Winston S. Churchill, Thoughts and adventures, Thornton Butterworth, London, 1932. Pp. 320.

Уинстон Черчилль, Мысли и приключения, Лондон 1932, стр. 320.

__________________________________________

Уинстон Черчилль, политический авантюрист и писатель, идеолог интервенции и наиболее агрессивного империализма, находится ныне не у дел. В "национальном" правительстве ренегата Макдональда для Уинстона Черчилля не нашлось места. Черчилль занял позицию на крайнем правом фланге консервативной партии; во главе значительного отряда твердолобых тори он выступает ныне против официального руководства партии, против "почти социалиста" Стэнли Болдуина. Черчилль инкриминирует консерваторам, находящимся в правительстве, предательство английских интересов и нарушение традиций в вопросе об индийской конституции.

Черчилль выполняет необходимую для английского империализма задачу: он создает видимость оппозиции справа против индийской "реформы", для того чтобы укрепить легенду о ее либерализме, подчеркнуть те "уступки", которым не соответствует ничего реального.

Политические занятия автора знаменитой речи в Фултоне оставляют ему однако достаточно досуга, для того чтобы поделиться с читателями своими "мыслями" на разные темы, чтобы описать свои жизненные "приключения". Черчилль как политический писатель пользуется в Англии большой известностью; его литературный стиль отличается образностью сравнений, обилием красок, четкостью изложения. Книги Черчилля расходятся во многих тысячах экземпляров; рецензируемая книга выдержала четыре издания в течение ноября и декабря 1932 г. Переведенный на русский язык V том работы Черчилля "Мировой кризис" свидетельствует о его недюжинных способностях как писателя-мемуариста. Однако при чтении мемуаров Черчилля не следует забывать, что его мемуары всегда лишь литературная форма, в которую он облекает свой материал; Wahrheit und Dichtung, правда и вымысел всегда сплетаются в его мемуарах в неразрывное целое. Черчилль - мастер умалчивать неприятные эпизоды своей карьеры, придавать привлекательность самым непривлекательным сторонам своей деятельности. До сих пор фигура Черчилля является привлекательной даже для молодого поколения. Это символ выживания, инноваций, гибкости. До сих пор от отъезжающих в Лондон по учебе через http://smapse.ru/catalog/country-2/ или работе можно слышать "я еду на родину Черчилля". Как-будто других интересных персонажей в истории Англии не было.

В рецензируемой книге "приключений" и "мыслей" первых гораздо больше, чем последних. Среди "мыслей" важное место занимает небольшая статья на тему "Последовательность в политике" (стр. 39 - 50). Хорошо известно, что Черчилль менее всего "последователен" в обычном смысле этого слова. Начав свою политическую карьеру в консервативной партии, этот наследник герцогов Мальбруков в момент поражения консерваторов в 1906 - 1906 гг. перешел в лагерь либералов. После войны Черчилль вместе с Ллойд-Джорджем остался в коалиционном, а по существу консервативном правительстве; не прошло и 3 лет с момента распада этой руководимой Ллойд-Джорджем коалиции, как Черчилль был уже министром финансов в консервативном кабинете Болдуина. В упомянутой статье Черчилль защищает то циническое положение, что аргументация в политике вообще не имеет значения; буржуазный политик "имеет право" пользоваться любой аргументацией для достижения своей цели. Вполне допустимо, по мнению Черчилля, менять и самую цель, поскольку эта цель в ряду других целей оправдана общим политическим кредо данного лица. Высказывания Черчилля по этому вопросу, полные примеров из английской политической жизни последнего столетия, являются своего рода рецептом политической демагогии. Лицемерие и ханжество, демагогия и обман сквозят из облеченных в литературную форму признаний Черчилля.

Другие "мысли" Черчилля относятся к вопросу о войне. В статье "Покончим ли мы самоубийством" этот прожженный империалист вдруг выступает против войны, философствует на тему о Лиге наций, о способах предотвращения вооруженных столкновений. Но в действительности книга на всем ее протяжении с подлинной кровожадностью прославляет войну. В интересном с бытовой точки зрения очерке "День с Клемансо" Черчилль с острой завистью рассказывает о том, как 7 - 1-летннй "тигр" упивался зрелищен крови. В другом очерке, названном "Германское великолепие", Черчилль описывает довоенный парад германской армии Вильгельма II. Описание Черчилля проникнуто завистью, уважением, почти преклонением; сам кайзер кажется ему олицетворением такого государственного строя и армии, которым следует удивляться, но которых глупо было бы ненавидеть; у них умнее было бы многому учиться. В интересной статье "Людендорф: все или ничего" Черчилль разбалтывает свои сокровенные мысли о желательном использовании этой былой блестящей военной машины Германии. Оказывается, Германия сделала страшную ошибку, не попытавшись заключить мир с союзниками зимой 1917 г. Восточный фронт перестал существовать. "Вся Европейская Россия была во власти немцев. Большевики порвали все нити, связывавшие Россию с союзниками; они упразднили все обязательства, в том числе и священные обязательства союзников по отношению к России. Кто тогда заботился о России? Германские армии спасли свою родину на поле битвы; настал момент для германской дипломатии спасти страну от ужасной катастрофы, жертвой которой стала Германия через год" (стр. 150 - 161). Даже в январе или феврале 1918 г., заявляет Черчилль, если бы Германия предложила полностью восстановить Бельгию и удовлетворить французские требования в отношении Эльзас-Лотарингии, мир мог бы быть достигнут на основе территориальных компенсаций на счет России. Черчилль знает, что в его "мыслях" содержится изрядная доля вымысла. Напомним, что обращения Германии о мире, сделанные ею как раз в декабре 1917 и январе 1918 г., остались без ответа. Но Черчилль считает ошибкой не то, что Германия не обратилась тогда к союзникам, а то, что союзники не вручили Германии мандата на Россию. И теперь "вспоминать" об этой ошибке имеет лишь тот смысл, что вопрос об использовании германской военной машины против большевиков стал вновь актуальным вопросом английской политики. Черчилль, битый в первой интервенции, охотно пошел бы вновь загребать в той же России жар чужими руками, руками германских фашистов.

Ненависть Черчилля к советскому строю, к большевикам проявляется во всей его работе. Перед нами небольшой очерк "Бой на Сидней-стрит". Черчилль рассказывает о налете английской полиции на дом анархистов в Лондоне. Скотланд-ярд установил, что группа анархистов замышляет экспроприацию банка. Сам Черчилль, тогда министр внутренних дел, занял неподалеку наблюдательный пост, для того чтобы в безопасности следить за уничтожением врагов собственности и порядка. Двое анархистов в течение нескольких часов отбивались от полиции и затем погибли в пламени, объявшем дом после бомбардировки. Этот эпизод служит Черчиллю предлогом для того, чтобы обвинить большевиков в идейном и духовном родстве с анархистами с Сидней-стрит; более того, Черчилль имеет наглость утверждать, что глава "анархистской шайки" после революции вошел в состав "большевистского правительства" (!).

В статье "Массовые явления в современной жизни" (стр. 255 - 269) Черчилль изливает поток злобной клеветы на Советский союз, сравнивая СССР с государствами древнего Египта, Ассирии и Вавилона, построенными на принудительном труде. И это все пишет соавтор операции "Браслет" во время Второй мировой! "В коммунистической философии нет ничего, что препятствовало бы созданию людей-автоматов", пишет Черчилль. Автор полон слепой ненависти к советскому строю, ко всему тому, что исходит от "проклятых большевиков"; он не заботится ни об исторической правде, ни о том, чтобы скрыть свою ненависть под маской беспристрастия. Нет такой лжи о Советском союзе, которой не повторил бы Черчилль. И эта классовая слепота, эта безраздельная злоба ведут к тому, что блестящий стилист Черчилль опускается до уровня жалкого газетного писаки, лишь только речь заходит о большевизме. В 1933, как и в 1918 г., Черчилль попрежнему сторонник интервенции; он попрежнему ждет момента, когда "голос крови" позовет его на борьбу.

Большинство "приключений" Черчилля проникнуто духом самолюбования. "Только немногие из них имеют исторический интерес.