Изд-во АН СССР. М. 1957. 258 стр. Тираж 1700. Цена 9 руб. 20 коп.

Особенности экономического развития степного Предкавказья в конце XVIII - первой половине XIX в. являются одной из тем, изучение которых способствует разработке важной проблемы нашей отечественной истории - генезиса капитализма в России. К сожалению, до сих пор не было обобщающих работ, в которых исследовались бы вопросы колонизации и экономического освоения степных районов Предкавказья. В дореволюционной литературе эта тема отражена слабо. Советские историки также занимались ею мало. Ни в одной из ранее вышедших книг экономическое развитие этого края в дореформенный период не было изучено в целом, а отдельные вопросы, подвергавшиеся рассмотрению, не связывались с социально-экономическими процессами, протекавшими в России.

Все это придает большое значение труду А. В. Фадеева, поставившего перед собой задачу - воссоздать цельную картину экономического освоения степного Предкавказья в конце XVIII - первой половине XIX века. Он стремится показать характер, формы и методы заселения предкавказских степей, развитие производительных сил, результаты борьбы крепостнических и буржуазных тенденций в экономическом развитии края. И это ему удалось осуществить.

В отличие от предшествующих исследователей, делавших упор на рассмотрение казачьей колонизации, автор рецензируемого труда впервые показал, как протекала крестьянская колонизация степного Предкавказья. Положительным качеством работы А. В. Фадеева является и то, что она основана на новых документальных материалах.

В книге исследуются формы и методы колонизации степного Предкавказья, раскрывается сложность обстановки, в которой она проходила. Постоянная военная опасность со стороны Персии, Турции и Крымского ханства, а также непрекращавшиеся феодальные усобицы тормозили экономическое развитие края, который, по выражению В. И. Ленина, долгое время оставался "вне истории".

С 70-х годов XVIII в. русский царизм активизировал свои действия в Предкавказье. Политика царизма диктовалась, как указывает автор, прежде всего необходимостью разрядить обстановку в стране после подавления крестьянского восстания 1773 - 1775 гг. под руководством Е. Пугачева, распространить крепостнические порядки на южные, степные окраины государства. Присоединение Крыма и Прикубанья к России, сооружение системы укреплений на юге страны, так называемой Кавказской линии, протянувшейся на тысячу верст от Каспийского моря до Черного, вдоль рек Терека и Кубани, также способствовало освоению степного Предкавказья.

Колонизационная политика царизма, защищавшего интересы дворянства, носила резко выраженный крепостнический характер. Так, с 80-х годов XVIII в. до 1804 г. помещикам было роздано в предкавказских степях 623306 дес. земли (стр. 33). Однако число крестьян, переселяемых в эти места, росло очень медленно. Крепостники не решались переводить крестьян сколько-нибудь значительными партиями, так как боялись их бегства. В таких условиях правительству, пытавшемуся укрепить свои позиции на Кавказе, пришлось разрешить переселение сюда "всем без различия и звания желающим людям" (там же). К 1790 г. сельское население Кавказской области возросло до 25450 душ мужского пола (там же), в 1804 г. оно составляло уже 73190 человек. Из этого числа на долю переселенцев из внутренних губерний приходилось 31660 чел., казаков - 31902.

Рецензируемый труд дает представление и о социальном составе переселенцев. Несмотря на указ Павла I от 1796 г., предусматривавший распространение крепостного права и на южные губернии, к

1804 г. большинство переселенцев-крестьян Предкавказья - 28590 чел. - составляли государственные и лишь 3070 чел., то есть 8% общего числа переселенцев-крестьян, или 3% всего населения края, являлись крепостными (стр. 47). Таким образом, как показал автор, итоги колонизации этого района страны помещиками оказались ничтожными.

Материалы книги свидетельствуют также о том, что колонизация Предкавказья казачеством происходила более интенсивно. С 1792 по 1859 г. число черноморских казаков возросло с 25 тыс. до 168228 чел., а линейных казаков (за 20 лет - с 1840 по 1860 г.) - с 155097 до 302734 чел. (стр. 48, 50). Из 16410 чел., переселившихся на Кавказ в 1839 - 1845 гг., беглые составляли 3969 чел., или одну четвертую часть (стр. 55). Среди колонистов сравнительно немного было армян, грузин, кабардинцев, немцев и т. д.

Автор раскрывает историческое значение колонизации Предкавказья крестьянами и казаками. Приводимые им сведения показывают, что она привела к хозяйственному освоению огромных, ранее почти безлюдных степных пространств, к развитию земледелия, скотоводства, промыслов, к возникновению таких городов, как Кизляр, Моздок, Ставрополь, Екатеринодар, и других.

Этим вопросам посвящена вторая глава книги. Автор говорит о том, что освоение новых земель было нелегким делом. Однако переселенцы, преодолевая трудности, занимались земледелием, постепенно превратившимся здесь в ведущую отрасль хозяйства. Например, сбор хлебов в Кавказской губ. в период между 1803 и 1849 гг. увеличился с 351094 до 1809372 четв., а на территории Черноморского казачьего войска - с 27884 четв. в 1820 г. до 163880 четв. в 1849 г. (стр. 75, 76). Важную роль играли такие сельскохозяйственные культуры, как пшеница, просо, ячмень, рожь.

В незасушливые годы целинные земли, по утверждению автора, давали невиданные в Средней России урожаи - сам-тридцать и сам-сорок (стр. 71). В течение первой половины XIX в. общий сбор хлебов в одной лишь Кавказской губернии (без территории Черноморского казачьего войска) увеличился в пять с лишним раз (стр. 76).

Важное значение в этих местах приобрело скотоводство виноградарство, отчасти шелководство, разведение хлопка, марены и т. д.

Значительным явлением в экономической жизни рассматриваемого района, как показано в книге, было возникновение обрабатывающей промышленности. К середине XIX в. в крае насчитывалось 20 винокуренных, 30 кожевенных, 14 свечных, 8 салотопенных, 6 мыловаренных, 26 кирпичных, 2 литейных, 3 пивоваренных предприятия, на которых работало около 500 человек (стр. 99, 100). Развивались также и крестьянские промыслы.

Успехи хозяйственного освоения Предкавказья, пишет автор, оказали заметное влияние на горцев. Кабардинцы, адыгейцы, осетины и другие народности Северного Кавказа заимствовали у русских переселенцев ряд неизвестных им ранее сельскохозяйственных культур и перенимали приемы обработки земли. То же можно сказать о ремесле, строительстве и т. д. Приведенное в книге свидетельство современника показывает, что русские охотно делились своим хозяйственным опытом и знаниями с местным населением. Несмотря на колониальную политику царизма, разжигавшего национальную вражду на Кавказе, связи между русскими переселенцами и кавказскими народностями становились все более тесными.

Социальные отношения, развивавшиеся в Предкавказье в дореформенный период, рассматриваются автором в последней, самой большой по объему главе работы - "Борьба крепостнических и буржуазных тенденций в экономическом развитии Предкавказья". Получая от правительства новые земли и заселяя их своими крепостными, помещики стремились насаждать и укреплять на Кавказе феодальные институты - крепостное право, барщинную систему ведения хозяйства и т. д. Однако в силу конкретных местных условий в эту практику были внесены существенные коррективы. Хотя численность крепостных к 1859 г. и увеличилась до 15472 чел., но их удельный вес в общей массе населения края уменьшился до 2,4% (стр. 107). Такого количества рабочих рук в условиях растущих связей помещичьего хозяйства с рынком было явно недостаточно для обработки обширных земельных владений, принадлежавших дворянам. Производительность труда крепостных была крайне низкой, и владельцам земли, как говорит автор, не удавалось повысить ее ни посредством частичного перевода крестьян на де-

нежный оброк, ни путем практиковавшейся в отдельных случаях денежной приплаты за подневольный труд. Помещики вынуждены были прибегать к использованию наемных работников. Чтобы уменьшить расходы на эту статью, многие из них переходили от земледелия к скотоводству, некоторые стремились к интенсификации хозяйства путем внедрения новых агротехнических методов, основания мануфактур, работавших на местном сырье, и т. д. Но все эти мероприятия не давали ожидаемого экономического эффекта.

Переходя к социально-экономической характеристике казачества, А. В. Фадеев указывает на такие важные особенности, как сословная замкнутость, привилегии, выражавшиеся, в частности, в том, что земельный надел казака в 3 - 4 раза превышал крестьянский, достигая 50 и более десятин, и т. д. Крупными землевладельцами в казачьих областях были старшины, которые в своем хозяйстве применяли труд крепостных. Однако количество последних было невелико. В 1829 г. во всех казачьих районах Предкавказья насчитывалось 920 дворовых крестьян, в то время как общее число казаков равнялось 145 тыс. человек. Таким образом, крепостные составляли 0,6%. Кроме дворовых, старшины-офицеры иногда эксплуатировали и рядовых казаков. В офицерском хозяйстве применялся также труд наемных работников. В этой связи автор замечает, что "сфера применения наемного труда в районах казачьей колонизации Предкавказья неуклонно расширялась. Но... методы эксплуатации наемных рабочих сочетались здесь с феодальными..." (стр. 170 - 171).

Если в районах крестьянской колонизации на первый план выступало земледелие, то в казачьих областях основное место принадлежало скотоводству и промыслам: рыболовству, соледобыче и т. д. Офицерские и казачьи хозяйства все сильнее вовлекались в рыночные связи. На рынок доставлялись лошади, скот и продукты скотоводства, а также рыба, икра, вино, водка и т. д. Под влиянием растущих товарно-денежных отношений углублялось социальное расслоение в среде казачества. В 1839 г. в станице Червленной, например, 47 офицерских и урядницких хозяйств, составлявших всего 8% общего числа дворов, сосредоточивали 35% лошадей, 17% рабочих волов, 16% коров и 42% овец (стр. 153).

С интересом читаются страницы книги об экономическом развитии районов, населенных государственными крестьянами. Как в богатом казачьем хозяйстве, так и в хозяйстве зажиточных крестьян довольно широко применялся наемный труд. Ежегодно на Кавказ в поисках заработка из одних украинских губерний приходило около 45 тыс. сезонных рабочих. Тысячами исчислялись работники, прибывавшие из Дагестана и т. д. Небольшая часть переселенцев богатела, но основная масса находилась в очень тяжелом положении.

Углубление процесса общественного разделения труда в стране привело к развитию рыночных связей в Предкавказье, к росту городов и усилению буржуазных отношений. Это имело серьезное значение для вовлечения не только Предкавказья, но также и всего Кавказа в орбиту всероссийского рынка.

Из всего вышесказанного видно, что в рецензируемой книге поставлено и разрешено много важных вопросов. Вместе с тем в ней есть и недостатки. Характеризуя правительственную политику колонизации Предкавказья, А. В. Фадеев не показал, например, ее двойственный характер, являвшийся результатом глубоких противоречий, которые переживала феодально-крепостническая система в России. Борясь за повсеместное упрочение крепостничества, самодержавие одновременно было вынуждено смотреть сквозь пальцы на такое явление, как бегство крепостных в Предкавказье, и порой под давлением конкретных обстоятельств стремилось даже узаконивать его.

Рассматривая проблему колонизации края, автор не дал социально-экономической характеристики разных групп переселенцев. Поэтому остался нераскрытым тот факт, что к переселению стремились не только неимущие и малоимущие элементы крепостной деревни, но также зажиточные крестьяне, надеявшиеся найти на новых местах более благоприятные условия для развития своего хозяйства.

Не до конца освещен в монографии, как нам кажется, и основной вопрос темы, а именно: какие отношения доминировали о социально-экономической жизни Предкавказья в дореформенный период: феодально-крепостнические или буржуазные? С нашей точки зрения, автор переоценивает силу и значение феодально-крепостнических институтов. Например, в казачьем хозяйстве, не говоря уже об офицерском, по мнению А. В. Фадеева, применялся главным обра-

зом подневольный труд и поэтому в казачьих областях будто бы "преобладали феодальные приемы эксплуатации" (стр. 148). Между тем приводимые им материалы не дают оснований для таких категорических выводов. Вместо тщательного анализа социально-экономических материалов автор ограничился ссылками на работы лишь тех современников, высказывания которых могут подтвердить его положения (стр. 149). Безусловно, мемуарная литература является ценным, однако далеко не всегда объективным источником и нуждается во всесторонней критике и проверке.

Ограничиваясь заявлением, что "сфера применения наемного труда в районах казачьей колонизации Предкавказья неуклонно расширялась" (стр. 170), А. В. Фадеев не усматривает никакого принципиального различия между экономическим развитием Предкавказья и центральных областей страны. В действительности же это различие имело место.

В результате непоследовательности автора в вопросе о том, какие производственные отношения господствовали в Предкавказье в дореформенный период, читатель сталкивается с рядом противоречивых положений. На стр. 105, например, говорится, что помещики, пользуясь поддержкой царизма, "насаждали и укрепляли в Предкавказье феодальную собственность на землю, крепостное право, барщинную систему хозяйства" и т. д. Однако из дальнейшего изложения узнаем, что помещикам удалось удержать едва одну треть полученных ими земель (стр. 106), что крепостные составляли всего 2 - 3% по отношению к общему числу населения края (стр. 107) и что, наконец, "крепостное хозяйство так и не получило развития в Предкавказье" (стр. 131).

Автор утверждает, что в первой половине XIX в. "...казачество не являлось социально-однородной массой" (стр. 135). Правильнее было бы сказать, что казачество не только в XIX в., но и никогда не было однородным в социальном отношении слоем. Тут же нужно заметить, что так называемый "Порядок общей пользы" (стр. 137), выработанный в конце XVIII столетия войсковой черноморской старшиной, защищал не только ее интересы, но и интересы богатого казачества. На стр. 157 автор пишет, что "богатые казаки не располагали достаточными возможностями для найма рабочей силы". Возникает вопрос: кто же был в состоянии нанимать работников?

В подтверждение своего тезиса о "некапиталистическом" характере найма, особенно в тех случаях, когда в качестве наймита выступал отпущенный на заработки крепостной или беглый, автор заявляет, что на рыбных промыслах Кубани "фактически прикрепляли рабочего к заводу" (стр. 169). Между тем документ, приводимый им на той же странице, не говорит об этом.

Отмеченные выше недостатки и спорные положения не снижают общей высокой оценки труда А. В. Фадеева.