное количество сербских солдат дезертировало. В Белграде проходили антивоенные демонстрации. Авиаудары, вопреки некоторым прогнозам, не объединяли людей, стоявших за спиной Милошевича. Напротив, они только усилили стремление обычных сербов к мирной жизни.
Нам также было известно, что OAK постепенно начинает отвоевывать утраченные позиции. Из-за натовских бомбардировок югославской армии было трудно продвигаться, особенно при наличии тяжелой военной техники и крупных войсковых подразделений. Теперь боевики партизанской армии ввели новую военную тактику, рассчитанную на захват оружия и боеприпасов изолированных гарнизонов. Они также воспользовались ослаблением моральных сил сербской армии и закупали вооружение у своих непосредственных противников: это было возможно, так как некоторые сербы решили, что раз уж они не могут выиграть войну, то хотя бы постараются извлечь из сложившейся обстановки какую-то выгоду.
Тупиковая ситуация сохранялась, и я понимала, что эта гонка изматывает обоих бегунов; вопрос был только в том, чьи ноги подкосятся раньше. Разумеется, до определенного предела югославское правительство могло выносить причиняемый стране ущерб и не сдаваться, но было неясно, будет ли этот предел достигнут прежде, чем центр тяжести в НАТО сместится в сторону компромисса. Победа неизбежно должна была оказаться на той стороне, которая продемонстрирует особенно сильную волю. Поэтому мы с новой энергией принялись обсуждать
543
необходимость сухопутного вторжения, Подобная операция была сопряжена с очевидным риском, но майские заседания, на которых главным вопросом в повестке дня было «приспособление лагерей для беженцев к зимним условиям», отрезвляли.
НАТО никогда еще не приходилось проводить сухопутную операцию, но мы решили удвоить численность войск, размещенных в Македонии и Албании. Эти войска якобы должны были готовиться к проведению в Косово миротворческой миссии, что могло быть осуществлено лишь после войны. Однако в случае необходимости — и мы хотели, чтобы Милошевич это сознавал, — эти войска могли также составить ядро боевых сухопутных сил.
27 мая трибунал по расследованию военных преступлений предъявил Милошевичу, Милутиновичу и еще трем сербским лидерам обвинение в преступлениях против человечности. Некоторые были встревожены обвинением Милошевича, полагая, что это будет означать невозможность с ним договориться. Меня в их числе не было. Напротив, я была довольна выдвинутыми обвинениями, потому что их смысл совпадал с тем постулатом, который Альянс пытался донести до всех в течение двух месяцев: тот, кто проводит этнические чистки, никогда не добьется желаемого и даже потеряет то, что имеет. Сразу же возник вопрос: как отразятся выдвинутые обвинения на готовности Милошевича принять условия НАТО.
На следующий день после предъявления обвинений, в результате десятичасовой встречи Черномырдина с Милошевичем в Белграде, было выработано дразнящее обманчивыми надеждами совместное заявление, в котором утверждалось, что Совет Безопасности ООН должен принять резолюцию по Косово «в соответствии с Уставом ООН». Что бы это значило? Я позвонила Иванову, но тот отказался объяснять, что же, так или иначе, изменилось. Вместо этого он сообщил мне, что Россия обратилась с просьбой о том, чтобы канцлер Шредер, как глава ЕС, пригласил Черномырдина, Ахтисаари и представителя США в Бонн для проведения решающей встречи. Мы направили Строуба Тэллбота.
1 июня Тэллбот доложил, что прошло уже несколько встреч, а позиция России нас все еще не устраивает. Русские даже не согласны с необходимостью вывода всех югославских спецподразделений и требуют, чтобы российским миротворцам был отведен в послевоенной Косово отдельный сектор. Сэнди и я дали Строубу указания ограничиться первым пунктом, и тут внезапно Москва уступила. По второму пункту мы договорились так: этот вопрос России следует обсуждать всем Альянсом. Главное, что он не касается Милошевича.
544
Наконец НАТО и Россия пришли к единому мнению. В итоге дискуссий был составлен документ, в котором перечислялись условия, которые должен выполнить Милошевич, чтобы бомбардировки были прекращены. Документ (Речь идет о «Документе о достижении мира». В нем предполагалось размещение в Косово международных сил под эгидой ООН, создание временной администрации края и предоставление ему «существенной автономии в рамках Союзной Республики Югославия». — Прим. пер.), переданный в Белград, и был тем самым магнитом, который был нужен нам и которого боялся Милошевич. Черномырдин и Ахтисаари убедили сербского лидера, что лучшего предложения он не получит и что Россия больше не будет его выгораживать, поэтому он подписал документ и направил его в парламент на утверждение. Ближе к утру 3 июня по всему Вашингтону, а также в разное время дня в столицах стран — членов НАТО, от Оттавы до Афин, начали звонить телефоны. Соперники добежали до финиша.
В результате телефонных совещаний в рамках «Пятерки», проходивших в течение войны, у меня сложилась целостная картина того, как Соединенные Штаты представляют себе объединение усилий мирового сообщества. Теперь нам нужно было разработать хореографию следующих шагов. Когда будут прекращены удары, натовские силы смогут поддерживать порядок в Косово по мере того, как сербы отводят свои войска. ООН дала бы разрешение на проведение миротворческой операции и могла бы взять под свой контроль гражданскую власть. ЕС мог бы координировать восстановительные работы. ОБСЕ во главе с решительным министром иностранных дел Норвегии Кнутом Воллебэком могла бы помогать в организации выборов и обучать гражданские силы правопорядка.
Для того чтобы привести все эти элементы в движение, и к тому же в надлежащей последовательности, требовался довольно замысловатый дипломатический танец. Сначала нам нужно было составить проект резолюции Совета Безопасности, намечающий контуры военного соглашения между НАТО и Югославией и определяющий время, отведенное на вывод сербских подразделений. Следующим шагом должен был стать контроль за началом вывода сербских войск, который послужил бы сигналом к остановке бомбардировок НАТО. Мы понимали, что, когда это произойдет, Россия согласится проголосовать за резолюцию Совета Безопасности, разрешающую проведение миротворческой операции. Соответственно, затем началась бы сама операция. После этого беженцы почувствовали бы себя в безопасности и смогли бы без боязни вернуться в свои дома, а боевики OAK также получили бы возможность без опасений за свою безопасность разоружиться.
545
В конечном счете все эти шаги действительно были предпринять причем в нужной последовательности, но без головной боли не обошлось. Текст резолюции Совета Безопасности обсуждался в ходе двенадцатичасовых переговоров министров иностранных дел «Большой восьмерки», которые проходили 7 и 8 июня в Германии. Весь первый день Иванов пытался исключить из текста документа ссылки на сотрудничество с трибуналом по расследованию военных преступлений и предлагал разрешить отдельным сербским спецподразделениям остаться в Косово. Пока мы спорили, я думала: «За этим столом я единственная, кто занимался этой работой в Совете Безопасности. Я знаю, что должна поступать, как раньше: разделить собеседников и решать вопросы с каждым из коллег по отдельности до тех пор, пока мы не достигнем желаемого консенсуса». В то же время я понимала, что, находись по-прежнему в должности представителя в ООН, я пришла бы в ярость от того, что министры иностранных дел занимаются нашей работой. Я теснила Иванова по каждому вопросу. Оказавшись в одиночестве, он наконец сдался.
Достигнутое соглашение сдвинуло с мертвой точки переговоры между натовскими и югославскими военными, проходившие в близлежащей Македонии. Наконец 9 июня начался вывод югославских войск из Косово. На следующий день были официально прекращены воздушные удары НАТО и принята резолюция Совета Безопасности. Миротворцы готовились разместиться на территории края. Единственным важным нерешенным вопросом теперь оставалось определение роли России в возглавляемой НАТО миротворческой операции.
Хотя не все дипломатические формальности еще были улажены, я чувствовала, что впервые за несколько месяцев могу спокойно вздохнуть. Несмотря на прогнозы скептиков, Альянс сохранил свое единство и с помощью искусного сочетания дипломатических и силовых методов — победил. Это был момент пьянящего восторга. Я шла по улицам Кельна (В Кельне 10 июня 1999 г. был подписан Пакт стабильности для стран Юго-Восточной Европы. В Пакте согласились участвовать более 40 стран, организаций и региональных группировок. С 26 октября 2000 г. участником ПС является Югославия. — Прим. пер.), и меня встречали аплодисментами. На встрече «Большой восьмерки» министр иностранных дел Германии Фишер выразился так: «Ну, что же, если это и вправду была война Мадлен, то теперь это уж точно победа Мадлен». Я ответила, что это была победа НАТО, но было любопытно, каково сейчас тем, кто в то время хотел меня узнать, назвав эту войну моей. На проходившем в музее шоколада заключительном обеде министров иностранных дел «Большой восьмер-
546
ки» в мою честь произносились рыцарские, несказанно преувеличенные тосты. А после обеда мне позвонил президент Клинтон, и его первыми словами было: «Ну что, девочка рада?» Мальчик, несомненно, тоже был рад. Он рассказал мне о только что прочитанной статье Джона Кигана: британский историк писал, что «в истории войн бывают определенные даты, которые служат поворотными пунктами... Сегодня мы можем внести в календарь еще одну важную дату: 3 июня 1999 года — день, когда капитуляция президента Милошевича доказала нам, что войну можно выиграть при помощи одной авиации» (В истории разрешения косовского конфликта особого упоминания стоят три фигуры. Во-первых, возглавлявший международную наблюдательную комиссию Билл Уокер, который рассказал миру о резне в Рачаке и всколыхнул активность членов НАТО. Затем Джеймс Доббинс, который сменил Боба Гелбарда на посту нашего специального представителя на Балканах: начиная с переговоров в Рамбуйе, он проявил себя как неутомимый труженик. Наконец, постоянный представитель ООН Питер Берлей, который обеспечил принятие резолюции Совета Безопасности, положившей конец этой войне. К сожалению, у этих троих было и еще нечто общее. Карьера каждого из них оказалась урезанной — по милости американских сенаторов или их чрезмерно облеченных властью коллег, которые бесконечно отвергали их кандидатуры, когда тех пытались назначить на другие должности. Уокеру так и не дали стать послом в Аргентине и затем Пакистане. Доббинс также оказался лишен возможности работать в Буэнос-Айресе. И не последовало никакой поддержки, когда президент назначил Берлея послом на Филиппинах. Сенаторам, которые воспрепятствовали этим назначениям, ни разу не пришлось как-либо оправдывать свои поступки, поскольку сенатский «этикет» этого от них не требует. Подобная практика оказывает крайне деморализующее влияние на сотрудников дипломатической службы, вредит нашей внешней политике и в корне противоречит демократическим принципам. В этих злоупотреблениях виноваты сенаторы обеих политических партий, и я надеюсь, что реформаторам удастся положить этому конец. – Прим. авт.).

Прежде чем возвращаться в Вашингтон, я остановилась в Македонии, чтобы провести встречу с местным правительством и поприветствовать американские войска, которые готовились войти на территорию Косово. Кроме того, я посетила лагерь косовских беженцев — пыльный, душный город, где двадцать тысяч высланных косоваров, в основном очень юных или очень пожилых, жили в палатках, раскинутых на каменистой македонской почве. Единственным источником живого цвета на этом безжизненном фоне были крошечные фиолетовые цветочки кактусов, которым, как и людям, едва удавалось выжить в таких суровых условиях. По всему городу были развешаны флаги, но это не были флаги какого-то конкретного государства: они принадлежали ООН, верховному комиссару ООН по делам беженцев, Агентству США
547
по международному развитию (USAID) и Католической службе милосердия. Город был обнесен забором с довольно толстыми стенами и колючей проволокой, достаточно острой для того, чтобы посторонние не проникли вовнутрь, а те, кому предназначено находиться в лагере там и остались (Несмотря на довольно нерешительное начало, в конечном счете усилиями миррового сообщества удалось спасти тысячи жизней косовских беженцев. Особая честь в этом деле принадлежит Садако Огате, упорному верховному комиссару ООН по делам беженцев, а также группе, возглавляемой Джулией Тафт, заместителем госсекретаря по вопросам народонаселения, беженцев и миграции. Существенную роль сыграли также правительства соседних стран, особенно Албании, Македонии и Италии. – Прим. авт.).
Обстановка в городе походила на уличную распродажу в каком-нибудь прибрежном селении. Перед битком набитыми палатками валялись сломанные шезлонги, искореженные пляжные зонтики и пластмассовые сандалии, в основном на детскую ногу. Несмотря на тяжелые условия, люди поддерживали места, где они жили, в безупречной чистоте, и это говорило о чувстве собственного достоинства и уважительном отношении к дому, даже если этот дом — крошечное временное жилище.
Подходя к лагерю, я заметила, что впереди, по обеим сторонам дороги, сгрудились люди. Сначала их крики были неразборчивы, но чуть позже я не могла сдержать улыбку. Они скандировали: «США, США» и «Олбрайт, Олбрайт». Я стала пожимать им руки и снова и снова повторяла: «Вы вернетесь. Скоро вы сможете вернуться домой». Маленький мальчик нес плакат, на котором сверху от руки было написано: «Я люблю Америку», а надпись снизу гласила: «Я хочу вернуться в Косово». Я остановилась и поговорила с его матерью. Она рассказала мне, что дедушка мальчика умер по пути из Косово, а бабушка, если она еще жива, до сих пор в Приштине.
Меня пригласили в палатку, в которой собралась небольшая группа женщин и несколько детей. Они говорили о своем горячем желании уехать обратно в Косово. Я убеждала их, что нужно еще потерпеть. «Югославы заложили мины, и чтобы их обезвредить, понадобится какое-то время. Надеюсь, вы дождетесь, пока мы сообщим вам, что путь безопасен и пищи в крае тоже достаточно». Я также сказала, что, когда они вернутся назад, НАТО будет помогать им налаживать нормальную жизнь.
Беженцы напомнили мне о том, сколь могучей может быть тяга к дому, особенно в этой части света, где мобильность ниже, чем в Соединенных Штатах, и целые семьи веками жили на одном месте, возделы-
548
вали те же поля, ходили по тем же дорогам, наблюдали восход солнца над теми же знакомыми холмами. Вот почему этнические чистки — неважно, направлены они на албанцев, сербов или другие группы — столь разрушительны. Это не просто перемещение людей с одного места на другое: это отрыв от корней целых сообществ и заселение их родных деревень чужими людьми, которые не знакомы с историей этих краев, не знают местных преданий и имен, вырезанных на могильных камнях ближайших кладбищ.
Уезжая из Македонии, я мечтала хорошенько выспаться по пути домой. Но едва самолет оторвался от земли, как нам сообщили, что русские войска вступили на территорию Косово, и сербы встречают их в Приштине, как героев. Мы с Сэнди тут же связались по телефону со Строубом, который как раз находился на пути из Москвы. Мы посоветовали ему «передразнить Примакова», изменить направление движения своего самолета в обратную сторону и лететь назад в российскую столицу. Позже Строуб позвонил мне и сказал, что он беседовал с Ивановым, и тот заверял его, что это «развертывание» было «ошибкой», и войскам будет отдан приказ покинуть край.
Когда на следующий день я говорила с Ивановым, он сказал, что произошло «недоразумение», мы его не так поняли по поводу отвода российских солдат. Русские останутся в аэропорту Приштины, и если НАТО разместит свои силы в крае прежде, чем будет достигнуто соглашение относительно роли России, то будут введены дополнительные российские войска, которые займут северную часть Косово. Мне подумалось: «Или я сплю, или это самое плохое кино из всех мною виденных. За один только день мы скатились от празднования победы к нелепому повторению холодной войны». Меня тревожило и то, что Иванов уже сам не знал, что происходит в его собственном правительстве. Очевидно, что произошло какое-то рассогласование между гражданскими и военными властями, хотя никто не мог быть уверен в том, какой приказ мог отдать Ельцин. Вероятность опасных просчетов, особенно со стороны российских чиновников, была чрезвычайно высока.
До сих пор я считаю возможным, что Милошевич тогда придумал заключить с российскими военными сделку (может быть, через посредство своего брата, который был послом Югославии в Москве), чтобы Добиться фактического раздробления Косово. Если это и в самом деле было так, то от дальнейшего потворства этой глупости русских удержали рамки международной демократии и права. Российские военные подготовили шесть транспортных самолетов, чтобы доставить в регион свои тысячные войска, которые могли бы подкрепить небольшой контингент, размещенный в аэропорту Приштины. Это перебрасыва-
549
ние сил так и не состоялось, потому что России было отказано в разрешении пересечь воздушное пространство Венгрии, Румынии и Болгарии. Каждая из этих стран находилась в числе основателей Организации Варшавского Договора. Теперь же одна из них не являлась союзником НАТО, а две другие были первыми кандидатами на вступление в Альянс. Принятое этими странами решение воспрепятствовать Москве в этот напряженный момент укрепило нашу убежденность в правильности стратегии расширения НАТО. Этот их шаг показал, какую важную роль могут играть страны Центральной Европы в укреплении национальной безопасности. Он сгладил назревавший кризис, который мог вылиться в нечто, чего не знала холодная война, — прямое столкновение натовских войск с российскими.
В результате именно натовские силы были размещены на территории края, и все кончилось тем, что они кормили русских, у которых было плохо с провиантом, в аэропорту Приштины. В это время продолжались переговоры по поводу роли, которую подобает отвести России. Президент Ельцин позвонил президенту Клинтону и предложил укрыться вдвоем на «корабле, подводной лодке или каком-нибудь острове, где никто нам не помешает», чтобы спокойно решить проблему. Клинтон выдвинул встречное предложение: пусть министры обороны и иностранных дел двух стран встретятся и разрешат вопрос, что, в конце концов, — после нескольких дней энергичных взаимных уступок — и было сделано (В результате этих проходивших в Хельсинки переговоров была достигнута договоренность о размещении российского военного контингента в Косово в делах районов, которые подконтрольны Германии, Франции и Америке, но не было отведено специального сектора из опасения, что это приведет к фактическому разделению края. — Прим. авт.)
Я понимала, что по-настоящему никакого перерыва в работе не предвидится, но мне была просто необходима короткая передышка. Поэтому я отправилась, чтобы навестить Энн, которая в то время была беременна моей будущей внучкой Мадди («Мадди» — одна из форм имени «Мадлен». — Прим. пер.), и трехлетнего Джека в Австрию — там муж Энн, Джефф, в то лето читал лекции по праву. Но я не могла уезжать слишком далеко от Косово. Когда окончилась война, Альянс обратился к ООН за помощью в той области, в которой эта организация доказала свое знание дела — послевоенном восстановлении. Кофи Аннан собирался назначить кандидата на должность руководителя гражданской миссии ООН в Косово, и я сказала ему, что, по моему мнению, он мог совершить ошибку. Выбор Кофи Аннана пал на министра здравоохранения Франции Бер-
550
нара Кушнера, который уже довольно много лет назад стал одним из основателей организации «Врачи без границ». Я слышала, что Кушнер — трудный субъект, и поэтому была настроена не в его пользу, но он договорился встретиться со мной за ленчем в отеле, находившемся неподалеку от того места, где я остановилась. Он принес мне букет эдельвейсов и, как только мы присели, сказал: «До меня доходят слухи, что я вам не нравлюсь». Я пробовала было возразить, но через несколько минут он уже вовсю делился со мной своими связанными с Косово надеждами. Меня поразили его глубокая убежденность, человечность, знания и самоотверженность; позже я позвонила Генеральному секретарю ООН и сказала, что, в конечном счете, он оказался прав.
Ближе к концу июля я впервые посетила Косово. Уже больше шести недель, как закончилась война. Несмотря на наши предостережения, многим беженцам слишком не терпелось вернуться домой. Были счастливые воссоединения родных, были и мрачные открытия, когда люди обнаруживали лишь наскоро вырытые могилы. К удивлению многих, OAK подписала соглашение о демобилизации, чему поспособствовал Джейми Рубин. Однако значительная неопределенность сохранялась в отношении дальнейших планов Армии. Как и ожидалось, не обходилось без случаев, когда этнические албанцы хотели отплатить сербам, многим из которых пришлось из-за этого покинуть Косово и уйти в собственно Сербию. Старый край лежал в развалинах, а процесс восстановления еще только начинался.
В Приштине я выступала перед огромной толпой, собравшейся на центральной площади города. Из-за множества крыш и окон это пространство было сложно патрулировать, и когда я ждала времени своего выступления в штабе ООН, мы услышали ружейный выстрел, но никто не знал, откуда он раздался. Чтобы уменьшить опасность, те сорок пять или около того метров, что отделяли дверь здания от небольшой трибуны, которую поставили на площади перед собравшимися, меня везли в фургоне. Когда я поднялась на площадку, фургон развернулся и встал как раз так, что одна из его открытых дверей оказалась прямо напротив моей спины, так что, если бы что-то произошло, я Могла просто туда упасть.
Собравшиеся на площади люди, среди которых было множество вернувшихся беженцев, были одеты в смесь албанских национальных костюмов и кофт Chicago Bulls. Ответив на их бурное приветствие, я стала вглядываться в лица людей, стоящих передо мной. Я вспоминала беженцев, которых недавно видела в лагере, а также в газетах и по телевизору: на их лицах лежала печать тяжелых испытаний, страха или
551
тревоги за пропавших родных и близких. Теперь на тех же лицах были улыбки (Потом мне прислали фотографию покрытой граффити стены в Приштине; снимок отражал настроения этнических албанцев в описываемый период. Надпись гласила: «Спасибо вам, НАТО, Тони Блэр, Шредер, Солана, Клинтон, Ширак, Робин Кук, Проди, Кларк и Олбрайт». — Прим. авт.).
Я сказала косоварам: «Я много думала о вас и о тех страданиях, которые вам выпало пережить. Сегодня мы должны дать торжественное обещание, что больше никогда к вам ночью не будут врываться вооруженные люди, что больше никогда в Косово не будет кровопролития» Эти мои слова были встречены громкими криками одобрения.
Я заявила: «Мы должны поддержать трибунал по расследованию военных преступлений, потому что те, кому предъявлено обвинение в проведении этнических чисток и убийствах, должны ответить за свои злодеяния, и Слободан Милошевич тоже должен ответить за свои преступления». Раздались еще более громкие возгласы.
Затем я сказала так: «Демократия не может строиться на жажде мести. Если мы хотим добиться в Косово настоящей, окончательной победы, то это не может быть победой албанцев над сербами или НАТО над сербами. Это должна быть победа тех, кто верит в права человека, над теми, кто их не признает. В противном случае это будет никакая не победа, а просто смена одного вида репрессий на другой».
Аудитория замолкла. Воцарилась полная тишина.
Разумеется, я и не ожидала, что телесные и душевные раны жителей Косово заживут быстро, слишком уж горячи были военные страсти. Но я все-таки хотела донести до людей четкое сообщение. Общаясь с европейцами, даже во время войны, я обнаружила с их стороны крайний скептицизм в отношении албанцев. И, выступая перед албанцами, я высказалась прямо: «Некоторые не верят в то, что Косово когда-либо удастся стряхнуть с себя груз прошлого. Эти люди утверждают, что вы будете воевать против сербов так же, как сербские военные и сербская полиция воевали против вас, что вы сделаете жизнь сербов в Косово невыносимой. Эти критики приводят в пример такие трагедии, как трусливое убийство на прошлой неделе четырнадцати сербов в деревне Грачко, и говорят: "Ну, посмотрите же, мы ведь правы. Косовские албанцы ничем не лучше Милошевича". Сегодня я хотела бы предсказать, что вы докажете, как ошибаются эти скептики».
Это было прямое и настоятельное требование. Я опасалась, что еще несколько случаев убийств сербов албанцами уничтожат энтузиазм европейских стран в отношении финансирования восстановления Косово. Я понимала, что если это произойдет, то Конгресс не станет суб-
552
сидировать проведение восстановительных работ. Мы только что закончили бой, и я была полна решимости отстоять достигнутый мир.
После выступления я продолжила свой путь. Отъехав всего на десять километров, я будто очутилась в совершенно ином мире. Там, на площади Приштины, большинство людей испытывали состояние освобожден ности, у них было праздничное, ликующее настроение. В сербском православном монастыре Грачаница, напротив, я столкнулась со страхом и ожесточением. Я посетила монастырь, чтобы встретиться с епископом Артемием Радосавлевичем и другими местными сербскими религиозными лидерами. Владыка был резко против натовских бомбардировок, однако он тоже призвал Милошевича уйти в отставку из-за тех злодеяний, которые этот диктатор совершал как против сербов, так и против других этнических групп.
Нас встретили монахи в традиционных черных одеяниях, подпоясанные веревками. Мы взобрались по темной извилистой лестнице и вошли в просторную общую комнату с большими деревянными столами и скамьями. На стене висел гобелен, служащий напоминанием о поражении сербов в косовской битве 1389 года. Монахини внесли в зал вазы с персиками и сливами, чашки с черным кофе, стаканы с апельсиновым соком и вином, сочные сладости, пропитанные медом, и густую ванильную пастилу на ложках. Епископ держал скипетр с серебряной рукоятью. Вся эта сцена была будто взята из средневековья, если бы не монахи, которые сидели вдоль дальней стены и деловито что-то набивали на компьютерах или путешествовали по Всемирной Паутине. Еще один монах обходил помещение с небольшой портативной кинокамерой.
Когда еще до начала войны я встречалась с епископом в Вашингтоне, он предупреждал меня, что военное противостояние обернется катастрофой. Теперь он показывал мне фотографии разрушенных церквей, подробно рассказывал о совершенных нападениях и выражал опасение, что всем сербам, видимо, придется покинуть Косово. Я сказала ему, что результат оказался противоположным тому, что я ожидала, и заверила, что миротворческие силы НАТО и ООН сделают все возможное для того, чтобы его народ чувствовал себя в безопасности. Владыка заметил, что если сербы будут вытеснены из края, то Милошевич окажется прав. Я согласилась с ним и сказала, что большое значение имеет участие косовских сербов в попытке ООН создать институты самоуправления.
Когда наша встреча подошла к концу, епископ проводил меня через монастырские сады к нашей автоколонне. Снаружи собралась целая толпа людей. Их лица были перекошены от ненависти, они неистово
553
возмущались и выкрикивали лозунги в поддержку Милошевича. Прелат сказал мне, что это не местные жители, а сторонники бескомпромиссных действий, присланные Белградом. Мы сели в машины, а толпа ринулась прямо на нас. Некоторые мужчины демонстрировали оскорбительные жесты, чтобы ясно дать мне понять, что они обо мне думают. Как только наша автоколонна отъехала, толпа стала штурмовать монастырь и набросилась на епископа. К счастью, там были британские войска, которым удалось помешать кровопролитию.
Из Косово я вылетела в Сараево, где для окончательного утверждения Пакта стабильности для стран Юго-Восточной Европы собирались президент Клинтон и лидеры европейских стран. Пакт явился выражением стратегии, которая была разработана нами для того, чтобы Балканы могли влиться в общее демократическое поле Европейского континента. Выбор Сараево сам по себе был уже знаковым событием. Во время войны в Косово министр иностранных дел Боснии предложил использовать эту страну в качестве модели сотрудничества между разными этническими группами. Принимая во внимание недавнюю историю этой страны, подобное заявление было удивительно, и все-таки в нем было достаточно истины, чтобы вызвать уверенность в том, что чудеса возможны.
Встреча в Сараево проводилась на стадионе, который использовался для соревнований по фигурному катанию во время Олимпиады 1984 года. Слушая выступавших, которые говорили на английском, французском, немецком и разнообразных языках балканского региона, я почувствовала сильное желание лидеров балканских стран распрощаться с прошлым и вступить в демократическое будущее. Я подумала, что сейчас у нас есть реальная возможность преобразовать устоявшийся ход истории и сменить водовороты насилия на равномерный направленный мирный поток.
Милошевич ставил на то, что косовский конфликт внесет раскол в Альянс и создаст непреодолимую пропасть в отношениях России и стран Запада. Благодаря решительности президента Клинтона, премьер-министра Блэра, Генерального секретаря Соланы и других лидеров НАТО, соединенной с прагматизмом, который в ключевые моменты сумели продемонстрировать Ельцин и Иванов, нам удалось доказать, что Милошевич ошибался. К тому же, это помогло мне утвердиться в убеждении, что Америка может разумно применять силу ради поддержки важных дипломатических целей, не доходя до тотальной войны. Чтобы достичь наших целей, нам не было необходимости ставить Югославию на колени и не пришлось сосредоточивать в регионе сотни тысяч наших солдат.
554
Что же касается Альянса, то этот конфликт продемонстрировал огромное несоответствие между способностью США вести войну на современном техническом уровне и совсем иными возможностями Европы, однако он также показал ценность политической поддержки, которую может породить сплоченность. Несмотря на слова некоторых скептиков, мы все-таки выиграли эту войну благодаря, а не вопреки Альянсу. Тем или иным образом нашему успеху способствовал каждый член НАТО.
Разумеется, в ходе войны мы были вынуждены отвечать на трудные вопросы, но нас укрепляло сознание того, что, как бы трудны ни были эти вопросы, они все равно куда проще, чем расспросы, которые возникли бы, не предприми мы никаких действий. Если бы НАТО не начало решительных действий, то сербское наступление надолго вытеснило бы из края более полумиллиона косоваров, усиливая экстремистские настроения среди многих из них и порождая новый источник длительной напряженности в Европе. Возможно, Милошевич усилил бы свои позиции, личным примером искушая и других лидеров увеличить собственную власть аналогичными методами. И на заре XXI века НАТО представляло бы собой раздробленный союз, сомневающийся в смысле своего существования.
555

Опубликовано: Олбрайт Мадлен. Госпожа госсекретарь. Мемуары Мадлен Олбрайт/ Пер. с англ. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С.490-555.

У автора есть сайт: нет.
Новые статьи на library.by:
ПОЛИТИКА:
Комментируем публикацию: Мадлен Олбрайт "Мы выиграли эту войну..."

© нет () Источник: http://portalus.ru

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПОЛИТИКА НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.