Вы здесь:
ФИЛОСОФИЯ

Р. Рорти: философия как герменевтика


Е. В. Ускова

Р. Рорти: философия как герменевтика
В данной статье мы рассмотрим, в чем состоят особенности понимания философии Р. Рорти, почему он предпочитает ее называть герменевтикой и в чем отличие его герменевтики от традиционной герменевтики, как философской дисциплины, получившей этот статус после работ Шлейермахера. Для ответа на поставленные вопросы мы будем опираться на книгу Р. Рорти «Философия и зеркало природы». Также мы попытаемся показать, что уже в этой работе у Р. Рорти закладываются элементы прагматической философии, приверженцем которой он стал в дальнейшем.

Все дальнейшее философствование Р. Рорти происходит под знаком борьбы с метафизикой. Точно так же, как и Л. Витгенштейн, Р. Рорти убеждается в том, что подход к философии как метафизике себя исчерпал. Борьба Р. Рорти приобретает разные формы, но главный лозунг остается одним: метафизика как поиск истинных сущностей – совершенно бесполезное занятие.

В данной работе Р. Рорти борется против двух главных врагов: метафизики и эпистемологии. Для того чтобы перейти к сущности этой борьбы, нам необходимо будет выяснить, как Р. Рорти представляет себе традиционную философию.

В книге «Философия и зеркало природы» Р. Рорти анализирует понятие философии и историю его формирования. В самом начале своей работы Р. Рорти рисует нам расхожий образ философии, сложившийся в академических кругах: мы представляем себе философию как науку, занимающуюся вечными проблемами, которые в конечном счете сосредоточены вокруг поиска «оснований» познания. Философия представляется как наука наук, удостоверяющая притязания всех остальных дисциплин и явлений культуры на обладания знаниями. Такой высокий статус философия получила в виду того, что она занимается постижением природы познания и ума (Рорти Р. Философия и зеркало природы. – Новосибирск, 1997. С. 3). В том, почему у нас сложился именно такой образ философии, автор «Философии и зеркала природы» и пытается разобраться.

Надо признаться, что многие философы совершенно спокойно воспринимали этот образ как само собой разумеющуюся парадигму, на основе которой они и строили свои собственные концепции. Рорти же нам предлагает посмотреть глубже – в историю философии, и утверждает, что эта парадигма возникла не случайно и не вдруг. К ее созданию, иногда сами не ведая того, приложили свою руку вполне определенные личности. И главную роль здесь сыграли Дж. Локк, Р. Декарт и И. Кант. Другие лишь так или иначе развивали традицию, сформированную этими тремя философами. Какова же роль этих трех мыслителей? Вот что пишет Рорти по этому поводу: «Мы обязаны понятием теории познания, основанной на постижении «ментальных процессов», XVII веку, в частности Локку. Мы обязаны понятием «ума» как отдельной сущности, в которой происходят «процессы», тому же самому периоду, и особенно Декарту. Мы обязаны понятием философии как трибунала чистого разума, признающего притязания остальной культуры или отказывающего в них, XVIII веку, и особенно Канту. Но это кантианское понятие предполагает обращение к локковским понятиям ментальных процессов и картезианскому понятию ментальной субстанции» (Там же. С. 3).

О Канте несколько слов нужно сказать особо: главная его заслуга состояла в том, что, он провел принципиальное отделение философии от науки и поставил теорию познания в основания и науки, и философии (Там же. С. 98). Согласно Канту получилось, что эпистемология – это наука, стоящая в основании всей философии. Но чем же занимается эта наука? Р. Рорти считает, что благодаря Канту философия обратилась к изучению способов работы человеческого мышления и, мало того, эта область отныне была провозглашена приоритетной, т.к. от прогресса в этой области знания отныне стали зависеть и все остальные области (Там же. С. 101).

Итак, мы видим, что эпистемология, как мы ее себе представляем, возникла потому, что Декарт определил «ум» как особого рода субстанцию, обладатель которой имеет к ней привилегированный доступ; потому что Локк уверил нас в том, что исследование этого «ума» поможет в установлении сферы и границ человеческого познания; потому что Кант установил зависимость всего эмпирического опыта от нашей познавательной способности, являющейся априорной. В результате появилась эпистемология, как неэмпирическая дисциплина, чьей основной задачей является определение статуса «всех других форм дискурса, – науки, морали, искусства и религии – в соответствии с тем, насколько хорошо они репрезентируют реальность» (Там же. С. X).

Получается, что философии, а вернее философам было предписано выполнение необычайно важной и ответственной культурной миссии. Философ предстает перед нами как судья, который оценивает достоверность не только философских теорий, но и теорий научных, культурные и др. По этому поводу Рорти замечает, что «он (Кант) позволил профессиональным философам рассматривать себя в качестве председателей трибунала чистого разума, способных определить, остаются ли другие дисциплины в законных пределах, установленных «структурой» их предмета» (Там же. С. 101).

Что касается понятия репрезентации реальности, то оно является для Р. Рорти центральным. В свою очередь оно неразрывно связано с образом зеркала, Р. Рорти утверждает, что «без представления об уме как зеркале понятие познания как точности репрезентации не появилось бы. Без этого последнего понятия стратегия, свойственная философам от Декарта до Канта, – получение все более точных репрезентаций путем, так сказать осмотра, починки и полировки зеркала – не имела бы смысла» (Там же. С. 102).

Новое Время, то есть именно тогда, когда творили Дж. Локк, Р. Декарт и И. Кант, было эпохой господства разума, его обожествления, именно поэтому такое высокое положение занимает философия и науки. Люди считали, что разум, это совершенно уникальная способность, данная человеку, и ее можно использовать на благо всего человечества. Люди искренне верили в то, что следуя определенным правилам логического вывода можно построить правильное умозаключение, и из набора умозаключений построить верную теорию. Разум уподоблялся превосходному механизму, нужно было только знать, какие рычажки двигать для того, чтобы получить нужный результат. Но главное, что в то время люди верили в непреложную связь разума с миром, он призван определенным образом отражать реальность, то есть разум представляли как некое зеркало, о чем и говорит Р. Рорти.

Что касается философии, то Р. Рорти подчеркивает, что он и его последователи («главным образом в Оксфорде», как отмечает Р. Рорти) обнаружили, что единственная задача, которая теперь осталось философии – это терапия, т.е. избавление философии от заблуждения в том, что были какие-то эпистемологические проблемы (Там же. С. 170). Поскольку философия понимается как терапия, своего рода здравый смысл, то лишается смысла и прежнее представление о том, что она должна быть неким неоспоримым основанием для всех наук и культуры в целом. Р. Рорти предлагает «терапевтический» отход от онтологии, т.е., по сути дела, он говорит о том, что философия не должна заниматься поиском оснований бытия, она должна вообще отказаться от поисков оснований чего-либо. Ни сама философия, ни сфера ее деятельности – познание, не имеют оснований. Но как тогда происходит сам познавательный процесс? Рорти считает, что хотя познание и не имеет оснований, но оно может быть обосновано. Объясняется это следующим образом: «ничего не может считаться обоснованием, пока оно не отсылает нас к тому, что мы уже приняли, и … невозможно выйти за пределы наших вер и нашего языка в поисках какой-то проверки, кроме как согласованности» (Там же. С. 132). Итак, наше знание может быть обосновано только в рамках наших вер и нашего языка, а проверена эта практика обоснования может быть только с помощью согласованности, видимо между нашими суждениями или между нашими верами, или тем и другим вместе. Рорти предлагает нам перестать устремляться в метафизические дебри, занимаясь познанием выдуманных метафизических оснований познания, – ничего этого делать не нужно. Надо опираться только на то, в чем ни у кого нет сомнений, что совершенно очевидно наличествует в опыте каждого – это наш язык и наши веры. Вот истинные и единственно верные обоснования для нашего знания о мире, и других быть не может. Но почему же эта очевидность не кажется такой уж несомненной? Почему столетиями философы занимались поисками глубинных оснований бытия и искренне верили, что таковые на самом деле есть? Дело в том, объясняет нам Рорти, что «тот вид бихевиоризма, который избавляется от оснований, представляет добротный путь к избавлению и от философии. Потому что взгляд, согласно которому не существует постоянной нейтральной матрицы, в рамках которой происходят драмы исследования и истории, имеет следствие, что критика какой-либо культуры может быть лишь конкретной и частичной – но никогда со «ссылкой на вечные стандарты» (Там же. С. 132).

Из слов Рорти становится понятным, что, во-первых, поиск оснований представляет собой сущность философии в ее традиционном понимании, и, поэтому, отказавшись от их поиска, мы отказываемся и от самой философии и, следовательно, перестаем быть философами, по крайней мере в том качестве, в котором они существовали доныне. Р. Рорти предлагает нам пойти наперекор традиции, устоявшемуся положению дел. Конечно, нельзя не признать, что отстаивать консервативную точку зрения на любую проблему наверное всегда легче, чем противостоять ей. Но Р. Рорти не боится трудностей и считает себя в праве заявить о новом пути, по которому должна пойти не только философия, но и культура вообще.

Рассматривая современную ему философию, а в особенности ту, из которой вышел он сам, т.е. логический позитивизм, а вернее философию языка, Р. Рорти делает вывод о том, что это направление тоже основывается на прежнем понимании эпистемологии и философии. Это случилось потому, что в качестве основы исследования был взят язык. Р. Рорти настаивает на том, что язык не должен восприниматься как априорное понятие, которое тогда естественным образом превращается в основание, что ведет к восстановлению в правах прежней философии (Там же. С. 196). Нет, говорит Рорти, язык должен восприниматься просто как вспомогательное средство, способствующее нашему познанию и его не нужно превращать в самоцель. Из всего этого вытекает предположение о том, что философия должна либо исчезнуть, либо принять совсем другой вид. Р. Рорти недвусмысленно намекает на то, что эпистемология умерла и ее место теперь должна занять герменевтика, которая «есть выражение надежды, что культурное пространство, оставшееся после кончины эпистемологии, не будет заполнено, что наша культура должна стать такой, в которой требования противопоставления и сдерживания не будут больше ощущаться. Представление, согласно которому существует постоянный нейтральный каркас, «структуру» которого может выразить философия, есть представления, что объекты противостоят уму или что правила, которые сдерживает исследование, являются общими для всех дискурсов, по крайней мере для каждого дискурса по данной теме. Таким образом в основе эпистемологии лежит предположение, что все вклады в данный дискурс соизмеримы. Герменевтика есть, по большей части, борьбы против этого предположения» (Там же. С. 233). А вклады в дискурс могут быть соизмеримы только тогда, когда существует некое основание, а наличие основания – это первый признак рациональности, против которой борется Р. Рорти. Рациональность подвергается сомнению потому, что в ней видится опасность унификации, сведения всего многообразия теорий, взглядов, мнений к лишь одной правильной теории или положению. Это и не устраивает Р. Рорти. Он выступает за плюрализм и равноправие в любой области человеческой культуры: в философии, в науке, в вопросах организации человеческого общества. Представление о рациональности он не считает незыблемым именно потому, что оно всего лишь представление, сконструированное самими философами и поэтому другие философы вполне могут от него отказаться и заменить собственным.

Кроме того, из этого высказывания Рорти следует, что он подвергает сомнению не только рациональность, но опять же само основание рациональности, то есть основание чего-то безусловно общего с другими людьми. Рорти пытается убедить читателей прежде всего в том, что традиционные философские понятия о бесспорных и вечных сущностях, которыми являются, например, Истина, Добро, Красота или Благо и Долг, само понятие человечности – сконструированы людьми. Издавна все люди жили с ощущением, что есть какие-то вечные ценности, на которые так или иначе нужно ориентироваться. Безусловно, никогда не шло речи о том, что все люди без исключения, в каждый момент жизни соотносят свои действия и мысли с этими высшими сущностями, но они все равно предполагаются каждым из нас, даже если мы отвергаем их реальное существование. Рорти призывает нас понять, что эти сущности сконструированы самими людьми, и, следовательно, они не могут оказать никакого реального влияния на нашу жизнь, ведь они не обладают автономным идеальным бытием. Но если нет вечных ориентиров, тогда что же делать, на каких началах люди могут организовать жизнь в обществе? Рорти вовсе не анархист, он понимает, что люди неизбежно живут вместе и вынуждены приспосабливаться друг к другу. Вот это и есть реальная основа человеческой жизни, может быть некая теория разумного эгоизма, а скорее речь идет о философии прагматизма, основные положения которой начинают складываться уже в данной работе Р. Рорти.

Рорти упорно настаивает на том, что «нет такой вещи как рациональное согласие или разногласие…», но зато «холистические теории дают право каждому конструировать свое собственное целое, его собственную маленькую парадигму, его собственную маленькую практику, его собственную маленькую языковую игру – и затем вползать в них» (Там же. С. 235).

Итак, получается, что каждый из нас вправе строить свой мир, в котором существуют свои правила, по которым будет жить постоялец этого мира. Но как же он будет согласовывать свою деятельность с другими людьми-мирами? Вероятно, в данном случае будут устанавливаться такие же отношения, как и между различными дискурсами, где на первый план как раз и выступает герменевтика. Под герменевтикой Р. Рорти понимает разговор, в ходе которого не теряется надежда на соглашение, но к этому соглашению люди могут прийти не потому, что у них есть общие критерии для решения вопросов, а потому, что все они люди. Мы видим, что у Р. Рорти совершенно особенное понимание герменевтики, не имеющее ничего общего с традиционным. Можно сказать, что он берет старое понятие, но наполняет его совершенно новым содержанием, знак остается прежним, но он теперь указывает совсем на другое. Общность означаемого угадывается только в том, что герменевтика пытается прийти к пониманию какой-либо проблемы, но на этом общность и заканчивается, потому что традиционная герменевтика считала, что понимание возможно, так как слово обладает одним значением, хотя и может иметь несколько смыслов. Р. Рорти же считает, что слово обладает и разными значениями, которые меняются в зависимости от дискурсов, в которых мы его рассматриваем. Поэтому не может быть раз и навсегда установленного значения слова, не может быть одного решения проблемы. Именно поэтому он и определяет герменевтику как разговор, – свободную дискуссию – и совсем не обязательно, что в ходе этой дискуссии люди придут к определенным выводам, что мы бы могли предположить в случае опоры на эпистемологию. Р. Рорти замечает, что «в рамках эпистемологии разговор представляет неясное исследование. В рамках герменевтики исследование представляет рутинный разговор» (Там же. С. 235).

К чему же приходит Рорти? Вместо «неясного исследования» он нам предлагает «рутинный разговор». Думается, что выгода, которую мы получаем, если выберем вторую альтернативу, не очевидна. Вероятно, единственное ее преимущество состоит в том, что теперь наш разговор можно вести так сказать «на земле», в сфере реальной практической жизни людей.

И все-таки, возможно ли описание или осмысление какуй-либо системы, либо, например, культурной или исторической эпохи с помощью того словаря, который в ней используется, так сказать, находясь внутри нее? Разве для объективного отражения тех событий, которые в ней происходят, мы не должны быть вне этой системы или эпохи? И опять же мы попадаем в ту сеть, которую нам расставляет наш собственный разум, ведь мы говорим об объективности, а значит опять утверждаем, что есть некое основание, с которым мы должны соотносить свое исследование. Именно против этого и восстает Р. Рорти.

Но все же человеческое мышление упорно сопротивляется, оно привыкло искать оснований и вряд ли перестанет это делать, даже если и поймет, что действует неправильно. Я думаю, что здесь Р. Рорти, осознанно или нет, но излагает мысль Канта о том, что склонность к метафизике присуща человеческому разуму. В понимании Канта метафизика – это необоснованный выход человеческого разума за пределы опытного знания о мире и попытка судить о том, что человек заведомо не может знать (бог, свобода и бессмертие души), хотя он и пытается это делать, используя априорные формы мышления, с помощью которых судит рассудок. Получается, что Рорти просто расширяет понятие метафизики и говорит о том, что вообще сущности, находящиеся за пределами реального человеческого опыта, не могут быть познаны, потому что он отвергает само понятие познания в том виде, в котором оно было у Канта и у многих других философов.

Но все наше мышление до такой степени находится в плену у платоновско-кантианской философии (как ее видит Рорти), что избавиться от нее вряд ли возможно, как и избавиться от метафизики. Таким образом, метафизика все же остается традиционным способом осмысления мира, даже если мы и понимаем, что она себя изжила. И это происходит в силу объективных причин, к пониманию которых люди, а вернее философы, приходят в ходе размышлений.

Из всего вышесказанного видно, что само понимание процесса познания у Рорти особенное, сам он его называет прагматистским. Он объясняет, что «прагматистский подход к познанию, предполагаемый «эпистемологическим бихевиоризмом» проводит разделительную линию между дискурсами, которые можно считать соизмеримыми, и теми, которые не могут считаться таковыми, как просто линию между «нормальными» и «анормальными дискурсами» (Там же. С. 237). Под «нормальным» дискурсом Р. Рорти понимает разговор, ведущийся на основании эпистемологии, а под «анормальным» – разговор, ведущийся на базе герменевтики. То есть прагматистский подход к познанию заключается в том, что мы любой вопрос можем решить с точки зрения эпистемологии или герменевтики, с точки зрения нормального или анормального дискурса и наш выбор парадигмы решения вопроса не предопределен ничем кроме соображений полезности.

С этим различением дискурсов тесно связано и понимание философии, к которому приходит Рорти. Как уже было предварительно выяснено, Рорти понимает философию как разговор. Поэтому он высказывает следующее суждение: «я предпочту термин «наставление» в качестве названия для проекта нахождения нового, более интересного способа разговора» (Там же. С. 266). Р. Рорти полагает, что такой разговор особенно интересен в том случае, если в диалоге участвуют различные культуры или исторические периоды, которые описывают себя в совершенно разных терминах. Тогда философия и будет заниматься герменевтической деятельностью по установлению взаимопонимания между ними.

Такой видит Р. Рорти философию будущего, но ведь есть еще философия прошлого и настоящего. Анализируя философию в широком смысле, Р. Рорти делит ее на два принципиально различных направления, соответственно и сами философы делятся на две группы. Вот как их классифицирует Р. Рорти: «философов, находящихся в основном русле, я буду называть «систематиками», а периферийных философов – «наставниками». Эти периферийные, прагматистские философы проявляют скепсис главным образом относительно систематической философии, относительно проекта универсальной соизмеримости в целом. В наше время Дьюи, Витгенштейн и Хайдеггер являются великими наставниками, периферийными мыслителями» (Там же. С. 274).

Такое деление философов соответствует делению всей культурной практики человечества на нормальные и анормальные дискурсы. Соответственно получается, что систематическая философия представляет нормальный дискурс, а наставительная – анормальный. Думается, что плюсы и минусы той и другой философии очевидны. Систематическая философия – это более спокойная ветвь философии, в ней есть свои устоявшиеся правила и законы, поэтому на долю философов, относящимся к этому направлению выпадает лишь более или менее строгое следование этим нормам. Но, как известно, статика противоречит понятию жизни, а философ – это ведь живой человек, хотя иногда об этом и забывают. Поэтому в русле систематической философии возникает протест, своего рода революция – появляются личности, которые больше не хотят следовать старым порядкам, а хотят, если и не установить новые, то, по крайней мере, установить свободу выбора между возможными направлениями в решении какой-либо проблемы. Поэтому ясно, что философам-революционерам приходится гораздо сложнее. Вот как описывает положение такого философа Рорти. «Проблема для философа «наставника» состоит в том, что как философ он должен выдвигать аргументы, в то время как он просто хотел бы предложить другое множество терминов, не говоря при этом, что эти термины являются новым открытием точных репрезентаций сущностей (например, «сущности» самой философии)» (Там же. С. 274).

Итак, стало понятно, в чем же состоят особенности обоих философских направлений. Но за каким из них будущее? Исходя из симпатий Рорти можно догадаться, что будущее, скорее всего за «наставительной» философией. И эта «наставительная» философия должна быть совершенным антиподом «систематической» философии. Она выступает против всех понятий, правил и законов прежней философии. Она выступает против эпистемологии, рациональности и, конечно же, против метафизики, а так же той культурной функции, которую отводил философии Кант.

© Минская коллекция рефератов


Комментарии:


ИНФОРМАЦИЯ ПО РЕФЕРАТУ:

СТУДЕНТАМ! Уважаемые пользователи нашей Коллекции! Мы напоминаем, что наша коллекция общедоступная. Поэтому может случиться так, что ваш одногруппник также нашел эту работу. Поэтому при использовании данного реферата будьте осторожны. Постарайтесь написать свой - оригинальный и интересный реферат или курсовую работу. Только так вы получите высокую оценку и повысите свои знания.

Если у вас возникнут затруднения - обратитесь в нашу Службу заказа рефератов. Наши опытные специалисты-профессионалы точно и в срок напишут работу любой сложности: от диссертации до реферата. Прочитав такую качественную и полностью готовую к сдаче работу (написанную на основе последних литературных источников) и поработав с ней, вы также повысите ваш образовательный уровень и сэкономите ваше драгоценное время! Ссылки на сайт нашей службы вы можете найти в левом большом меню.

ВЕБ-ИЗДАТЕЛЯМ! Копирование данной работы на другие Интернет-сайты возможно, но с разрешения администрации сайта! Если вы желаете скопировать данную информацию, пожалуйста, обратитесь к администраторам Library.by. Скорее всего, мы любезно разрешим перепечатать необходимый вам текст с маленькими условиями! Любое иное копирование информации незаконно.



Флаг Беларуси Поиск по БЕЛОРУССКИМ рефератам